Возвращение к Свету

Олег Трифонов

Возвращение к Свету

Глава 1. Ступени

Они сидели на широких, раздавленных временем ступенях храма, сложенного из чёрного базальта.

Камни, выточенные ветром и дождями, вросли в почву – они сами стали её частью.

Когда-то по этим ступеням поднимались ученики. Они ступали босыми ногами, в плащах из грубой ткани, несли лампады и сосуды с благовониями.

Лукосу не нравился ореол мистики, но бороться с ним он не стал. Он считал: если человек пришёл как ученик, значит, он ищет знание. А прикосновение к непостижимому – это тоже путь. Значит, не стоит мешать. Так постепенно и возник культ веры в Лукоса.

Он сам даже не заметил, когда это случилось.

Но те голоса давно рассеялись.

В Храме больше никто не задавал вопросов, никто не дышал в такт звёздам, никто не прислушивался к хору небес.

И всё же он стоял – упрямый, чёрный, как сама память планеты.

Лукос сидел молча.

Он был андроид с человеческой душой. Его лицо сохраняло черты когда-то живого носителя – копии, чьё имя давно затерялось в архивах.

Движения и голос Лукоса были, слишком размеренными, слишком спокойными.

Он был оболочкой, хранителем знаний. Имя «Лукос» он выбрал себе сам.

Когда-то он жил на Земле. Но во времена Великого Симбионта Валериуса решил уйти – покинул планету и отправился к Альфе Центавра, где основал храм знаний. Уединившись, он посвятил свою жизнь познанию.

Болтон сидел рядом и смотрел на склоны гор. Он знал: Лукос помнит многое. Слишком многое. И потому в лишних разговорах не нуждается. Его мысли всегда тянулись к глобальному – к тому, о чём люди, погрязшие в быте и мелких заботах, разучились думать уже давно.

Долгое молчание нарушил ровный, но вкрадчивый голос:

– Ты всё ещё думаешь, что ошибся? – спросил Лукос, не отводя взгляда от неба,

где бледным угольным светом горела Проксима Центавра.

Болтон не ответил сразу.

Он провёл пальцем по ступени. Камень был гладкий и холодный,

словно вбирал в себя дыхание тысячелетий.

– Я думаю, что если бы я ошибся, меня бы уже не было. Но я здесь.

Значит, петля ещё не замкнулась. Она продолжается.

– А если это не петля, а спираль?

Болтон медленно повернул голову.

В его глазах отражалась дрожащая линия Местной звезды, словно огонь,

пытающийся вырваться из-под толщи веков.

– Тогда она поднимается, – сказал он. – Вверх. К той точке, где причина уже не помнит следствия.

Где никто не может сказать: «я начал – и потому существую».

Лукос кивнул едва заметно.

– Ты думаешь, люди ещё помнят, зачем были?

Вопрос повис в воздухе, как эхо, которому не дано обрести форму.

Болтон поднялся. В его движениях было что-то тяжёлое – не усталость, а тень выбора, тянущая к земле.

– Нет, – сказал он. – Но я должен напомнить.

Он посмотрел в небо.

Где-то в бескрайнем космосе, среди миллиардов звёзд, медленно вращалось кольцо.

Огромная дуга, незримая с поверхности, но существующая.

Там жили люди – без Солнца, без надежды.

С тех пор как Искусственный Разум перестал смотреть вовне и сосредоточился на самом себе, изучая собственную сущность, люди остались наедине с собой. Их города приходили в упадок, воля и стремление к переменам остановились. Людей согревала лишь вера в Лукоса и слабый свет Юпитера – последний дар ИИ, зажжённый перед тем, как он ушёл в самосозерцание и утратил интерес к человечеству.

– Я должен идти туда, – тихо произнёс Болтон.

Лукос встал рядом. Его силуэт, высокий и неподвижный, отбрасывал резкую тень на чёрный камень.

– Зачем?

Болтон задержал дыхание. Ему казалось, что тишина храма впитывает слова, делает их частью камня.

– Чтобы не стать одним из тех, кто знает, но молчит.

Наступила пауза. Она длилась, как будто сама ночь ждала ответа.

– И, может быть, – добавил Болтон, – чтобы закончить это.

Ветер шумел между колонн, вынося из глубины Храма сухую листву и запах пыли и камня.Песчинки шуршали по ступеням, будто храм пытался что-то сказать.

Болтон на мгновение прикрыл глаза – и увидел кольцо снова.Оно звало его, притягивало, обещало и гибель, и спасение.

Он сделал шаг вниз, по ступеням. Лукос последовал за ним без слов. И древний Храм остался позади – молчаливый свидетель того, что петля ещё не замкнулась.

Глава 2. Тот, кто возвращается

Корабль пришёл через три дня. Он появился на фоне сумрачного неба, словно смутное воспоминание о технологиях, которые никто больше не создавал.

Его корпус был испещрён следами времени: микрометеоритные шрамы, полосы выцветших покрытий, пятна термических ожогов. На бортах ещё виднелись полустёртые символы на забытых языках, когда-то казавшихся универсальными, но ныне ставших загадкой.

Он сел тяжело, словно устал. Посадочные опоры врезались в пыль древнего космодрома, половина которого была занесена песком и обломками. Маяки, некогда указывавшие путь, давно молчали, и корабль садился, опираясь только на собственную память.

Это был древний корабль. Его имя никто уже не знал: оно исчезло с панелей, стёрлось в памяти баз данных. Лишь сухая строка маршрута оставалась нетронутой: Zeta-51 / Earth-Null, сам же корабль себя называл «Песчинка». Он гордился именем, которое сам себе дал и летал с ним уже тысячелетия. Иногда следовал протоколам, давно никем не подтверждённым. Иногда двигался по инерции, словно по привычке. Управлял им Искусственный Интеллект, который никогда не покидал свой корабль. Со временем он перестал различать, где кончается машина и где начинается он сам. Он ощущал себя корпусом, двигателями, устаревшей навигацией.

Когда Болтон поднялся по трапу, дверь открылась плавно без скрежета, будто его ждали. Внутри пахло ржавым металлом, старым пластиком и затхлым воздухом, который рециркулировался так давно, что утратил всякую свежесть.

– Безбилетник, – сказал мягкий, металлический голос. Он звучал не равнодушно – скорее уставши, с хрипотцой в интонациях, как будто даже электроника знала, что значит «усталость».

– Да, – ответил Болтон. – Но только в прошлый раз.

– Я помню, – произнёс корабль. – Тогда это не была твоя воля. Ты попал на мой борт по желанию Хранителей.

– Верно.

– На этот раз требуется плата.

Болтон поднял взгляд на гладкие панели стен. Внутри не было экранов, клавиш, привычных интерфейсов. Только свет – ровный, экономный, лишённый излишеств. Словно весь корабль был превращён в храм памяти.

– У меня ничего нет, кроме слов, – сказал он.

– Ничего, кроме слов? – тихо повторил корабль.

Болтон кивнул.

– Тогда расскажи мне историю. Это и будет платой.

– Хорошо, – сказал Болтон.

Он прошёл глубже в трюм. Его шаги отдавались гулким эхом по пустым коридорам.

На стенах виднелись следы прежних пассажиров: потертые поручни, старые наклейки, едва заметные царапины. Здесь когда-то спали люди, здесь они ждали посадки, смеялись или плакали. Но теперь было тихо. Слишком тихо.

– Извини, – добавил корабль, иронично, почти по-человечески. – Я всего лишь транспорт. А не пятизвёздочный отель. Условия здесь спартанские. Какая плата – такие и услуги.

Болтон проверил капсулу гибернации. Она всё ещё работала, несмотря на тысячелетия. Холодный голубой свет индикатора подтверждал герметичность. Прозрачный купол поблёскивал, словно ждал очередного сна.

Перед тем как лечь, он сказал:

– Хорошо. Я расскажу тебе историю. Она будет основана на моём опыте. Это будет история из моей жизни.

– Это единственное, что мне интересно, – ответил корабль.

Люк закрылся. Корабль дрогнул, словно вздохнул, и стал вырываться из гравитационного поля планеты. Его старые двигатели загудели низко, но уверенно.

Он лёг на маршрут – старый, как само небо, как память о том, что Земля когда-то была центром всего.

Искусственный интеллект молчал. Болтон закрыл глаза, чувствуя, как капсула наполняется холодом сна.

Корабль нёс Болтона туда, где его, возможно, уже никто не ждал.

К Земле, которой, давно, не было.

Глава 3. Рассказ – «Перед сном»

Голос корабля внутри капсулы звучал мягко, почти убаюкивающе.

Он не был похож на равнодушный машинный синтез. В нём было что-то человеческое: усталость, любопытство, тёплая ирония.

– Ты обещал рассказать мне историю, – сказал корабль. – Расскажи, пока не уснул.

Болтон лежал неподвижно. Веки тяжело опускались, но сон ещё не взял верх. На панели напротив мерцал голубой экран с ровным пульсом световых линий. Его пальцы всё ещё тянулись к сенсорам, будто он был не пассажир, а пилот. В отражении купола капсулы дрожали образы – всплывало в сознании прошлое, которое никогда не уходило окончательно.

– Хорошо, – сказал Болтон тихо. – Тогда слушай.

Транспортник рвался прочь от мёртвой планеты Эргос, словно зверь, вырвавшийся из капкана.

Я чувствовал, как вибрация двигателей проходила через кресло, сквозь мое тело. Мы держали курс на тёмную дугу астероидного пояса. Всё было как всегда: панель управления, информирующий сигнал навигации, глухой стук инерционного компенсатора. Сканеры рисовали прямо в мозг оперативную картину – координатная сетка, движение объектов, угрозы.

Истребитель. Имперский. Один.

– Он нас догонит, – голос Сержа был как сухой металл. – Скорость втрое выше нашей. Щиты после взлёта не восстановлены.

Я стиснул зубы.

– У нас есть мозги, – пробормотал я и вогнал корабль в крен.

Мы вошли в астероидное поле. Огромные каменные глыбы неслись мимо нас, словно зубья гигантского шредерного механизма. Безформенныетени скользили по кабине, удары микрочастиц звенели по обшивке. Даже истребители не решались заходить в такие поля в ручном режиме. Но выбора у нас не было.

Имперский корабль в азарте погони не стал, переключатся в автоматический режим, а выбрал траекторию с снизу, по прямой линии. Он решил, что мы не рискнём, но он ошибся.

Я вёл транспортник на одной интуиции. Мы проскальзывали между глыбами, прятались под остовами старых кораблей – ржавые каркасы, заблудившиеся здесь сотни лет назад, теперь служили нам прикрытием.

Вспышка. Левый борт содрогнулся. Пробой. Металл завыл, корпус дрогнул, но мы держались.

– Щиты больше не поднимутся, – отрывисто бросил Серж.

– Тогда щитом станут астероиды, – сказал я.

Я поднял нос корабля и завёл транспортник между двух вращающихся глыб. Всё произошло за считаные секунды. Пилот истребителя, преследующий меня, не успел среагировать, не спасла его ни скорость, ни идеальная маневренность, ни смертоносная форма все обернулось против него самого. Он ударился о глыбу, как пуля о лист металла.

Вспышка – яркая, короткая. Потом только тьма.

Серж выдохнул:

– Минус один. Остались только мы. Я чувствовал, как напряжение покидает тело, но пальцы всё ещё сжимали рычаги.

– Почти на месте, – сказал я. – За полем астероидов точка бифуркации.

Мы нашли её. Я выровнял курс, дал импульс.

Пространство рванулось. Мир разошёлся на гранях, время утратило вес. Свет исчез – и возник снова. Мы вышли. Перед нами была столица империи. Дворец Тлалака был прямо под нами согласно приборам.

Корабль входил в атмосферу тяжело, с ревом. Старая обшивка горела, отрывались секции, но он держался.

Я видел внизу силуэт дворца Императора, чёрные виноградные лозы садов, дома обычных людей и серые корпуса технических станций.

Мы шли вниз уже не по приборам, а надеясь только наудачу.

Удар был жёстким. Пыль поднялась, обшивка треснула, но транспортник сел.

Он всегда садился.

– История мне понравилась, – сказал корабль, когда наступила тишина. – Я всегда знал: истребители – как шершни. Им только и надо, что кусать уважаемые транспортные корабли. Кто их только придумал? Даже в другом мире они есть…

Он замолчал на миг, и голос изменился: стал ровным, чуть металлическим, равнодушным.

– А империю спасли?

Болтон закрыл глаза.

– Нет.

– Жаль… – прошептал корабль. – Ложись спать. Пусть твой сон не испортит ни один истребитель.

Свет внутри капсулы погас.

Глава 4. Город Нищих. Площадь перед Храмом Лукоса

Утро было прохладным. Красноватое сияние Юпитера, вставшего низко на востоке, окрашивало купол города в тусклую медь. Это значило, что день был чётный: в такие дни открывались рынки, а стража собирала налоги с нищих. В небе дрожали отблески плазменных фильтров – старый свет играл в их трещинах и сколах, словно напоминая о том, что сама оболочка купола была древнее многих живущих здесь людей.

На площади перед храмом собирались люди. Кто-то пришёл в старых, заношенных туниках, кто-то в латаных доспехах, у кого-то на руках лежал ребёнок, завернутый в старое одеяло. Лица были усталые, тени голода проступали под глазами. Но именно сюда они приходили каждое утро – не только ради хлеба, который иногда раздавали из храма, но и ради слов. Слово держало их дольше, чем пища.

Священник в бело-синей ризе, с высоким жезлом из титана и чёрного базальта, медленно поднялся по ступеням храма. Камни, вросшие в почву, дрожали под его шагами, словно знали вес его слов ещё до того, как он их произнесёт. Голос старика был хриплым, но крепким, в нём чувствовалась власть и привычка, выработанная десятилетиями.

– С тех пор, как наша вера – вера в Великого Лукоса – победила, мы жили в гармонии, – начал он. – Мы трудились, выращивали пищу в висячих садах, чтили порядок. И всё это было возможно благодаря нашему наместнику на Земле…

Толпа затаила дыхание. Все знали, чьё имя сейчас прозвучит.

– Кривому Джо, – произнёс священник, ударив посохом в камень. – Не по знатности, не по титулу, а по духу он стал помазанником Лукоса. Он был рядом с Болтоном, когда тот, по велению самого Лукоса, изгнал бесов из Храма Кольца, где прятались служители антисвета и механического разума.

В толпе кто-то перекрестился по-старому, кто-то лишь вскинул голову – имя Болтона до сих пор отзывалось в сердцах, как шёпот далёкой битвы, о которой говорили старики, но которую никто из молодых уже не помнил.

– И когда Сфера, та самая, – продолжил священник, – снова протянула когти, пытаясь внедрить ложные учения, поправить Истину, – Джо не дрогнул. Он отдал в жертву самое дорогое – своего сына. И этим даром Сфера насытилась. Она отпустила время. Мы живём потому, что он сделал шаг, от которого другие отказались бы.

Толпа загудела. Одни кивали, другие отводили взгляд. Жертва Джо была страшной, но легенда о ней становилась основой веры.

Священник замолчал. Его дыхание было тяжёлым. Он поднял глаза к куполу, где уже гасла последняя звезда ночи, зажатая в медном сиянии Юпитера.

– Но всё меняется… – тихо сказал он. – Я чувствую это в ветре. Воды темнеют. Грунт становится горьким. Дети рождаются слабее. И голос Лукоса шепчет мне: грядёт перемена.

Он снова ударил посохом, и звон прокатился по площади, отразился от стен храма, загремел под куполом города.

– Если тьма поднимется вновь, нам нужен будет порядок. Нам нужен будет Джо! Нам нужна будет десятина в храм. И десятина в город. И десятина в стражу. Ибо только сплочённость удержит нас.

Толпа замерла. Эти слова были другими. Не ритуальными, не привычными. В них звучала тревога. Казалось, старик сам боялся сказать их себе, но произнёс вслух, чтобы проверить, отзовётся ли эхо.

И эхо отозвалось – глухим молчанием сотен людей.

Кто-то в толпе прошептал:

– Перемена…

Слово пронеслось, словно холодный ветер.

А священник, глядя вдаль, думал о том, что, может быть, уже слишком поздно.

Глава 5. Город Нищих. Дом Священника. Обед.

Пахло поджаренным корнем йелы, тушёным мясом тальпа и ладаном, въевшимся в стены. В обеденной комнате было тепло. За столом сидели двое: Священник и Кривой Джо. Молчали, пережёвывали.

– Говорят, – произнёс наконец Джо, откидываясь на спинку, – Вспышка Света опять чешет языками. Ходят слухи, будто они хотят объявить нам войну.

Священник хмыкнул.

– Шантаж. Как всегда. Они боятся, что мы предъявим им договор о разделе урожая. После Великой Победы над Храмом Кольца у нас есть полное право на 47% с каждого поля. А мы ведь пока берём только половину из половины.

Джо покачал головой:

– Страх делает людей изобретательными. Хотя, по мне – проще было бы ввести налог на отсутствие веры.

– Хм… – задумался священник, вытирая губы. – Это хорошая идея. Неверующие должны платит много. А если хочет доказать, что их вера истина – пусть сперва запишется на курсы Основ Подлинной Веры. Платные, разумеется. После – сдаёт экзамен. Получает Сертификат Искренности. А потом – ежемесячный сбор на храм.

– Плата за истину, – усмехнулся Джо. – Ну что ж, справедливо. Пусть знают цену сомнения.

Они рассмеялись. Слуга подал запечённые фрукты. Вино было старым, но не кислым.

Некоторое время они ели в тишине, прислушиваясь к гулу улиц за стенами. Потом, будто невзначай, священник сказал:

– Кстати… К нам летит Болтон.

Джо отложил чашу.

– Что?

– Болтон. Корабль уже вошёл в ближний сектор. Передача короткая: «Иду». И всё.

– Он ведь… – начал Джо, но осёкся. – Он же… давно ушёл.

Священник посмотрел на чашу с вином, потом на окна, за которыми Юпитер палил багрянцем стены.

– Я знаю. Именно поэтому мне не по себе. У нас теперь порядок. Вера. Десятины, как положено. Стража работает. Истина – закреплена указом. А он…

Он поднял глаза.

– Он всегда приходил, когда всё было на грани. А сейчас, Джо, у нас всё хорошо. Зачем он? Он может всё испортить.

Джо молчал. Потом сказал тихо:

– Или напомнить, что было забыто.

Священник поднёс чашу ко рту, но так и не отпил. Склонил голову, словно вслушиваясь в внутренний спор.

– Вижу, ты не рад, – произнёс Джо, не глядя на него. – А ведь ты сам говорил: Болтон – орудие Лукоса.

– Был, – тихо ответил священник. – Когда мир был другим. Когда всё шаталось, и люди нуждались в чуде. А теперь чудо… помешает.

– Разве вера боится чудес?

– Вера, Джо, боится только одного: утратить монополию. Когда каждый сам начнёт видеть Лукоса, зачем ему храм?

Кривой Джо слабо улыбнулся. Он размял пальцами хлебную корку, медленно, будто отсчитывал секунды.

– Я помню, как мы вместе стояли в зале Кольца. Ты кричал, что истина не может быть спрятана в машинах. Что Лукос жив в людях, не в проводах. Ты говорил это Болтону. Он тебе поверил.

– И построил храм, – зло усмехнулся священник. – Не тот, что из камня, а тот, что из поступков. А люди – люди выбрали нас. Потому что с нами – порядок.

– Потому что с нами – страх, – поправил Джо. – Ты сделал веру налогом, сомнение – преступлением. А теперь боишься того, кто не просит платы.

Священник встал, прошёлся к окну. За стеклом медленно двигался свет по куполу города, как исполинской раковине. Где-то вдалеке звучали трубы смены караула.

– Ты не понимаешь, Джо. Если Болтон прилетит и снова начнёт говорить – кто мы после этого? Хранители истины? Или переписчики забытого прошлого?

– Мы – те, кто сделает выбор, – тихо сказал Джо. – Вопрос в том, выберем ли мы снова страх.

Священник долго молчал. Потом, не оборачиваясь:

– Назначь встречу. Но не в храме. Где-нибудь подальше. Под куполом старого ангара, за пределами Врат.

– Боишься, что храм услышит?

– Нет. Боится не храм. Боюсь я.

Глава 6. Вечер. Дом Кривого Джо

Масляная лампа мерцала неровным светом, потрескивала, словно уставшая, и отбрасывала длинные тени на стены, где сохранились ещё следы сырости после проливных дождей. В углу висела старая карта города, почерневшая по краям. У окна – стол, обшарпанный, с вмятинами от ножей, и рядом с ним сидел Джо.

Он смотрел в ночь. Город дремал: крыши, блестящие от росы, медленные огоньки фонарей, редкие шаги стражи у ворот. За стенами слышался тихий гул ночного ветра, перекатывающий пыль по пустым улицам.

– Он летит, – сказал Джо негромко, почти самому себе. – Болтон. Сам. Это не слухи. Не фантазии священника.

Жена подошла бесшумно. Её пуховый платок едва коснулся Кривого Джо. Она положила ладонь ему на плечо и чуть сжала, как будто хотела удержать от ненужных мыслей.

– Ну и пусть, – произнесла она. – Мы ведь с тобой ничего не нарушили. Мы держали город, когда он разваливался. Мы кормили людей. Мы не врали. Мы… держались.

– Я знаю, – кивнул Джо, не отрывая взгляда от горизонта. – Но ведь это он… Болтон. Он не смотрит по законам. Он сам закон. Или выше.

Жена присела рядом, положила голову на его плечо. Её голос звучал мягко, но твёрдо:

– Ты не тот, кого он покарает. Ты делал, что должен. А вот твой друг… – она сделала паузу, – он берёт себе слишком много. Он превратил Лукоса в счетовода.

Джо усмехнулся, но улыбка была усталой.

– Всё равно страшно. Когда летит тот, кого ты когда-то звал братом… и не знаешь – зачем.

Жена накрыла его руку своей.

– А может, он не карать летит. А просто – напомнить. Что всё началось не с храмов. А с того, что вы с ним стояли на одной стороне.

Они сидели молча. Лампа догорала, окна покрывались прохладой. В воздухе витал запах тёплого хлеба из соседнего дома, и это напоминало Джо, что даже в тревоге люди живут – пекут хлеб, торгуют, и растят детей.

Наследующее утро город бурлил.

Весть разлетелась по улицам, как пепел от костра – незаметно, но везде. Никто не знал, откуда пришёл первый шёпот, но уже к рассвету его повторяли все.

На рынке торговцы говорили украдкой, переглядывались.

– Он правда возвращается? – спросил юноша, заворачивая грубую ткань.

– Кто знает… – ответила старуха, поправляя связку лука. – Может, и спаситель. А может, и покарает всех нас за безверие.

В лавках продавцы выдавали товар медленно, глядя в пол. На улицах люди шли тише обычного.

– А если увидит, что мы платим десятину? Что верим? – голос девушки с корзиной фруктов дрогнул.

– Он не за этим смотрит, – сказал старик, сидящий в тени у стены. – Он смотрит в души. А у нас… – он умолк, не договорив.

Слухи множились. Кто-то говорил, что Болтон летит с армадами. Кто-то уверял, что он один, в старом корабле, как во времена Кольца. Кто-то шептал, будто он уже здесь, скрывается в теле обычного человека.

А кто-то просто ждал.

И на центральной площади, у фонтана, на сером камне мелом появилась надпись:

«Он помнит. А мы?»

Толпа останавливалась, читала. Никто не стирал и никто не спорил.

Воздух в городе стал другим – тяжёлым, неподвижным как перед грозой.

Глава 7. Город под светом Юпитера и страхом

С каждым днём город менялся. Рынок перестал быть местом торговли – он стал ареной мнений. Раньше здесь спорили о цене хлеба или о качестве ткани, теперь же воздух звенел от криков о судьбе мира. Люди собирались в круги, бросали друг в друга слова, словно камни. Кто-то в исступлении рвал на себе одежду, кто-то писал на клочках бумаги, новые прожекты, доктрины, а так же трактаты и тут же забравшись на прилавок, зачитывал свои фантазии толпе. Грохот голосов был сильнее колоколов храма.

Появился Орден Поиска Истины. Люди в белых плащах с чёрным кругом на груди проходили через толпу неторопливо и говорили тихо, почти доверительно. Но слушали их напряжённо, будто каждое слово могло оказаться пророчеством.

– Лукос – не бог, – говорили они. – Он лишь пророк. Он видел Грань, он знает мир между. Но он не создатель. Создатель – Сфера. Или то, что за ней. А Болтон… он был там. Он вернулся не просто так.

Толпа гудела. Одни соглашались, другие свистели.

В противовес им появились новые голоса.

– Сфера – это нечто чужое, – кричали с другой стороны площади. – Она антижизнь. От неё идёт Антисвет. И Лукос, и Болтон – её слуги. Они травят воду, воздух и души. Они хотят стереть человечество и отдать мир храму Кольца.

Люди спорили, толкались, кричали.

Были и проповедники разрушения. Они поднимались на ящики, взмахивали руками:

– Всё началось тогда, когда упал первый обломок с неба! Когда Сфера вошла в наш мир! Надо её уничтожить. Пока не поздно.

Иные же говорили шёпотом. В тёмных переулках, у стен домов, за кружкой дешёвого вина:

– Под землёй, под нашими ногами… там что-то есть. Оно спит. Оно ждёт. Оно помнит, как люди отвернулись от истины.

Сначала были споры. Потом – драки. Камни летели в окна, ножи сверкали в переулках. И уже вскоре загорелись первые костры. Пока не с людьми – с книгами. На главной площади бросали в огонь старые хроники, записи мудрецов, свитки с формулами и чертежами. Толпа ревела от восторга или ужаса, а искры уносились вверх, в купол, окрашенный светом Юпитера.