Ключи к ледяному сердцу

Алина Углицкая

Ключи к ледяному сердцу

Глава 1

Я стояла у окна, глядя на пустой заснеженный двор, и размышляла о своем беспросветном будущем, когда дверь отворилась. В гостиную быстрым шагом вошел отец. В его глазах не было ни тени привычной обреченности, только холодный расчет. Он заявил, даже не поздоровавшись:

– Алесса, твой жених прислал сундук со свадебным нарядом. Бракосочетание назначено завтра на вечер.

Воздух вырвался из моих легких, будто мне нанесли удар под дых. Я уставилась на отца, не веря своим ушам.

– Папа… Я же сказала уже, что не хочу!

– Короля не волнует, чего ты хочешь. Это приказ, так что будь умницей. Не заставляй меня применять силу. Для твоего же блага.

За его спиной в дверях застыла мать. Ее глаза были сухими, а губы – сжаты в тонкую, решительную линию. Она была согласна с мужем. Полностью и бесповоротно.

– Как вы можете? – вырвался у меня хриплый шепот. – Как вы можете так со мной поступать? Почему я должна расплачиваться за ваши ошибки?..

– Молчать! – рявкнул отец с такой силой, что за моей спиной зазвенело окно. – Ты выйдешь замуж за Олбранда, даже если мне придется тащить тебя к алтарю на аркане. А если понадобится, я прикую тебя к кровати и буду держать до тех пор, пока ты не понесешь от своего мужа. Все поняла?

Он в ярости ударил кулаком по столу.

Я не могла поверить, что это говорит мой отец. Таким жестоким и бессердечным он со мной еще не был. Я стояла перед ним, понурив голову, и только вздрагивала от каждого слова, которые он бросал в меня, словно камни. А рядом немым укором застыла мать.

– Да, ты – плата за мои ошибки. Алесса. Мой долг. Отказ – это не просто твой каприз. Это смертный приговор для меня и твоей матери. Это позор и нищета для твоих младших братьев. Это конец для Аманды. Ты этого хочешь?

В горле встал ком.

– Как у вас все легко…

– Алесса, – вмешалась мать, – подумай о своей сестре! Что ее ждет? Неужели у тебя нет сердца?

– А у вас, матушка, оно есть? Если бы было, вы бы не стали расплачиваться собственным ребенком!

Она вздрогнула, будто я ее ударила. Отец процедил:

– Ступай в свою комнату! У тебя еще есть время, чтобы прийти в себя и выглядеть подобающе. Анна, – он глянул на мать, – лорд Олбранд прибудет завтра к обеду. К этому времени невеста должна быть готовой!

О приданом отец даже не заикнулся, и я прекрасно знала почему. У меня его нет. У меня вообще ничего нет, кроме того, что на мне надето. Как, впрочем, у всей нашей семьи. Некогда богатые, титулованные, приближенные к власти, мы стали изгоями. Нас лишили имущества, титулов, источников дохода и даже чести…

Отобрали все и сослали в родовое поместье Фрейнхолл без права появляться на людях. Потому что отец поставил не на ту лошадь.

И он абсолютно не преувеличивал, говоря, что я должна всех спасти.

Мне было тринадцать, когда умер король Рихард. Новым королем должен был стать его сын Йондер Нежный, прозванный так за свою любовь к пению и цветам. Но он внезапно пропал вместе с матерью, а власть захватил брат усопшего короля – Альбрехт Родельгорт.

Мой отец был среди тех, кто помог ему взойти на престол. А спустя четыре года вернулся законный наследник. Однако он пришел не один, а с огромной армией, которой командовал тот самый лорд Олбранд. Цепное чудовище Йондера – так его называют.

Я никогда не видела своего жениха, но слышала, как шепчутся слуги. Они говорили, что он уродливый, жестокий и нелюдимый, а его сила куплена ценою души. Но самая ужасающая деталь касалась вовсе не внешности.

Даже в нашей глуши ходили слухи, что с ним творится что-то неладное по ночам. Что в нем просыпается нечто дикое, неконтролируемое. И сам король Йондер, говорят, издал указ: с наступлением темноты лорда Олбранда должны заковывать в цепи. Для его же безопасности. И для безопасности всех остальных.

Конечно, часть этих слухов – пустые сплетни, но сплетни не рождаются из ничего. Поэтому, когда нежданный гонец доставил в наш дом королевский приказ о моем бракосочетании с генералом Олбрандом, я первым делом рухнула в обморок. А когда очнулась, то заявила, что быстрее убью себя, чем стану его женой.

– Матушка, ну зачем ему я? – едва сдерживая слезы, я взглянула на мать.

Та покачала головой, когда мы вышли из гостиной.

– Алесса, милая, ты должна понять. Это наш шанс. Мы спасаем семью!

Она протянула руку, чтобы погладить меня по щеке, но я отшатнулась.

– Не трогайте меня, – сказала я, не глядя на нее.

– Успокойся, – ее голос стал строже. – Ты всегда думала только о себе и своих желаниях! Пришло время подумать о других! А лорд Олбранд очень богат. Говорят, подвалы его замка ломятся от золота и драгоценных камней. Может, ты нам еще спасибо скажешь, что так удачно выдали тебя замуж.

– Продали!

– Думай, как знаешь.

Я закусила губу, обошла мать и нырнула в свою комнату. А потом захлопнула дверь у нее перед носом.

Раздался стук:

– Алесса, не дури! И не вздумай ничего с собой сделать!

– Даже не собиралась, – процедила сквозь зубы.

Хотя, признаться, такая мысль у меня была. Но я слишком люблю жизнь, чтобы самой себе ее укорачивать. Нет, надо придумать что-то другое. Сбежать?

Да запросто. Могу хоть сейчас связать простыни и вылезти из окна, а потом поминайте меня как звали. Но мои братики и сестричка… Что с ними будет? Особенно с Амандой. Ей уже шестнадцать, и если я сбегу, то ее отправят к Олбранду вместо меня…

Такого я не могла допустить.

А потому в полном отчаянии рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку и заорала во всю силу легких.

Спустя минуту мне стало полегче. Но ненамного.

Из-под подушки торчал уголок книги. Наверное, кто-то из младших принес. В отчаянной попытке отвлечься, я вытащила ее и раскрыла. Это была обычная детская книжка с картинками. На обложке рыцарь в сияющих доспехах склонялся перед прекрасной принцессой в саду, усыпанном розами. Глупая, наивная сказка.

Укол боли был таким острым, что я чуть не швырнула книгу.

Нянюшка говорила, что в детстве я очень любила сказки. Но я этого не помню. Я вообще ничего не помню из того, что было до воцарения Альбрехта. Потому что в тринадцать лет поскользнулась на льду, упала и ударилась головой.

Это было ночью. Что я делала ночью в зимнем саду – неизвестно. Но нашли меня только утром, замерзшую и без чувств. Позже родители рассказали, что я пролежала без сознания неделю, а когда очнулась, то не помнила ничего, даже собственного имени. Мне пришлось заново учиться говорить, ходить, жить. Воспоминания так и не вернулись. И честно говоря, я никогда не стремилась их вернуть. То, чего я не помнила, не могло меня ранить.

Но сейчас, глядя на дурацкого нарисованного рыцаря, я впервые пожалела об этой потере. Может быть, там, в прошлом, была какая-то другая Алесса? Та, которую ждало другое будущее?

Я закрыла книгу с тихим щелчком. Нет. Я уже выросла из сказок, и принц мне не светит. Вместо него меня ждет Чудовище.

***

Поздно вечером, когда я уже потушила свечу и уставилась в полог кровати, пытаясь силой мысли прожечь в нем отверстие, в дверь поскреблись.

– Алесса? – донесся испуганный шепот Аманды. – Впусти меня, прошу.

Во мне до сих пор клокотала обида, и первым порывом было притвориться спящей. Но дрожащий голос сестры заставил передумать. Я вздохнула, поднялась и отворила засов.

Аманда, вся в слезах, тут же бросилась мне на шею. Она прижалась мокрым лицом к моей щеке и зашептала, перемежая слова со всхлипами:

– Маменька сказала, это твоя последняя ночь в нашем доме, сестренка. Прошу, не прогоняй меня. Позволь остаться. Помнишь, как мы спали вместе этой весной, когда было холодно?

Аманду била мелкая дрожь. Я взъерошила ее тонкие, как шелк, волосы и вздохнула так, будто сама была взрослой:

– Какой ты еще ребенок!

А сердце в ответ болезненно сжалось.

Не с того начиналась моя взрослая жизнь. Не такой я ее себе представляла.

– Ладно, идем, – я потянула сестру за собой к большой, холодной кровати.

Мы устроились под тонким одеялом и плотно прижались друг к другу, как два замерзших воробушка, пытающихся согреться. Воздух в комнате был ледяной, угли в камине почти потухли, а дрова для нас давно стали недоступной роскошью. Осень была холодная, но даже детскую, где спали Рик и Олли, родители не могли отапливать постоянно. Поэтому в самые ненастные ночи согревали их своим теплом.

Мы с Амандой не говорили. Просто грели друг друга и слушали, как по чердаку гуляет ветер, а за окном усиливается непогода – колкий снег хлестал в стекла, и ветер выл в щелях рам.

Внезапно сквозь хаос ночных звуков я расслышала что-то еще. Тихий, но отчетливый звук. Он доносился прямо из-под кровати.

Аманда тоже его услышала, и мы с ней замерли одновременно. Тело сестренки напряглось в моих объятиях.

– К-крыса? – прошептала она дрогнувшим голосом.

Я покачала головой и приложила палец к губам.

На грызуна не похоже. Да и что крысе делать здесь, так далеко от кухни и пустых закромов? Я не помнила, чтобы под кроватью что-то хранилось. Там должны быть лишь пыль да паутина.

Но звук повторился.

Казалось, там, в темноте, кто-то громко сопит…

Аманда вскрикнула. В слабом свете, пробивавшемся из-за штор, ее глаза стали круглыми от страха. Но холодный ужас внутри меня уже сменялся растущим подозрением.

Потому что звук был слишком… знакомым. Слишком человеческим.

Я резко приподнялась на локте, собираясь свеситься с кровати и заглянуть вниз.

– Не смотри туда! Не смотри! – прошептала Амада, цепляясь за мою руку. – Вдруг это… ночное чудовище!

Я не выдержала и фыркнула – короткий, нервный смешок, в котором не было ни капли веселья.

– Если это чудовище, – сказала я, высвобождая руку, – то его зовут Рик. И ему наверняка там не очень удобно.

Наклонившись над краем кровати, я вгляделась в густой мрак. Два испуганных детских глаза встретились с моими.

– А ну-ка, вылезай сию же минуту! – приказала я без особой строгости. – И объясни, как ты здесь оказался?

Из-под кровати выполз шестилетний Рикард, наш младший братец, весь в пыли и паутине. Его маленькое личико было мокрым от слез, и он громко шмыгал носом.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала к этому Олбранду! – выпалил он, размазывая слезы и грязь исцарапанными кулаками. – Марта говорит про него страшные вещи! Она сказала, что он… что он маленьких мальчиков на завтрак ест! Пожалуйста, сестренка, не уезжай!

В горле у меня встал ком. Я посмотрела на Аманду. В ее глазах читалось то же самое – страх перед тем, кому отец так легко отдал меня, и боль от того, что ничего нельзя изменить.

Мы вдвоем наклонились, подхватили Рика под мышки и втянули его, маленького и дрожащего, в наше убежище. Он тут же прижался ко мне, зарывшись мокрым лицом в мою ночнушку.

– Дурачок, – тихо прошептала я, уже ласково, обнимая его за тощие плечики. – Никто меня на завтрак не съест.

Хотя в душе я не была в этом уверена.

Мы устроились втроем под одеялом, согревая друг друга. Рик успокоился, его дыхание стало ровнее. Аманда обняла его с другой стороны. На несколько мгновений воцарилась хрупкая, относительная тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра и ровным дыханием детей.

А потом тишину разорвал новый звук.

Кто-то громко чихнул.

Звук донесся из-за тяжелой портьеры, отделявшей спальню от маленькой уборной. Там еще месяц назад разбилось окно, и теперь в спальню задувал ветер, потому что раму попросту забили досками. Но сейчас в уборной кто-то стоял.

Все мы замерли.

Аманда вжалась в подушку, а Рик испуганно схватил меня за руку. Во мне же, сменив миг растерянности, вспыхнула знакомая ярость – отчаяние, искавшее выход.

Я резко спрыгнула с кровати, подбежала к камину и схватила тяжелую кочергу.

– Кто тут еще?! – мой голос звучал хрипло, но грозно. – Выходи сию же минуту!

Портьера дрогнула, и из-за нее, смущенно переминаясь с ноги на ногу, появился Ладор. Моему тринадцатилетнему брату было явно не по себе. Нервно потирая ухо, он с опаской покосился на кочергу в моей руке.

– Я… я не хотел тебя напугать, – пробормотал он, опуская голову. – Просто… я не согласен с отцом. Ты не должна страдать за нас всех.. Из-за его ошибок.

Обескураженная, я окинула взглядом всю эту ватагу: Аманда, испуганная и трогательная в своей ночной рубашке; Рик, совсем еще малыш, смотрящий на меня преданными глазами; и вот теперь Ладор, в чьих глазах уже просыпался бунт против несправедливости.

Вся злость разом ушла, сменившись горькой, щемящей нежностью. Я с глухим стуком опустила кочергу на пол и сдавленно вздохнула:.

– Ну что с вас возьмешь? Родители думают, что вы по своим кроваткам спите, а вы все у меня. Только Олли здесь не хватает для полного сбора.

– Он с Мартой, – проворчал Рик, исподлобья поглядывая на старшего брата. – Боится один.

– Да знаю я! – раздраженно перебила я, смахивая предательскую слезу. Потом безнадежно махнула рукой. – Ладно, кончайте этот балаган. Живо все под одеяло! Еще не хватало, чтобы вы тут мне простудились.

Они не заставили себя ждать. Вскоре моя кровать превратилась в подобие птичьего гнезда, где мы вчетвером сбились в кучу, согревая друг друга. Рик пристроился у меня под мышкой, Аманда обняла меня за талию, а Ладор, стараясь сохранить остатки достоинства, улегся у наших ног.

Вскоре тихое дыхание подсказало, что дети спят. Я тоже провалилась в сон – зыбкий и тревожный. А разбудил меня скрип двери и испуганный женский вскрик.

Открыв глаза, я увидела Марту.

Комнату заполняла ночная мгла, но нянька стояла на пороге с огарком свечи. Слабый огонек осветил ее испуганное лицо. Похоже, она пошла проверить детей и, не найдя их комнатах, переполошилась. Вот и ворвалась ко мне, но крик застрял у нее в горле. Она замерла в дверях, глядя на нас.

Я тоже глянула на кровать – и улыбнулась.

Во сне мы сплелись в один беспокойный клубок. Аманда крепко держала мою руку, Рик вцепился в край моей ночнушки. Ладор, сбросив одеяло, повернулся ко мне спиной, как бы прикрывая от возможной опасности.

В эту ночь мы в последний раз были вместе.

Подняв взгляд на Марту, я увидела, как она промокнула глаза кончиком фартука и тихо исчезла.

Дверь закрылась. Я закрыла глаза.

Глава 2

Сон был тяжелым и липким, как смола, а пробуждение – резким. Я подскочила от грохота железной заслонки, усиленного дымоходом. Села в кровати, чувствуя, как колотится сердце, и не сразу сообразила, что это грохочет.

Истопник. Всего лишь истопник возится на кухне, выгребая вчерашнюю золу.

Я упала обратно в подушки. Всего секунду в голове была пустота, а потом – обрушились воспоминания.

Моя свадьба. Она… сегодня!

Холодный ужас сковал живот, но я отмахнулась, были заботы и поважнее.

Истопник уже начал свой день – значит, нужно торопиться. Скоро проснется весь дом. А если отец застукает тут малышню, особенно Ладора, нам всем не поздоровится!

– Вставайте, – прошептала я, тормоша за плечо Аманду. – Быстро. Папенька…

Аманда в ответ промычала что-то нечленораздельное и зарылась глубже в подушку. Рик, почувствовав движение, еще сильнее вцепился в мой бок. Ладор, спавший в ногах, развернулся, причмокивая губами.

– Просыпайтесь же! – я повысила голос. – Вам же влетит!

Сев, начала буквально отдирать от себя Рика, расталкивать Аманду, пинать ногой Ладора.

Они просыпались медленно, неохотно, протирая кулаками слипшиеся от сна глаза. Рик захныкал.

– Еще пять минуточек, сестренка…

– Никаких минуточек! – шипела я, уже спуская ноги с кровати и подыскивая взглядом их разбросанные впопыхах войлочные туфли. – Живо! Одевайтесь и по комнатам!

Дверь открылась без стука.

Мы все замерли, кто как был: я, пытаясь растолкать Ладора, Аманда – открыв рот в зевке, Рик – в одной туфле, обутой спросонья не на ту ногу…

На пороге стояла мать. Этим утром она надела свое лучшее, из оставшихся, платье. Уже вышедшее из моды, но сшитое из тонкой мягкой шерсти, с кружевной пелериной. Ее волосы были убраны в строгую, тугую сетку. А на лице не отражалось ни гнева, ни упрека – лишь усталая, обреченная собранность.

Мама не сказала ни слова. Только обвела взглядом нашу помятую, сонную компанию, и ее тонкие губы плотно, почти до белизны, сжались.

Этого было достаточно.

Аманда ахнула и, сгорая от стыда, сползла с кровати. Рик, увидев мать, моментально проснулся от страха и юркнул мне за спину. Ладор встал последним, стараясь сохранить остатки достоинства, но это сложно сделать, когда волосы торчат во все стороны, а лицо смято так же, как и рубашка.

Я тоже поднялась.

– Прости, маменька… – пробормотала Аманда, потупив взгляд.

– Марта ждет вас в коридоре, – голос матери был пугающе ровным. – Идите. Приведите себя в порядок. Сегодня в доме будут важные гости.

Дети поплелись к двери, сбившись в виноватую кучку. Аманда на ходу поправляла ночнушку, Ладор пытался пригладить вихры, Рик шарил ногой по полу в поисках потерянной туфли.

На пороге Аманда обернулась. Ее глаза блестели. Она хотела что-то сказать, броситься ко мне, но взгляд матери ее остановил ее. Сестренка лишь беззвучно пошевелила губами:

– Прости.

И выскользнула в коридор, где нянька уже отчитывала Рика испуганным шепотом.

Ладор шел последним. Он замешкался на пороге, положив руку на косяк. Его спина, обычно такая угловатая и подростковая, сейчас показалась мне незнакомо-прямой и напряженной.

Неожиданно брат обернулся.

Свет из коридора падал на его профиль, и у меня перехватило дыхание.

Жесткая линия скул, упрямые, плотно сжатые губы – сейчас он был копией отца. Такой же непримиримым. И такой же бессильный перед тем, что должно было случиться. В его глазах смешались стыд и ярость. Стыд за отца, из-за которого это все происходит. И ярость за то, что он, старший сын и наследник, не может ничего изменить.

Это был мальчик, который ненавидел себя за то, что он не мужчина и не может спасти сестру. Но это была не его вина. И не моя.

Я решила его подбодрить. Подмигнула и растянула губы в улыбку. Неискреннюю, кривую, но все же улыбку.

Ладор вздрогнул, отвел глаза и вышел.

Дверь за ним тихо закрылась. Тишина, густая и тяжелая, заполнила комнату.

Но мама не уходила, не двигалась. Ее взгляд скользнул с закрытой двери на мое лицо и задержался на следах вымученной улыбки.

Я ждала, что она начнет меня отчитывать. Но ее губы вдруг расслабились, ломая тонкую линию, взгляд смягчился, наполнившись облегчением.

– Я рада, что у тебя есть силы улыбаться, – проговорила она тихо, но четко. – Улыбайся, даже когда очень больно. Никто не должен видеть твоих слез, Алесса. Никто! Особенно муж.

Мама подошла к окну и резким движением дернула шнур. Тяжелые портьеры распахнулись, серый утренний свет хлынул в комнату, подчеркивая пыльные столбики и голые стены. Он не сулил тепла. Он освещал упадок.

– Зачем вы говорите мне это, матушка? – нахмурилась я.

– Считай это моим последним материнским наставлением.

– Последним?!

– Да. По условиям брачного договора, нам запрещено появляться во владениях лорда Олбранда. А ты сможешь нас посещать только с разрешения мужа. Я не уверена, что он тебе его даст.

От этих слов по спине пробежал холодок. А мама замолкла, глядя в окно с таким напряженным видом, будто там были ответы.

До меня донесся тяжелый вздох, но в следующее мгновение она уже повернулась ко мне и ее губы снова были чопорно сжаты.

– Теперь вставай, – произнесла она деловым тоном. – Марта принесет горячей воды. И платье. Его вчера прислал твой жених, вместе с украшениями. Сегодня ты должна выглядеть… достойно своей крови. Какой бы она теперь ни была.

Едва мама вышла, оставив меня одну, я ощутила, как улыбка сползает с лица. Вздохнув, всунула ноги в стоптанные домашние туфли без задников и подошла к окну.

Мне хотелось узнать, что она там увидела.

Во дворе, под присмотром старого конюха, сын Марты и по совместительству мой молочный брат сонно и неохотно счищал с дорожек свежевыпавший, колкий снег. Готовил путь для того, кто приедет забрать невесту.

Я глянула на белые наносы, и в голове всплыла нежданная мысль.

Сегодня первое декабря, начало зимы. И начало мой новой жизни, изменившейся уже второй раз.

Первый раз она изменилась пять лет назад, именно первого декабря, когда я упала в саду и утратила память…

***

После скудного завтрака меня повели на заклание.

То есть готовиться к венчанию.

Два часа меня заставили откисать в бадье с такой горячей водой, что я едва не сварилась. Потом долго терли шершавыми мочалками и деревянными скребками, разминали кожу и умащивали ароматными маслами. Я поняла, что чувствует бедная свинка перед тем, как превратиться в жаркое для королевского стола. Еще бы яблоко в зубы всунули для полного сходства и пучок петрушки под хвост!

Мои волосы тоже пострадали. Густой гребень нещадно их рвал, выдирая пучки. А потом горячие щипцы, обжигая кожу, превращали пряди в упругие локоны. Я сидела с покрасневшими от слез глазами и проклинала служанок, слишком рьяно взявшихся делать из меня “красавицу”. Было бы для кого!

Отмытая до скрипа, причесанная и облаченная в полупрозрачную нижнюю сорочку я наконец смогла посмотреть на себя в зеркало, и мое горло сжалось от боли.

– Ну же, улыбнись! – рядом встала мама. – Что ты как на похороны собралась?

– Чем эта свадьба лучше похорон? – буркнула я.

Она вздохнула:

– Хватит, Алесса, ты же понимаешь, отец не может перечить воле короля. И ты тоже! Просто смирись и сразу увидишь, что даже в твоем положении есть свои плюсы.

– В моем положении? – я хмыкнула, отрывая взгляд от своего отражения, и посмотрела на мать. – Правда? И какие же?

– Я вчера говорила. Твой жених баснословно богат, он правая рука короля, командующий армией и Первый лорд королевства. Представь, сколько девушек на выданье могут только мечтать о такой партии? А тебе все это на блюдечке принесли. Так что бери и не морщись!

Я отвернулась. Продолжать разговор было бессмысленно.

Мама тоже это поняла, потому что крикнула служанкам:

– Несите платье! Пора ее одевать.

Когда моя мама стала такой жестокой? Ладно отец, он никогда не проявлял особой любви к своим детям, особенно к нам с Амандой – двум старшим дочерям, которые должны были родиться мальчиками и унаследовать состояние.

Правда, теперь наследовать нечего. Новый король все отобрал за прошлые грехи. А теперь отбирает и то, что принадлежит мне по праву рождения – мою свободу и будущее.

Я молча позволила облачить себя в пышное белое платье. Оно было очень красивым – узкая талия, много кружев и драпировок, лиф расшит белым жемчугом. К платью полагались свадебные украшения, присланные женихом: тиара, два широких наруча с гравировкой и ожерелье из плотных круглых бусин в три ряда.

Я пожала плечами.– Ох, да им же лет пятьсот как минимум! – у мамы загорелись глаза, когда она открыла большой, окованный серебром ларец. – Посмотри, Алесса, сейчас такое уже не делают!

Мама подождала, пока служанки закрепят фату, и водрузила тиару мне на голову. Серебряный обруч оказался тяжелым и неудобным. Затем надела мне наручи. Они обожгли холодом мои руки. Последним застегнула ожерелье. Оно обхватило мою шею плотным кольцом, сдавило так, что стало трудно дышать. А может, мне все показалось, потому что через пару вдохов это ощущение прошло.

– Какая же ты красавица! – мама смахнула с ресниц умильную слезу. – Остался последний штрих! Где пелерина?

Вопрос был адресован горничным.

Мне на плечи опустился белый мех – мягкий и легкий, как лебединый пух. Это был подарок от самого короля, которого в нашем доме однажды предали. Своей щедростью его величество Йондер Третий дал понять, что не потерпит отказа. Альтернативы у моего брака не было. Король, которого прежде прозвали Нежным за любовь к цветам и пению, уже доказал, что может быть очень жестоким. Моя свадьба тому пример.

– А ручки сюда спрячешь, если замерзнут, – мама сунула мне белую пушистую муфту.

Я равнодушно взяла ее и прижала к груди.

Все, что сейчас было на мне надето, начиная от шелкового белья и заканчивая этой муфтой – все было чужим. Мне предстояло выйти из отчего дома и не взять с собой ни одной своей нитки. В доме мужа у меня ничего своего не будет.

Хотя нет, кое-что я все-таки заберу!

– Ну все, – засуетилась мама, – пора выходить.

– Подожди, можно я на минутку загляну в свою комнату?

– Зачем? – удивилась она. – Хочешь что-то взять? Но там нет ничего ценного…