Тень Заката. Колонисты. Часть 1

Иван Фрюс

Тень Заката. Колонисты

Глава 1

Гулкий, ровный шум вентиляционных турбин отражался от металлических стен, превращаясь в пульсирующий фон, похожий на дыхание самой аркологии.

Игорь шагал по длинному техническому коридору, где свет панелей отражался от полированных труб и кабелей. Он машинально проверял каждый осветительный модуль – надеялся найти хоть одну лампу, которая не горит, хоть крошечное мигание. Хотелось дела, а не этой бесконечной скуки.

После того как они с отцом в последний раз ремонтировали рубку связи, жизнь Игоря круто изменилась. Тогда он, 16-летний стажёр, поскользнулся, отступая назад, и уронил на себя резервный аккумулятор. В результате – перелом руки, визит в биорегенератор, и… вечное недоверие.

Теперь отец – Брусков Иван Константинович, техник-квантолог с двадцатилетним стажем, – давал ему самые скучные задания из возможных.

Игорь прекрасно знал почему, но от этого было только обиднее.

Сейчас он не ремонтировал даже неисправности – если найдёт что-то сломанное, должен просто вызвать специалиста и идти дальше.

Полдня на бессмысленную ходьбу. А после ещё и возвращаться тем же путём.

Даже в коммуникаторе посидеть нельзя – отец поставил родительский контроль.

Игорь с досадой почесал височную зону – под кожей ощущалась гладкая плёнка мембраны-коммуникатора.

Она слегка нагрелась от прикосновения.

Хоть ему и шестнадцать, но пока не исполнится восемнадцать – отец имеет полное право ограничивать доступ к сетевым функциям.

«Как будто я ребёнок», – подумал Игорь, вздохнул и пошёл дальше.

Через десять минут в голове раздался мягкий звуковой сигнал.

Коммуникатор ожил.

Перед глазами, прямо в воздухе, возникло полупрозрачное окно с улыбающимся лицом отца, сидящего в рубке связи.

– Ну как прогулка, оболдуй? – насмешливо произнёс он.

Игорь скривился.

– Пап, я же не специально тогда упал! Ну чего ты надо мной издеваешься?

– Ещё бы ты специально руку себе сломал! – театрально всплеснул руками отец. – Ты бы у меня тогда прямым ходом пошёл на психо-курсы, герой неудач.

– Пап!

– Да шучу я, шучу. – Он улыбнулся теплее. – Ты хоть ел сегодня? А то я тебя знаю: если не напомнить – забудешь даже, как жевать.

– Ел, в столовой третьего сектора. Пюре из синто-картофеля.

– Фу, синто! Я же говорил, возьми хотя бы био-мясо, а не этот пластилин.

– Ты просто старый, пап. Не привык к нормальной еде.

– Старый?! – отец изобразил возмущение. – Да я моложе всех ваших шкетов в отделе! И между прочим, до сих пор могу залезть в грави-шахту без страховки.

– А потом снова биорегенератор будет чинить твоё старьё, ага.

– Неблагодарный сын. Я, между прочим, с тобой всю ночь рубку связи чинил. А ты мне – “старый”.

– Да я не со зла… просто ты перегибаешь палку.

– Игорь, ты понимаешь, я переживаю. Один раз споткнулся, и чуть не остался без руки. А если бы рядом был не аккумулятор, а квант-резонатор?

– Ну не был же.

– Ты слишком доверяешь удаче. А я знаю, как она заканчивается.

– Ладно, ладно. Я аккуратен.

– Вот и молодец. Только не беги по коридорам, слышишь? Там после вчерашней проверки давление скакало.

– Ага, понял. Скучновато, правда.

– Скука – лучший друг живого техника, сынок. Поверь старому дураку.

– Ты не дурак. Просто зануда.

– Это семейное. Передаётся по отцовской линии, вместе с чувством юмора.

– Если это юмор, то я боюсь узнать, что у нас за трагедия.

– Трагедия – это когда сын считает, что знает лучше.

– О, пошло наставление века.

– Вот именно! Запомни: если когда-нибудь всё вокруг пойдёт не по плану – думай, а не паникуй. Паника убивает быстрее, чем взрыв.

– Понял, пап. Буду думать. Даже когда ты ворчишь.

– Вот и отлично. А теперь марш работать, герой биорегенератора. И не ломай больше ничего.

– Да чтоб я… ладно, понял.

Отец усмехнулся, показал большой палец и хотел ещё что-то сказать – но изображение внезапно дёрнулось и исчезло.

В следующую секунду воздух взорвался.

Гул ударной волны прошёл по коридору, сбивая Игоря с ног.

Световые панели мигнули, сменив цвет на кроваво-красный.

Из встроенных динамиков донёсся металлический голос ИИ аркологии:

«Внимание! В районе вакуумной магистрали произошёл взрыв! Повторяю! В районе вакуумной магистрали произошёл взрыв! Срочно покиньте опасную территорию!»

Игорь, задыхаясь от пыли и дыма, вскочил на ноги.

– ПАП! ПАП, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?! – крикнул он в коммуникатор, но ответом было только шипение помех.

Он сорвался с места, побежал туда, где только что видел лицо отца.

Металлические стены мелькали в красных вспышках тревоги, под ногами звенели обломки.

Он бежал тридцать минут, не останавливаясь, чувствуя, как мышцы горят, лёгкие режет воздухом, а сердце будто хочет вырваться наружу.

Но когда, наконец, достиг поворота, откуда начинался его маршрут – застыл.

Перед ним зияла гигантская дыра.

Коридора больше не существовало.

Часть аркологии просто исчезла – металл расплавился, опоры были вырваны, повсюду клубился дым.

Внизу, в огненном аду, метались люди в защитных костюмах, тушили пламя, закрепляли конструкции.

Коммуникатор на виске всё повторял одно и тоже:

«Покиньте опасную зону… покиньте опасную зону…»

Но Игорь не слушал.

До рубки связи – тридцать метров.

Тридцать жалких метров, за которыми остался его отец.

Он опустился на колени. Тело дрожало от усталости, руки не слушались.

Боль от отчаяния и страха пронзила сознание.

Коммуникатор мигнул, перегрелся от перегрузки сигнала.

– Пап… – выдохнул Игорь, – пожалуйста… ответь…

Мир поплыл.

Боль ударила в мозг, мышцы свело судорогой.

Он почувствовал, как сознание гаснет, а последние слова отца – «думай, а не паникуй» – эхом отозвались в голове.

Тьма сомкнулась.

Где-то сквозь тьму пробивались звуки – гул металла, крики, шипение огня.

Сознание Игоря всплывало, как тело, поднимающееся с глубины.

Воздух пах расплавленным пластиком и озоном, а в ушах стоял звон.

Сквозь мутное зрение он увидел над собой силуэты – двое в тяжёлых бронекостюмах аварийной службы.

Лампы на их шлемах слепили глаза.

– Живой! Парень жив! – голос женщины, глухой через фильтр шлема.

– Пульс нестабилен, но мозговая активность есть. Быстро, на носилки!

Чьи-то руки осторожно подхватили Игоря.

Тело словно не принадлежало ему: лёгкое, безвольное, но внутри всё горело болью.

– Аккуратней! У него микроповреждения сосудов – пульсирующее кровотечение, похоже, от ударной волны!

– Понял. Нанопласты – сюда!

Он почувствовал холод – по коже расползлась гелевая ткань нанопластов.

Дышать стало легче, но грудь всё ещё сжимала боль.

– Эвак-модуль уже ждёт у третьего шлюза, давай быстрее! Этот сектор вот-вот осыплется!

Игорь с трудом открыл глаза.

Мимо пролетали фрагменты металла, языки пламени, клубы дыма.

Где-то вдали грохнула перекрывающаяся гермодверь.

– Папа… где… отец… – прохрипел он, едва двигая губами.

Женщина в шлеме наклонилась.

– Не говори. Тебе нельзя. Мы найдём твоего отца, обещаю. Сейчас главное – ты.

Но в её голосе было что-то, чего Игорь не хотел слышать.

Она избегала взгляда.

Они несли его по коридору, под красным светом тревоги.

Каждый шаг отзывался гулом в висках.

Перед глазами вспыхнули голограммы интерфейсов – аварийные отметки, отчёты ИИ, всполохи статистики о жертвах.

Сквозь всё это пробивался один только голос в его голове: «думай, а не паникуй».

– Держись, парень! – сказал кто-то справа.

– Мы почти у шлюза!

Взрыв позади осветил всё пространство – вспышка и волна жара ударили в спину спасателям.

Один из них заслонил Игоря корпусом, удар пришёлся по броне.

Они успели в последний момент – гермодверь шлюза закрылась, отсек заполнился серым газом пожаротушения.

Тишина. Только тяжёлое дыхание и звук сердечного монитора.

Игоря положили в транспортный кокон, и прозрачный купол сомкнулся над ним.

Автодрон поднял капсулу в воздух и направился к медблоку.

Сквозь мутную оболочку купола он видел лишь проблески света, пока всё не растворилось в белом сиянии.

Сознание снова утекало, будто кто-то выключал свет изнутри. Пока окончательно не потухло.

Тишина.

Но не полная – вокруг стояли звуки, слишком ровные, чтобы быть настоящими: шорох воздуха, едва слышный писк монитора, ритмичное жужжание биоплазменных фильтров.

Так звучала жизнь в медицинском отсеке аркологии – ровно, искусственно, как будто сама смерть здесь не имела права вмешиваться без разрешения.

Игорь медленно открыл глаза.

Белый свет ударил в зрачки, и зрение размыто сложилось в картину – купол прозрачного стекла над ним, голубоватое сияние наномедов, и мягкое биение света в ритм его пульса.

Он лежал в капсуле восстановления – внутри чувствовался лёгкий запах озона и чего-то сладковатого, почти синтетического.

Первое, что он ощутил, – это тяжесть.

Будто кто-то положил на грудь плиту из свинца.

Каждое дыхание давалось с усилием, каждая мысль проходила сквозь вязкий туман.

На внутренней панели купола вспыхнули надписи:

Биосостояние: стабилизировано.

Мышечные спазмы: устранены.

Нейроактивность: восстановлена на 82%.

Пациент: Брусков Игорь Иванович. Возраст: 16 лет.

Статус: выживший.

Последнее слово будто обожгло изнутри. Выживший.

Он не сразу понял, почему от этого стало хуже.

Он попробовал пошевелиться – тело отозвалось дрожью, мышцы отзывались болью, как будто их сожгли и заново собрали.

Пальцы рук двигались неуверенно, кожа была слишком чувствительной, как после ожога.

Вдруг купол капсулы мягко поднялся, и в помещение вошёл медик – высокий человек в серебристом халате, с голографическим интерфейсом на предплечье.

Его лицо было спокойным, даже слишком спокойным – лицо человека, который привык видеть страдания каждый день.

– Доброе утро, Игорь. – Голос ровный, без эмоций, но не холодный.

– Ты в медблоке третьего сектора. Взрыв в вакуумной магистрали, сектор связи пострадал сильнее всего. Тебя доставили спасатели через сорок две минуты после происшествия.

Игорь попытался что-то сказать, но горло пересохло. Звук сорвался на хрип.

Медик поднёс к его губам тонкий манипулятор с микрокапсулой – тёплая жидкость растеклась по языку, мгновенно снимая жжение.

– Где… отец?.. – наконец выдавил он.

Пауза.

Тишина снова наполнилась ровным гулом аппаратов.

Медик не сразу ответил. Он отвёл взгляд на интерфейс, будто проверяя показатели, хотя всё уже знал.

– По официальным данным, в рубке связи… никто не выжил. – тихо сказал он. – Мне жаль, Игорь.

Мир словно оборвался.

Все звуки стали далекими, будто сквозь воду.

Губы двигались, но мыслей не было. Только одно чувство – пустота.

Он отвернулся, закрыл глаза, и по щеке скатилась одна-единственная слеза, почти машинально стёртая пальцем.

Но боль не уходила.

Она просто заполняла пространство, пока в груди не осталось ничего, кроме звона.

Медик не стал говорить больше. Он знал, что любые слова в этот момент только обидят.

Он лишь активировал на панели новый протокол – над телом Игоря медленно зажглись мягкие лазерные линии, отслеживающие пульс и активность мозга.

– Тебе нужно отдохнуть. Сеть восстановит синаптическую активность, и тебя переведут в стационар.

Он ушёл, оставив за собой слабый шлейф дезинфекционного запаха.

Дверь мягко закрылась, и снова остался только гул.

Игорь смотрел в потолок – белый, стерильный, без единого пятна.

Где-то там, за слоями титана и стекла, ещё дымились обломки того места, где они с отцом смеялись всего час назад.

Он пытался вспомнить последние слова.

«Думай, а не паникуй.»

Игорь тихо рассмеялся – коротко, безрадостно. Смех перешёл в кашель.

Он повернул голову. На соседних койках лежали другие пострадавшие – кто-то без сознания, кто-то с повязками на глазах, кто-то молился шёпотом.

Вдалеке скользили автоматические меддроны, их движения были плавными, почти человеческими.

Ни один не смотрел в его сторону – будто знали, что делать с телом можно, но не с душой.

На стене рядом замерцал голографический экран.

ИИ аркологии говорил ровным голосом:

“Пострадавшим сектора связи предоставлены временные жилые модули. Сбор личных данных и восстановление документов начнётся после стабилизации состояния.”

Личные данные.

Документы.

Отец больше не в списке живых.

Игорь сжал кулак – мышцы отозвались болью, но он не разжал руку.

Тепло крови из растрескавшихся швов регенерации смешалось с гелем – капля скатилась на белую простыню и растеклась, оставив красноватое пятно.

– Я выжил, – подумал он. – А он нет.

Где-то далеко снова раздался тревожный сигнал – напоминание о том, что аркология всё ещё борется с последствиями взрыва.

Но внутри Игоря всё стихло.

Никаких звуков, никакой паники. Только гул в висках и бесконечный, выжженный свет под веками.

Он закрыл глаза, чувствуя, как дышит в унисон с ритмом аппаратов.

И впервые за всё это время – не из-за боли, не из-за страха, а из-за пустоты – Игорь тихо заплакал.

Беззвучно. Как будто даже слёзы боялись нарушить стерильность этого холодного, идеального мира.

Глава 2

Воздух в коридорах аркологии пах озоном и гарью.

Не свежей, едкой – как будто само здание до сих пор помнило огонь.

Когда двери медблока открылись, Игоря ослепил свет. Он сделал шаг – ноги дрожали, суставы болели, но он стоял.

Перед ним простирался Велесград – город внутри города, но теперь больше похожий на огромный организм, получивший смертельную рану.

Дроны летали в воздухе, ремонтируя пробитые перекрытия; транспортные линии стояли.

Из-за стен слышались отдалённые звуки стройки, гул плазморезов и шипение сварочных автоматов.

Всё казалось чужим. Даже воздух.

На груди у Игоря висел временный жетон пострадавшего – тонкая пластина с голографическим идентификатором.

Он подошёл к стойке приёма – автоматическая консоль засветилась.

ИИ женским голосом произнёс:

– Пострадавший Брусков Игорь Иванович. Сектор проживания – уничтожен.

Родственники: Брускова Алина Ивановна, возраст 9 лет, эвакуирована в детский приют при аркологии.

Статус опекуна: временно снят.

Доступ к жилым ячейкам – отсутствует.

Слова будто прошли сквозь грудь.

Алина. Сестра.

Она – всё, что осталось.

– Можно… увидеть её? – спросил он, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

– Доступ запрещён. Медицинское заключение: пациенту требуется восстановительный курс не менее трёх суток. Посещение разрешено только после одобрения службы опеки.

– Да мне всё равно на курс! – почти выкрикнул он. – Я должен её увидеть!

Голограмма не изменила интонации:

– Запрос отклонён. Рекомендовано обратиться в отдел восстановления пострадавших граждан.

Экран погас.

Игорь ударил по стойке кулаком – без толку.

Слёзы снова подступили к глазам, но он сдержался. Сейчас нельзя.

Он повернулся и пошёл вдоль стеклянного коридора. Под ногами звенело стекло, стены были усеяны следами ремонта – будто аркология пыталась залатать собственные вены.

Везде ходили люди: кто-то с повязками, кто-то с переносными ИИ-терминалами, инженеры, медики, представители службы спасения.

Но никто не обращал на него внимания.

Его дом, комната, отец – всё исчезло за один миг.

Осталась только сестра.

И пустота.

Спустя несколько часов Игорь добрался до Отдела восстановления.

Зал был забит – десятки людей, все с одинаковыми лицами: уставшими, опустошёнными.

Очередь двигалась медленно, голографические окна щёлкали одно за другим.

Наконец, его вызвали.

Перед ним – мужчина лет пятидесяти, с тёмными кругами под глазами, старый знакомый отца: Сергей Петрович Орлов, заместитель начальника инженерного сектора.

– Брусков… Игорь, да? – спросил он, просматривая список на планшете.

– Да.

– Сын Ивана Константиновича. – Голос чуть дрогнул. – Он был хорошим специалистом.

Игорь молчал.

Орлов нахмурился, убрал экран.

– Ты уже знаешь, что жилья у вас больше нет?

– Да.

– Опекунство над сестрой временно снято. Но ты можешь подать запрос, если найдёшь работу и жильё.

– Работу? Я только школу закончил.

Орлов кивнул.

– Понимаю. Сейчас таких, как ты, много. После взрыва потеряли не только людей, но и целые отделы. Всё, что у нас – это кредиты и обещания.

Он потёр лицо ладонью, устало вздохнул.

– Я знал твоего отца. Он был упрямый, но честный. Всегда говорил: “Не бойся брать на себя ответственность”. Вот и я скажу тебе то же самое. Хочешь, я гляну, что можно сделать?

– Пожалуйста… – тихо сказал Игорь.

Орлов открыл интерфейс – строки данных проносились мимо.

– Итак… без образования, без жилья, без активов.

– Зато есть практика. Я помогал отцу, разбирался в системах связи, в квантовых передатчиках. Я не полный ноль.

– Это хорошо. Но без лицензии тебе ни один сектор не даст доступ.

– Что-нибудь… любое место. Мне просто нужно зарабатывать. Мне нужно вытащить сестру.

Орлов посмотрел на него. В глазах было что-то между жалостью и уважением.

– Есть варианты, но все – дерьмо.

– Какие?

– Первый – кредиты. Берёшь персональный долг, лет на сорок. Тебе дадут место в жилом блоке низшего уровня и работу в техническом обслуживании. Будешь чистить фильтры, менять кабели. Платить будешь всю жизнь, если не сгоришь от переработки.

– А второй?

Орлов замолчал на секунду, будто взвешивая, стоит ли говорить.

– Колонии.

Игорь поднял взгляд.

– Колонии? Ты про внешние?

– Да. Есть набор в программу “Прометей”. Там нужны люди, особенно молодые. Риск огромный, но платят неплохо.

– Это же… дальние сектора? За орбитой?

– За Марсом. Новые станции, терраформ-платформы, астероидные базы. Люди там живут и умирают, Игорь. Выживает не каждый. Но если выживешь – получишь статус колониста. А это жильё, страховка, кредиты списываются. И сестру ты сможешь забрать.

Он наклонился вперёд.

– Я могу внести твою фамилию в список кандидатов. Но решение ты принимаешь сам.

Игорь молчал.

За прозрачной стеной зала медленно летел дрон-уборщик, собирая пыль и обломки.

Мир вокруг будто перестал существовать.

– Если отец мог бы сейчас что-то сказать… – начал Орлов.

– Я знаю, что бы он сказал. – Игорь сжал кулаки. – Не паниковать. Думать.

Орлов медленно кивнул.

– Значит, решай с умом. Завтра утром я буду в техническом узле “Север-4”. Придёшь – оформим заявку.

Он встал, протянул руку.

Игорь пожал её – твёрдо, по-взрослому.

– Спасибо, Сергей Петрович.

– Не мне. Ему. – Орлов посмотрел на голограмму с фамилией отца. – Твой старик спас не один сектор этой аркологии. Пусть теперь сын спасёт себя.

Ночь в Велесграде опустилась тихо, но внутри аркологии тьмы не бывает.

Сотни ламп, проекционных витрин и бегущих голограмм делали ночь похожей на день, только холодный и бездушный.

Игорь стоял у панорамного окна временного приюта для пострадавших. Внизу, где раньше были жилые кварталы, теперь зияла дыра – огромный пустой колодец, за которым скрывалась обрушенная часть сектора.

Он сжал ладонь, будто всё ещё чувствовал в ней руку отца.

Рядом, на тумбочке, мерцал мембранный коммуникатор – сообщение от службы опеки:

Алина Брускова переведена в детский дом сектора “Гелиос-3”. Доступ ограничен. Возможность личного контакта – только для опекунов с подтверждённым статусом гражданина класса С и выше.

Эти строчки Игорь перечитал десятки раз.

Он уже выучил их наизусть.

– Прости, Линка, – шепнул он. – Я найду способ. Я не оставлю тебя там.

Утро принесло шум – город просыпался, и с ним вместе просыпались его механизмы.

Игорь добрался до сектора «Север-4» – инженерный узел, в котором пахло озоном, смазкой и металлом.

Сергей Петрович встретил его внизу, у шлюза, где воздух дрожал от вибраций мощных генераторов.

– Решился всё-таки, да?

– Да.

– Ну, смотри. После этого назад пути нет.

Орлов провёл его по техническому туннелю – повсюду искрили кабели, слышались голоса инженеров.

В одной из боковых комнат стояли трое мужчин и женщина – все в тёмных комбинезонах без знаков различия.

Они переглянулись, когда вошли.

– Это он? – спросила женщина, листая что-то в планшете.

– Он. Сын Брускова.

– М-да… маловат.

– Шестнадцать, – сказал Игорь.

– Восемнадцать, – поправил Орлов, глядя на него строго. – Правда ведь, Игорь?

Игорь понял намёк.

– Да. Восемнадцать.

– Вот и отлично. – Женщина усмехнулась. – Будет проще с документами.

Она кивнула одному из мужчин – тот достал тонкий кейс, открыл.

Внутри – портативный документарий: старый, но надёжный прибор для подделки цифровых идентификаторов.

Орлов молча активировал голограмму.

На полупрозрачном экране вспыхнули строки данных:

Брусков Игорь Иванович. Возраст: 18. Образование: технический колледж №47, квалификация – техник-квантолог.

– Ты хоть что-то понимаешь, что сейчас делаем? – хмыкнул один из мужчин.

– Понимаю, – ответил Игорь. – И не прошу об одолжении. Только шанс.

Женщина усмехнулась.

– Шанс – это дорогое слово, парень. Ладно. Орлов ручается – значит, пусть живёт.

Она приложила палец к панели – цифровая подпись, и данные ушли в систему.

– Теперь ты официально взрослый специалист. Поздравляю, Игорёк. Закон глотает такие вещи с радостью, особенно если за него платят правильные люди.

Орлов не улыбнулся.

Он молча вытащил из внутреннего кармана кредитную карту и положил на стол – крупная сумма.

– За Ивана Константиновича, – тихо сказал он.

– Ты дурак, Серёжа, – покачала головой женщина. – Из-за таких, как ты, мы все под статьёй.

– Знаю. Но если бы он был жив, он бы сделал то же самое.

Документы утвердили в тот же день.

Игорь получил временный пропуск, пакет инструкций и направление:

Колониальная программа “Прометей-12”, пункт сборки “Тайга”, уровень D-6.

Вечером, когда он вернулся в свой временный отсек, в воздухе всё ещё стоял запах озона.

Он включил коммуникатор – на стене вспыхнуло голографическое изображение сестры. Старое, сделанное ещё до трагедии.

Алина смеялась, стоя у светящегося дерева из биолюминесцентных кристаллов.

Игорь коснулся проекции рукой.

– Я вернусь, Линка. Я заберу тебя. Клянусь.

Следующее утро началось с процедур допуска.

В пункте регистрации стояло человек тридцать – кто-то явно бежал от долгов, кто-то – от прошлого.

Молодые лица, уставшие глаза, мешки на плечах.

Игорь держал в руках свой новый документ – цифровой диплом, который светился лёгким голубым светом.

На нём было имя, но уже не его жизнь.

Офицер колониальной службы, женщина в сером кителе с эмблемой “Prometheus-12”, внимательно смотрела на экран.

– Брусков Игорь Иванович, техник-квантолог. Возраст – восемнадцать. Хорошо. Медосмотр прошёл, документы в порядке.

Она подняла взгляд. – Добровольное согласие подписано?

– Да.

– Отлично. Ты знаешь, куда отправляешься?

– Неважно. Главное – вперёд.

Офицер слегка усмехнулась.

– Так все говорят. Первые три месяца ещё верят, что вернутся. Потом перестают.

Игорь не ответил.

Она поставила печать и кивнула:

– Добро пожаловать, колонист “Прометей-12”.

Когда он шёл к сборочному лифту, за прозрачной стеной простиралось сердце Велесграда.

Транспортные трубы, дроны, сверкающие платформы – всё двигалось, словно огромный организм, равнодушный к чужой боли.

Он остановился на мгновение, посмотрел вверх – туда, где за куполом аркологии скрывалось небо,

и впервые за много дней почувствовал не страх, а странное спокойствие.

Папа… я иду туда, куда ты не успел, – подумал он.

Я сделаю так, чтобы Алина жила лучше, чем мы.

Он шагнул в лифт.

Створки сомкнулись, и кабина двинулась вниз – туда, где собирали тех, кто решился покинуть Землю.

Глава 3

Пункт сборки “Тайга” встретил Игоря гулом, холодом и запахом металла.