Конец времени. Полная Сага

Фреяна, до сих пор наблюдавшая за происходящим с томной отстраненностью, медленно подняла взгляд.

– Ты же не обвиняешь нас? – её голос был гладким, как лезвие, только что вынутое из ножен.

Габриэлла даже не изменила тона.

– И не думала. Они – явное зло. Даже твоя стервозность, Дочь Ночи, им в подмётки не годится.

Эльдриан рассмеялся – низко, глухо, будто где-то в глубине его горла перекатывались гальки. Его сестра лишь чуть приподняла бровь, даже не утруждая себя возражением.

– Кровь одного из них попала ему в глаз, – продолжила Габриэлла, – и вызвала видение.

Эльдриан внезапно оживился, его пальцы сжали край стола.

– О, это уже интересно. – В его глазах вспыхнул азарт. – Я бы взглянул сам.

Габриэлла жестом, полным театрального великодушия, указала на Торина.

– Не стесняйся. Для этого он и здесь.

Торин почувствовал, как по спине пробежал холодок. Его возмутила эта бесцеремонность, но возражать он не смел.

Брат и сестра поднялись одновременно – медленно, словно подчиняясь незримому ритму. Их движения были зеркальны, как отражение в воде. Они подошли к Торину сзади, встав по обе стороны его стула, и без слов положили руки ему на голову и на плечи друг другу, пальцы слегка сомкнулись, как когти хищной птицы.

Так же, как когда-то сёстры Света.

И в тот же миг комната исчезла. Торин снова вернулся в каменную долину.

Они увидели всё: кровавую резню, чудовищ, рвущих плоть, крики умирающих. И тот самый момент, когда тёмная кровь брызнула в глаз Торина, а за ней – видение, жуткое и необъяснимое.

Когда всë закончилось, оба правителя резко отдёрнули руки, будто обожглись. На их лицах застыло недоверие, смешанное с чем-то глубже – почти со страхом?

Фреяна медленно отошла к своему месту, её пальцы слегка дрожали.

– И это вызвала кровь тех чудищ? – её голос звучал приглушённо. – Может, в ней были токсины, вызывающие иллюзии…

Эльдриан не двинулся с места. Его взгляд, тяжёлый и неотрывный, впился в Габриэллу. Вся игривость исчезла, он был серьёзен и собран:

– Зачем ты здесь?

Она не моргнула.

– Хочу взглянуть в Лунную Призму.

Наступила тишина.

Потом Эльдриан внезапно расслабился, его черты вновь обрели привычную наигранную надменность. Он вернулся за стол, развалившись на стуле с видом человека, которого больше ничем не удивить.

– Думаешь, это стоит того? Хочешь посмотреть на мёртвый вулкан? – Он усмехнулся. – Похоже, ты зря тратишь время.

Габриэлла закатила глаза с таким выражением, будто он только что предложил ей прыгнуть в пропасть.

– Ты сам всё видел. А вдруг это не просто бред, что привиделся от ядовитой крови? – Её голос стал резче. – По крайней мере, сможем узнать, лезут ли эти твари из вулкана или нет. Если ты не готов предположить…

Она не стала заканчивать фразу, оставив её висеть в воздухе, как вызов.

Эльдриан внезапно повернулся к Торину и Лире, его глаза сверкнули аметистовым огнём в свете факелов.

– Вы никогда не задумывались, почему ваши воины подчиняются Командующей Габриэлле, а не той… бездушной, что сидит на троне с видом превосходства?

В его голосе, когда он говорил об Авроре, прозвучала острая нота – не просто презрение, а что-то глубже: старая обида, ущемлённое достоинство, будто он до сих пор чувствовал жгучую горечь от того, как когда-то его бросили.

Габриэлла усмехнулась, но промолчала. Она знала, о чём он.

Эльдриан продолжил, размахивая куском хлеба, как дирижёрской палочкой:

– Они исполнят приказ. Любой приказ. Даже руку себе отрубят. Но только если он будет отдан Командующей, а не Правителем Детей Света.

Торин и Лира переглянулись. Да, они знали, что войско подчиняется только приказам Габриэллы, что Аврора никогда не отдаёт им прямых приказов. Но они не задумывались – почему.

– Я всегда считал, что это… разделение власти, – неуверенно пробормотал Торин.

Эльдриан расхохотался, как будто услышал лучшую шутку в своей долгой жизни.

– О, как мило! Детишки Света ничего не знают о своих правителях!

Он лукаво подмигнул Габриэлле, а затем продолжил снисходительным тоном, словно объяснял малышам, откуда берутся звёзды:

– Они следуют за её голосом. В этом всё дело.

Его пальцы коснулись собственного горла, будто иллюстрируя мысль.

– Возможно, вы сами за время этого небольшого путешествия ощущали это. Было такое, когда она что-то говорила, а у вас возникало жгучее желание следовать за ней даже в пропасть?

Его голос стал тише, почти шёпотом, завораживающим:

– Нечто чарующее… манящее… даже гипнотическое?

Торин и Лира, сами не осознавая, медленно кивнули.

Габриэлла нахмурилась:

– Эльдриан, может хватит?

Но тот лишь отмахнулся, как от назойливой мухи и продолжил всё с тем же азартом:

– Это всё обман. Одурманивание воинских, не сильно больших мозгов.

Он щёлкнул пальцами.

– Она чарует их голосом – они следуют за ней. Всё просто!

Тут вмешалась Фреяна. Она произнесла тихо, но так, что каждое слово прозвучало, как удар кинжала:

– Именно этот голос призывал воинов Света истреблять Детей Ночи…

Её взгляд, тяжёлый и обвиняющий, устремился на Габриэллу.

Та не опустила глаз.

– Я не стану снимать с себя ответственность за пролитую кровь тем, что меня ввели в заблуждение.

Её голос был спокоен, но в нём дрожала сталь.

– Я, как тогда, так и сейчас, признаю свою вину за содеянное. И смиренно несу этот груз.

Эльдриан, всё ещё в весёлом настроении, хлопнул в ладоши:

– О, давайте не будем кидаться грехами прошлого! Мы же оставили его в легендах.

Он повернулся к сестре, его улыбка стала шире:

– Главное, что Командующей хватило мозгов раскрыть обман… и смелости пойти против своего Правителя.

Повисла тишина. Даже факелы, казалось, замерли.

Торин и Лира чувствовали себя неуместными. Но не из-за своего более низкого происхождения, чем правящие династии. Эти трое были давно знакомы, у них бол общее прошлое, сложное и противоречивое. И сейчас они играли в игру, правила которой ни Торину, ни Лире не были ясны. Они точно знали, где пролегает черта дозволенного и могли себе позволить отпускать колкости в адрес друг друга. Это был спектакль, где главными зрителями были сами актёры. Смесь политики, личных отношение и чего-то ещё не ведомого простому главе каравана и его Хранителю.

Эльдриан не мог долго молчать:

– Давайте вернёмся к голосу вашей Командующей.

Он повернулся к Торину, глаза его сверкали, как у ребёнка, готового раскрыть самый лучший секрет.

– Вы слышали, как поёт одна из Трёх?

Затем он медленно повернулся к Габриэлле, расплываясь в улыбке.

Та холодно ответила:

– Нет. Я не стану петь.

Эльдриан рассмеялся.

– Станешь, Дочь Света.

Его голос внезапно приобрёл опасную мягкость.

– Ты – гостья. Я – хозяин. Я прошу – ты делаешь. Помнишь?

Он указал на её платье.

– Твоё новое одеяние тому доказательство.

Затем он снова повернулся к Торину, уже игриво:

– Это настоящее волшебство. Одновременно грусть и радость. Счастье и горе…

Он провёл пальцем по щеке, изображая слезу.

– Слёзы сами текут. Это восхитительно.

И, не глядя на Габриэллу, он бросил уже приказным тоном:

– Спой, Габриэлла.

Его пальцы постучали по столу.

– Нам же надо убить время, пока Луна не дойдёт до своего пика. До этого момента Лунная Призма бесполезна.

Он откинулся на спинку стула, сложив руки на груди.

– Так что… спой нам.

Последние слова повисли в воздухе, как вызов.

Габриэлла медленно подняла глаза. В них было явное раздражение. Она знала, что у неё нет выбора. Командующая медленно поднялась из-за стола, её изумрудное платье шевельнулось, словно живое, улавливая каждый её шаг. Она подошла к парапету балкона, облокотилась на него, уперев ладони в холодный камень, и устремила взгляд в небо.

И запела.

Уже с первых звуков её голоса Торин ощутил нечто неописуемое. Это было не просто пение – это было волшебство, чистое и безудержное.

Её голос обволакивал его, как тёплый ветер, убаюкивал, как колыбельная, но в то же время проникал в самую душу, пробуждая в ней бури эмоций.

Он чувствовал радость – яркую, ослепительную, словно первый луч солнца после долгой ночи. И тут же – тоску, глухую, давящую, как камень на сердце. Он хотел вскочить, бежать, смеяться… а в следующее мгновение – опуститься на колени и плакать. Слова, проникали в душу.

Она пела:

«Это никогда не закончится, потому что я хочу больше…

Дай мне больше, дай мне больше…»

Каждое слово звучало так, будто она обращалась не к ним, а к самой вселенной, требуя от неё невозможного.

«Если бы у меня было сердце, я могла бы любить тебя…

Дай мне больше, дай мне больше…»

Торину казалось, что в воздухе звучат не только её ноты, но и лёгкие, почти невесомые переливы струнных инструментов, которых не было. Что вокруг неё витает что-то неуловимое – может, духи ветра, а может, сама великая Сила, притянутая её голосом.

Лира сидел, словно загипнотизированный. Его глаза, обычно холодные и отстранённые, теперь горели преданностью, почти безумной. Он был готов отдать за неё жизнь – прямо сейчас, без раздумий. И самое страшное – ему казалось, что это его желание, а не навязанная воля.

Габриэлла повернулась к слушателям, оперлась спиной о парапет и продолжила, её пальцы слегка сжимали камень:

«Если бы у меня был голос, я бы пела…

Я вижу, что принесёт завтрашний день…»

Казалось, даже Луна замерла, застыв в небе, готовая в любой момент сорваться с небосвода и последовать за её песней.

«Достигну ли я когда-нибудь бездны?

Если бы у меня был голос, я бы пела…»

Когда она замолчала, в воздухе повисла тишина – густая, почти осязаемая.

Торин медленно перевёл взгляд на Эльдриана. По щеке Брата Ночи текла слеза. Но он улыбался – загадочно, как будто знал что-то, чего не знал никто другой.

И только тогда Торин осознал, что и сам плачет. Капли скатывались по его щекам, горячие и солёные, но он даже не пытался их смахнуть.

Потому что в этот момент он понял – голос Габриэллы был не просто зовом. Он был правдой, обнажённой и неумолимой. И против неё не было защиты.

Глава 5

Эльдриан поднялся со своего места, его движения были плавными, словно тень, скользящая по стене. В его глазах светилось удовлетворение, словно он только что стал свидетелем долгожданного спектакля.

– Идём, луна почти готова раскрыть нам тайны дальних земель, – произнёс он, и в его голосе звучала лёгкая торжественность, словно он приглашал её в святилище древних секретов.

Он первым шагнул в проём, ведущий обратно в тронный зал, его белоснежные одежды колыхнулись, словно крылья ночной птицы. Габриэлла последовала за ним молча. А остальные осталась на балконе.

Внимание Фреяны полностью принадлежало Ли-Суну. Казалось, для неё в этот момент больше никого не существовало – ни Торина, ни Лиры.

Её пальцы, тонкие и изящные, с ногтями, отливающими перламутром, медленно скользнули по его правому плечу, повторяя контуры отметины – двух дуг, переплетённых, как символ неизведанной силы. Её прикосновение было лёгким, почти невесомым, но от него по коже Ли-Суна пробежали мурашки.

– Много столетий назад, когда я была ещё дочкой, я видела, как один из рода Илдвайн использовал свои особые способности, – прошептала она, её голос был тёплым, как шёлк, скользящий по обнажённой коже.

Она не отрывала взгляда от его глаз, и в её глазах светилось что-то между любопытством и вызовом.

Ли-Сун смотрел на неё с тем же азартом, его губы тронула улыбка – в ней читалось и самодовольство, и явное удовольствие от этой игры.

– Всегда хотел увидеть твои крылья, Сестра Ночи, – произнёс он, его голос звучал приглушённо, с лёгкой хрипотцой, которая делала его слова ещё более обволакивающими.

Фреяна лукаво улыбнулась, её губы изогнулись, как лезвие изысканного кинжала.

– Фреяна, – поправила она, явно требуя, чтобы он называл её по имени, а не по титулу.

Затем, не сводя с него глаз, она встала и отступила на шаг, её платье колыхнулось, как дым.

– Давай покажу.

В её голосе звучало обещание – не просто демонстрации крыльев, а чего-то большего, чего-то, что могло изменить всё между ними.

Воздух вокруг них словно сгустился, наполнившись предвкушением. Даже звёзды, казалось, замерли, ожидая, что же произойдёт дальше.

***

Габриэлла следовала за Эльдрианом по узкой винтовой лестнице, высеченной в толще скалы. Каменные ступени, отполированные бесчисленными шагами, мягко мерцали в свете голубоватых огней, что висели в воздухе без видимой опоры. Их путь извивался вверх, а затем внезапно уходил вглубь горы, где воздух становился прохладнее и наполнялся едва уловимым дрожанием древней Силы.

Наконец они достигли узкой двери из чёрного дерева. Эльдриан толкнул её беззвучно, и они вышли на небольшой открытый балкон, вырубленный в противоположной стороне скального массива. Здесь не было парапета – только обрыв, уходящий в темноту, и каменный пол, сливающийся с самой горой. В центре площадки возвышался пьедестал, достигавший им до пояса, будто естественное продолжение скалы. На нём покоилась Лунная Призма – совершенная сфера, точная копия ночного светила, только меньшего размера. Её матовое свечение пульсировало в такт с настоящей луной, висящей высоко в небе. Свет от неё был холодным, почти жидким, и струился по каменному полу, как ртуть.

Эльдриан встал немного в стороне, оставляя место Габриэлле напротив призмы. Расстояние между ними было ровно на вытянутую руку – достаточно близко, чтобы чувствовать присутствие друг друга, но не нарушающее границы.

– Ещё пару минут, – произнес он, не отрывая взгляда от небесного светила. – Я скажу, когда.

И они замерли в ожидании, два разных мира, облаченные в мирскую оболочку у древнего артефакта, освещенные призрачным светом Луны.

***

На другом балконе разворачивалась иная сцена. Фреяна стояла, расправив за спиной огромные крылья, появившиеся словно из ниоткуда. Они выросли из еë лопаток в серебристом мареве, сначала как тень, затем обретая плоть и форму.

Эти крылья были произведением искусства – форма их напоминала крылья летучей мыши, но вместо кожи они были покрыты длинными перьями. Основание каждого пера сияло чистым серебром, тогда как остальная часть переливалась от чёрного к белому, создавая сложный узор прожилок. При малейшем движении вся поверхность крыльев меняла оттенок, то поглощая свет, то отражая его тысячами микроскопических граней.

Ли-Сун медленно обошёл Фреяну, его глаза блестели от восторга. Он протянул руку, едва касаясь кончиков перьев, ощущая под пальцами одновременно мягкость и неожиданную твердость. Перья были остры как бритвы – одно неверное движение, и они могли оставить порез.

– Осторожнее, воин, – прошептала Фреяна, явно получая удовольствие от его восхищения. – А то порежешься.

Её голос звучал как шелест тех самых перьев – мягкий, но с металлическим оттенком.

– Их кто-то точит для тебя, – спросил он, не отрывая взгляда от переливающейся поверхности, – или они всегда такие острые?

Фреяна повернула голову, их глаза встретились в немом диалоге, полном скрытых смыслов.

– Ты можешь попробовать их наточить, Ли-Сун, – ответила она, и в её словах была двусмысленность, заставляющая сердце биться чаще.

Он лишь улыбнулся в ответ, понимая игру.

– Если будешь хорошим мальчиком, – добавила она уже тише, так что слова едва долетали до него, – они станут нежнее пера, что кладут в дворцовые подушки.

Торин, стоявший в стороне, чувствовал себя неловко, будто вторгся в нечто слишком личное. Ему хотелось покинуть балкон, скрыться от очередной игры, в которую его не звали играть. Но ни Фреяну, ни Ли-Суна, кажется, не смущало присутствие Детей Света – они продолжали свой странный танец, где каждое движение, каждый взгляд был наполнен скрытым смыслом, понятным только им двоим.

А вокруг них ночь становилась всё глубже, звëзды – ярче, а в воздухе витало предчувствие чего-то неизбежного.

***

– Пора, – произнес Эльдриан, и его голос прозвучал как удар колокола в тишине святилища. Их руки одновременно легли на холодную поверхность Лунной Призмы и на плечи друг друга. В этот миг из глаз обоих хлынуло серебристое сияние, словно сама Луна прорвалась сквозь их зрачки, заливая всë вокруг призрачным светом.

Перед их внутренним взором понеслись картины, сменяя друг друга с головокружительной скоростью. Зелёные долины, где трава колыхалась под невидимым ветром. Древние леса, чьи кроны шептали тайны тысячелетий. Горные хребты, острые как клыки исполинского зверя. Озера, чья гладь отражала небо, будто жидкое зеркало. Всё это мелькало, удаляясь, унося их сознание всё дальше к цели.

И вот он – вулкан. Но не пылающий огнëм, а извергающий песок и пепел, словно гигантский песочный водопад, отсчитывающий время до катастрофы. У его подножия копошились твари, чьи очертания заставляли содрогаться – не от страха, а от инстинктивного отвращения перед нарушением природного порядка. Казалось, что само время здесь сломано. Всё происходящее неестественно и противоречиво всей природе их мира.

На коленях, в позе, одновременно молитвенной и властной, стоял мужчина. Его тело было слеплено из песка, вулканического пепла и мириад стеклянных осколков, переливающихся как слезы. Каждый мускул, каждый изгиб был выточен с неестественной совершенностью – это была красота пустыни, жестокая и безжизненная. Глаза закрыты, словно в глубокой медитации.

Вдруг в центре его груди появилась капля – чёрная, густая, словно вытекшая из самой сердцевины тьмы. Она медленно поползла вверх, извиваясь как змея, достигла шеи, свернула к плечу и устремилась вниз по руке. Достигнув кончика пальца, она упала в пыль.

Тут же капля начала биться в конвульсиях, втягивая в себя окружающий песок, пепел, даже само время вокруг. Процесс был одновременно отвратительным и завораживающим – как цветок мгновенного разложения, распускающийся в обратной перемотке. И из этого хаоса родилось чудище – ещё одно порождение тьмы.

Мужчина открыл глаза. Два багровых колодца, в которых застыла вечность. В них не было ни жизни, ни смерти – только бесконечное падение. Его губы растянулись в улыбке, обнажив белоснежные зубы, похожие на кристаллы.

– Я вас вижу, – прошептал он, и его голос шуршал, как песок в песочных часах. Руки резко вскинулись вперëд.

Удар был мгновенным и неотвратимым. Невидимая сила отбросила Эльдриана и Габриэллу к стене, в то время как Лунная Призма взорвалась. Тысячи хрустальных осколков, острые как бритвы, понеслись к ним, сверкая в призрачном свете.

Габриэлла ударилась о стену, боль пронзила спину и затылок. На миг сознание помутнело, но, когда она открыла глаза, увидела летящие к ним осколки. Эльдриан ещё не успел подняться с колен.

Одно движение – и она уже скользила по каменному полу, словно тень. Толчок, рывок – и вот она рядом с ним. Рука взметнулась вверх, и в тот же миг золотые узоры расползлись по её коже, от пальцев до локтя, сплетаясь в барьер.

Осколки врезались в невидимую преграду с оглушительным звоном. Те, что не успели остановиться, вонзились в стену с такой силой, что должны были разлететься вдребезги. Но нет – они застыли, вмурованные в камень, как странные кристаллические цветы.

Эльдриан поднял на неё взгляд. В его глазах не осталось и следа от привычной игривости, и надменности – только холодная ясность понимания и лёгкий, удва уловимый, старх. Он встал, отряхнулся, и одно слово прозвучало как приговор:

– Идем.

И развернулся, чтобы уйти, его белоснежные одежды развевались, как знамя перед битвой. Габриэлла последовала за ним, оставив позади разбитую призму и видение, которое уже нельзя было забыть.

Путь обратно казался бесконечным, каждый был погружён в свои мысли.

Мозг Габриэллы работал судорожно и быстро. Чувства, что обняли её лишь на миг: страх, паника, даже ужас, были быстро изгнаны на задворки сознания. Это было её сутью, особым умением, отточенным годами. На смену пришла логика и стратегия. Она уже продумывала сеющие шаги, сложны разговоры и решения.

Душа Эльдриана, казалось сжалась, хотя лицо оставалось невозмутимым. Призрак прошлого только что чуть не пригвоздил его к стене осколками. Паника и страх были сейчас главными спутниками Брата Ночи. Он пытался отогнать их, чтобы принять решение, понять, что делать дальше, как защитить, как победить. Но на смену страху пыталось пробиться только чувство беспомощности. А такого Правитель Детей Ночи не мог себе позволить.

Фигура Эльдриана неожиданно возникла в проеме балкона. Его безупречные белые одежды были слегка помяты, а в глазах, обычно полных насмешливого спокойствия, горел незнакомый огонь. Он вошёл стремительно, словно его преследовали, и следом за ним, сохраняя холодное достоинство, появилась Габриэлла. Её изумрудное платье колыхнулось, как всплеск воды в тёмном озере.

На другом конце балкона Ли-Сун всё ещё стоял близко к Фреяне, его пальцы медленно скользили по основанию её крыльев, где перья переходили в кожу – самое чувствительное место. Его прикосновения были почти хирургически точными, будто он изучал не просто крыло, а древний артефакт. Фреяна слегка прикрыла глаза, её губы дрогнули в едва уловимой улыбке.

Габриэлла одним взглядом охватила сцену, и её голос, резкий и чёткий, разрезал напряженную атмосферу:

– Хватит лапать крылья Фреяны. – Она сделала небольшую паузу, давая словам проникнуть глубже. – Ей это доставляет слишком большое удовольствие… как и тебе, судя по всему.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла в тронный зал, её шаги звучно отдавались по каменному полу. Торин и Лира, смущенные и растерянные, поспешили за ней.

Ли-Сун задержался на мгновение. Его глаза встретились с глазами Фреяны – в этом взгляде было обещание, недосказанность, вызов. Затем он последовал за остальными, оставив Дочь Ночи стоять на балконе.

Улыбка медленно сошла с лица Фреяны, как последние лучи солнца перед грозой. Она повернулась к брату, и её черты стали жесткими, почти чужими.

– Он вернулся? – спросила она, и в её голосе звучало нечто большее, чем просто вопрос. Это было предчувствие.

Габриэлла уже достигла середины зала, когда тяжёлые двери распахнулись с грохотом. В проеме стоял Воин Ночи – его доспехи были покрыты пеплом и пылью, на лице застыли следы крови. В руках он бережно держал птенца – маленькое, дрожащее существо с перепачканными перьями.

Увидев Габриэллу, воин опустился на одно колено, его дыхание было тяжëлым, прерывистым.

В этот момент в зал с балкона вошёл Эльдриан. Его взгляд упал на воина, и всё его тело напряглось, будто перед прыжком.

– Что произошло? – спросил он, и его голос, обычно такой насмешливый, теперь звучал как лезвие.

Воин поднял голову и начал рассказ – о нападении, о чудищах, о гибели Священных птиц. Каждое его слово падало в тишину зала, как камень в воду.

Фреяна прижала руку к сердцу, её крылья исчезли, растворившись в серебристой дымке. Её лицо стало ещё бледнее, как лунный свет.

Эльдриан стоял неподвижно, но в его глазах бушевала буря. Гнев, холодный и безжалостный, наполнял его, превращая в статую ярости.

Габриэлла подошла к нему и положила руку на его плечо. Её прикосновение было твёрдым, как сталь.

– Мне нужно в Город Света, – сказала она тихо, но так, чтобы слышали все. – А тебе – собрать армию и защитить ваших Священных животных.

В воздухе повисло напряжение, густое, как предгрозовая тишина. Все понимали, что игры закончились. В их двери стучалась война, которую они могут не пережить.

***

Серебристый свет луны проливался сквозь переплетение ветвей, превращая лес в застывшее море теней и призрачных бликов. Габриэлла и её спутники двигались безмолвно, их шаги бесшумно тонули в ковре из мха. Мысли разъедали каждого по-своему. Торин был просто поглощён страхом. Старый враг из легенд прошлого восстал. Тот, кого считали вымыслом для сказок, готовился стереть их мир. Торин не мог поверить, что это происходит, что он часть этого. Неопределённость будущего пугала больше всего.

Габриэлла не стала ждать рассвета, чтобы отправиться в обратный путь. Сейчас каждая минута промедления могла стоить жизней, а может и целого мира.

Когда они вышли на поляну, где их чуть не растоптали Тарханы, лунный свет хлынул на открытое пространство, словно прожектор на сцену. И тут же все застыли – на противоположной стороне, среди чёрных стволов деревьев, копошились чудища. Их очертания нарушали саму гармонию природы.

Их кожа переливалась, как гниющая плоть под масляной пленкой. Спины были покрыты шипастыми наростами, напоминающими кристаллизованную боль. Длинные пальцы заканчивались когтями, которые скребли землю, оставляя борозды будто от раскаленных ножей.