Отблески витражей

Да что же ты за человек такой, промелькнуло у меня в голове. Кротов был каким-то неестественным. Он редко проявлял эмоции, больше слушал и практически не разговаривал с кем-то, кроме своих соседей по парте и, иногда, с Соколовой. Но его странности не мешали ему хорошо учиться, и даже, быть отличником. На уроках вёл себя до противного правильно: ни разговоров, ни лишних движений.

Во всех конфликтах, которые затевал Чирков, он держался в стороне, но всегда был недалеко и наблюдал. Возможно, из-за такого поведения его все и побаивались. Как ни странно, Чирик и остальные четверо с его ряда тоже.

Анатолий Петрович в своей манере рассказывал о Курской битве:

– Победа в Сталинградской битве дала возможность Красной армии перейти от длительной обороны к наступательным действия. Была прорвана блокада Ленинграда, значительные успехи были достигнуты на Кавказе и верховье Дона. Но и фашистским захватчикам удавалось проводить успешные контрудары, например, снова овладеть Харьковом. После же Курской битвы инициатива полностью перешла в руки советского командования. Данный период войны получил название коренного перелома.

Тычок в бок вывел меня из оцепенения – в моей голове разворачивались грандиозные сражения второй мировой войны.

Макс подвинул ко мне листок тетради, на котором было написано: – Ты будешь «валентинку» дарить?

– Нет! А зачем? – написал я крупными буквами ниже его вопроса.

– Завтра день святого Валентина, – написал Максим.

– Давай потом, – коротко написал я.

У меня не было особого опыта дарить кому-нибудь «валентинки». В старой школе такая традиция была, но не скажу, что сильно распространена. Меня собственно говоря она обошла стороной. Да и вообще, что за праздник такой – тайно признаваться в любви?

Если ты даже не знаешь, кто тебе её отправил. А если ты будешь думать об одном человеке, размечтаешься, а потом бах – и это совсем другой. Да ещё и не очень симпатичный тебе.

В общем, у меня сложилось крайне противоречивое отношение к этому празднику.

Прозвенел звонок с урока, Анатолий Петрович продиктовал нам домашнее задание, и все шумно начали собираться на следующий урок.

– Ты чего там мнешься? – начал Макс.

– Да чё ты ко мне пристал, какие «валентинки»? – собирая учебник в рюкзак, проворчал я: – У нас, вообще, такой ерунды не было.

– Дичь какая-то. У нас каждый год все бегают с ними, – рассмеялся Максим.

– Далеко бегаете?, – я откровенно начал издеваться. Меня немного раздражал этот разговор.

– Ой, как смешно! Наш волк-одиночка! – последние слова Максим специально растянул, пытаясь придать им таинственности.

– И кто же у нас будет счастливой обладательницей твой валентинки, Дружнов? – всё это время Вика подслушивала наш короткий разговор.

– Лисова, чё ты всё время лезешь, а? – раздражённо взвыл Макс.

– Ну ладно тебе, – она сморщила лоб и надула губы: – Может быть, я мечтаю получить её от тебя, – стараясь сказать эти слова максимально невиннее, Вика сорвалась и рассмеялась.

– Кирилл, а ты уже решил кому подаришь? – она села на край парты и облокотилась на неё руками.

Я отвел глаза в сторону и ответил: – Вы меня в свои игры не втягивайте. Детский сад, вот честно, – стараясь как можно точнее передать интонации взрослого человека и не встречаться глазами с Викой.

– Ох, какой ты суровый, – она безнадёжно вздохнула. – Снова в этом году останусь без «валентинок».

–Ну бывает, – как можно равнодушнее бросил я и пожал плечами.

Макс уже собрал свои вещи и пошёл к выходу, а я следом за ним. Подходя к выходу из класса, меня что-то заставило оглянуться.

Вика продолжала сидеть на парте, не спеша, болтала ногами и задумчиво смотрела в окно.

И зачем так ей ответил? Нет, я не собираюсь участвовать в этой ерунде. Но можно же было как-то пошутить. А получилось, что я какой-то злобный олень.

Я шёл рядом с Максимом и размышлял над только что состоявшимся разговором. Макс все никак не мог успокоиться и сбивчиво пытался мне объяснить, как это здорово, дарить «валентинки».

Можно не опасаться, что над тобой будут смеяться. И, возможно, именно твои слова затронут струны человеческой души. Ну и всё в таком стиле.

Я прекрасно знал, кому он собирается дарить свою «валентинку» – Петровой и другого варианта тут не было.

Оказалось, что для этих целей у нас в школе устанавливали огромный ящик, в который каждый желающий мог опустить «валентинку», предварительно указав на ней цифру класса, имя и фамилию получателя. Из всех «валентинок» без подписей составлялся коллаж, и он какое-то время висел на стене у расписания.

Понятное дело, что все грубости изымались, и оставались только те, что прошли цензуру.

– Макс, да понял я, понял, – отпихнув его от себя, я нервно поправил рюкзак.

Максим так увлёкся своим рассказом, что начал, прям, наваливаться на меня, когда мы поднимались в класс химии.

– Ну, хорошо, хочешь ты подарить, дари. Чё ты мне-то навязываешь?!

– Да не навязываю я. Просто предлагаю. Давай, сегодня после уроков в магазин зайдем? – резко окончил свою фразу Максим.

– Зачем? – провыл я.

– Ну, нам всё равно по пути,– не успокаивался Максим.

– Ладно, ладно Давай зайдем. Только отстань от меня сейчас. У нас контрольная по химии. Ты не забыл?

– Вот блин, – вся радость Максима куда-то испарилась.

– Кирилл, друг мой! Ты же мне поможешь, если что? – его рот растянулся в улыбке.

– Как мозги мне полоскать, так пожалуйста. А как помоги, так «друг мой». Ну-ну, – я укоризненно посмотрел на Максима.

– Всё, всё, понял. Могила, – и рукой сделал жест, словно закрывает рот на молнию.

По химии у меня сложилось всё как нельзя лучше. Её я знал и любил, понимал темы с первого раза. А учитывая, как её преподносила Ольга Ивановна, то кроме меня, зубрилы Симоновой и, как ни странно, Кротова, все остальные плавали как мухи в киселе.

Все, кто сидел рядом со мной, списывали либо у меня, либо у Макса, которому я успевал решить его вариант.

Если с Симоновой было всё понятно – она просто зубрила: складывалось впечатление, что иногда она вообще не понимает о чем говорит, но за четко отрапортованный материал получала свою заветную пятерку, то вот Кротов, действительно, понимал материал, как в целом, и по всем другим предметам. У меня никак не складывался в голове его пазл, какой-то злой гений получается.

Мы зашли с Максом в класс химии, за партами ещё практически никого не было. Кроме Симоновой и Зотовой, которые не отрываясь от учебников и тетрадей, судя по всему, повторяли материал.

– Ну что, Кирилл, – плюхаясь на стул, сказал Максим, – Как тебе у нас?

– Да, нормально, – я пожал плечами.

– Не жалеешь, что перевёлся?

– Макс, ты опять начинаешь колупать мне мозг, – совершенно не хотелось разговаривать на эту тему.

– Вот ты чё такой? Про это не говори, и про то не говори, – раздражённо возмутился Максим. – О чём вообще разговаривать?

– Ладно, тебе. Давай рассказывай про свои «валентинки», – я решил, что если выбирать из двух тем, то уж лучше пусть он без остановки болтает о дне святого Валентина, чем мне рассказывать про себя.

– Спасибо, что-то не хочется, – обиженно буркнул Максим.

– Да не обижайся ты, – я толкнул его в плечо. – Обещаю, пойду с тобой в магазин. И это останется между нами.

– Ладно, – протянул Максим, и его губы расплылись в улыбке.

Пока мы разговаривали, в класс пришли практически все одноклассники, за исключением Чиркова и Соколовой со своими подружками.

Вика о чем-то шепталась с Колокольниковой и периодически хихикала. Её пальцы беспрестанно перебирали кончик хвостика, который она перекинула через левое плечо. Почему-то я отметил для себя, как ровно она держит спину и какие плавные у неё движения. Моя рука отчётливо почувствовала прикосновения кончиков пальцев Вики, я машинально посмотрел на свою перебинтованную руку.

«Этого еще не хватало, что за ерунда», – подумал я, разглядывая свою руки и шевеля пальцами. Но чем больше я думал об этом, тем отчётливее понимал, что это не рука чувствует, а я вспоминаю прикосновения в мельчайших подробностях.

Я оторвался от руки, почувствовав взгляд с передней парты. Вика смотрела на меня и покусывала губами кончик своих волос.

В момент, когда наши взгляды встретились, она резко перекинула свой хвост назад и, выпрямившись, отвернулась к доске. Раздался звонок на урок.

– Кирилл, Кирилл, – шептал Игнатов из-за спины, – Ты уже сделал?

– Рома, не мешай, – процедил я сквозь зубы.

Контрольная была не сложна, но меня постоянно все дёргали. Макс сидел и ёрзал на своём стуле. На его листочке не было решено ни одного задания. Он умоляющими глазами поглядывал на меня.

– На, – как можно незаметнее сунул я свой листок Игнатову, и начал решать вариант Макса на последнем листе рабочей тетради.

– Ты – мой спаситель, – прошептал Максим.

– Должен будешь, – немного злорадно процедил я.

До конца урока оставалось ещё минут десять, второй вариант был закончен, и Максим лихорадочно переписывал его себе на листок.

– Давай сюда, – едва повернувшись к задней парте, еле слышно прошептал я Игнатову.

– Подожди, сейчас Лось перепишет.

Я повернулся и посмотрел на Игнатова возмущенно раскрытыми глазами: – Свой не мог отдать?

Игнатов в ответ пожал плечами. Я немного отклонился, чтобы посмотреть, что делает Лосев. Его ручка быстро скользила по листу бумаге и копировала моё решение.

Вдруг на его парту упал скомканный листок бумаги, который прилетел со стороны третьего ряда. Чирков пальцем показывал, чтобы Лосев прочитал записку. Тот развернул, начал читать и кивнул в ответ Чиркову.

Спустя какую-то минуту, когда Лосев переписал последнюю строчку, мой листок с контрольной был передан через последнюю парту второго ряда в руки Сыркина. Они вместе с Чирковым, ухмыляясь, посмотрели в мою сторону.

Чирков демонстративно скомкал мою контрольную. Тут Сыркин, что-то начал ему шептать, после чего развернул скомканный лист и принялся переписывать.

«Уроды! Какие же все уроды!», – я просто орал у себя в голове. Мне не хватало зла на Ингатова и этого придурка Лосева. Нужно было срочно как-то исправлять ситуацию.

Я выдернул из центра тетради листок и начал лихорадочно переписывать задание с доски.

–Кирилл, помоги, пожалуйста, – очень тихо и каким-то не свойственным для неё голосом прошептал Вика, едва повернув голову.

«Да вы издеваетесь?!», – я молча смотрел на Вику. В голове моментально всплыли ещё совсем свежие воспоминания моей травмы на «физре» и её прикосновения, как ловко и непринуждённо она застёгивала мою рубашку.

– Давай, – так же тихо выпалил я и замер, сказать-то я хотел совсем другое.

Вика передала мне свой листок с контрольной. Решено было только первое задание и то неправильно. Да и почерк у Вики был намного аккуратнее моего. Отложив её вариант, я, не отвлекаясь, приступил к фактическому переписыванию заданий с доски. В моей голове всё было решено.

Я протянул ей свой листок с решением:

– Держи. Я вписал твою фамилию. У тебя первое задание неправильное.

Вика взяла листок и в этот момент прозвенел звонок:

– Спасибо!, – на секунду мне показалось, что её голос дрожал.

– Так, сдаём работы, – своим безжизненным монотонным голосом сказала Ольга Ивановна.

– Ольга Ивановна, минутку, пожалуйста, – заканючила Соколова

– Работы сдаем на стол, – складывалось впечатление, что слова Соколовой прошли мимо её ушей.

Ребята один за одним собирались и складывали свои работы на край стола.

– Соколова, не задерживай класс, – медленно и без эмоций начала химичка, – Сейчас следующий класс придёт.

Всё это время я лихорадочно строчил свой вариант, на второй половине вырванного листа – третий раз я решал эту контрольную для первого варианта.

– Всё, всё! – закричала Соколова, – Мы закончили.

Она вместе с Шиловой и Петровой вскочила с места и чуть ли не бегом поспешила сдать работу.

– Кирилл? – позвал меня Макс.

– Отстань, – резко, чуть-чуть не выругался я.

Максим понимающе замолчал и продолжал стоять рядом, облокотившись на рюкзак, который стоял на столе.

– Крылов, мне долго ждать? —начала нервничать химичка.

– Ольга Ивановна, – отвлекла учителя Вика, которая почему-то снова вернулась в класс, – Я хотела у вас спросить…

Дальнейший разговор я не слышал, так как полностью сконцентрировался на контрольной. Мне показалось, что на какое-то время была только ручка и листок в клеточку. Весь мир сжался до размера футбольного мяча на уровне моей головы.

Я вскочил с места и, спотыкаясь о стулья, подбежал к столу:

– Извините, – чуть ли не задыхаясь от напряжения, выдавил я.

Ольга Ивановна отвлеклась от Вики, и посмотрела на меня:

– Хорошо, – холодно ответила она.

Подняв глаза от стопки работ, я взглянул на Вику, её выражение лица был отстранённым и непривычно суровым. Благодаря тому, что она немного задержала учителя, у меня получилось дописать контрольную работу.

Глава 8. Обида, злость и гречка

Мы с Максом вышли из класса и пошли по длинному коридору.

– Ну ты даёшь, Кирилл, – в голосе Макса читалось уважение.

– Уроды, – выругался я, – Игнатов тоже дурак, зачем мою работу отдал?! Еле успел.

– А ты зачем Вике свою работу отдал?

– Ну отдал и отдал. Тебе же я решил.

– Ну да, – протянул Максим, – Значит, нравится, – констатировал он.

Я не стал ничего отвечать на его реплику. Меня немного потряхивало от злости и обиды: на дурака Игнатова, на то, что Лосев так спокойно отдал мою работу и вряд ли ему было хоть капельку стыдно.

– Кирилл, я же забыл, – вдруг резко остановился Макс и побежал в сторону лестницы, – Я к «класснухе», – не успел я сообразить, как он исчез за углом.

В паре метрах от меня шла Вика; поравнявшись со мной, она остановилась и протянула мне скомканную бумажку.

– Почему ты не сказал?

Я развернул листок, на нем была моя контрольная.

– Откуда он у тебя?

– Кротов отдал, – Вика смотрела немного в сторону от меня.

– Кротов? – я не совсем понимал, что происходит.

– Ты же мог не успеть. Влепили бы двойку.

– Да это ерунда. Тем более, все же закончилось хорошо, – я улыбнулся и сжал в кулаке мятую бумажку.

– Не делай так больше, – стараясь не встречаться со мной взглядом, Вика повернулась и пошла дальше по коридору.

Стремительно, как будто от жала осы, в моей груди разливался яд обиды. Обида на всех и всё. На Вику, которая вместо того, чтобы сейчас сказать ещё раз спасибо, разговаривает, словно я в чём-то виноват перед ней. На Макса, на химичку, на уродов в классе и бесхребетных одноклассников. На весь свой новый класс и всю школу.

Постепенно обида начала перерастать в злость на самого себя. Зачем мне надо было кому-то помогать, пусть все они катятся куда подальше.

Математика тянулась невыносимо долго; секундная стрелка на часах как будто подыгрывала моему внутреннему негодованию. Она словно замирала каждый раз, прежде чем сделать свой маленький шажок.

В моей голове один за одним рождались планы мести. Только стоило одному подняться, словно замок из песка, как на него набегала новая волна, и на его месте уже возвышался более изысканный план.

Один за одним я отплачивал всем: Кротову, Чиркову, Игнатову, да вообще всему классу. И Вике, наверное, больше всего – хотелось ей доказать, как она ошибается. В этот момент я поймал себя на мысли, что не понимаю, что конкретно хочу ей доказать.

Это же было моё решение, мой выбор поступить именно так, как поступил. Почему – сам не знаю. Не сказал ей, что могу не успеть, не отказал. Взял и сделал её работу первой. В тот момент и не думал, успею себе или нет.

А ей, видите ли, не понравилось. Меня снова бросило в водоворот обиды. Где-то глубоко в груди что-то сжималось, заставляя мои пальцы с силой сдавливать ручку. В какой-то момент я не рассчитал силы, и ручка с громким треском переломилась пополам точно в том месте, где скручивались её две половинки.

Макс вопросительно посмотрел на меня.

– Есть ручка?, – пробормотал я.

– Нет, у меня одна, – и он демонстративно показал мне свою ручку.

На нашу возню обратила внимание Колокольникова, которая постоянно ворчала на нас за болтовню на уроке.

– Крылов, рот закрой, – процедила она сквозь зубы.

Меня чуть не разорвало от возмущений.

– Сама завали, – с несвойственной мне злостью зашипел я.

Ситуация начала накаляться, любое слово в мой адрес расценивалось как попытка задеть мою свободу, гордость и индивидуальность. Да кто они все такие?!

– Держи, – Вика повернулась ко мне и протянула ручку.

– Не надо,– коротко бросил я и отвернулся к окну.

– Хорошо, если понадобится – возьмешь, – она положила ручку на край стола.

– Лисова, Крылов! Может быть, хватит разговаривать?!, – вмешался в нашу перепалку Пётр Геннадьевич.

Математик строгим взглядом смотрел в нашу сторону. Я машинально схватил ручку и уткнулся в тетрадь.

Весь остаток урока я продолжал тихо злиться, но уже без попыток сломать что-нибудь. Даже, наверное, наоборот. Такая, казалось бы, простая вещь, как ручка, подействовала на меня немного отрезвляюще.

Я крутил в руках обычную ручку с синим колпачком. По ней было видно, что до меня её никто не использовал. Чем дольше она находилась у меня между пальцев, тем сильнее какое-то странное, приятное ощущение занимало место злобы.

Оно вытесняло злость, обиду, оставляя место воспоминаниям от прикосновений кончиков пальцев Вики. И в этот момент вместо всеобъемлющей обиды во мне осталось только желание отомстить Чирику и Кротову – именно они были виноваты в том, что мне было так несправедливо горько из-за слов Вики.

Прозвенел долгожданный звонок с урока. Все повскакивали со своих мест и начали собирать сумки. Впереди была большая перемена, всем хотелось побыстрее вырваться из класса и разбежаться по своим делам. Покрутив несколько секунд Викину ручку, я осторожно пару раз коснулся её плеча.

Вика как-то резко обернулась; мне показалась, что она ждала, когда я с ней заговорю.

– Спасибо! – я протянул ей ручку.

– А ты чем писать будешь? – вставая из-за парты, она не отрываясь смотрела на меня.

– Ну, – как-то неуверенно протянул я (я вообще не думал об этом, когда решил с ней заговорить).