Наложение правовых систем

Основой нового порядка стала **военно-административная система десятичной организации**. Все население империи было разделено на военно-хозяйственные единицы по принципу десяти: десятки (арбан), сотни (джагун), тысячи (минган) и тумены (десять тысяч). Военачальник каждого подразделения (десятник, сотник, тысячник, темник) одновременно являлся административным главой и судьей для вверенного ему населения. Эта система, имевшая, вероятно, прототипы в более ранних степных объединениях (например, у киданей), была доведена в Ясе до уровня всеобъемлющего принципа. Она позволяла эффективно мобилизовать ресурсы, контролировать огромные территории и ломать старые родовые связи, перетасовывая племена и включая их в новые, искусственные структурные единицы, лояльные только верховному хану. Исследователь В.В. Трепавлов (2021) отмечает, что десятичная система стала юридическим основанием для императивных повинностей, прежде всего военной службы и ясака (налога), создав универсальный каркас, поверх которого могли существовать локальные обычаи в неполитических сферах.

Центральной нормой Ясы, непосредственно направленной на преодоление кризиса междоусобиц, был **безусловный запрет частных вооруженных конфликтов и самосуда**. Согласно реконструкциям (например, на основе свода В.А. Рязановского, 1937), Яса объявляла враждующие стороны равно виновными и подлежащими суровому наказанию вне зависимости от первоначальной правоты. Все значительные споры, особенно связанные с убийством, должны были передаваться на рассмотрение суда, возглавляемого представителями десятичной администрации или специально назначенными судьями (яргучи). Эта норма юридически оформила монополию центральной власти на легитимное насилие и отправление правосудия. Она наносила удар по институту кровной мести, который был основой саморегуляции родового общества, но стал источником его нестабильности при росте масштабов. Запрет частных конфликтов не отменял адатные принципы компенсации (например, куна), но подчинял их применение решению имперского суда, превращая из средства самоуправства в санкцию, санкционированную государством.

Важной особенностью Ясы был принцип **тайны и элитарного контроля за ее текстом и толкованием**. Согласно источникам (в частности, Джувейни), полный текст Ясы хранился в сокровищнице правящего хана и был доступен только членам правящего дома и высшим сановникам. Для населения закон существовал в виде оглашаемых повелений и судебных решений. Эта секретность служила инструментом укрепления власти правящей элиты. Она делала закон не предметом публичного обсуждения или критики, а сакральным установлением, исходящим от богоданного правителя. Такой подход усиливал централизацию, препятствовал возникновению альтернативных центров легитимного толкования права и позволял правящей верхушке гибко применять общие принципы в конкретных ситуациях, не будучи связанной их буквальной, общеизвестной формулировкой. Этот принцип контрастировал с традицией публичного знания обычного права (төре) в родовых обществах, где нормы были общим достоянием.

Таким образом, структура Ясы демонстрирует ее как инструмент насильственного наложения нового имперского правового порядка поверх старого родового. Военно-административный каркас создал новую социальную организацию, запрет частных конфликтов подорвал правовые основы родовой автономии, а эзотеричность закона закрепила власть новой элиты. Яса не была отменой адата и төре, но стала их верховным регулятором в сферах, критически важных для существования империи: организации власти, армии и податей. В сферах частной жизни, семьи, землепользования (в оседлых регионах) старые нормы могли сохраняться, формируя тем самым характерное для всего последующего периода наложение правовых систем.

2.4. Яса как технология масштабирования: механизмы имперской интеграции

Анализ структуры и функций Ясы Чингисхана позволяет интерпретировать ее не просто как свод законов, а как **правовую технологию**, специально разработанную для решения фундаментальной проблемы масштабирования социально-политической организации – перехода от автономных родовых и племенных образований к единой, централизованной империи. Эта технология работала через унификацию ключевых институтов, создание транслируемых иерархий и подчинение партикулярных идентичностей наднациональному имперскому порядку.

Первым компонентом этой технологии была **унификация принципа легитимности и лояльности**. В родовом обществе (обо) первичная верность принадлежала родичам и старейшинам рода, а авторитет военного вождя был ситуативным и условным. Яса произвела юридическую замену этого объекта лояльности. Высшей и безусловной ценностью была объявлена личность Великого Хана и обслуживающий его имперский порядок. Нормы Ясы, предписывавшие беспрекословное подчинение назначенным командующим десятичной системы (десятникам, тысячникам) и запрещавшие переход из одного подразделения в другое без приказа, систематически разрушали родовую солидарность. Лояльность теперь была адресована не кровному родству, а месту в универсальной имперской военно-административной иерархии. Этот механизм, как отмечает исследователь степных империй Н.Н. Крадин (2020), позволял создавать военные соединения из разнородных этнических компонентов, эффективно управляемые через формальную, а не традиционную структуру.

Вторым компонентом стало **введение универсальных и трансакционно эффективных процедур**. Хаотичные и партикулярные нормы кровной мести, регулировавшие конфликты между родами, были замещены единой имперской процедурой судебного разбирательства. Яса установила общие для всех подданных, независимо от племени, правила судопроизводства, определения вины и назначения наказания. Это резко снижало транзакционные издержки разрешения споров в масштабах всей империи, делая правоприменение предсказуемым и централизованным. Аналогично, введение единой системы учета населения (через переписи) и налогообложения (ясак), также регулируемой Ясой, заменило многообразие племенных форм дани и повинностей одной прозрачной и администрируемой системой, что было необходимым условием для управления гигантскими территориями.

Третьим компонентом была **создание имперского правового каркаса, допускающего внутренний плюрализм**. Яса не была тотальной кодификацией всех сторон жизни. Она устанавливала жесткие, неизменяемые правила в сферах, критически важных для имперской целостности: военная организация, судопроизводство по тяжким преступлениям, налоги, отношения между членами правящего рода. При этом в сферах частного права – семейные отношения, наследование, землепользование у оседлых народов, локальные торговые обычаи – за покоренными народами, как правило, сохранялось право жить по своим собственным законам и обычаям (адату, шариату, местным традициям), если они не противоречили имперскому верховенству. Такой подход, описанный в работах Д.Островски (1998) на примере управления улусами, делал имперскую власть относительно «легкой» для покоренных элит, снижая сопротивление, и позволял управлять культурно-гетерогенным пространством без необходимости его тотальной унификации. Яса выступала здесь как верховный, объединяющий слой, накладываемый поверх множества локальных правовых систем.

Таким образом, Яса Чингисхана может быть определена как успешная правовая технология масштабирования. Она обеспечила переход от племенного уровня организации к имперскому путем: 1) перенаправления лояльности на имперские институты; 2) внедрения универсальных процедур, снижающих издержки управления; 3) создания гибкой модели верховенства имперского права при сохранении локального правового плюрализма в неполитических сферах. Этот технологический подход к праву как к инструменту интеграции стал ключевым наследием монгольской имперской традиции и предопределил модели последующего наложения правовых систем в регионе, где последующие империи (включая Российскую) вынуждены были так или иначе учитывать и встраивать в свой каркас разнородные правовые слои, унаследованные от предшествующих эпох.

2.5. Источники для реконструкции Ясы: проблема фрагментарности и сравнительного анализа

Ввиду отсутствия единого аутентичного текста Великой Ясы, ее реконструкция и анализ возможны только на основе критического изучения корпуса разнородных и зачастую косвенных источников. Основная сложность заключается в том, что большинство из них были созданы не-монголами, часто спустя десятилетия после событий, и в специфических культурно-политических контекстах. Поэтому методология работы с ними предполагает сравнительный анализ, выявление устойчивых сюжетов и учет тенденциозности каждого текста.

Ключевым внутренним источником является **«Сокровенное сказание монголов» (Монголын нууц товчоо)**, монгольская хроника, созданная около 1240 года. Несмотря на то что она не содержит систематического изложения законов, в ней зафиксированы важнейшие нарративы о создании Ясы. В частности, в параграфе 203 содержится упомянутая формулировка о восстановлении забытых старых порядков. Текст также описывает конкретные правовые ситуации (например, суды над нарушителями), принципы военной организации и этические нормы, которые впоследствии были ассоциированы с Ясой. Работа над переводом и интерпретацией этого памятника продолжается, одним из наиболее авторитетных современных изданий является труд И. де Рахевильца «The Secret History of the Mongols: A Mongolian Epic Chronicle of the Thirteenth Century» (2004, 2006), предлагающий детальный лингвистический и исторический комментарий.

Важнейшими внешними источниками выступают персидские сочинения эпохи Ильханидов. **«Сборник летописей» (Джами ат-таварих) Рашид ад-Дина**, завершенный в начале XIV века, содержит специальный раздел, посвященный Ясе Чингисхана, где перечисляются ее основные установления. Хотя это наиболее подробное изложение, к нему необходимо подходить с критикой, учитывая, что автор был визирем монгольского хана в Иране и мог идеализировать или адаптировать описание законов для легитимации правящей династии. Другим существенным персидским источником является **«История завоевателя мира» (Тарих-и джахангушай) Ала ад-Дина Джувейни**, написанная в 1260-х годах. Джувейни, также служивший монгольской администрации, приводит отдельные положения Ясы, особо подчеркивая ее роль в установлении порядка и запрете частных конфликтов.

Для систематизации разрозненных данных используются **современные научные реконструкции**. Значительный вклад в этом направлении внесла работа польского исследователя **П. Рачевского (P. Ratchnevsky) «Чингис-хан: его жизнь и наследие» (1983, английский перевод 1991)**, где содержится сводный анализ всех известных на тот момент упоминаний Ясы с попыткой реконструкции ее структуры и содержания. Более поздние исследования, такие как работы **Д. Моргана (D. Morgan) и И. де Рахевильца**, продолжают уточнять и критически пересматривать эти реконструкции, акцентируя внимание на символической и идеологической функции Ясы как инструмента легитимации, а не на ее буквальном тексте.

Таким образом, изучение Ясы возможно только через триангуляцию данных: сопоставление внутреннего монгольского нарратива («Сокровенное сказание») с описаниями персидских чиновников-современников (Рашид ад-Дин, Джувейни) и критическим анализом современных научных реконструкций (Рачевский, де Рахевильц). Такой подход позволяет отделить устойчивые, повторяющиеся в разных источниках правовые принципы (запрет междоусобиц, десятичная система, централизация суда) от возможных позднейших наслоений и интерпретаций. Именно эти устойчивые принципы и рассматриваются в настоящем исследовании как ядро Ясы – правовой технологии масштабирования, наложенной на субстрат степного обычного права.

Глава 3. Конкуренты и предшественники: параллельные модели

3.1. Адат – право рода: гибкость, локальность, фокус на восстановлении связей

В процессе наслоения правовых систем на евразийском пространстве ключевую роль, альтернативную и одновременно комплементарную имперским кодификациям, играл **адат** (от араб. *‘ādah* – обычай). Адат представляет собой комплекс обычного права, основанного на нормах, санкционированных многовековой традицией конкретного рода, племени или локальной общины. В отличие от универсалистской и иерархической логики Ясы, адат характеризуется партикуляризмом, высокой степенью гибкости и ориентацией не на наказание, а на восстановление нарушенного социального баланса внутри коллектива.

Основой адата является принцип **коллективной ответственности и круговой поруки**, где субъектом права выступает не индивид, а родовая группа (семья, клан, племя). Эта особенность прямо определяла механизмы разрешения конфликтов, центральным из которых был институт кровной мести. Однако, в отличие от архаического понимания мести как бесконечного цикла насилия, адат, особенно в его развитых формах у народов Кавказа, Поволжья и Центральной Азии, выработал сложную систему процедур по его прекращению и замене материальной компенсацией (кун, диа, выкуп за кровь). Целью этих процедур было не столько возмездие, сколько **восстановление нарушенных социальных связей** и предотвращение дальнейшей эскалации, угрожающей целостности более широкого сообщества. Процесс примирения (например, у народов Кавказа) включал длительные переговоры через посредников (маслагатчиков), публичное покаяние и ритуальные акты примирения, фиксировавшие окончание вражды.