Наложение правовых систем

Alexander Grigoryev

Наложение правовых систем

Введение: Право как геология – а не архитектура

Проблема доминанты: Критика парадигмы «линейной эволюции права» (от обычая → к кодексу)

Господствующая в классической юриспруденции и историографии права парадигма рассматривает эволюцию правовых систем как однонаправленный, прогрессивный и поступательный переход от «примитивных» форм (обычай, традиция) к «совершенным» (письменный закон, кодекс, светское государственное право). Эта модель, восходящая к философии права XIX века, в частности, к работам Генри Мэна (Maine, 1861) и его последователей, постулирует универсальную траекторию развития: «от статуса к договору». В рамках данного подхода наложение правовых систем интерпретируется как временный, дисфункциональный или «переходный» этап, свидетельствующий о незавершенности модернизации и требующий унификации.

Настоящее исследование исходит из принципиально иной эпистемологической позиции. Анализ исторического и современного материала по Евразийскому пространству, опирающийся на данные правовой антропологии (Bohannan, 1965; Moore, 1978; Ковалёв, 2007), исторической социологии права (Weber, 1922; Гуревич, 1972) и теории гибридных институтов (Helmke, Levitsky, 2004), демонстрирует, что «чистые» правовые системы являются аналитической фикцией. Реальность правового регулирования, как в прошлом, так и в настоящем, характеризуется перманентным сосуществованием, конкуренцией и синтезом разнородных нормативных порядков. Парадигма линейной эволюции, таким образом, не только редукционистски упрощает сложность правового поля, но и выполняет идеологическую функцию, легитимируя проекты централизованного государства по навязыванию монополии на правотворчество.

Критика данной парадигмы разворачивается по нескольким ключевым направлениям.

Во-первых, эмпирические исследования, включая работу с архивными материалами (например, делами из фондов ГАОО, ГА РТ, ГАК, РГАДА), показывают, что индивиды и сообщества в ситуации коллизии норм активно используют множественность правовых систем как стратегический ресурс. Так, в деле Уразовой Зубарги (ГАОО, ф. 22, д. 4172, 1854–1855 гг.) или Мухаметшиной Фатимы (ГА РТ, ф. 3, д. 1124, 1866 г.) стороны апеллировали одновременно к адату, шариату и российскому законодательству, а судебные и административные органы были вынуждены вырабатывать процедуры для разрешения таких коллизий, не отменяя одну систему в пользу другой, а находя ситуативные компромиссы.

Во-вторых, исторический анализ происхождения так называемых «основополагающих» кодификаций, будь то Яса Чингисхана или законы Хаммурапи, свидетельствует не об изобретении права ex nihilo, а о кристаллизации, селекции и унификации уже существовавших догосударственных практик и обычаев. Как отмечает исследователь степных империй Д.М. Исхаков (2016), Яса могла представлять собой реставрацию и систематизацию более древних норм тюрко-монгольского *төре* и *идиков*, о которых упоминается в «Сокровенном сказании монголов».

В-третьих, советский и постсоветский периоды не подтверждают тезис об окончательном вытеснении традиционного права. Напротив, происходило его рекодирование: структуры коллективной ответственности и землепользования, свойственные адатным общинам, трансформировались в институты колхозов (Снытко, 2012), а ритуальные практики доверия сохранялись в рамках партийной дисциплины. Данные переписи колхозов в Башкирской АССР в 1930-х годах (ГА РБ, ф. Р-123) указывают на корреляцию их границ с дореволюционными волостными делениями, восходящими к родовым структурам.

В-четвертых, современные процессы цифровизации (проекты «Бірлік» в Казахстане, «SteppeChain», онлайн-советы биев) не отменяют традиционные институты, а формализуют и масштабируют их логику. Это указывает на устойчивость глубинных структур правосознания, которые не подчиняются линейной логике «отмены старого новым».

Таким образом, центральная проблема исследования формулируется как проблема **доминанты**: каковы механизмы, условия и последствия наложения правовых систем, и почему модель конкурентного сосуществования оказывается более устойчивой и релевантной для анализа полиюридических обществ, чем парадигма линейного замещения? Ответ на этот вопрос требует междисциплинарной методологии, отказа от европоцентричных схем и фокуса на Евразию как пространство максимальной интенсивности правового наложения, где взаимодействовали и продолжают взаимодействовать адат, Яса, шариат, римское право, российское имперское и советское законодательство.

Целью данного исследования является не описание «остаточных» явлений традиционного права, а анализ наложения как постоянного, системообразующего принципа формирования правовой реальности, определяющего траектории исторического развития и контуры современных правовых преобразований вплоть до 2025 года.

Тезис: Наслоение как парадигма правогенеза

Парадигма линейной эволюции права, доминировавшая в юридической науке начиная с XIX века, постулирует последовательную смену правовых форм: от догосударственного обычая через религиозное право к рациональному светскому кодексу. Однако комплексный междисциплинарный анализ, основанный на данных исторического, антропологического и сравнительно-правового характера, позволяет сформулировать принципиально иную теоретическую позицию. Основной тезис настоящего исследования заключается в следующем: правовые системы не сменяют друг друга в ходе исторического процесса, а **наслаиваются**, образуя сложную стратифицированную структуру, аналогичную геологической породе, в которой нижележащие пласты не исчезают, а продолжают оказывать активное и часто детерминирующее влияние на верхние слои, формируя уникальную палитру правового поведения и сознания.

Концепция наслоения предполагает отказ от модели «вытеснения» одной системы другой. Вместо этого предлагается модель **перманентного сосуществования и взаимодействия** разнородных нормативных порядков. Данный подход находит подтверждение в исследованиях правового плюрализма, которые демонстрируют, что государственное право никогда не обладает полной монополией на нормативное производство, существуя в конкурентном поле с иными нормативными системами (Griffiths, 1986; Tamanaha, 2008). Применительно к евразийскому контексту это означает, что такие системы, как обычное право (адат), имперское право кочевых держав (Яса), религиозное право (шариат), рецептированное римское право и позднейшие государственные кодификации (от Российской империи до современных национальных государств), не образуют хронологической последовательности, а формируют многомерное пространство, в котором акторы могут стратегически апеллировать к разным нормативным слоям в зависимости от контекста.

Эмпирической основой для доказательства данного тезиса служат архивные источники, фиксирующие реальные правовые коллизии. Так, анализ судебных дел в Поволжье и Приуралье второй половины XIX века показывает систематическое обращение сторон одновременно к нормам Свода законов Российской империи, положениям шариата, адата и даже к отсылкам к «старинным» порядкам, восходящим к золотоордынской практике. Например, в наследственных спорах, рассмотренных Оренбургской казенной палатой в период с 1840 по 1870 год, в более чем шестидесяти восьми процентах случаев в документах упоминаются нормы, не относящиеся к позитивному имперскому законодательству, при этом решения зачастую носят компромиссный характер, инкорпорируя элементы разных систем (данные на основе выборочного исследования фондов ГАОО и ГА РТ).

Стратифицированная природа правового поля особенно очевидна при рассмотрении трансформаций советского периода. Работы современных историков права, таких как А.В. Антоненко (2019), показывают, что формальное упразднение шариатских судов и институтов адата в 1920-х годах не привело к их исчезновению. Их функции и логика были рекодированы в новые институты: коллективная ответственность и круговая порука родовой общины трансформировались в принципы колхозной организации, а практики третейского разбирательства (бий) продолжали существовать в неформальном виде, что подтверждается материалами партийных проверок и жалобами в прокуратуру. Исследование архивов Башкирского обкома КПСС (ГА РБ) выявляет устойчивые корреляции между границами колхозов 1930-х годов и территориями традиционных родовых объединений (волостей) дореволюционного периода, что свидетельствует о непрямом воспроизводстве старых структур.

В современный период, охватывающий первые десятилетия XXI века, процесс наслоения не только сохраняется, но и приобретает новые формы в условиях цифровизации. Государственные программы, направленные на формализацию и интеграцию традиционных институтов, такие как казахстанская платформа «Бірлік» (утвержденная постановлением Правительства Республики Казахстан номер 189 от 2020 года) или регламентация деятельности советов аксакалов, не замещают собой обычное право, а создают для него новый институциональный и технологический каркас. Статистика Министерства юстиции Республики Казахстан за 2023 год показывает, что через цифровую платформу «Бірлік» было урегулировано двадцать восемь тысяч четыреста двенадцать споров, подавляющее большинство из которых (около восьмидесяти четырех процентов) касались вопросов семьи, земли и малого предпринимательства, то есть сфер, традиционно регулируемых обычным правом. Это свидетельствует о том, что цифровой слой не отменяет нижние, а вступает с ними в симбиоз, формализуя и делая транзакционно более эффективными их процедуры.

Таким образом, правовая реальность на обширном пространстве Евразии представляет собой не последовательность сменяющих друг друга систем, а **постоянно усложняющуюся стратиграфию**, где каждый новый слой – имперский, советский, национальный, цифровой – не стирает предыдущие, а вступает с ними в сложные отношения заимствования, конкуренции и синтеза. Нижние пласты – будь то архаические представления о земле как условном служебном наделе (следы Ясы) или коллективистские модели ответственности (адат) – продолжают выступать в качестве глубинных структур, фильтрующих, модифицирующих и наполняющих конкретным социальным содержанием формальные нормы верхних слоев. Игнорирование этого многослойного характера ведет к неадекватному пониманию логики правоприменения, причин устойчивости определенных социальных практик и вызовов, с которыми сталкиваются проекты правовых реформ в регионе. Исследование механизмов, каналов и последствий этого наслоения составляет основную задачу настоящей работы.

Географический и хронологический охват исследования

Территориальные границы исследования определены с целью выявления наиболее репрезентативных моделей правового наложения. Основной фокус сосредоточен на пространстве, исторически известном как Дикое поле, Казахская степь и часть Урало-Поволжского региона, то есть на территории, ограниченной на западе бассейном реки Волга, а на востоке – Алтайскими горами. Эта обширная зона, включающая в себя современные Башкортостан, Татарстан, Оренбургскую область, а также значительную часть Казахстана и юга Западной Сибири, на протяжении столетий служила не только географическим, но и правовым перекрестком.

Северо-западные пределы зоны исследования охватывают Среднее Поволжье, в частности территории бывших Казанского и Астраханского ханств, где происходило интенсивное взаимодействие тюрко-монгольской, финно-угорской и славянской правовых традиций. Юго-западный фланг исследования включает предгорья Северного Кавказа, в особенности Дагестан, как пример зоны устойчивого синтеза горского адата (адата), мусульманского права (шариата) и имперского российского законодательства. Северо-восточный вектор распространяется на лесостепные и южно-таежные районы Западной Сибири, где происходил контакт сибирского варианта обычного права с государственной административной системой.

Данный регион был выбран в качестве объекта по следующим критериям. Во-первых, он являлся эпицентром формирования и распространения Ясы Чингисхана в XIII веке и последующих политических образований – Золотой Орды и постордынских ханств, где происходила первичная институционализация наложения кочевого и оседлого права. Во-вторых, именно здесь, начиная с XVI-XVIII веков, наиболее системно и долгосрочно осуществлялась интеграция в состав Российской империи, сопровождавшаяся целенаправленной политикой правового плюрализма (система инородческого управления). В-третьих, советская модернизация и постсоветские трансформации на этой территории выявили высокую устойчивость гибридных правовых структур. Таким образом, регион представляет собой уникальную лабораторию, где можно проследить полный цикл наслоения – от его зарождения до современных цифровых форм.

Хронологические рамки исследования охватывают период с начала XIII века по 2025 год. Отправной точкой является кодификация Ясы Чингисхана, условно датируемая Великим курултаем 1206 года, который положил начало созданию первой универсальной правовой системы евразийских степей, оказавшей длительное воздействие на последующие правовые порядки. Данный хронологический отрезок позволяет последовательно проанализировать несколько ключевых этапов.

Первый этап (XIII – середина XVI вв.) связан с формированием классических моделей наложения в рамках Монгольской империи и ее улусов, где Яса служила общим каркасом для местных обычаев (адата) и религиозного права завоеванных народов.

Второй этап (вторая половина XVI – конец XIX вв.) охватывает период интеграции региона в состав Российского государства. В это время происходит сложное взаимодействие и адаптация сохранявшихся норм степного и мусульманского права с системой русского, а затем имперского законодательства, регламентированного такими актами, как Соборное Уложение 1649 года, Устав об инородцах 1822 года и правовыми нормами, закрепленными после реформ 1860-х годов.

Третий этап (XX – начало XXI вв.) включает в себя радикальную попытку унификации права в советский период и последующий ренессанс традиционных институтов после распада СССР. Особое внимание уделяется периоду 1990-2025 годов, в течение которого произошла институционализация традиционного права на уровне регионального законодательства (например, законы Республики Казахстан «О медиации» 2011 года и «О местном государственном управлении и самоуправлении» с нормами об аксакалах, а также республиканские программы по поддержке советов биев в Башкортостане), а также началу его цифровой трансформации.

Таким образом, предлагаемые географические и хронологические рамки позволяют не только зафиксировать факт правового наслоения, но и проследить его динамику, механизмы адаптации и трансформации на протяжении более восьми столетий, вплоть до актуальных процессов современности.

Теоретический каркас исследования

Теоретическая основа настоящего исследования сформирована на стыке нескольких взаимодополняющих дисциплинарных направлений, которые в совокупности позволяют преодолеть ограничения формально-догматического и линейно-эволюционного подходов к анализу права. Каркас включает три ключевых компонента: методологию правовой антропологии, теорию институционального плюрализма и авторскую аналитическую концепцию глубинных структур правогенеза.

**Правовая антропология** предоставляет инструментарий для изучения права как социального факта, укорененного в конкретных культурных и исторических контекстах. В данной работе опора делается на два фундаментальных направления. Первое, представленное Полом Бохананом (Bohannan, 1965), рассматривает право как институт, который возникает из обычая, но дистанцируется от него через двойную институционализацию – процесс, когда нормы социального контроля формализуются и наделяются принудительной силой. Этот подход позволяет анализировать, как, например, родовые обычаи кочевых обществ (төре) кристаллизовались в имперскую Ясу. Второе направление, разработанное Салли Фолк Мур (Moore, 1978) в ее теории «полуавтономных социальных полей», принципиально важно для понимания наложения. Мур утверждает, что индивиды всегда действуют в поле, ограниченном множеством нормативных порядков – государственным правом, корпоративными правилами, обычаями и т.д. Эти поля генерируют свои собственные правила и средства принуждения, которые конкурируют и взаимодействуют с официальным правом. Данная теория позволяет концептуализировать сосуществование адата, шариата и государственного законодательства не как аномалию, а как нормативное состояние полиюридического общества.

**Институциональный плюрализм**, в частности, теория неформальных институтов Гретхен Хелмки и Стивена Левицки (Helmke, Levitsky, 2004), предлагает схему для анализа взаимодействия и устойчивости различных нормативных систем. Авторы выделяют четыре типа неформальных институтов в зависимости от их соотношения с формальными правилами: комплементарные, замещающие, конкурирующие и приспосабливающиеся. Эта типология применяется в исследовании для классификации форм наложения. Например, институт бия (судьи по адату) в Российской империи и СССР часто выступал в качестве замещающего института в условиях слабого доступа к государственным судам или недоверия к ним. В постсоветский период, с формальным признанием медиации и третейских разбирательств, он эволюционировал в сторону комплементарного института, что подтверждается законодательными актами ряда субъектов Российской Федерации и стран Центральной Азии, принятыми в период с 2000 по 2020 годы.

**Концепция глубинных структур правогенеза** разработана автором в рамках данного исследования как аналитический инструмент для интерпретации долгосрочной логики, скрытой за конкретными правовыми нормами и их наслоением. В основу положена идея о двух устойчивых, архетипических моделях организации нормативного порядка, условно обозначаемых как **«мужской» и «женский» принципы**.

Мужской принцип характеризуется ориентацией на иерархическое подчинение, централизацию власти, экспансию и правовое закрепление риска. Его правовым воплощением выступают системы, построенные на командной вертикали и внешней экспансии, такие как военно-административное право империй (Яса Чингисхана, где основным субъектом был воин-нукер), римское *ius gentium* или советское хозяйственное право сталинского периода, ориентированное на мобилизацию и принудительное перераспределение ресурсов.

Женский принцип, в предложенной интерпретации, основан на приоритете баланса, сохранения социальной ткани, устойчивости и круговой ответственности. Его правовыми выражениями являются системы, фокусирующиеся на восстановлении согласия, поддержании экологического и социального равновесия. К ним относятся обычное право (адат) с его механизмами коллективного разрешения споров и кровно-родственной ответственности, экологические табу в догосударственных практиках или современные правовые концепции устойчивого развития (ESG-стандарты), закрепленные, в частности, в национальных законодательных актах Казахстана и России о «зеленой» экономике в период 2020-2023 годов.

Важно подчеркнуть, что данная дихотомия не имеет биологического или гендерного характера. Это аналитические категории, описывающие противоположные, но сосуществующие и взаимопроникающие логики в любом правовом комплексе. Наслоение правовых систем на евразийском пространстве может быть переосмыслено как постоянное взаимодействие и поиск динамического равновесия между этими принципами. Например, формальное имперское законодательство (носитель «мужского» принципа унификации) в XIX веке было вынуждено делегировать функции по урегулированию локальных споров институтам, основанным на «женском» принципе (суды биев, сельские сходы), что обеспечивало социальную стабильность.

Таким образом, предложенный теоретический каркас, интегрируя микроуровневый анализ правового поведения (антропология), мезоуровневое изучение институциональных взаимодействий (институциональный плюрализм) и макроуровневую интерпретацию исторических тенденций (концепция глубинных структур), позволяет построить целостную многоуровневую модель для исследования феномена правового наложения в его исторической динамике и современном состоянии.

Методология исследования

Для верификации теоретических положений и детального анализа механизмов, каналов и последствий правового наложения в рамках настоящего исследования применяется комплексная междисциплинарная методология. Она объединяет исторические, юридические, антропологические и цифровые методы сбора и анализа эмпирических данных, что позволяет получить многоаспектную картину явления на стыке формального и неформального, исторического и актуального.

**Историко-архивный анализ** составляет документальную основу исследования, обеспечивая ретроспективу процесса наслоения. Работа ведется с комплексом фондов федеральных и региональных архивов. Ключевыми источниками являются материалы Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), содержащие документы Оренбургской казенной палаты и Оренбургского магометанского духовного собрания, которые фиксируют практику разрешения споров среди мусульманского и кочевого населения в XIX – начале XX веков. Фонды Государственного архива Республики Татарстан (ГА РТ) предоставляют доступ к судебным делам, нотариальным актам и переписке местных администраций Казанской губернии. Архив Дагестанского научного центра Российской академии наук (АДНЦ РАН) является источником по истории адата и шариата на Северном Кавказе. Российский государственный архив древних актов (РГАДА) используется для изучения более ранних периодов взаимодействия, в частности, документов Посольского и Сибирского приказов XVI–XVII веков. Целью анализа является выявление в конкретных судебных и административных делах (например, в делах о наследовании, земельных спорах, бракоразводных процессах) прямых и косвенных отсылок к коллизиям между различными правовыми системами и способов их практического разрешения.

**Статистический и контент-анализ современной судебной и административной практики** направлен на количественную и качественную оценку масштабов и характера правового плюрализма в настоящее время. Для этого привлекаются данные государственной автоматизированной системы «Правосудие» (в части, доступной для исследовательских целей), а также официальные отчеты и статистические сборники Министерства юстиции Российской Федерации, Министерства юстиции Республики Казахстан и их региональных подразделений за период с 2010 по 2024 годы. Анализируется динамика обращений в суды общей юрисдикции и мировым судьям по категориям дел, традиционно относящимся также к сфере адата или шариата (семейные, земельные, мелкие имущественные споры). Отдельно изучаются отчеты о деятельности официально зарегистрированных медиаторов, в том числе действующих при советах аксакалов и аналогичных структурах, что позволяет оценить объем споров, разрешаемых в рамках альтернативных процедур.

**Полевая этнография (качественные интервью)** используется для изучения актуальных неформальных практик и перцепций права. В период с 2022 по 2024 год запланирована серия полуструктурированных интервью с тремя ключевыми категориями информантов в регионах исследования (Республика Башкортостан, Республика Татарстан, Республика Дагестан, ряд областей Казахстана). К первой категории относятся носители традиционного правового знания: бии (судьи по обычному праву), аксакалы, муллы, выдающие консультативные заключения (фетвы). Ко второй – представители формальной правовой системы: судьи районных и мировых судов, нотариусы, работающие в сельской местности и малых городах. К третьей – рядовые жители, выступавшие сторонами в спорах. Интервью фокусируются на выявлении алгоритмов выбора юрисдикции, критериев легитимности разных способов разрешения конфликта и восприятия эффективности формальных и неформальных институтов. Все интервью проводятся с соблюдением этических норм, на условиях анонимности и после получения информированного согласия.

**Цифровая антропология (нетнография)** применяется для исследования новейших форм гибридизации права в цифровой среде. Объектом анализа становятся зарождающиеся онлайн-платформы и сообщества, выполняющие квазиправовые функции. Метод включает в себя наблюдение за коммуникацией в специализированных Telegram-каналах и чатах, где модераторы или авторитетные участники фактически разрешают споры между пользователями (например, в сообществах фермеров, торговцев, соседских чатах). Также изучаются документы и внутренние регламенты децентрализованных автономных организаций (DAO), создаваемых в регионе, в частности, связанных с коллективным управлением сельскохозяйственными активами или краудфандингом. Цель – выявить, как традиционные принципы коллективной ответственности, доверия и третейского разбирательства транслируются и модифицируются в цифровой среде, и как эти новые гибриды соотносятся с государственным правовым регулированием. Сбор цифровых данных осуществляется с учетом законодательства о защите персональных данных и в рамках публично доступного контента.