Чудовище для чудовищ

Анастасия Жукова

Чудовище для чудовищ

ПРОЛОГ

Холодный ветер дул с моря в сторону затопленного города Приморск. Он бесновался, бился о стены полуразрушенных зданий, искал живых – тех, кого можно облететь, охладить, передать свой неповторимый аромат соли и ледяной свежести. Одна из его струй, проскользнув в щель вентиляции, рванула мимо заброшенных цехов завода, в которых экстренно возвели мобильную лабораторию. Аромат моря потянулся по ржавым трубам, вторгаясь в стерильное помещение бывшей заводской столовой. Ветер спешил донести этот запах тем, кто его не оценит.

Вот уже трое суток продолжалось исследование после цунами, обрушившегося на Приморск. Доктор Константин Игнатьевич Иванов впивался усталым, но острым взглядом в картину за стеклом. Усталость тела не мешала его разуму с точностью ювелира вычислять нужные данные:

Изменение кожного покрова на жёсткие метамерные пластинки кожного скелета змеи. Защита? Это возможно? Конечно возможно.

Шептали губы. Рука машинально занесла вердикт в планшет. Взгляд устремился к человеку за стеклом. Человек нет, уже нет.

Генетически изменённый организм на уровне ДНК. Изменения эпидермиса завершены на 70% за последние 2 часа. Нужно сверить данные с показаниями генома.

– Константин Игнатьевич, нашли то, что искали?

Властный голос невольно помешал доктору. В проеме двери стоял депутат Александр Стронг.

– Нашел нечто большее, – не оборачиваясь, произнес Иванов. – Метаморфозы. Мгновенные, на уровне генома. Обычно процесс, длится поколениями, здесь же сжат до часов. Организм не борется с заражением. Он…переписывает код, клетки не отмирают, они… обновляются. Это не болезнь, нечто новое, совершенное.

Стронг с отвращением нахмурился, посмотрев сквозь стекло.

– Совершенное в виде этого… существа? Ваш научный интерес понятен. Есть ли практическая ценность?

– Ценность? – Иванов наконец повернулся. В глазах профессора отразился свет ламп, усиливая их лихорадочный блеск. – Вы все слепцы. Человечество губит планету, обрекая себя на гибель. Климат, войны, перенаселение… Все это стена. А это… существо разнесет ее! Шпаргалка от самой природы! Мы можем создать вид, устойчивый ко всему… к будущему. На которое вы и ваши коллеги так упорно закрываете глаза!

Иванов развел руки. Его голос звенел, резонируя от стен.

– Мы можем дать человечеству шанс пережить его же ошибки. Создать тех, кто сможет жить в мире, который мы сами превращаем в ад.

Стронг прищурился, изучая профессора.

– Шанс? – На лице медленно расползалась холодная ухмылка. – Предположим. Только вот ваш «шанс» выглядит, мягко говоря, неприемлемо. И чем же он спасет? Заставит молиться?

– Метаморфозы нужно направить! – парировал Иванов и начал размеренно шагать по смотровой. – Изучить механизм, выделить полезные свойства, отсечь дестабилизированные гены! Создать на основе генома. Стабильный, управляемый.

– Допустим. На ком вы будете создавать? На крысах? – Стронг приподнял бровь. – Это слишком долгий путь. А времени, как раз мало, ведь мы упорно закрываем глаза, как Вы выражаетесь.

Иванов замер на секунду, затем повернулся к собеседнику.

– Примитивно, – прошептал профессор. – Нужен другой подход.

Его взгляд упал на пробирки с биоматериалом.

– На эмбриональном уровне. Семейные пары так мечтают о детях…

Стронг изучающе проследил за взглядом ученого:

– Интересное предложение. Вы предлагаете научный проект «Туман» превратить в фабрику по штамповке новых людей?

Взгляд доктора вернул себе осмысленность. Конечно «Туман»!

– «Туман» – идеальное прикрытие. Все решат, что просто продолжаем исследования.

– Но есть нюанс, – задумчиво перебил его Стронг. – Гробач. Он ведь тоже в «Тумане»? Его модели климатических угроз…

– Гробач! – хмыкнул Иванов. – Он отстранён от проекта за паникёрство. Сейчас Анатолий оплакивает дочь. В состоянии невменяемости от горя, он не представляет угрозы.

– Хорошо, значит у нас есть точка давления на будущее, – удовлетворенно кивнул Стронг.

– Надеюсь, вы понимаете, профессор, о чем говорите. Назад пути нет. Это уже не наука.

– Это эволюция! – подбородок Иванова взлетел вверх. – Я дам человечеству шанс выжить!

– Нет, – поправил депутат. – Вы даете мне стратегию управления.

Иванов не слушал удаляющиеся шаги Стронга. Он остался один с новой мыслью. Смаковал ее вкус. Проект «Туман» умер. И на его прахе рождалось нечто большее. Он отложил планшет, надел латексные перчатки и подошел к пробиркам с биоматериалом.

Семейные пары так мечтают о детях… Почему бы не дать им этот шанс? И себе – тоже.

Глава 1. Абсолютный ноль

Длинный коридор национального центра кросс-дисциплинарных исследований (НЦКИ), был безликий, как тысяча таких же в государственных учреждениях. Его свет чуть моргал из-за нехватки напряжения. Воздушная струя вырвалась из решётки вентиляции и пронеслась по коридору, качнув жалюзи у окна в самом конце.

Из-за поворота появился мужчина, спина которого давно напоминала вопросительный знак, как и его мысли. Истасканный, но чистый костюм серого цвета сливался с его лицом.

Дребезг контактов ламп напоминал скрежет осколков стекла под ногами. Рука мужчины потянулась к межбровной точке, где ныла знакомая боль. На оголенном запястье блеснул простенький детский браслет из бисера. Покрытый пеленой воспоминаний взгляд устремился к потолку. Моргает, как регистрации колебаний на сейсмографе… Нет. Он опустил руку. Это просто слабое напряжение.

Чуть припадая на правую ногу, продолжил свой путь. У нужной двери привычным, мягким движением погладил браслет, проверяя, на месте ли он. Убедившись, переступил порог зала совещаний.

Шепот, скрип кресла, шуршание бумаги, такие знакомые и ненавистные звуки резали слух больше, чем тишина. Анатолий Иванович Гробач щёлкнул пультом – на экране вспыхнули графики: красная линия температуры устремилась вверх, выстраивая стальные прутья статистики.

Он окинул взглядом аудиторию и споткнувшись о чуждый взгляд депутата Александра Стронга.

Жди беды, Анатолий. Профессор снял браслет и легонько сжал. Где-то там внутри стало чуть спокойней. Уже 13 лет прошло, а все еще помогает…

– Уважаемые коллеги, – проговорил он, придавая своему голосу уверенности, – Система вышла из равновесия. Это последний крик, который мы не слышим. Не предпримем срочных мер – на выходе получим абсолютный ноль.

Рука плавным движением обвела экран, где тающие ледники проседали под грузом кривой на графике:

– Это не прогноз. Реальность. Уровень океана поднимается с катастрофически нарастающей скоростью, в десятки раз быстрее, чем прогнозировалось всего год назад. Затопление низменных территорий уже наступило для тысяч прибрежных посёлков…

– Анатолий Иванович, ваши графики, бесспорно, производят впечатление, – перебил Стронг. Это был не комплимент. Его взгляд говорил об обратном. – Сейчас вы говорите о наступившем. Со статистикой по сезонным подтоплениям я уже ознакомился, как и присутствующие. Может, у вас есть готовое решение, как это избежать в будущем?

Анатолий замер. На его совещаниях всегда были нападки, но так – перебивать в начале доклада… Профессор понимал, что должен довести до конца это совещание, но какой ценой? Пальцы с силой сжали браслет, до красных вмятин на коже.

Стронг подметил жест, в глазах блеснуло удовлетворение:

– Ваше молчание говорит об обратном. Тогда мне не понятен смысл данного мероприятия, Анатолий Иванович, – не дав опомниться от точного попадания, вставил Александр. – Итак, цель нашего совещания? – Он открыл доклад и глазами пробежался по итогу.

– Цель – не молчать! Действовать сообща с обществом, предупреждая об опасности, даже если она не на сто процентов подтверждена. Ваши протоколы устарели. – На миг Анатолию показался в свете проектора лик дочери. Он сбавил темп, заставив себя продолжать: – Да, эти модели – уже реальность, на их основе я разработал модели для предупреждения, чтобы избежать таких последствий. Если взять цунами Приморска… – Анатолий взял пульт, перелистывая слайды.

– Уверены, что можете отделить расчёт от вашего прошлого? – ровным голосом проговорил Стронг, не отрывая прищуренного взгляда от профессора. – В ваших статистиках очень часто всплывает Приморск. Вы считаете это точкой отсчета? Не задумывались, что ошибаетесь не в расчётах, а в самой основе вашей теории?

Анатолий переступил с ноги на ногу, чуть наклонился вперед. Давит на больное… чертов политик. Но не отводя взгляда, ответил:

– Да, Приморск – это нулевая точка. – Его голос обрел нотки злости. – 20 тысяч человек! Разве это похоже на одержимость? Я предоставлял вам доклады. Вы их читали или не глядя поставили штамп паникёрства?

– Анатолий Иванович, не забывайтесь. Правда верите, что ваши доклады приносят пользу? – На лице Стронга чуть дрогнула усмешка.

– А вы ждёте, когда кризис переступит через вас лично, Александр…? – Краем глаза он заметил движение на задних рядах. Сергей Евгеньевич, бывший аспирант. Передышка. Очень кстати.

– Да, Сергей Евгеньевич? – громко спросил профессор, прекращая бессмысленный спор.

– По Вашим моделям, Анатолий Иванович, – раздался голос с задних рядов, – нас ждут семнадцать катаклизмов за месяц в этом регионе. В три раза больше, чем год назад?

– Вот именно! В три раза. И это система, которую можно просчитать, – профессор стал переключать слайды, остановился на нужном и продолжил, – Приморское цунами было вызвано сейсмическим событием. За месяц до него наши станции зафиксировали предвестник: рой слабых толчков. Аналогичные данные… – он переключил слайд, – были сняты с трёх сейсмометров, расположенных в радиусе ста километров. Это повторяющиеся сигналы. Моя модель строится на них. И если мы не придем к согласию, то последствия будут идентичны Приморску.

– Согласен, – тихо добавил другой учёный, листая доклад. – Мы тоже фиксируем аномальный рост числа супертайфунов, волн жары, засух.

– Где доказательства, что это не статистическая аномалия, а новый режим работы климатической системы? – уточнила женщина-климатолог, даже не поднимая глаз от планшета.

Анатолий нашёл взглядом эту женщину. Странно, не встречался… Новенькая? Он задумчиво одернул пиджак.

– Статистика за 50 лет показывает экспоненциальный рост аномалий. Частота экстремальных явлений – все кривые ушли вразнос. Нам нужны не разговоры, а новые протоколы действий. Сейчас.

– Новые протоколы? Вы действительно думаете, что так мы сведем смертность на ноль? – перебил его Стронг, вернувший Анатолия к старому диалогу. – Анатолий Иванович, как предлагаете это сделать? Люди заняты своими проблемами. Правительства думают о выборах и экономическом росте. Кто будет слушать ваши призывы с графиками Судного дня? – Он сделал паузу. – Ваши слова несут панику. А паника – это вирус, который разъедает основу цивилизации куда вернее, чем ваши теории. Предлагаете лечить болезнь, убивая пациента. Вот о каком согласии вы просите?

Анатолий увидел, как многие присутствующие кивнули, отвечая на вопрос депутата.

– Александр, в вашем понимании мои панические модели представляют угрозу для общества? Но люди должны знать заранее об угрозе. У Вас есть все необходимое для организации раннего оповещения. Мои данные на девяносто два процента указывают на неизбежность исхода, а это высокий показатель. Я требую согласия на действия. Через СМИ, соцсети, образовательные программы. Показать реальные данные, истории тех, кто уже пострадал.

– Анатолий Иванович… – незнакомка наконец подняла глаза от планшета, – девяносто два процента. Понимаете, это не доверительный интервал для климатической модели. Это… погрешность вычислений. Ваша модель, как мы все знаем, построена на калибровке по единственному событию – Приморску 13-летней давности. – С каждым её словом Анатолий ощущал треск нитей своего спокойствия. – Я совсем недавно в Исследовательском центре, но даже мне слышна эмоциональная подоплека.

Внутри с сухим треском лопнула последняя нить, связывавшая его с этим залом, с наукой, с надеждой быть услышанным.

Они не хотят слушать, не хотят… Доченька, помоги мне. Вздохнув, профессор опустил голову и оперся о трибуну, ожидая вердикта.

– Елена Сергеевна, вы попали в самую суть, – Стронг отодвинул доклад и задумчиво произнес. – Я думаю, вопрос исчерпан и ваши модели требуют свежего взгляда. А Вам необходимо отдохнуть, Анатолий Иванович. На этом закончим.

Резко встав, фигура Стронга закрыла собой проектора, на спине отразились линии графиков, вывернутые, как суть сегодняшнего собрания. Анатолий, не поднимая головы, молча выключил демонстрацию слайдов. Резкий свет обрушился на зал – депутат, уходя, включил основное освещение. Представление закончилось.

– Довольно интересное совещание…

– Возможно, Стронг сильно давит.

– За Стронгом последнее слово…

– Жаль, профессора. Приморск, ну вы знаете… Отстранение от "Тумана", теперь совещание …

Слова долетали с каждого уголка аудитории, тихий, безжалостный шепот, говорил больше, чем хотел услышать Анатолий. Профессор заложил руки за спину, не отпуская браслет, слушал обрывки фраз. Постепенно шум отдалился, оставляя после себя горькое послевкусие.

Глава 2. Щелчок

– Смотрите, чучело пришло.

Слава, мой бывший сосед по парте, перекрывал проход. Я сделала вид, что не слышу, пытаясь проскользнуть к своему месту. По спине ползли десятки глаз. Воздух стал густым, как сироп. Дышать было почти невозможно. Сердце колотилось, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

– Точно, чучело! – подхватил кто-то сзади.

В горле встал ком. Уткнувшись в учебник, стараясь не слушать, только дышать. Каждое слово как игла впивалось в кожу. Внутри всё натягивалось, будто мои собственные нервы превратились в ржавые стальные тросы подвесного моста.

– Чучело, а ты что молчишь? Язык кошка откусила?

Ветер ворвался в раскрытое окно, взмахнув шторами. Что-то щёлкнуло. Тот самый рычаг, который я всегда так боялась задеть. Мир потерял чёткие очертания, расплываясь в красноватой дымке. Голова заполнилась сплошным шепотом.

Минута, две, три и ярость отступила так же быстро, словно вода после прилива. Память, как всегда, отказала.

Помню только: Слава на полу, тихий стон. Лица одноклассников, застывшие в гримасах ужаса. Шепот теперь был другой, наполненный ужасом и непониманием.

– Вы видели это?

– Что с ней?

– Она сумасшедшая…

Это случилось в средней школе № 13 в городе Щедринск, за четыре года до того, как я встретила Анатолия Ивановича. С того дня я стала изгоем. Настоящим. Нападки стали не явными, а тихими: сумка с учебниками, «случайно» упавшая в лужу, смех за спиной, который замолкал, оставляя косые взгляды, стоило мне обернуться. Сосед по парте, который молча отодвигал свой стул подальше. Все обходили, как заразную. Пустота, которая образовывалась вокруг, будто была магнитным полем, отталкивающим людей. Кто я на самом деле? Монстр?

Пустота вокруг была спасением, и я неосознанно начала усиливать её, не пытаясь что-то исправить. Я стала невидимкой, тенью самой себя. Это лучше, чем бояться, до дрожи в коленках, услышать снова звук того самого щелчка.

А дома… Родители, всегда такие чуткие, любящие и понимающие, после моего рассказа о произошедшем в школе, стали вести себя странно. Не веря в эту перемену, я хотела кричать, высказать им всё. Но, подслушав их разговор, поняла – всё изменилось окончательно.

Вечером, когда стало особенно невыносимо, я подошла к кухне и уже занесла руку, чтобы открыть дверь – но услышала тихие всхлипы мамы и вздох отца.

– Ты понимаешь, что без лечения это не пройдёт? – голос отца дрожал. – Это не простуда, в конце концов! Нужно звонить. Зря мы тогда… это всё ты виновата!

– Я? Это наша дочь, Петя, – всхлипнула она. Звук был таким горьким и беспомощным, что у меня сжалось сердце. – Мы её потеряем! Неужели в тебе нет ни капли любви…

– Мария, ты несешь бред, а если она…

– Хватит! Я тоже боюсь, но не отдам её, – вдруг вскрикнула мама.

Я не дослушала. Не было нужды. Эти слова врезались в память как заноза. Не помогут. Их страх был ответом.

Развернувшись, выскочила на улицу, чтобы просто бежать. Двор был пуст, лишь ветер гонял по асфальту прошлогодний мусор. Почти физически ощущала вокруг себя ту самую пустоту, что была в школе и дома. Слёзы застилали глаза.

Мама не может меня бояться… Я, наверное, всё неправильно поняла.

– Эй? – чей-то окрик вырвал меня из размышлений.

Трое парней из старших классов перегородили дорогу во дворе.

– Ну что, тихоня, покажешь свои фокусы? – парень, коренастый, с насмешливой ухмылкой, толкнул меня в плечо.

– Отстаньте, – выдавила я, чувствуя, как ноги становятся ватными, пытаясь уйти.

– Испугалась! – злобно рассмеявшись, резко проговорил, коренастый и перегородил мне путь. – Думаешь, мы как Слава?

Взмах его руки и снова – четкий звук. Обрыв. Не хватало воздуха. Звуки стали оглушительно чёткими: хрип, хруст, глухой удар о землю.

Сознание возвращалось на этот раз быстрее обычного. Взгляд сфокусировался на парнях, разбросанных в разных позах. Стоя посреди этого хаоса, в попытке заглушить гул в ушах, услышала собственный, тихий и ненавязчивый шёпот: теперь ты действительно монстр.

– Ты… ты сломала мне руку, тварь! – прохрипел один, зажимая плечо. Парни, поддерживая друг друга, рванули прочь. – Чокнутая!

– Нет… не хотела этого, – выдохнула я, вслед убегающим. Осознание пришло сразу, больше нет моего хрупкого мира, я только что разрушила даже далекую надежду на спокойствие. Этого мне не спустят. Не поймут. Боже, что же я наделала…

Глава 3. Игра

Анатолий, чуть прихрамывая, собрал доклады со столов всех присутствующих на совещании. Взгляд невольно блуждал по листам, которые с такой тщательностью он готовил. На одном из своих докладов в глаза бросился рисунок на полях. Узоры с цветами выведены чернилами очень аккуратно, выглядел неуместно на официальном документе. Видимо, для художника все мои слова давно поросли травой.

Пульсирующая боль снова дала о себе знать, рука потянулась к межбровной точке, но на полпути замерла. Браслет мигнул бисером, напоминая о себе. Анатолий, криво улыбнулся ему и медленно переступил порог. Шагая по коридору, теперь профессор сливался с ним, словно часть казенного имущества.

"Туман". Эксперт, ага… Паникёр. Как же хочется выпить… Слишком всё сложно.

Анатолий мысленно попал в кабинет Иванова. Сладкий запах лжи, чувствуется даже сквозь время.

–Анатолий Иванович, нельзя обнародовать данные – слова Константина Игнатьевича замерзали в вековой лед. – Информация – для узкого круга избранных. Мой Вам совет, подчинитесь. Подпишите.

Листок об отстранении от проекта лег на стол, лист падения в пропасть. Первый удар от Константина.

Анатолий остановился. Моргание ламп теперь лишь раздражало. Я проигрывал эту битву тринадцать лет… Приморск… последний крик. В ушах зазвенело, сглотнул ком.

– Анатолий Иванович? – раздался за спиной сухой голос. Профессор даже не обернулся. Принес же черт.

– Наслышан. Ваше собрание прошло весьма… успешно. – Звук голоса перекликнулся с дребезгом контактов ламп.

– Константин Игнатьевич? – Обернулся Анатолий. Пальцы с силой сжали бумагу докладов. – У Вас какой-то срочный вопрос ко мне?

Иванов горько усмехнулся:

– А я ведь вас предупреждал, – тон стал спокойным, даже проявилась толика сочувствия. – Зачем Вы продолжаете агонию. Надо было остановиться еще тогда. Теперь на Вас висит бирка, как на моих образцах. Смешно. – На лице ученого дрогнула улыбка, но взгляд остался холодный – Ваша боль кричит громче Вас. А это уже диагноз.

– Диагноз? – голос Анатолия сорвался. – Равнодушие – вот диагноз. Вы все прогнили до кончиков волос, и я вместе с вами. Люди будут гибнуть! А Вы бирки вешаете?

– Да Вы и сейчас не хотите прислушаться, – Улыбка мгновенно сползла с лица Иванова. – Если больной не признает болезнь, лекарство уже не поможет. Я думал еще можно исправить… Жаль.

– Жаль? – Анатолий рассмеялся. – Да Вам должно быть жаль всех. Ваш демонов «Туман»! Да к черту все!

– Вы слишком много о себе возомнили, Анатолий. Увольняйтесь. Пока вам не предложили сделать это при менее… достойных обстоятельствах.

Иванов направился к своему кабинету, обернувшись, бросил через плечо:

– Подумайте хорошенько. Ради себя.

Анатолий печально усмехнулся. Как хочется выпить. К черту все. Точка. Они хотят свой мир, мне тут не место. Уйти так просто.

Анатолий нагнулся, погладив рукой больное колено, развернулся, тяжело припадая на ногу продолжил путь.

Мысли снова и снова возвращались к совещанию. Хотелось заглушить стыд от тех кивков, что поддержали Стронга. Но не это главное, его беспокоило тревожное чувство. Подойдя к лифту, Анатолий нажал кнопку вызова. Точно его взгляд этого вездесущего Стронга. Странный взгляд.

Час назад, когда профессор поймал взгляд Стронга – не просто скептический, а с каким-то узнаванием. Будто это проверка на степень угрозы. Он твердил про панику. Нет, это что-то большее чем угроза стабильности. Кто его позвал? Ответ уже был на поверхности. Только Иванов мог его пригласить на совещание. Но зачем?

Двери лифта открылись, но Анатолий застыл, пытаясь поймать мысль за хвост.

Стронг. Холодный расчёт в глазах, будто он сверял прогнозы Анатолия с какими-то своими сроками. Слишком уж личной была агрессия Стронга. Профессор мешал и ему заткнули рот.

Туман. Проект, с которого меня вышвырнули как дворовую шавку. Слова обожгли, как виски. До него наконец дошло. Его добивали, убирали с дороги. Наука стала игрой, где ставкой были человеческие жизни. Он всё ещё играл по их правилам.

Анатолий одёрнул себя от мыслей. Погладил привычным движением браслет. Двери лифта медленно схлопнулись.

Анатолий больше не хотел быть профессором НЦКИ. Он выходил из их игры.

Глава 4. Официальная проблема

Родители одноклассников добились своего. Пришел приказ о домашнем обучении.

Четыре стены комнаты сомкнулись, став новой, более изощренной пыткой. Потом были органы ПДН – быстрый осмотр, кивок, что дома «всё в порядке». Постановка на учет. И направление к психиатру. Я стала официальной проблемой.

Казалось, хуже уже не будет. Следующим этапом этой ямы стал кабинет психиатра. Мама с папой недолго думая нашли отличного специалиста, если бы я знала…

Дверь в кабинет закрылась с тихим скрипом. Первое, что ударило по нервам – запах. Резкий, химический, коктейль из антисептика и тошнотворного парфюма. Стены давили холодной зеленью, а свет лампы заставлял щуриться. Я вжалась в спинку кресла, ощущая всем телом, тонкие проволоки пружин под обивкой.

Страшно хотелось уйти предчувствие вопило во всю, но что я могла. Я должна выстоять. Ради родителей. Должна. Я вжалась в кресло ещё сильнее ожидая исхода.

– Расскажи мне, что произошло в школе, – голос был ровным, бесстрастным. – Что ты чувствовала?

Отвечая, слова мне давались с трудом. Взгляд психиатра, внимательный и неподвижный, казалось, проникал под кожу, выискивая спрятанное чудище. Его вопросы ставили в тупик. В конце концов, я просто отвела взгляд. Смотрела поверх него, в окно. Там деревья чуть прогибались под ветром, сгоняя воробьиные стаи.

Затем он предложил сыграть в игру. Я встрепенулась. Слово «игра» прозвучало как лязг капкана.

– Я буду задавать вопросы, а ты говори свои ощущения, – сказал врач, и в ровном голосе я уловила нотку азартного ожидания, с которым учёный рассматривает подопытного кролика.

Внутри нарастало тяжёлое, липкое беспокойство. Он пытается спровоцировать бурю. Это была игра, в которой мою боль превращали в клинический случай.

– А что ты почувствовала, когда он назвал тебя «чучелом»?

– Страх, – тихо пробормотала я, чувствуя, как ладони становятся влажными.

– А что мешало тебе просто уйти? – психиатр наклонился ближе.

– Не знаю… не могла…

Пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

Врач встал и, обогнув стол, подошел вплотную. Дыхание коснулось моего лица.

– Ты избила их, и тебе это понравилось? Эти ощущения… власть, да? Ты упивалась этим! – голос стал резким, почти злым.

Знакомый звук. Мир сузился до точки.

Сознание вернулось, психиатр сидел на полу, прислонившись к стене. Взгляд был полон откровенного страха. Он прижимал к груди свою руку. Вся ладонь была в крови, которая текла по пальцам и капала на идеально чистый линолеум.