Разрушенная для дракона

Кристина Юраш

Разрушенная для дракона

Пролог

– Жирная свинья! Ты сколько успела сожрать, пока я отвернулся?! Ты себя в зеркале видела?! Вся жиром заплыла! А потом удивляешься, почему у меня на тебя член не стоит! Клади руку на стол. Клади-клади… Клади-и-и… Не бойся!

Магия прижала мою дрожащую от ожидания наказания руку к столу.

Плоть мгновенно стала чужой. Я ощутила, как пальцы прирастают к дубовой столешнице, как кровь в них замирает, как мышцы предают меня, отказываясь даже дрожать.

Это тело больше не моё. Оно – его позор. Его разочарование. Его неудавшийся портрет его первой жены, Вайлиры.

Я закрыла глаза и прошептала про себя, зная, что сейчас последует, и содрогаясь от ужаса: «Это не моя рука. Это не моя боль. Это не я».

Пустая мантра. Но в ней – последняя ниточка, за которую цепляется разум, чтобы не распасться.

Острый каблук моей туфли со стальной набойкой попал не по столешнице, а с размаху по моему пальцу.

– А-а-а! – закричала я, закрывая себе рот рукой.

Ослепительная вспышка тошнотворной боли разорвала мое сознание. Перед глазами все потемнело.

Рука оставалась прижатой к столу, как жертва, уже подготовленная к жертвоприношению.

– Мало! – с раздражением произнес муж, продолжая бить по столу и моей руке каблуком туфельки.

Белый атлас, серебряная стальная набойка, изящный изгиб – всё, что осталось от женщины, умершей с талией в шестьдесят четыре сантиметра и дыханием, похожим на шелест крыльев.

– Ай! – взвыла я, когда каблук раздробил мой палец.

Перед глазами всё потемнело, как будто душа попыталась сбежать, но боль удержала её за волосы в дрожащем и стонущем от боли теле.

– Не надо, – умоляющим голосом прошептала я, чувствуя, как от ужаса и боли у меня заплетается язык. – Хватит… Пожалуйста… Я всё поняла… Я больше не буду так…

Я осела на ковёр, зажимая рукой рот и давясь криками, рыданиями, понимая, что магия держит мою дрожащую руку на столе, как жертву перед палачом.

– Нет, Талисса. Ты ничего не поняла. В прошлый раз ты говорила то же самое, и что я вижу сегодня? – послышался разочарованный голос мужа и удары по столу.

А!

Вспышки боли разрезали сознание.

– Твоя талия должна быть шестьдесят четыре сантиметра! А у тебя – шестьдесят девять!

Он говорил это так, словно это катастрофа.

Я давилась криком, прикрывая рот, беззвучно рыдала, заикалась от боли в дрожащую ладонь.

Пытка закончилась.

Он устал.

Магия отпустила меня, отдавая мне мою раздробленную руку.

Я стащила руку со стола, как кусок мяса с разделочной доски. Она и напоминала кусок мяса.

Пальцы были раздроблены. Теперь они ещё распухали от боли. Кожа – в синяках и царапинах. Кровь стекала по запястью, капала на ковёр – тёмная, почти чёрная в свете ламп.

– А теперь вытирай кровь! Обувайся и надевай перчатку! Гости ждут! Мы не должны надолго бросать гостей. Это неприлично.

Муж бросил на пол платок и туфельку.

Меня трясло. Я пыталась встать, но ноги не держали. Здоровой рукой я осторожно промокнула кровь, боясь даже дышать на раны. Каждое прикосновение платка – как заново сломанная кость.

Я сглатывала, морщилась от боли, осторожно пытаясь промокнуть кровь дрожащей рукой. Мне даже притрагиваться было больно. Я дрожала и судорожно хватала воздух ртом, жмурилась, невольно дёргая плечами, когда касалась платком искалеченной руки.

– Ты вся от жира заплыла! А я-то думаю, почему сегодня горничная говорила, что платье на тебе едва застегнулось! – давясь от ярости произнёс муж, расхаживая по кабинету. – Горничная тебя сегодня измеряла! Шестьдесят девять! Давай, жри! Жри ещё! Нажирайся! Давай, чтобы семьдесят было!

Я смогла встать на дрожащие ноги и сунуть ногу в туфлю. Которая была мне мала на один размер. Это даже не моя туфелька. Это её… И мне приходилось подгибать пальцы, чтобы поместиться в неё.

Я постоянно натирала ногу, едва заметно прихрамывала, но уже научилась не подавать виду.

Опираясь на стол здоровой рукой, я повернулась в сторону мужа.

– Ты готова? – резко бросил он. – Гости ждут! Улыбайся, любовь моя. Спина ровно, улыбка на лице! От тебя большего не требуется!

Глава 1

– Минутку, – простонала я, пытаясь отойти от боли.

– Минутку ей! – передразнил муж, скрестив руки на груди. – Я тебя что ли жрать заставлял? Сама виновата. Нечего ныть!

Он с обожанием смотрел на портрет красавицы в белоснежном платье среди нежных цветов. Ее хрупкая, болезненная красота напоминала красоту феи.

– Вот это – женщина, – прошептал Сирил Уитмор, благоговейно касаясь рамы. Голос его стал мягким, почти молитвенным. – Она была совершенством.

А потом повернулся ко мне – и в его глазах уже не было человека. Только разочарование.

– А ты – жирная тварь.

Я с ненавистью смотрела на портрет его первой покойной жены Вайлиры с равнодушно-отрешенным взглядом сказочной феи. Здоровье ее было неважным. Именно поэтому она прожила всего год в законном браке. А потом за ней навсегда закрылась дверь фамильного склепа.

Я уже не кричала. Крик – это протест. А я давно перестала верить, что протест имеет смысл. Мой крик умер где-то между первым «ты толстеешь» и сотым «посмотри на неё».

Вайлира…

Она смотрит с портрета, как ангел, который двадцать шестого октября семь лет назад забыл, что такое голод. Её талия навсегда осталась шестьдесят четыре сантиметра. Её кости – изящнее фарфора. Но она мертва. А я… Я дышу. Я ем. И это – мое самое страшное преступление.

– Ты сегодня уже завтракала! С тебя хватит! – выплюнул муж.

Я вспомнила дольку огурца и вареный капустный листик с крошечным кусочком мяса, который поместился бы на чайную ложку. Вечный голод мучил меня, а я не могла думать ни о чем, кроме еды. «Нет, мэм! Хозяин запретил вас кормить! Простите, мэм, но я не хочу лишиться работы! У меня семья! Дети!» – слышала я вздох кухарки.

– Ты ведь больше так не будешь? – послышался голос Сирила. Он подошел ко мне.

Я смотрела на свое отражение в зеркале и видела призрака в платье Вайлиры.

Причёска – её. Бледность – её. Даже угол изгиба губ – подстроен под её портрет. Но глаза… Глаза – мои. И в них – не покорность.

Там пламя. Тихое. Глубокое. Невидимое для него.

Потому что он смотрит только на поверхность.

А под ней я коплю.

Каждую каплю боли.

Каждое «посмотри на неё».

Каждый голодный день.

Каждую ночь, когда он шепчет её имя в подушку, как молитву.

– Пообещай, – произнес Сирил, глядя мне в глаза и гладя меня по голове. – Что это больше не повторится. Не расстраивай меня, Талли. Ты же знаешь, как я расстраиваюсь, когда ты поправляешься! Ты должна быть идеальной. Понимаешь?

Я смотрела на него, стиснув зубы. Каждый день меня стирали, чтобы нарисовать новую Вайлиру.

– И как только ты станешь идеальной, у нас все будет хорошо. Ты не представляешь, как мы будем счастливы, – улыбнулся Сирил, целуя меня в лоб.

Отпечаток его губ, оставшийся у меня на лбу, напоминал ожог.

– Вот увидишь… Обещаешь, что больше так не станешь делать? – произнес он спокойным и заботливым голосом, расправляя мое платье.

– Обещаю, – едва слышно выдохнула я, глядя на свое платье. Точно такое же, как на портрете Вайлиры.

А вместе с этим выдохом из меня вырвались усталость, боль и отчаяние.

Будь я в нашем мире – я бы ушла. Вызвала полицию. Сбежала бы, в конце концов. Но здесь… Здесь идти некуда. И на работу меня не возьмут. Но я не там, где меня защищает закон. Здесь закону плевать на меня. Мой муж и есть мой закон.

Я – не Таллиса. Я всего лишь чужая душа в теле его супруги. Душа из другого мира. Однажды я очнулась в теле незнакомой женщины, в роскошном платье, в совершенно незнакомой обстановке.

Последним воспоминанием того мира был паспортный стол, телефон в руках, серебристая иномарка, водитель Виталик. «Там дорогу ремонтируют. Мы поедем в объезд!» Он только что шутил, ругал дороги, рассказывал о том, что его дочь в этом году пошла в школу – дорого! А потом лес, проселочная дорога, поворот, заблокированные двери, вырванный из моих рук телефон, брошенный на задние сидение и рука, которая лезет мне под юбку.

Я очнулась здесь.

В роскоши.

В платье.

С мужчиной, который целовал мои руки и плакал, умоляя: «Очнись, Таллиса… Прости меня…»

Сначала это было похоже на сказку. Розы огромными букетами, украшения, внимание. Сирил трясся надо мной ровно до тех пор, пока не выяснил, что я ничего не помню. Не помню, что было тем вечером. И что я никуда не собираюсь уходить.

И тут сказка закончилась. Так, словно посреди фильма выключили свет.

Уже из разговоров слуг я узнала, что в ту ночь Таллиса пыталась сбежать. Но ее поймали. И вернули обратно, мужу. Узнав о побеге, Сирил пришел в такую ярость, что даже слуги затаились, боясь дышать.

С тех пор он не бьёт по лицу. Не бьёт до смерти. Он бьёт точно и только по рукам.

Потому что это – не убийство.

Это воспитание.

Я попыталась выдавить из себя тень улыбки. Голос Сирила изменился. Он снова стал спокойным и ласковым.

– Вот и молодец. Ты же понимаешь, что это не я злодей. Понимаешь? Ты сама виновата… Ты сама спровоцировала… Ты знаешь, как я к этому отношусь, и все равно стала есть закуски со стола и портить свою без того ужасную фигуру! Ничего, ты еще похудеешь, – муж заботливым жестом вытер слезы с моего лица. – Ну все, не плачь… Вытри слезы. Улыбайся! Мы возвращаемся к гостям!

Мы вышли из комнаты, а я чувствовала, как меня тошнит. Тошнит от боли, от унижения, тошнит от вечного голода, который теперь мой постоянный спутник, от закуски, которую успела съесть, надеясь, что муж не заметит.

Я вспомнила, как полчаса назад воспользовалась моментом, когда муж увлекся разговором с министром Роумонтом. Ноги сами понесли меня к столу. Я каждый раз нервно оглядывалась, радуясь, что меня заслоняют танцующие пары.

Запах еды ударил в нос, как удар в живот.

Жареная дичь. Медовые пироги. Сливочное масло на хлебе с чем-то похожим на икру.

Слюна хлынула во рту – целое озеро отчаяния.

Я протянула руку. Осторожно. Сердце колотилось так, что, казалось, выпрыгнет прямо на стол, если я не удержу его внутри.

Глава 2

Первая закуска. Вторая. Я ела жадно, быстро и почти не чувствовала вкуса.

Только страх. Только голод. Только мысль: пусть лучше раздробит руку снова, чем я умру от этого пустого желудка.

Я едва не взвизгнула, когда один удар по рукам выбил из моих рук тарелку с закусками, и она упала на пол. Гости этого не заметили. Они были увлечены мелодией.

Сирил схватил меня за руку и потащил в свой кабинет.

– Простите, моей супруге нездоровится, – улыбнулся он министру Роумонту, с которым только что разговаривал.

Министр Роумонт, один из самых влиятельных людей в королевстве, напыщенный престарелый индюк в роскошной одежде с пышными волосами, кивнул и тут же отвлекся на разговор с сэром Лорджером. Хитрый делец тут же воспользовался моментом и взял министра в оборот.

Сирил скрипнул зубами от досады. Этот бал был организован ради этого министра. Ради разговора с ним. Ради того, чтобы Сирил занял место в королевском совете.

Я чувствовала, как мои руки дрожали, когда муж вытаскивал меня из зала.

Мимо нас прошмыгнул лакей с бокалами.

– Стоять! – приказал муж лакею. Тот замер. – Скажи, чтобы музыканты играли погромче!

Лакей кивнул.

От этих слов меня бросило в дрожь.

Я упёрлась в ковёр, цепляясь за него ногами, как за последнюю опору.

Но силы были не равны, и Сирил затолкнул меня в кабинет, захлопнул дверь. За дверью остался красивый и нежный вальс. Передо мной – ярость и раздражение мужа.

И сейчас, после того, что случилось, я снова должна вернуться в зал и вести себя так, словно ни в чем не бывало. Улыбаться и разговаривать, смеяться над шутками и подставлять для приветственных и вежливых поцелуев здоровую руку.

– Завтра ты не завтракаешь! – строго произнес муж, остановившись перед залом. – Ты сегодня уже поела! Я предупрежу слуг.

Я снова вышла в зал, чувствуя, как мои ноги все еще дрожат. Под пышным платьем это было незаметно.

– Вам уже лучше, мадам? – поинтересовался министр Роумонт.

Я не нашла силы ответить, поэтому кивнула.

– Простите, она слаба здоровьем, – Сирил посмотрел на меня, поглаживая мою здоровую руку.

Его прикосновение было нежным. Любящим. Вот только внутри меня всё сжалось в узел из шипов.

Я чувствовала, как под перчаткой пульсирует раздробленная плоть. Каждый нерв кричал. Словно каблук всё ещё врезался в кости, раз за разом. Перчатка, тугая, белоснежная, будто сшита из снега и стыда, давила на опухшие суставы, и с каждым ударом сердца боль растекалась всё дальше – в локоть, в плечо, в горло, где застревал ком из слёз и ярости.

– Ах, если супруга слаба здоровьем, это, конечно, беда, – заметил министр. – Моя супруга, я имею в виду первую, тоже была слаба здоровьем, однако прожила в браке почти двадцать лет. Правда, детей она мне так и не подарила…

«Слаба здоровьем». Эти слова – как зеркало. В них я вижу Вайлиру. Её тонкие запястья, прозрачную кожу, дыхание, похожее на шелест крыльев мотылька.

И меня – её живую тень.

– Я вас понимаю, – сочувственно произнес Сирил.

Он понимает. Он всегда понимал. Только не меня. Меня он стирает. Слой за слоем. Как старую краску с портрета, чтобы нарисовать новую Вайлиру.

– Я вот смотрю на вашу супругу и понимаю. Она как две капли воды похожа на вашу прежнюю покойную супругу. У меня даже чувство такое, словно это она! – усмехнулся министр Роумонт. – Я знал ее. Она приходилась мне троюродной племянницей.

Губы Сирила растянулись в улыбке.

– И ведь главное, лицо один в один, – заметил министр, делая глоток из бокала. – Скажите, как вам удалось найти почти ее копию?

Глава 3

– Ах, у меня было разбито сердце. Я очень сильно переживал по поводу смерти Вайлиры. И однажды увидел ее. Она спускалась по ступеням и садилась в карету. Я тогда решил, что это просто совпадение. И уточнил, как ее зовут… Талисса Эмри. Потом я увидел ее еще раз, уже в доме ее родителей. И тогда…

“Тогда он купил ее, – кричало всё внутри. – Как статую. Как куклу. Как попытку вернуть прошлое, не спрашивая, хочу ли я быть частью этого”.

Сирил сглотнул. На его лице – нервная улыбка человека, который делится самым сокровенным.

А я стояла здесь. В теле, которое не моё. В платье, которое не моё. В жизни, вырезанной по шаблону мертвой женщины.

Я же чувствовала только пульсирующую боль в руке. Казалось, пальцы настолько опухли, что перчатка теперь давит. Я с трудом превозмогала это чувство, стараясь держать лицо.

– Тогда я решил, что судьба… дает мне второй шанс, – опустив глаза и полушепотом произнес Сирил. Он взял мою здоровую руку и с жаром поднес ее к губам. – Второй шанс познать счастье… Что это – знак свыше… И на этот раз я решил, что свое счастье я не отпущу… Да, дорогая?

Я кивнула.

Одно движение. Меньше, чем вздох.

А внутри всё горело. Не от боли – от унижения, что моё «да» стоит столько же, сколько «нет». Ничего.

– Ох! – рассмеялся министр. – Бывают же чудеса!

Чудеса… Да. Чудо – когда тебя бьют каблуком за кусок хлеба. Когда тебе во сне снится, как ты отгрызаешь кусок от батона и стонешь от наслаждения. Чудо – когда ты не ела два дня и всё ещё стоишь на ногах. Чудо – когда твой муж целует здоровую руку, а ты прячешь ту, которую он только что ломал, и при этом он рассказывает направо и налево, как любит тебя.

Я вообще не знаю, как у меня хватает сил шевелиться.

Может, потому что я – не та, кого он видит.

Я – та, кто копит. Каждый удар. Каждое «посмотри на неё». Каждое «ты жирная свинья». И однажды… однажды я вырвусь из этого платья, как зверь из клетки. И я живу с мыслью, что однажды настанет этот день. И я смогу.

А пока – я улыбаюсь.

Так, как учила меня боль.

– Вы говорили, что недавно освободился пост в министерстве… Один из министров, кажется, Бэрроу, скончался от сердечного приступа.

– О да, – сокрушенно произнес министр Роумонт. – Бедняга. А ведь он был моложе меня! И вот поди ж ты! Но в этом есть и положительный момент! Я пошел на повышение…

– Мой отец когда-то мечтал, что я стану министром, – улыбнулся Сирил.

– Ну, это можно устроить, – заметил Роумонт. – Правда, придется утверждать вашу кандидатуру. А это, разумеется, не самый быстрый и… дешевый процесс.

Он отвел глаза, словно давая возможность почувствовать намек.

– Знаете, я могу немного помочь, – тут же понизил голос до шепота Роумонт. – Но при одном условии. Вы будете поддерживать все мои инициативы. Если я сказал: «Да!», значит «да». Если «нет», то «нет!». Тем более, что его величество сейчас… очень болен и легко подписывает документы… Он никого не узнает. Изредка наступает что-то вроде просветления… Но потом опять… Так что доктора говорят, надежды мало. Пользуйтесь моментом, молодой человек.

– А как же его высочество? – спросил Сирил. – Как же принц?

Глава 4

– О, он еще не король. И, если повезет, он им так никогда и не станет, – усмехнулся Роумонт. – Скоро народ будет им очень недоволен. И вы, как новый министр, мне в этом поможете. Вы слышали новость? Во дворце найдено несколько убитых молодых женщин.

О, боже мой… У меня прямо мурашки пробежали по коже. Неужели принц на такое способен?

– А чему вы удивляетесь? – продолжал министр Роумонт, усмехаясь. – Его высочество всегда проявлял садистские наклонности… Дракон как-никак! Так вот, народ об этом еще, разумеется, не знает. Но скоро узнает. С вашей помощью, как министра, мы должны остановить это чудовище… И не дать ему дорваться до власти!

Я сглотнула. Это звучало очень страшно. Министр Роумонт усмехнулся и сделал глоток.

– К тому же, варварские порядки драконов дурно влияют на общественность! – прокашлялся министр. – Подумать только. Его матерью была какая-то простая магичка… Его величество ее просто… украл. Вы себе можете это представить? Я не могу!

Жуть какая. Я повела плечами, словно мне стало вдруг зябко.

– Старый дракон уже не представляет угрозы. С момента смерти его… так называемой… “истинной”, – произнес министр, придвигаясь ближе и переходя на полушепот. – Вы только представьте себе, теперь похищение у нас называется словом “истинность”. Это слово дает им право похищать тех, кто им понравился! Вы не находите это… отвратительным!

Какой ужас! Как хорошо, что я далека от всего этого! Как хорошо, что меня так редко берут во дворец. Я даже не знала, что принц у нас садист и маньяк! Хотя, разве может удивляться женщина, которую добропорядочный муж наказал за лишний кусок еды?

“Ха! Ты что думаешь, что как в сказке принц вдруг увидит тебя среди сотни гостей и решит убить именно тебя? – насмехалась я над собой. – Я знаю как минимум десяток девушек, которые намного красивей меня. И привлекают куда больше внимания! А ты так, серая мышка. Тебе бояться нечего”.

– Я с вами полностью согласен, – кивнул Сирил, опустив глаза в свой бокал. – Я готов вместе с вами сражаться против драконов!

– Мой друг, это прозвучало по-рыцарски! – рассмеялся министр. – Мы действуем тоньше…

Они разговаривали, а я чувствовала, как боль становится все сильнее. Она пульсировала в перчатке, а я с трудом удерживала на лице глупую и вежливую улыбку.

Часы стали бить полночь. И на последнем ударе случилось нечто странное…

Музыка стихла, словно кто-то ножом перерезал струну.

В зале вдруг стало так тихо, словно… словно все гости исчезли.

Но они были на месте. Просто застыли, будто кто-то остановил время.

Дама в розовом, что стояла неподалеку… Её лицо только что было гладким, юным. А теперь – покрыто прыщами, шрамами, шелушащейся кожей.

Министр стоял напротив с открытым ртом, словно замер на середине фразы. Его волосы – не пышные, как минуту назад, а редкие, жалкие. На макушке – лысина, блестящая, как яйцо. А сам он выглядел лет на десять старше.

Женщина в синем кокетничала с кавалером. И я отчетливо видела красные пятна на ее длинной шее.

Красавица у фонтана, танцующая с мужчиной, теперь предстала передо мной с чёрными, гниющими зубами в широкой улыбке.

Всё, что было ослепительно красивым, вдруг по непонятной мне причине стало выглядеть ужасно. Словно с последним ударом часов исчезла вся магия в зале.

Гости сейчас выглядели совершенно не так, как раньше.

Я взглянула на застывшего мужа, который сейчас напоминал статую. Он словно пытался моргнуть, но застыл с полуприкрытыми веками.

Что это такое? Как такое возможно? Это… это что за магия?

И тут я увидела, как по залу идет тень.

Глава 5

Высокая тень почти бесшумно и плавно двигалась по залу. И двигалась в нашу сторону. В черном капюшоне, в таинственной черной маске, закрывающей лицо полностью. Я застыла не то от изумления, не то от ужаса, видя, как тень приблизилась к министру Роумонту.

Огромная рука в черной перчатке коснулась груди министра. Что он делает? Зачем?

Короткая вспышка зеленоватой магии была такой внезапной, похожей на выстрел за кадром, что заставила меня дернуться на месте.

– Сдохни, – послышался тихий шепот незнакомца в маске.

Лицо министра не изменилось, но вены на его лице внезапно почернели. Глаза Роумонта вдруг округлились и покраснели, словно в них лопнули все сосуды. Из его рта вырвался сгусток тьмы.

Я невольно дернулась, в ужасе глядя на то, что творится с телом министра.

Мое платье предательски прошуршало, и тень резко подняла на меня глаза. Зеленые глаза внимательно смотрели на меня с холодным удивлением.

«Он только что что-то сделал с министром… Явно нехорошее!» – пронеслась в голове мысль, и мне вдруг стало страшно.

Я увидела плавное движение головы в сторону, словно он был удивлен не меньше моего.

Я задрожала. Быстро-быстро задышала, а потом опомнилась, понимая, что притворяться застывшей уже поздно.

Рука в черной перчатке потянулась ко мне, а я увидела ту самую вспышку на пальцах, которая только что вошла в тело министра.

– Не надо… Прошу вас, – задыхаясь от ужаса, прошептала я, чувствуя, что это смерть.

Что стоит ему коснуться меня, как мои вены так же почернеют, а глаза полезут из орбит.

– Я… клянусь… Я никому ничего не скажу…

Я попыталась вырваться, но безмолвный, застывший муж держал меня за руку, и сейчас его рука казалась каменной. Я дышала так быстро, так судорожно, что даже не успевала понять, что дышу.

– Обещаю… Я ничего не видела… Клянусь… – сбивчиво шептала я, видя, как к моей груди приближается зеленая, искрящаяся смерть. – Не надо… Умоляю…

У меня пересохло во рту, когда заклинание опасно приблизилось к моей груди. Чем ближе были его пальцы, тем судорожней я хватала воздух ртом, не зная, что делать. Я не могла убежать. Не могла оттолкнуть его руку. Даже если я оттолкну, что толку?

Дыхание стало глубже.

Каждый вдох, как судорожный рывок.

Как попытка втянуть в себя еще секунду жизни.

Смертоносная магия потрескивала совсем близко. Я крепко зажмурилась, готовясь к вспышке боли, но ничего не произошло…

Секунда…

Другая…

Я осмелилась открыть глаза.

Глава 6

Магия остановилась в сантиметре от моей груди. Я разучилась дышать, медленно опустив глаза вниз и немного, насколько позволило тело, отстранилась от черной перчатки.

Мне казалось, что если я сделаю слишком глубокий вдох, он тут же сделает со мной то, что сделал с министром. “Господи!”, – простонало что-то внутри. Я нервно сглотнула. Колени вдруг стали ватными. Казалось, ноги меня теперь совсем не держат. Я каким-то чудом стою на ногах.

– Прошу вас… – едва слышно прошептала я, глядя на его руку. – Не убивайте… Я буду молчать… Клянусь вам… Я готова поклясться всем, чем угодно… Только не убивайте…

Тень стояла передо мной. Черная, огромная, заслоняющая собою все. Сейчас она была всем миром для меня. И я не знала, что будет дальше, ведь руку он не убрал. Просто остановил.

Я боялась шевельнуться, слыша потрескивание магии совсем близко к моему перепуганному сердцу.

Самым страшным было то, что он молчал. Молчал так долго, что я начала молиться – не о спасении, а о том, чтобы он просто заговорил. Мне казалось, что если таинственный убийца подаст голос, то у меня появится шанс договориться. Что он меня услышит. И… пощадит.

Магия в черной перчатке погасла. Я едва не выдохнула с облегчением.

“Это хороший знак! – пронеслось в голове среди вороха испуганных мыслей. – Наверное!”