Полная версия
– А я ещё ничего! – сказал я.
Да, для занятий спортом за последний год у меня было крайне мало времени. Но благо, что в моём кабинете были гантели, и была еще небольшая комнатка, где был гриф, некоторые приспособления для занятий с утяжелениями. И что интересно, у меня был даже свой эллипс для кардиотренировок. Кулибин не отказал, и по моим просьбам изготовил не сильно мудрёный спортивный снаряд.
– Мы рады приветствовать вас в нашем доме. Это большая честь, что вы посетили наш приём, – вот такой фразой в различных интерпретациях, чаще даже намного длиннее, приходилось встречать каждого из гостей.
Если учитывать тот факт, что прибыло порядка шестидесяти различных супружеских пар, а ещё взять в расчёт то, как много я за сегодняшний день говорил и какие напряжённые были совещания, то язык у меня уже заплетался. И алкоголя не нужно.
– Фёдор Васильевич, я искренне рад вас видеть у себя дома, – приветствовал я Растопчина.
– Как же я мог не прийти на прием по случаю дарования вам графского титула, – председатель Государственного Совета поцеловал ручку Кате. – Екатерина Андреевна, вы необычайно прекрасны.
Граф Ростопчин со своей супругой отправился в бальный зал.
– У нас осталось ещё то мыло пахучее, которое моет всё и убирает запахи? – спросила Катя, шепча мне на ухо.
– Хочешь отмыть свою ручку, которую поцеловал это негодяй? – усмехнулся я.
– Думаешь получится? – звонко рассмеялась Катя.
– Боюсь, что придётся столько раз мыть ручку после сегодняшнего приёма, как бы ты её не стёрла, любимая, – продолжил шутить я.
– Тогда завтра поутру нужно идти в баню… Составишь мне компанию? – игриво сказала Катерина Андреевна.
– Всенеприменно! – поддержал я шутливый тон жены.
В это время подошёл очередной гость. Это был Гаврила Романович Державин. И вновь любезный тон, поиск очередных слов, улыбка… работа…
* * *
Гаити
Май 1800 года (Интерлюдия) [Огромное спасибо читателю, давшему исчерпывающий материал по теме]
Генерал Моро сидел на барабане в центре большого поля, которое еще недавно было лесом, и вспоминал свою семью. Аннета родила замечательную двойню: девочку и мальчика. Да, роды протекали очень сложно, и только сила воли и, наверное, упорство самой матери стали залогом того, что все обошлось, хотя дети родились с малым весом, но кормилица, вернее, сразу две, быстро сделали детишек плотненькими крепышами.
Сложно было смириться Моро с тем, что Аннета русская шпионка. Она призналась в этом своему мужу. Впрочем, он и сам стал догадываться, что с Россией Аннету связывает нечто большее, чем просто временное проживание женщины в этой стране. Уж больно часто жена стала намекать Жану-Виктору, что единственная возможность выстоять для Луизианы и Гаити, которые под контролем генерала Моро… почти под контролем, – это запросить поддержку у России. На Гаити все больше начинают действовать англичане, предоставляя в больших объемах контрабанду прежде всего негритянским лидерам восставшего Гаити.
Англичан француз Жан-Виктор Моро ненавидел люто, почти так же, как и выскочку Бонапарта, который, нарушая все правила, идеалы революции, даже вопреки здравому смыслу, будучи далеко не самого знатного рода, стал императором Франции. Еще с консульством Наполеона генерал Моро мирился, сдерживая так и рвущуюся наружу обиду за ссылку в Луизиану, но с императорством… Нет.
И кто еще мог бы взять под опеку Луизиану? Моро, уже сильно ощущая нехватку элементарного пороха, а также вынужденный отпустить три тысячи поляков с вооружением в САСШ, польские воины воспылали принять участие в наполеоновских войнах, начало которых прогнозировали даже за океаном, понимал, у него два варианта: либо сдать Луизиану янки, либо русским. Аннета говорила, что канцлер Сперанский может позволить Моро оставаться губернатором, но к этому даст и корабли, и оружие, и подкрепление пришлет такое, чтобы хватило сопротивляться даже одновременным атакам со стороны Новой Испании и янки, не говоря уже об мулатах и неграх Гаити.
И послание лично канцлеру Сперанскому было отправлено в Петербург уже больше года назад. И пока это будет ответ?! Так что нужно самостоятельно решать актуальные задачи.
Генерал Моро уже сколько месяцев пытался разобраться с проблемой Гаити. Это самопровозглашенное государство негров не позволяло Жану-Виктору вести собственную политику. Россия? Да, покровитель нужен, это безусловно. Но Генерал Моро не хотел становиться частью будь какой державы, не имея собственной силы. Он хотел союза, что-то вроде вассалитета, но не быть безусловным подданным русского императора. Так что должен стать достаточно сильным в регионе, чтобы с ним считались. А Моро отплатит, он уверен, что найдется, чем именно расплатиться за любую помощь.
Гаити… Эти гаитяне все никак не могут определиться со своим устройством, несмотря на удивляющую организованность негров, и в их стане есть разногласия, на чем и хотел сыграть Моро. Генерал жаждал побед и того, чтобы доказать всем – он отличный полководец, незаслуженно посланный в ссылку, дабы на фоне иных генералов Наполеон выглядел самым-самым, а не всего-то одним из многих.
Генерал Моро уже относительно давно размещал на островах свои войска для эффективной борьбы с контрабандистами, доставлявшими оружие бунтующим неграм, а может быть и с англичанами. Кроме того, что он боролся с контрабандой рьяно, себе в прибыль. Неожиданно, но пиратские поставки оружия и пороха бунтующим неграм стали существенным вкладом в развитие армии Моро, которому было крайне сложно снабжать свои войска.
Разумеется, "Чёрный Консул", бывший французский офицер-негр, Туссен Лувертюр, возглавивший восстание на Гаити и его негритянское окружение совсем не были довольны действиями Моро. Ещё вчера они были почти полными хозяевами острова, лишь оставалось додавить Риго с его мулатами, а тут в два приёма лишились всего востока и юга, сохранив под своим контролем только запад и северо-запад, да и то не полностью, порты оставались за французами.
– Мсье генерал, – обратился к Моро один из офицеров.
Жан-Виктор не сразу смог вынырнуть из своих мыслей, уж слишком сложным оказался день и сражение.
– Ну, что там, капитан? – усталым голосом после продолжительной паузы спросил Моро.
– Польские уланы догнали Дессалина, – доложил капитал Корзье.
Генерал Моро, откуда только силы взялись, резко встал с барабана.
– Где этот дьявол? – выкрикнул Моро.
Французский отряд, который после ряда неудач возглавил сам генерал Моро, охотился за негритянским генералом Дессалином. Жан Дессалин пугал даже тех французов, которые и не верили во всякие небылицы. Сложно было воевать и мотивировать солдат, когда армия Моро повсеместно встречалась с распятыми на крестах белыми людьми. Впрочем, то, что они белые, понять порой было не так и легко, так как почти везде с людей снимали кожу и сжигали рядом с распятым. Дессалин вселял страх и его нужно было уничтожить.
И вот, наконец, стало известно, куда отправится негритянский генерал. И, несмотря на то, что Моро имел в полтора раза меньшее число войск, он решил атаковать. При этом, опытный генерал не относился к негритянской армии, как к сброду, не совершал ошибок своих предшественников. И все равно сражение выдалось крайне сложным. Из полутора тысяч солдат и офицеров Моро потерял чуть меньше половины. Это самые большие его потери после того, как генерал прибыл в Луизиану.
Огромный негр, коим и являлся Дессалин, приверженец дикой культуры Вуду, не держался на ногах. Он был избит так, что все лицо было сплошным кровоподтеком. Когда люди ловят зверя, вселявшего ранее в них страх, они мстят за свое малодушие. Но Моро не собирался проявлять милосердие. Он только собирался посмотреть на самого ужасного, по мнению генерала, зверя в человеческом обличье.
– Снимите с него кожу… Медленно, после зажарьте на костре. Лишу премиальных, если он умрет раньше, чем окажется в огне! – приказал генерал, удивляясь собственной жестокости.
На следующий день, бросив взгляд на сгоревшее тело негритянского дьявола, Моро поспешил домой. Он попробовал бы даже обрушиться на некоторые поселения негров, но… слишком много было в отряде Моро раненых, которые имели шансы выжить, но только, если быстро окажутся в клинике, устроенной любимой женой Аннетой.
Бог был с генералом Моро. Или же не так… После смерти негритянского дьявола Жана Дессалина, сразу же ситуация стала налаживаться и Моро, еще не прибыв домой, уже получал добрые вести. Убит сам Дьявол, и теперь все добрые силы могли всячески благоволить генералу Моро.
Так, Идейский Легион генерала Ришпанса, ранее поклявшегося в верности Моро, смог выбить войска мулатов у города Жакмель. Пусть Ришпанс и не разбил мулатов, но теперь все мулатское государство Риго сильно ослабло. И уже началась дипломатия, так как мулаты прислали своих послов. Моро даже согласен пойти на уступки, принять в свое подданство мулатов, создавая им иллюзию независимости.
Моро уже собрался спешить к жене, спешился, как его окликнули.
– Мсье Первый Консул… – с акцентом окликнули генерала.
– Вы кто и как тут оказались? – Моро осмотрел внутренний двор своего дома, который должен быть под охраной.
– Меня зовут Герман Иванович Ростицкий, прапорщик корпуса стрелков. Я прибыл со своим отрядом от господина канцлера Российской империи Сперанского, – представился офицер.
– Как вы проникли ко мне? – удивленно спрашивал Моро, извлекая пистоль из-за пояса.
– Простите меня за эпатаж. Но я хотел бы показать сразу, на что мы способны. Можете мной и моими людьми располагать. Мы ликвидируем лидеров бунтовщиков, если последует приказ. Имеем для этого все средства и выучку, – сказал Ростицкий. – А еще у меня есть предложение к вам от канцлера.
– Но как? – хотел продолжить расспрос Жан-Виктор Моро, но решил, что всему свое время. – Пройдемте в дом. Но оружие оставьте на выходе.
Глава 5
Париж
8 июня 1800 года (Интерлюдия)
– Мне страшно! – сказала Жозефина де Богарне, прижимаясь к своему мужу, императору Наполеону Бонапарту.
– Страх – это нормальная реакция женщины! – философски заметил французский Император.
На самом деле, Наполеону очень нравилось то, что Жозефина сейчас трясётся, как тот котёнок, которого оставили на холоде. Эта женщина была сильная, возможно, она могла бы даже в какой-то мере и поглотить самого Наполеона. Лишь только то, что их часто разделяло большое расстояние, позволяло Наполеону жаждать свою Жозефину, желать её то ли придушить, то ли любить, но всё меньше и меньше её слушать. И вот теперь эта сильная женщина боится, а он нет.
– Я доверился в Фуше и Талейрану. Они оказываются правыми. Нам нужно всех роялистов задушить здесь и сейчас. Я не могу устраивать террор на улицах Парижа и других французских городов, если не случится нечто неординарное, – объяснял ситуацию император.
– Мессир, мы подъезжаем к улице Сен-Никез, – сообщили Наполеону через специальную трубку, которая соединяла рабочее место кучера и внутреннее пространство кареты.
Наполеон, который только что мог сказать, что не испытывает никакого страха, также ощутил это нелепое чувство. Ну, а как иначе, если сейчас должен прозвучать взрыв, после – выстрелы. И кто его знает наверняка, достаточно ли укреплена и бронирована его карета, правильно ли рассчитали количество пороха во взрывном устройстве.
Улица Сен-Никез начиналась сразу за поворотом, и эскорт императора уже поворачивал влево. Впереди неизменно шли кирасиры, составлявшие охрану французского монарха. На облучке кареты ехал охранник.
– Бабах! – прогремел взрыв, на время оглушив и Наполеона и Жозефину.
Карету начало кренить вправо и уже скоро она завалилась. Императрица оказалась сверху на императоре. Поза очень даже знакомая императорской семье, но сейчас малоуместная. Последовали частые пистолетные, а также и ружейные выстрелы. Достаточно оживлённая улица, а дело было в воскресенье, наполнилась криками ужаса, паники, стонами раненых и убитых людей.
– Лежи спокойно! – прошипел Бонапарт, когда Жозефина, упавшая сверху на своего мужа, начала в панике дёргать руками и ногами.
Карета завалилась, но при этом ни одного осколка, ни одной пули не пролетало мимо. Бонапарт даже расслабился. Он прекрасно знал, что близко, буквально в ста шагах от кареты должна была идти целая сотня кирасир, а ещё чуть дальше две сотни польских уланов, в верности и преданности которых Наполеон не сомневался. Так что уже очень скоро улица Сан-Никез начала зачищаться верными императору солдатами. Впрочем, в этой постановочной игре с двух сторон участвовали верные Наполеону люди, ну или те, кто был вынужден оставаться верным, по разным причинам. И все, кто установил взрывное устройство, кто потом открыл огонь по кирасирам – всё это были люди министра полиции Жозефа Фуше. Более того, большинство из исполнителей постановочного терракта прекрасно осознавали, что живыми они не останутся.
Жозеф Фуше умел замотивировать людей или поставить их на такую грань своего существования, когда они готовы были согласиться на что угодно, лишь бы только выполнить приказ. Это были непростые угрозы, чаще всего имели место различного рода манипуляции со здоровьем и жизнями родственников, а так же с их мнимыми и реальными преступлениями. Были здесь и те, кто отобран для участия из тюрем и каторги. Так что у Фуше найдутся даже такие участники заговора против императора и для покушения на него, которые дадут интервью в газету “Монитор”, высказываясь против императора в нужном для власти ключе.
Дверца скрипнула, над головой Наполеона и макушкой головы Жозефины показался сам министр полиции Фуше.
– Прошу просить меня, ваше императорское величество, за такие неудобства. Но это даже к лучшему, что карета перевернулась. Подобное даёт нам более реальное положение дел, – произнес Фуше и подал руку Жозефине. – Мадам, позвольте!
Отчего-то Жозеф Фуше, как и некоторые другие представители наполеоновских элит, не так часто радовали слух Жозефины, называя её императрицей. Впрочем, сам Бонапарт этого не делал, лишь отшучиваясь, что она “императрица не столько Франции, сколько сердца французского императора”.
Наполеон Бонапарт вылез из своей кареты, раздражённо самостоятельно отряхнулся и посмотрел на то, чего стоит его власть. Императорскому взору предстала картина, где более полутора десятков человек корчились от боли, стонали, кричали, и даже насыщение улицы кирасирами и уланами не сильно изменяло ту зловещую гармонию адских звуков.
– Невозможно приготовить омлет, не разбив яйца, – произнес известное выражение Наполеон, которое чаще считают всё же английской, но Бонопарт был уверен, что родиной любой мудрости является исключительно Франция.
Уже через три часа французские газеты вышли с экстренным выпуском. Подобная оперативность была достигнута благодаря тому, что сотрудники некоторых типографий даже в воскресенье утром вышли на работу, или вовсе не были отпущены со вчерашнего дня по домам, а ночевали на рабочих местах.
Конечно же, как и было задумано, во всём обвинялись роялисты. На то, что в заговоре участвовали некоторые высокопоставленные граждане империи, которая ориентировались на неких реалистов в изгнании. Достаточно поспешным было решение уже сейчас назначать виноватых. Но Жозеф Фуше и Шарль Толеран, работающие в связке по этому вопросу, считали необходимым нагнетать обстановку сразу же, пока ещё не остыли угли, ещё не умерли последние тяжело раненные в этом теракте.
– Насколько готова операция по похищению герцога Энгиенского? – спросил Наполеон, когда ворвался в зал совещаний.
Тут уже были собраны министры, главную роль среди которых сегодня играли Талейран и Фуше, ну еще и Бертье, военный министр.
– Всё готово, мой император, – под стать Наполеону, его энергии, выкрикнул Талейран. – Операция подготовлена, исполнители назначены.
– Прочитаны все вероятные ходы наших противников? Как отреагирует на это Россия? – задал очередной вопрос Наполеон, присаживаясь на свой стул во главе стола. – У них уже живет Луи Ксавье, принц крови. И герцога они приглашали к себе.
– Безусловно, недовольство от России будут. Но не стоит ожидать от них решительных действий. Царь Павел и его канцлер вполне предусмотрительны, они не могут не понимать, что война с Османской империей практически началась, – высказывался Талейран.
– Пора нам самим ужесточать риторику! С русскими хорошо дружить, но они вот-вот начнут на нас наседать и требовать. С чего это мы должны уйти из Южной Швеции? Пусть довольствуются тем, что я оставил русским Стокгольм. Были бы мы готовы к войне год назад, то обязательно… – Наполеон не договорил.
Император резонно подумал о том, что не стоит все свои соображения выкладывать даже перед этими людьми, казалось, самыми преданными. Одно дело говорить о войне сейчас, другой раскрывать ложь годичной давности, когда Наполеон называл Россию лучшей сестрой для Франции.
– Фуше, у вас есть, что сказать? – перевел тему Наполеон.
– Безусловно, гражданин император… ваше императорское величество, – сказал Жозеф Фуше, вставая и открывая свою папку. – Сперва о положении дел в русской Митаве…
В Митаве проживал в эмиграции представитель королевских кровей, который еще больше мог бы претендовать на престол по своему родству, нежели герцог Энгиенский, хотя последний для Наполеона виделся более опасным, так как герцог был деятельным, на него ставила Англия, ну и роялисты именно Энгиенского видели в своих лидерах. А Луи Станислас Ксавье считался более чем наивным, слабым, излишне конформистом.
– Этот простофиля прислал мне послание, – когда пошла речь о Ксавье, Наполеон оживился и на его хмуром лице даже появилась улыбка. – Он обратился ко мне, будто с наивным письмом, в котором говорил: «Возвратите Франции её короля, и будущие поколения будут благословлять ваше имя». Насколько же этот человек может быть опасным для Франции? Ксавье отдаст страну либо русским, либо англичанам.
Между тем, министр полиции Фуше, поправляемый и дополняемый Талейраном, продолжал докладывать. Из этого доклада было видно, что работа проведена немалая, но недостаточная. Так, к примеру, удалось внедрить своего агента в окружение Луи Ксавье, но русские организовали такую охрану вероятному кандидату на королевский французский трон, что подступить к нему вроде бы и нельзя. И оружие отбирают, даже ножи запрещают носить, проверяется и еда с питьем.
– А не может быть такого, что русские уже обо всём догадываются? – спросил Наполеон. – Что я зачищаю всех Бурбонов?
– Подобные догадки у меня есть. Но, тогда почему наши агенты даже не видят слежки, все еще имеют возможность передавать сведения? Охраняют Ксавье хорошо, мы можем его убрать. И вот именно это меня больше всего и волнует, – сказал Фуше и задумался.
Начальник французской полиции вёл себя в присутствии императора может и несколько вызывающе, но пока показывал лояльность и преданность Наполеону, император его держал рядом с собой. Если ещё недавно Наполеон мог бы думать о том, что Фуше против него интригует, то сейчас всё больше уверяется, что министр полиции именно его человек. Разгромленная ячейка очередных бунтовщиков, состоящая из бывших друзей Жозефа Фуше, оказалась сплошь якобинцами. Фуше принимал самое непосредственное участие в событиях и лично сопровождал бывших своих приятелей на гильотину.
– Что же вас так смущает? Его охраняют, даже делают это хорошо, – задал закономерный вопрос Наполеон.
– Я почти в том уверен, что русские умеют намного больше, чем показывают. Они, будто делают лишь видимость того, что усердно охраняют Ксавье, – после небольшой паузы, взятой на размышления, сказал Жозеф Фуше.
Талейран мог сказать намного больше. Он, не зная всех мелочей, да, и не обладая полнотой информации, догадывался, что русские готовы отдать на растерзание не только Луи Ксавье, но и герцога Энгиенского. Нужны были контакты, но министр иностранных дел опасался тайных игр с русскими. Он чуял, что эта игра не принесет ему добра, если только Талейран не будет на русских же и работать. И еще министр иностранных дел опасался смертей сразу двух принцев крови.
Шарль Перигор Талейран передал информацию русскому агенту о том, что во Франции готовится серьезная операция, направленная на очернение образа и ликвидацию многих роялистов, как и тех двух персон, которые могли бы стать французским королем. Терзаемый многими сомнениями, считая, что предаёт свою родину, все же министр иностранных дел Франции решился и такую информацию передать людям Сперанского.
Талейран всерьез думал о том, что, если убить всех особ королевских кровей, то у Франции просто не будет будущего. С императором Бонапартом может случиться все, что угодно, и тогда страна погрязнет в пучине гражданской войны и иностранной интервенции. Так что всегда нужно иметь запасные пути. Вместе с тем, Шарль Перигор Талейран уже неоднократно намекал Наполеону о том, что лучше бы ему иметь своего наследника, как еще один фактор для солидарности народа и власти. И лучше, чтобы этот наследник был не от Жозефины Богарне.
– Не переоценивайте возможности русских. Да, мне докладывали о том, что этот Сперанский еще тот хитрец, это и не мудрено, если подняться с самых низов до канцлера, да еще и в России. Однако, он всего лишь человек, и я могу навскидку немало назвать ошибок, которые он уже совершил, – Наполеон усмехнулся. – Чего стоит только его железная дорога в Москву, которая сожгла уже больше двух миллионов русских рублей, а так и не была построена. Но, коли мы уже об ошибках России заговорили, то выслушаем и военного министра.
Ухмыляясь, поймав настроение императора, со своего стула встал Луи Александр Бертье. Этот человек еще недавно дерзил Наполеону, чуть было не был смещен и заменен на Карно, но смог быстро сориентироваться и теперь старался угодить императору.
– Русские к войне не готовы даже с турками! – сразу же, в начале своего доклада, сделал громкое заявление военный министр.
Бертье посмотрел на Бонапарта, который ухмылялся и жестом показывал продолжать, и военный министр внял воле своего монарха.
– Русские уже почти год назад начали большую военную реформу. По подсчетам нашего Генерального Штаба эти преобразования рассчитаны не менее, чем на пять лет. Из того, на что стоит обратить внимание… – Луи Бертье стал перекладывать листы бумаги в своей папке, пока не нашел нужной страницы. – Россия испытала новые пушки. Это трехфунтовые пушки, причем, казназарядные. Из тех сведений, что стали доступны, оружие удобное в заряжании, но… Они используют цельные снаряды, производство которых не налажено. Так что в ближайшие года три, или того больше, не стоит ожидать значительного усиления полевой русской артиллерии. Но в этом направлении работает русский военный министр Аракчаев, он систематизирует артиллерию. Также у русских уже достаточно много револьверов. Но в этом направлении работаем и мы. Уже выпущено пять тысяч револьверов системы Левалье.
Наполеон хмыкнул. Он прекрасно знал, что некоего, до того неизвестного оружейного мастера Шарля Левалье просто “назначили” быть изобретателем французского револьвера. Мало того, это оружие ничем не отличается от одного из русских образцов. И уже по этому поводу Франции пришлось выплатить России сто сорок тысяч франков. Вот тогда и почувствовалось патентное право, принятое в угоду России.
Но что оставалось делать? Конечно же, собственные разработки уже поступали на рассмотрение в военное ведомство, но французской разведке удалось выкрасть подробнейшие чертежи с описанием русской технологии. И, если в России уже массово выпускаются такие револьверы с картонными патронами, которые как раз легче изготовить, чем металлические, то и во Франции буквально за полгода удалось начать производить оружие.
Военный министр Бертье, а также и сам император, весьма пристально наблюдали за теми изменениями в военном отношении в России. Наполеоном были очень положительно оценены и унитарный патрон, и револьвер. Он, правда, не понял причины массового перехода русской армии на новые краснозарядные винтовки без унитарного патрона. Но во Франции знали, что есть прототипы таких винтовок, которые заряжались бы унитарным патроном.
Идея была замечательная, французы её оценили, вот только дымный порох всё равно ещё во многом не позволял использовать подобные новшества. Ведь после двух и, уж тем более, после трёх выстрелов возле солдата абсолютно ничего не было видно из-за дыма. А ещё проблемы заключалась в том, что во Франции ещё не готовы даже к небольшому производству унитарных патронов. Пусть состав капсюля уже подобран, но перезарядка ружья позволяла выиграть немного времени, чтобы дым, если не расселся, то стал менее густым и солдат видел, что творится перед его собственным носом. Важную роль в этом деле играла экономика, когда новое русское оружие будет слишком дорогим.
Так что Наполеона озадачивали русские новинки, но он не видел возможности их применения в ближайшей войне. Кроме того, все эти новшества русских, которые они разрабатывают, приближают эту самую войну. Если они уже наладили производство и военная промышленность России за последние несколько лет резко рванула в своём развитии, что нужно это останавливать это движение вверх самым радикальным образом. В противном случае, Франция через пять лет встретится с такой Россией, которая будет уже ей не по зубам.
