Ассистент Дьявола

Было что-то первобытное в том, как он смотрел на нас. Что-то, чего я не могла точно определить. Его радужки были едва видны, поскольку его суженный взгляд впивался в мою руку, всё ещё лежавшую на плече Матвея. Глаза, устремлённые на меня, были хищными и доминирующими, будто я совершила какое-то непростительное преступление.

– Что, по-вашему, вы делаете, Екатерина Петровна? – медленно проговорил сквозь стиснутые зубы Михаил Сергеевич.

Его тон был нарочито бесстрастным и ледяным, что жутко контрастировало с его лицом, искажённым яростью. Это было страшнее любого крика.

– Иду искать, чем убрать блевотину с вашего пола, – нейтрально ответила я, изо всех сил сдерживая желание добавить к фразе что-нибудь вроде «ёлки-палки» или что покрепче.

– Больше нет, – отрезал убийственным тоном генеральный директор. – Никуда вы не идёте. Это приказ.

Есть предел тому, что может вынести обычная девушка. И я явно достигла своего.

Я демонстративно продолжила идти к двери и бросила через плечо, не оборачиваясь:

– Вычтите это время из моего обеденного перерыва, если так важно.

Мы с Матвеем бросились бежать, как только тяжёлые двустворчатые двери кабинета закрылись за нашими спинами. Мы буквально помчались вниз по лестнице, подальше от тридцать третьего этажа, словно за нами гнался сам дьявол. А может, так оно и было.

Усевшись на один из нескольких пластиковых стульев в комнате отдыха, Матвей тяжело вздохнул и прижал руку к груди:

– Не знаю, как ты умудряешься работать с ним каждый божий день и не сойти с ума.

– Работа на психопата с раздвоенной личностью старит меня раньше времени, – жалобно простонала я, хватая пластиковый стакан и наполняя его водой из-под крана. – Поверь мне на слово. Ещё пару лет – и я буду выглядеть на все пятьдесят.

– Почему ты просто не уйдёшь, Кать? – спросил он мягко, как будто это было единственное и самое простое решение моей большой, мускулистой проблемы в дорогом костюме.

– Я хочу уйти, ещё как хочу, – честно призналась я, протягивая ему стакан воды. – Я всё ещё жду ответа от той компании, в которую отправила резюме несколько недель назад. Надеюсь, они не передумали.

Уткнувшись головой в дрожащие руки, Матвей жалобно простонал:

– Не могу поверить, что меня вырвало. Прямо на его чёртов пол. Это конец моей карьеры.

Я невесело рассмеялась и сочувственно покачала головой:

– Ты ещё легко отделался, поверь. Я помню, как меня постоянно тошнило в его кабинете, и он был просто вне себя от ярости. Он потребовал, чтобы я немедленно покинула здание. Он буквально схватил меня за руку и практически отволок в больницу, будто я заразная.

– А ты говорила ему тогда, почему тебя тошнило? – с любопытством спросил Матвей, прежде чем осторожно отпить воды.

– Нет, – очень быстро ответила я, качая головой. – Конечно, нет. Ни в коем случае.

– Почему бы тебе просто не уволиться и не взять перерыв? – разумно предложил глава финансового отдела, наблюдая, как я устало плюхаюсь на стул рядом с ним. – Никто не заслуживает передышку больше, чем ты. Ты работаешь как проклятая.

В голове мгновенно промелькнул целый калейдоскоп воспоминаний. Все те бесконечные встречи, на которые я ходила с Михаилом Сергеевичем. Весь этот кофе и еда, которые я ему приносила точно по расписанию. Все эти ночные звонки с раздражённым требованием немедленно сообщить, где находится тот или иной файл. Все холодные приказы, которые он отдавал каждый день, даже не говоря «спасибо».

– Ты же знаешь, почему я не могу просто взять и уйти, – тихо выдохнула я, опуская взгляд.

Моя работа в «Гром Групп» изначально должна была быть временной, проходной станцией на пути к чему-то лучшему. Мне было всего двадцать четыре, когда я впервые заняла пост ассистента дьявола собственной персоной. Я хотела поскорее оставить эту должность и заняться карьерой кондитера – моей настоящей мечтой. Но потом я забеременела, и все мои планы и желания моментально отошли на второй план.

Я оставалась здесь ради содержания своей любимой дочери. Она была всем, что по-настоящему имело значение в моей жизни, и я была готова на всё, чтобы обеспечить ей достойную жизнь и заботу. А это означало хороший стабильный доход на худшей работе в мире.

– Михаил Сергеевич просил меня задержаться сегодня подольше, – с досадой упомянула я Матвею, раздражённо потирая виски, где уже начинала пульсировать головная боль.

Матвей удивлённо поднял чёрную бровь и осторожно предложил:

– Почему бы тебе просто не рассказать ему про Машу? Может, он станет более человечным?

Я не специально скрывала существование своей дочери от коллег. Она была светом моей жизни и моим самым большим достижением, моей гордостью.

– Ты что, забыл Анатолия из отдела по связям с общественностью? – напомнила я ему с кривой усмешкой. – Того, которого уволили за то, что он якобы раздражал Михаила Сергеевича, показывая ему фотографии своего новорождённого младенца? Помнишь эту историю?

– Ну… думаю, с тобой он был бы более снисходительным, если бы знал о Маше, – попытался было убедить меня Матвей, но его голос звучал совершенно неубедительно, и сам он в это явно не верил.

– Да уж, конечно, – язвительно и саркастически фыркнула я. – Потому что Михаил Громов – не самый злой и бесчувственный человек во всём мире. Прямо образец эмпатии и понимания.

– Да. Ты абсолютно права, – искренне присоединился Матвей к моему смеху, но затем неподдельное любопытство одолело его: – Слушай, а как так получилось? Маше сейчас шесть лет, а ты работаешь здесь уже семь лет. Как Михаил Сергеевич умудрился не понять, что ты была беременна?

Я болезненно поморщилась при этом воспоминании и неохотно призналась:

– Мне повезло. Мой живот начал по-настоящему расти и выпирать только на шестом месяце беременности. Когда он стал слишком заметен, и я уже не могла больше прятаться за мешковатой одеждой и широкими свитерами, я срочно придумала правдоподобный предлог, чтобы уйти на время в отпуск.

– Какой же предлог? – с нескрываемым интересом спросил Матвей, наклоняясь ближе.

Ещё сильнее поморщившись от стыда, я выдавила из себя смущающие слова:

– Я сказала ему, что мне срочно нужно три месяца, чтобы навестить тяжело больного, практически умирающего родственника в глухой деревне Хреново.

Веснушчатое лицо моего лучшего друга мгновенно покраснело, и казалось, он вот-вот разрыдается от смеха или задохнётся.

– Хреново? – захохотал Матвей от удовольствия, вытирая выступившие слёзы. – Погоди, разве есть на свете такое место?

– Понятия не имею! – откровенно призналась я, беспомощно пожимая плечами. – Я запаниковала и придумала первое, что пришло в голову. Просто выпалила это.

Мне до сих пор казалось совершенно невероятным тот шок, который я испытала несколько лет назад, когда вернулась после родов и декрета и обнаружила, что моя работа всё ещё терпеливо ждёт меня. Михаил Сергеевич даже не попытался найти мне замену.

Долгое время мне казалось, что моя жизнь целиком и полностью принадлежит ему, а не мне.

Мне так хотелось найти работу с меньшим количеством часов и менее требовательным, изматывающим графиком. Мне мечталось о занятии, которое позволило бы проводить больше драгоценного времени со своей дочерью, а не торчать в офисе до ночи.

Я мысленно скрестила пальцы на руках и ногах в слабой надежде, что совсем скоро получу достойное предложение от другой компании и наконец-то смогу с чистой совестью сбежать из здания, которое я давно уже знала, как настоящий ад на земле.

Большие круглые часы на стене в комнате отдыха вдруг привлекли моё блуждающее внимание. Я резко подскочила на месте, с ужасом заметив, куда успела убежать большая стрелка.

– Я отсутствовала целых пятнадцать минут! – взвизгнула я истерично. – Он меня точно убьёт! Или уволит! Или и то, и другое!

Матвей с понимающей улыбкой медленно покачал головой, с состраданием глядя на моё крайне взволнованное состояние:

– Какие будут последние слова перед казнью?

– Найдите Михаилу Громову хорошего экзорциста после моей безвременной гибели, – торжественно пошутила я, вставая, пока настоящая паника волнами разливалась по всему телу. – Потому что иначе я буду нещадно преследовать его и терроризировать каждую ночь, пока он не отдаст мне все свои честно заработанные миллиарды в качестве компенсации.

– Но я думал, ты изо всех сил пытаешься от него сбежать и забыть, как страшный сон, – с усмешкой заметил мой верный лучший друг.

– Это маловероятно, – обречённо пробормотала я, устало закатив глаза. – Он живёт исключительно для того, чтобы мучить меня и удерживать здесь. Его ненависть ко мне не знает границ и пределов.

– Как вообще можно ненавидеть тебя, Кать? – сказал Матвей с напускной драматичной гримасой, прижав руку к сердцу. – Ты смешная, умная и добрая. А ещё ты самая горячая мама на всём белом свете, между прочим.

Я с улыбкой поддержала его игру, кокетливо откинула волосы через плечо, игриво подмигнула ему и быстро выскочила за дверь, направляясь обратно в львиное логово.

Вся моя игривость увяла, когда я поднималась по лестнице обратно на верхний этаж здания.

Стоит только ступить в ад, как трудно сбежать от дьявола. Но я была полна решимости попытаться.

Глава 2

Последнее, чего мне хотелось после рабочего дня, – это возвращаться домой и стирать. Я устала до невозможности, а загрузка огромных гор белья в машину моего истощения никак не уменьшала. Наоборот, каждая футболка и пара носков будто весили тонну.

– Маша! – позвала я с кухни, вытирая руки о полотенце. – Уже двадцать минут прошло!

В кухню ворвалась моя миниатюрная копия, сияя, как новогодняя ёлка. Она весело кружилась в своих розовых пижамках с пони, разбрасывая по сторонам длинные пшеничные волосы.

– Повернись, солнышко, – скомандовала я, опускаясь перед ней на корточки и беря с рабочей столешницы расчёску и специальный гребень с частыми зубьями.

Вечера должны быть временем, чтобы валяться на диване и ничего не делать. Смотреть глупые сериалы, жевать печенье, может, полистать телефон. А не вычёсывать у дочери вшей, как обезьяна в зоопарке.

Я была на грани слёз, когда раздался звонок от воспитательницы Машиного детсада, которая сообщила о вспышке педикулёза в их группе. Да ещё таким бодрым тоном, словно это был какой-то праздник урожая, а не настоящее бедствие.

– Мамочка, а можно мне оставить одного в качестве питомца? – бодро спросила Маша, когда я начала методично разбирать её волосы прядь за прядью.

– Какого питомца? – переспросила я, продолжая расчёсывать и недоумевая, о чём вообще речь.

– Маленьких зверушек в моих волосах, – ответила она со смешком, будто это самая обычная вещь на свете.

– Нет, – быстро и твёрдо заявила я, на секунду замерев от шока при мысли, что дочь хочет завести головную вошь как домашнее животное. – Нельзя. Даже не думай.

Маша запрокинула голову, чтобы смотреть на меня снизу вверх и надуть губки.

– Ну пожа-а-алуйста. Я всего лишь одну хочу. Самую маленькую.

Прикусив губу, чтобы не рассмеяться от абсурдности ситуации, я строго покачала головой:

– Нет. И точка.

Эта маленькая девочка с пшеничными волосами была одним из самых непредсказуемых людей, которых я когда-либо встречала. Я подозревала, что так будет всегда. Она обожала говорить о сотне разных вещей в минуту, перескакивая с темы на тему, как кузнечик по лугу.

– Воспитательница говорит, что у меня не может быть больше одного парня, – фыркнула она, скрестив на груди руки и демонстрируя своё глубокое недовольство такой несправедливостью.

Я провела расчёской по её волосам ещё раз, стараясь не улыбаться.

– А сколько у тебя парней?

Она показала мне три пальца.

– Всего два.

– Это на два больше, чем у меня, – с усмешкой заметила я, поправляя её руку, чтобы торчало только два пальца.

Тут моя дочь решила развернуться и обхватить моё лицо своими маленькими ладошками, глядя прямо в глаза с серьёзным видом.

– Всё в порядке, мам. Как ты сама говорила, в ужастиках девушка с парнем никогда не доживает до конца фильма. Поэтому тебе повезло.

Я повернула голову и поцеловала одну из её ладошек, чувствуя, как сердце сжимается от любви к этой маленькой умнице.

– Правильно, малышка. Логика железная.

Убедившись, что в её волосах не осталось ни малейших признаков жизни, я умыла её тёплой водой и усадила на кухонную столешницу, чтобы продолжить уборку после нашего кондитерского творчества.

– Как прошёл твой рабочий день? – пропела Маша, весело болтая ногами и разглядывая потолок.

Вместо честного и очень плохого ответа я сказала:

– Дядя Матвей вырвал прямо на пол в кабинете у моего начальника. Прямо на пол.

– Фу-у-у, – она фыркнула со смешком, сморщив нос. – И это было очень смешно?

– Уморительно, – тут же ответила я и добавила: – Но дразнить его можно будет только недели через две. Пусть сначала отойдёт от позора.

Внимание Маши переключилось на торт, который я испекла раньше. Она с нескрываемым восхищением разглядывала украшенный бисквит, стоявший рядом с ней на столешнице, как музейный экспонат.

Сколько себя помню, я мечтала открыть кондитерскую. Я хотела каждый день печь торты, украшать их сахарными цветами и давать волю своей креативности. Хотела, чтобы люди приходили и выбирали, улыбались, делали заказы на праздники.

Белая мастика была простой, но на поверхности торта я воссоздала сцену из самой мрачной сказки – избушку Бабы-Яги в глухом дремучем лесу.

Я использовала карамелизированный сахар и палочки корицы, чтобы сплести саму избушку на курьих ножках, а затем добавила фигурку костяной ноги, выглядывающей из мутного окошка. Рядом, из марципанового мха, тянулись к домику длинные щупальца тёмного лешего, будто собираясь схватить неосторожного путника.

Выпечка была тем, чем я занималась, когда злилась. Агрессивное замешивание теста, хлопья муки, взметнувшиеся облаком, – всё это здорово помогало мне выпустить пар и не наговорить лишнего.

Этим и объяснялось, почему за последние семь лет я испекла целую лесную глушь тортов. Хватило бы накормить небольшую деревню.

– Думаю, твоей избушке не хватает жути, – объявила Маша, сосредоточенно глядя на творение и прищурив один глаз, как настоящий критик. – Надо, чтобы из трубы шёл не просто пар, а настоящий болотный туман. И кровушки на пороге не хватает. Я принесу вишнёвое варенье.

Она определённо была моей дочерью. Помимо пшеничных волос и маленького носика, она унаследовала от меня и творческую жилку, и любовь ко всему мрачному и загадочному.

Надеюсь, я не передала ей по наследству и свою огромную одержимость фильмами ужасов. Хотя, судя по тому, как она смеётся во время просмотра «Корпорации монстров», шансов мало.

Люди часто говорили, что я – ходячий оксюморон. Несмотря на мою любовь к потрохам и кровище, большинство видело во мне добрую, заботливую девушку с милой улыбкой.

Эти люди явно не видели, как я общаюсь со своим начальником.

Вишнёвое варенье полетело во все стороны, пока Маша щедро покрывала порог Бабы-Яги «поддельной кровью», старательно размазывая её маленькой кисточкой для выпечки.

Я поцеловала макушку маленькой головы.

– Выглядит потрясающе. Прямо как в настоящем страшном лесу.

Торт был тяжёлым в моих руках, когда я осторожно переставляла своё новое творение туда, где было лучше освещение – под торшер у окна. Достала телефон и сделала несколько снимков с разных ракурсов.

«Ледышка Катерина» – так назывался мой сайт. Там я выкладывала фотографии тортов и писала рецензии на фильмы ужасов. Я создала его пару лет назад, чтобы зарабатывать на выпечке тортов на заказ и, может быть, когда-нибудь накопить на собственное дело.

– Ты почитала задания для садика? – спросила я дочь, которая в это время резво скакала по кухне, напевая что-то неразборчивое.

– Не хочу читать, – заныла она, останавливаясь и драматично вздыхая. – Пожалуй, подожду, пока по этой книге фильм снимут.

По крайней мере, я знала, что её не подменили в роддоме. Она была моей мини-копией во всех смыслах.

Я не позволила сочувствию проступить на лице и мягко, но твёрдо сказала:

– Сделаем это завтра, после того как я вернусь с работы. И никаких отговорок.

Маша покачала головой, бросила мне озорную улыбку и убежала с кухни в свою комнату, где немедленно начала что-то громыхать.

Наша двухкомнатная квартира была небольшой, но идеальной. Этот яркий дом напоминал, что я сама что-то построила и достигла. Без чьей-либо помощи.

Всё в доме – от фиолетового холодильника до зелёного дивана – я купила сама. Я сама украсила всё – от жёлтых стен до оранжевых ковров.

Не без помощи дочери, разумеется, которая и выбрала такую сочную цветовую гамму. Иногда мне казалось, что мы живём внутри радуги.

– Мам! – позвала Маша, и я услышала, как её лёгкие шажки несутся из спальни в ванную. – Мне нужно Громово!

«Громово» было в нашем доме кодовым словом для похода в туалет «по-большому». Это избавляло нас от менее благозвучных выражений и позволяло мне от души посмеяться над фамилией моего демона-начальника.

Пока я собирала телефон со столешницы и направлялась в гостиную, я крикнула в ответ:

– Позови, если понадобится помощь!

Каждый день я жила в страхе перед своим телефоном. Мне приходилось держать его рядом на случай, если позвонит злобный генеральный директор. А он обычно звонил часто. Очень часто. Даже когда на часах было далеко за полночь.

И вот телефон зазвонил, заставив меня мысленно выругаться на себя за то, что сглазила.

Я вздохнула с облегчением, когда увидела, что это не тот самый, наводящий ужас номер. Это был незнакомый номер, которого я раньше не видела.

Нажав кнопку ответа и поднеся трубку к уху, я сказала:

– Алло?

– Здравствуйте, – ответил незнакомый приятный женский голос. – Это Екатерина Демина?

– Да, это я, – ответила я и мысленно схватила себя за лоб, потому что прозвучало это так, будто я из Средневековья.

– Мы хотели бы сообщить вам, что по результатам рассмотрения заявки на вакансию в ассоциации «Пантера», – сказала женщина бодрым голосом, и моё сердце застучало быстрее, – глава организации будет рад принять вас на должность своего личного ассистента.

Я запрыгала на диване, пока в голове проносилась картинка, как я убегаю из «Гром Групп», показывая гендиректору фигу обеими руками.

– Да! – радостно выкрикнула я, не в силах сдержать волнение. – Я с огромным удовольствием! Просто с огромнейшим!

Ассоциация «Пантера» была крупным бизнесом, специализирующимся на веганской продукции. Основатель этой «травяной» компании разместил объявление о поиске ассистента в газете пару недель назад, и я быстро откликнулась, особо не надеясь на результат.

– Как вы думаете, когда вы сможете приступить к обязанностям? – спросила женщина на том конце провода.

Я закусила губу, сдерживая смех при мысли, как сообщу эту новость Михаилу Громову. Он, скорее всего, с радостью вытолкнет меня за дверь. Может, даже сам дверь придержит.

Мне казалось, он, возможно, даже впервые в жизни улыбнётся при такой хорошей новости, как мой уход. Хотя я сомневалась, что его лицо вообще способно на такое выражение.

– Мне нужно будет предупредить моего нынешнего работодателя за две недели, – сказала я, стараясь говорить спокойно и профессионально. – Но это не проблема. Я могу начать сразу после этого.

– Наш директор, надо сказать, выделил именно ваше резюме среди десятков других, – поделилась собеседница. – Как только он услышал, что вам удалось продержаться целых семь лет под началом «Гром Групп», он понял, что вы особенная. Вы же знаете репутацию господина Громова?

Ещё бы мне её не знать.

Я поблагодарила женщину и попрощалась. Затем плюхнулась на диван и откинула голову на мягкую подушку. Блаженно улыбаясь, я смотрела в потолок и чувствовала, как по телу разливается тепло счастья.

Моё счастье было недолгим. Бич моего существования не мог оставить меня в покое надолго. Даже вечером. Даже в выходные. Даже когда я болела.

На экране горело имя «Сатана».

«Сатана» было моим прозвищем для Михаила Сергеевича Громова. Оно идеально ему подходило, потому что оба – умные, холодные и нелюдимые. Гендиректор также потенциально мог быть психопатом, поскольку никогда не проявлял никаких эмоций по отношению к чему или кому бы то ни было. Даже когда Матвей изрыгал на его пол.

Двадцатичетырёхлетняя я считала Михаила Громова самым сексуальным мужчиной на свете. Тридцатилетняя я всё ещё так считала, но теперь я была более мудрой и разумной версией себя. Которая понимала, что красивая обёртка ещё не значит съедобное содержимое.

Крепко сжав телефон после ответа, я стиснула зубы и выдавила бодрый тон:

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич.

Ничто не указывало на то, что он на том конце провода, – он молчал, как партизан на допросе.

– Михаил Сергеевич? – произнесла я, стараясь сохранять спокойствие. – Чем могу помочь?

Тишина.

И после этого у людей хватает наглости говорить, что у меня хорошая работа. Что я просто «сижу в тёплом офисе и отвечаю на звонки».

Я попробовала снова:

– Михаил Сергеевич?

Наконец заговорил низкий, грубый, властный голос:

– Екатерина Петровна.

Вцепившись в подушку рядом и борясь с желанием закричать в неё от бессилия, я спросила:

– Вам что-то нужно?

Из его горла вырвался гортанный звук, прежде чем он прохрипел:

– Мне нужно, чтобы вы были здесь, сейчас же.

Внизу живота возникло странное тепло. Что бы это ни было, оно заставляло моё тело разогреваться самым неподходящим образом. Волосы на затылке встали дыбом, а в груди словно что-то сжималось.

Это было очень похоже на ярость. Определённо на ярость.

– Вы что, не насмотрелись на меня сегодня? – я сделала вид, что шучу, хотя лицо горело, а руки сжимались в кулаки.

– Екатерина Петровна, – хриплый тон щекотал ухо самым раздражающим образом.

– Михаил Сергеевич?

– Хватит шутить, – бесстрастно потребовал он, словно разговаривал с компьютером, а не с живым человеком.

Никто и никогда не видел, чтобы этот холодный человек улыбался, но я надеялась увидеть это завтра, когда вручу ему заявление об уходе. Хотя бы маленькую улыбочку. Хотя бы уголками губ.

– Я не могу приехать в офис, – уклончиво сказала я, не упоминая, что мне нужно смотреть за Машей, потому что у неё сегодня вши, а у меня – остатки человеческого достоинства.

– Почему? – рявкнул Громов так, будто я сообщила о государственной измене.

Испечь ещё один торт в тот момент показалось заманчивой идеей. Может, в форме головы начальника.

Я проигнорировала его вопрос и вместо этого спросила:

– Что именно вам нужно в офисе?

Линия молчала добрых несколько минут, прежде чем мой начальник недовольно пробурчал:

– Мне нужна папка номер сто пятьдесят три.

– Она в картотеке за моим столом, в третьем ящике слева, – тут же ответила я, занимая свои подёргивающиеся руки разглаживанием складок на диване, чтобы не бросить трубку.

Я услышала его хриплое «угу» в знак подтверждения.

– Михаил Сергеевич, вы же в курсе, что сейчас девять часов вечера? – проинформировала я его самым вежливым тоном.

– Я не знал, что у меня ассистент-будильник, Екатерина Петровна, – бесстрастно заметил злодей, словно время суток было всего лишь условностью для слабаков.

Глубокий вдох и пощипывание переносицы не помогли справиться с гневом, и в итоге я выдавила:

– А я не знала, что у меня начальник – нелюдимый хам без жизни.

Мои глаза округлились, как только слова сорвались с губ.

Новообретённая уверенность, возможно, была связана с осознанием того, что мне недолго осталось находиться в присутствии этого человека. Скоро я буду свободна от его ежедневного надзора и бесконечных требований.

Из телефона донеслось громкое ворчание. То ли это был яростный звук, то ли странный пугающий хохот – что-то среднее между рычанием медведя и скрипом ржавых ворот. Зная бизнесмена, который, вероятно, никогда в жизни не смеялся по-настоящему, я склонялась к первому варианту. Судя по всему, мой начальник был способен только на два выражения лица: каменное безразличие и ледяное презрение.

– Спокойной ночи, Сатана, – быстро проговорила я, чувствуя, как по спине пробегает дрожь от собственной наглости.

Послышалось очередное ворчание, словно из самой глубины грудной клетки:

– Что вы…

Я положила трубку, не дав ему договорить.

Через две недели мне больше не нужно будет отчитываться перед ним. Больше не придётся видеть эти тёмно-синие глаза на страшном хмуром лице, которое, казалось, никогда не знало улыбки. И больше не нужно будет слушать, как этот хриплый голос отдаёт приказы с утра до вечера, словно я личный робот, а не живой человек.