Тридцать лет и три года

– Звезды так сказали, – развел руками кентавр и достал из поясной сумки подобие громоздкого компаса.

Стрелка прибора некоторое время бешено крутилась, а потом компас приподняло с ладони Китовраса и он шлепнулся на землю возле копыта.

– Вот. Знак.

Марья Моревна нахмурилась еще сильнее и пробормотала:

– Надо было самой вычислять.

Ждали недолго. Полная луна вынырнула из-за верхушек деревьев, поплыла вверх, занимая царское место на звездном небосклоне. Китоврас спрятал компас в сумку, достал обернутый в тряпицу шар с искрой предвечного огня, осторожно развернул и положил на ладонь. Богатыри поерзали в седлах, покрепче ухватили копья. Михайло Потапыч и Серый Волк подошли поближе к Китоврасу. Блажена перекинулась, встала рядом с Марьей Моревной, надеясь, что та подскажет что делать в непредвиденной ситуации.

У нее не было ни дурных предчувствий, ни колкого ощущения опасности. Вид речушки навевал тоску, вызывая в памяти слова Жар-Птицы: «Тошно мне в засохшем саду», а самой интересной частью пейзажа был шар, в котором разгоралась искра. Разгоралась, темнела – казалось, что пламя гневается, завидуя лунной свободе, пытаясь вырваться из стеклянной ловушки. Бордовые отблески преобразили берег и реку, вода поймала отражение луны, разбила на тьмы и тьмы сияющих кусочков, перемешала и собрала их в хрустальный мост. Блажена ахнула, когда стеклянный шар лопнул. Китоврас зашипел, сияние моста ослабело и им открылся противоположный берег. Какие-то приземистые строения, малиново-белый столб и застывший рядом с ним воин со огнестрельным оружием в руках – Блажена знала, что это такое по своему миру.

– Он? – спросила Марья Моревна у Китовраса.

– Да, – буркнул тот. – Зовите.

Первыми подали голос богатыри. К ним присоединилась Марья Моревна, выкрикнувшая: «Иди сюда!». Блажена тоже закричала и поняла – не дозовутся. Не шагнет на мост, чем-то привязан к месту. Обида за Жар-Птицу заставила подобрать юбки и побежать. Хотела подбежать, дернуть за руку, увести с собой – тогда будет толк, слова не помогут. Ей что-то кричали в спину, но она бежала по мосту, думая об одном: «Привести, и пусть Чур его убеждает».

Она не добежала. Мост пошел трещинами, рассыпался, и она провалилась в темноту, повинуясь инстинкту самосохранения и прячась под мышиной шкуркой. Звон и плеск быстро утихли, полевка упала на что-то мягкое, повозилась, зевнула и решила: «Я посплю».

Спала она долго. Иногда просыпалась, слыша голоса и шорохи совсем рядом. Вставала, крутилась, сворачивалась в уютный клубок и снова задремывала – откуда-то знала, что еще не время. Разбудило ее прикосновение к боку. Осторожное, не таившее зла. Блажена потянулась, осмотрелась и охнула, рассмотрев Потокова сына. Постарел-то как!

«Сколько же я спала? – всполошилась она. – Что будет, если я сейчас превращусь? Увижу в зеркале старуху?»

Паника захлестнула с головой. Она услышала слова: «Будем встречать Новый год» и заметалась. Откуда-то пришло знание: они в гибнущем осколке Яви, надо срочно бежать к реке, идти в Правь. Идти против течения. Блажена вздохнула, попыталась превратиться, чтобы сказать это Потокову сыну, и… и не смогла. Мышиная шкура не желала сбрасываться. Пришлось бежать на лапках, зовя спутника за собой. Получилось. Понял. Пошел куда надо.

Путешествие по реке времени запомнилось отрывками – чудища и кущи препятствовали выходу на берег, и Блажене оставалось только надеяться на то, что боги присматривают за их путешествием и не позволят углубиться до подросткового или младенческого возраста.

Вероятно, присматривали, потому что оказавшись на земле Прави, Потоков сын выглядел так же, как воин с огнестрельным оружием возле хрустального моста. Только волосы были длинными, отросшими, как у того старика, которого Блажена увидела после пробуждения.

«Надеюсь, в зеркале отражусь я прежняя, а не сгорбленная годами старуха».

Проверить не получалось – Блажена по-прежнему не могла перекинуться, хотя рассчитывала, что земля Прави ей поможет. Пришлось ехать на плече своего спутника, надеясь на то, что они выйдут к какой-нибудь заставе рубежников, а те сообразят позвать Чура. Потоков сын шагал ровно и размерено, нарвал диких яблок и с удовольствием съел – тоже мне, нашел лакомство, они же сухие и вяжущие, фу!

Когда они вошли в плодовый сад, за которым просматривались теплицы, Блажена выругала себя: «Конечно! Мы же сами по себе пришли, не по мосту, не по личному приглашению. В этом случае путь один – через главный блокпост».

С Бабой Ягой ее познакомил Китоврас, захаживавший в избушку на курьих ножках в гости, чтобы полакомиться экзотическими фруктами. В последние годы главная рубежница Прави откровенно скучала – по реке, отравленной мертвой водой, никто не приходил – и тратила все колдовские и физические силы на выведение новых сортов растений.

Всколыхнулся страх: «А вдруг за время моего отсутствия что-то изменилось? Узнает ли меня Яга? А если… а если за эти годы мертвая вода отравила Мать Сыру Землю и обитатели Прави озлобились или повредились умом?»

Она нервно прыгала на плече Потокова сына до тех пор, пока они не подошли к избушке. Курьи лапы не двигались, стояли как вкопанные.

«Догадается, что надо сказать или нет?» – обеспокоилась Блажена и укусила своего спутника за ухо.

Тот еще некоторое время постоял, разглядывая блокпост, и неуверенно проговорил:

– Избушка-избушка, поворотись к лесу задом, ко мне передом.

Курьи ноги, услышав пароль, нехотя зашевелились. Блокпост повернулся вокруг своей оси. Окно распахнулось. Знакомый голос ворчливо спросил:

– Кого это с утра пораньше принесло?

Блажена запищала, запрыгала, привлекая к себе внимание. Яга резко сменила тон:

– Да никак?.. Мышенька, голубушка!

Заскрипела дверь. На утоптанную травяную площадку шлепнулся массивный трап, похожий на самолетный, с резными дубовыми перилами и ковровой дорожкой, выстилавшей ступеньки. Это было добрым знаком – с красной дорожкой встречали только дорогих гостей.

Яга резво сбежала по ступенькам. Блажена подозревала, что главная привратница и Чур состоят в родстве, уж очень знакомо лики перед глазами мелькали: сгорбленная беловолосая старуха, крепкая статная женщина с прядями седины, скромная русоволосая молодуха. Потоков сын попятился, избушка заволновалась, переступила с ноги на ногу, встряхивая трап и сминая ковровую дорожку.

– Как тебя звать-величать? – спросила у него Яга, снимая Блажену с погона. – Ой-ой-ой, мышуня! А что случилось? Почему перекинуться не можешь?

Блажена возмущенно фыркнула. Она ждала, что Яга не задаст вопрос, а даст на него ответ. Потоков сын пробормотал:

– Сергей Васильевич. А к вам как обращаться?

– Ягой зови, – пристально вглядываясь в полевку, ответила резко помолодевшая бабка. – Ладно, обойдемся без церемоний. Пойдемте в дом. Финиста вызову сейчас. Пусть Чура оповестит, что вы вернулись.

Блажена выразила радость единственным доступным способом – писком. Правь была – или казалась – прежней, ни в Бабе Яге, ни в избушке не чувствовалось зла. Непривычного зла. Служебное и дозволенное наличествовало.

Интересно было, как их встретит избушка. Казенным интерьером с русской печью и спрятанной внутри скатертью-самобранкой или же Яга разрешит прикоснуться к ее обычной жизни? Среди рубежников главная привратница была самой экстравагантной. Брала с тех, кто туда-сюда ходил, плату редкими саженцами и семенами. Под стеклянными куполами выращивала экзотические растения – цитрусовые, кофе и ананасы – и мечтала посадить и попробовать белые баклажаны, о которых ей рассказал какой-то заезжий добрый молодец.

Увидев просторную горницу без печи, стол, накрытый знакомой скатертью, и чашку ароматного кофе, Блажена уверилась, что Яга известит Чура и пропустит Потокова сына в Правь без испытаний. Как он говорил его зовут?

Яга немедленно напомнила:

– А скажи-ка мне любезный Сергей Васильевич, слышал ли ты когда-нибудь о белых баклажанах? Видел ли когда-нибудь такую диковину? Страсть как хочу себе этих семян. Еще тыкву декоративную хочу, не выводится у меня нужного сорта, но это не к спеху. А баклажаны меня уже лет семьдесят как волнуют, и… Эй, что с тобой? Занемог?

Сергей смотрел в зеркало, висевшее на стене, не слушая Ягу – такая речь о баклажанах даром пропала! – и недоверчиво корчил гримасы своему отражению.

«Ах, да, он же тридцать лет с плеч сбросил. Неудивительно, что на себя таращится», – сообразила Блажена и повернулась к Яге.

Мышиный писк рубежница не понимала, объясниться жестами Блажена не могла, поэтому они на некоторое время оставили Потокова сына любоваться своей физиономией, и подошли к отдельно стоящему столику с серебряным блюдечком, на котором лежало краснобокое яблочко.

– Лети-лети лепесток через запад на восток… Ой, нет, попутала. Катись яблочко, катись, вокруг блюдца обернись, в небе сокола ищи и быстрей ему свищи. Пусть к избушке прилетит или Чура известит. Ох, кофе совсем остыл! Экая незадача!

– А у вас… – Потоков сын обрел дар речи и теперь внимательно рассматривал свои руки. – А у вас зеркало нормальное?

Яга отмахнулась. Яблоко описало очередной круг, блюдце засветилось, показало ярко-синее небо, стремительно приближающуюся птицу. Финист Ясный Сокол грянулся оземь, встал на ноги, хрипло спросил:

– Что надо, старая?

– Ишь, охальник! – возмутилась Яга. – Сам-то не моложе меня будешь! Слушай внимательно. Чура найди немедленно, доложи, что Блажена с Потоковым сыном по реке вернулись.

– Неужели? – просиял Финист, поднимаясь на цыпочки. – Мышка! Эй! Как ты там? Ягусь, не сомневайся! Всех сейчас облечу, всех извещу!

Человеческое тело стремительно уменьшилось в размерах, покрылось перьями. Сокол с протяжным клекотом взмыл в небо и растворился в синеве. Сергей, не получивший ответа на свой вопрос, снова уставился в зеркало. Яга, вздыхая и морщась, допила остывший кофе – «дефицит такой споганила, надо же!» – и предложила Блажене перекусить какими-нибудь овощами или фруктами.

Ни трапезы, ни задушевного разговора с Сергеем не вышло – в избушку начали прибывать гости. Первым примчался запыхавшийся Серый Волк. Перекинулся, осторожно погладил Блажену, развел руками:

– Вижу, что привязка какая-то к ободку прицепилась, но понять, что это и откуда – не могу.

Следом за ним прибыл Сивка Бурка, вбежавший в избушку уже на ногах. Поздоровался, посмотрел и сообщил:

– А у меня такое было! Помните, когда уздечку украли? Я три года только на копытах ходил. Не мог перекинуться, пока вора не нашли и уздечку не отобрали.

Блажена пискнула – «у меня ничего не крали, ничего не было!» – но ее никто не услышал.

Гости прибывали и прибывали. В избушку Яга допускала не всех. Полканище, например, был остановлен на подходе к лужайке – со стволов деревьев спустились хищные лианы и сковали его по рукам и ногам. Китоврасу было дозволено взойти по трапу, как и прибежавшему вместе с ним Михайло Потапычу. Кентавр по лестнице поднялся с трудом, в доме поцеловал Яге ручку и поприветствовал Блажену:

– Радость какая! Наконец-то! Дождались! Последние дни утекали, мы с братом уже хотели в эту Явь идти, но Чур не дозволил.

Блажена пробежала по столу, чтобы увидеть Сергея, и заволновалась. Потокова сына толкали, что-то спрашивали, а он так и стоял, не отводя взгляд от зеркала.

«Может, и вправду зачарованное? Свет мой, зеркальце, скажи…»

Гомон и препирательства стихли, когда в избушку вошел тот, кого Блажена ждала больше всех. Сегодня Чур был молодым воином с соколом на плече – Финист, трижды пересекший Правь от края до края, устал и не мог превратиться.

– Добрались? – спросил бог-рубежник, окидывая взглядом притихшую толпу, Блажену и Сергея. – С возвращением. И добро пожаловать.

Глава 4. Сергей-пограничник. Избушка и придорожный камень

Голова кружилась. Избушка на курьих ножках, меняющая облики Яга – то барышня, то старуха. И – самое удивительное – отражение в зеркале. Не только сапоги и форма, вернулся тот счастливый возраст, когда не мучили ни боли, ни бесконечная тошнота, ни одышка. Лицо в зеркале – без печати дерматита – было знакомым по армейским фотографиям, дембельскому альбому. Только волосы не сбриты, как положено по уставу, а касаются плеч и при движении скрывают глаза. И щетина отросла, почти усы и бородка.

«Как? – напряженно думал он. – Как такое может быть? Ладно – форма. Ладно – сапоги. Хотя и это странно. Ладно – теплицы с ананасами. Может и не с ананасами, может и примерещилось. Но почему я молодой?»

Он смотрел на входящих в избушку людей – а людей ли? Один вбежал волком и тут же в человека превратился. Другой малахольный какой-то – с уздечкой на шее и с седлом в руках. Потом медведь, ставший кряжистым мужиком, а с ним… О кентаврах Сергей в библиотеке не читал, надобности не было. Вроде же, в Греции кентавры водились? В мифах и легендах Древней Греции? Или нет?

Он еще раз посмотрел в зеркало и понял, что произошло.

«Я умер. Умер на даче. Пошел за мышью, упал с мостков в декабрьскую реку и утонул. Потому вода такая теплая и показалась. Интересно, почему лодочника на реке не было? На тот свет лодочник перевозит, я об этом читал. А мне самому идти пришлось. Или не по чину, или… – он нашел взглядом мышку и подумал. – Может быть, она мой проводник? Почувствовала, что время пришло, позвала и отвела. Точно. Вот все и выяснилось. А забавно тут… на том свете».

Он решил ни на что не реагировать и никому не отвечать. С мертвого спрос невелик. Что этот кентавр, к примеру, ему сделает? Лягнет копытом и снова на ЧАЭС отправит? Это вряд ли. А остального Сергей уже не боялся.

Мурашки по спине пробежали, когда очередной гость в избушку зашел. Молодой парень, одежда старинная, как и у всех здешних обитателей, на плече сокол. И все бы ничего, но глаза… Сергей с ним взглядом встретился и как в бездну провалился. Начали складываться кусочки мозаики: первая встреча, когда бог-пограничник вышел к мосту, сопровождаемый медведем-Велесом и возложил на него бремя Рода, встреча вторая – вот кто его тогда выдернул из толпы, ожидавшей эвакуации с ЧАЭС и запихнул в битком набитый железнодорожный вагон. Третья – точно, была и третья, когда Сергей в квартире умирал, а убеленный сединами воин его какой-то горькой дрянью из хрустального флакона напоил. После этого болезнь и отступила.

Он вспомнил и совместил обличья – Чур являлся таким, каким хотел, и лишь иногда – каким было надобно.

– Здрав будь, Потоков сын, – проговорил бог. – Вижу, наконец-то добрался. Что с Блаженой-то случилось? Ну-ка, иди сюда, малышка!

Полевка спрыгнула с руки бабы Яги, пробежала по столу и забралась к Чуру на ладонь. Тот долго ее рассматривал, коснулся крохотного ободка с висюлькой и сообщил:

– Шерстинка от шарфа прицепилась. Намокла в реке времени, закрутилась в неразрывный узел – из-за того, что Жар-Птицына волшба в осколке Яви слишком долго без дела лежала.

– И как теперь это исправить? – спросил кентавр, поправляя очки.

– Не знаю, – безмятежно ответил Чур и посадил мышку на второе плечо. – Надо подождать. Пусть шерстинка хорошо просохнет, потом решим.

«Врет? Иди не врет?» – Сергей снова поймал взгляд бога-пограничника, надеясь узнать ответ.

– А ты что скажешь?

Вопрос был обращен к нему, и Сергей, толком не подумав, сказал то, что на сердце лежало:

– Спасибо. Я вспомнил. Вы меня дважды спасли.

– Трижды, – усмехнулся юнец с глазами старца. – Не все вспомнил.

– Я и не все понял, – осторожно добавил Сергей. – Вы говорили, но я не понял. Что надо сделать с речкой Смородиной?

– Дойдете – на месте подумаешь. По пути рассказы послушаешь, может, что в голову придет. Найдутся желающие Потокова сына к Алатырь-камню сопроводить?

Все дружно загомонили. Из-за окна раздался хоровой крик:

– А мы? Мы тоже?

В избушку вбежали знакомые богатыри – те, что к пограничному мосту приходили и во сне его звали. Запыхавшиеся, встрепанные, в тяжелых кольчугах и со шлемами в руках.

– И вы идите, – разрешил бог-пограничник. – Чем больше народу, тем веселее. Прямого пути нет, закрылся. Придется вам топать в обход, по краю болота. Яга, дашь им волшебный клубочек? Чует мое сердце, без него не туда свернут, утопнут в бочажинах.

– Клубочек? – Яга постарела на глазах, недовольно цыкнула зубом, нахмурилась. – Чой-та без него не дойдут? Пусть сами как-нибудь. А то сегодня клубочек, завтра иголку, послезавтра гребень, а потом не успеешь оглянуться, как у тебя ни ступы, ни сапог-скороходов, ни скатерти-самобранки, ни шапки-невидимки. Все растащили, сломали, потеряли и спасибо сказать забыли.

– У меня накопилось несколько вопросов относительно шапки-невидимки! – оживился кентавр. – А можно?..

– Нет у меня ничего и никогда не было! – припечатала Яга. – Ишь!

– А вот бы нам в путь торбочку… – мечтательно сказал малахольный тип с уздечкой на шее. – Ту чудесную торбочку, в которой появляется вкуснейший овес. Никогда в жизни больше такого овса не пробовал. Можно?

– Нет,

– Скатерть-самобранка не помешала бы, – пробасил мужик-медведь. – Идти долго, мешки с припасами нести тяжело…

– Ягод соберешь. Лягушек наловишь. Не жрать идете.

– Клубочек дай, – напомнил Чур.

Яга, недовольно бормоча, ушла в появившуюся в стене дверь, долго не возвращалась, а потом вышла со шкатулкой в руках – изукрашенной тонкими узорами, потемневшей от времени. Крышка откинулась с еле слышным скрипом. Яга внимательно осмотрела гостей, долго переводила взгляд с Сергея на кентавра, раздумывала и выбрала:

– Возьми, Потоков сын. Владей временно, легко и без бремени. С ним дорога найдется, доведет и сам домой вернется.

Шкатулка легла в протянутые руки, согрела добрым теплом. Сергей проговорил: «Спасибо, Яга», заглянул внутрь, увидел клубочек из разноцветных шерстяных ниток. Они посмотрели друг на друга – да, клубочек смотрел и оценивал, непонятно как, но это чувствовалось. Мышка, сидевшая на плече Чура, запищала.

– Познакомиться хочешь? – улыбнулся бог. – Давай, познакомлю.

Он подставил ладонь, перенес полевку к клубочку. Посмотрел, как она возится в шкатулке и сказал Сергею:

– Головой отвечаешь. Не за клубок. Клубок при желании смотать можно. За Блаженой следи. Чтобы не потерялась и отказа ни в чем не знала.

Получив приказ, спутники Сергея начали обсуждать, как дойти до цели с максимальным комфортом. Чур послушал, как Баба Яга последовательно отказала в скатерти-самобранке кентавру, мужику с седлом и двум богатырям, посмеялся, попрощался и ушел неизвестно куда, унося с собой сокола. Сергей понял, что пропитание в пути им придется добывать самим, паек не выдадут. Более того, Яга отказалась их накормить на дорожку, сварливо заявив: «А потом баньку вам истопи, попарь. Пошли вон, попрошайки!»

Стены просторного помещения начали сдвигаться, вытесняя непрошеных гостей на улицу – избушка уловила недовольство хозяйки и приняла меры по выдворению. Первым на травяную лужайку вышел кентавр, за ним следом, толкаясь боками и переругиваясь, спустились все остальные. Сергея Яга задержала, буркнув:

– А ты останься.

Он послушно остановился – уже сделав шаг к порогу, держа в руках шкатулку с мышкой и волшебным клубочком. Яга долго смотрела на задремавшую полевку, проговорила:

– Ладно. Пустым не отпущу и совет дам непрошеный. К реке Смородине и Алатырь-камню идти надобно, спору нет. Но сделать ты там ничего без отцовских доспехов не сможешь. Часть Потыковой силы в его облачении крылась, потому Кощей и сумел по мосту пройти. Когда Илюша с Алешей зачарованного Михайло змеиной кровью оживили, он свои доспехи и меч к реке унес. Бросил на берегу и пошел по течению – в будущее. Не стал ничего забирать, чтобы ко дну не утянуло. Рубежники переполошились, помчались за Потоком вдоль реки. В воду войти никто не решился, она волшбой переполнилась, светилась изумрудной зеленью. Пока догоняли, пока звали, пока расстраивались, что не дозвались, Михайлово облачение и одёжу кладовик прихватил. Унес в пещеру, надеясь, что богатырь вернется и с него выкуп можно будет взять. И просчитался.

– Выкинул с горя? – спросил Сергей. – Или истлело уже?

– Нет, что ты! У кладовиков всегда все в целости и сохранности. Лежит на месте. Зайдешь, договоришься, выкупишь, себе заберешь и тогда уже пойдешь к реке и Алатырь-камню. Клубочек я предупредила, отведет.

– Спасибо! – Сергей поклонился, стараясь не потревожить дремлющую мышку. – Очень вам благодарен. Если что-то смогу для вас сделать, то…

– Белые баклажаны мне нужны, – вздохнула Яга. – С прочими напастями сама разберусь.

– Никогда про такие не слышал, – честно ответил он. – Вы уверены, что они безопасны? А если это какая-то чернобыльская мутация?

– Чой-та? – удивилась Яга. – Мне говорили, что это селекционный сорт, без горькой шкурки. На грибы похож по вкусу.

– Если где-то встречу – обязательно вам принесу, – пообещал Сергей. – И если где-то что-то услышу, обязательно разузнаю, как добыть.

– Вот и славно, – кивнула Яга. – Дам тебе в дорогу горшочек-кашевар, чтобы вы с Блаженой не оголодали. Китовраса и Илюшу с Алешей можешь угощать, а Полканищу ни крошки. Понял?

– Так точно! – Сергей вытянулся по стойке «смирно».

– Еще рубль неразменный для кладовика, на выкуп облачения. Только на ярмарках не смей им расплачиваться, не дури народ.

– Так точно! – повторил Сергей.

– И, пожалуй… так и быть, для спасения в трудную минуту кое-чего добавлю. Смотри.

Яга сложила ладони «ковшиком», подхватила появившийся в воздухе сафьяновый футляр, напоминавший очешник. Украшенная жемчугом крышка послушно откинулась. Сергей увидел три отделения, в которых лежало что-то мелкое и непонятной.

– Это… – Яга указала на первую ячейку, – Это конский волос из хвоста. Разорвешь его, и явится перед тобой конь волшебный, отнесет вас с Блаженой куда надобно. А это – щучья косточка. Сломаешь – премудрая щука спрячет вас в своем гнезде под водой и доставит на берег, когда опасность минует. И воронье перышко – его по ветру пустить надобно. Стаю призовет с мудрым вороном во главе. Унести на крыльях не унесут, но дорогу подскажут, если заплутали, и принести что-то могут. Без нужды никого не беспокой, обратиться только раз можно. Потратишь из любопытства – второго уже не будет.

Крышка футляра мягко защелкнулась. Сергей начал сбивчиво благодарить Ягу, но той, по всей видимости, уже надоели разговоры и растрата волшебных предметов. Футляр скользнул в котомку с горшком, рубль – в карман армейской формы. Стены сдвинулись, побуждая Сергея выйти на лужайку. Яга выслушала слова прощания и напомнила о белых баклажана.

– О, вас чем-то одарили? – увидев котомку, оживился кентавр. – Позвольте представиться. Меня зовут Китоврас. Это Илья, это Алеша, это – Михайло Потапыч…

Сергей обменивался рукопожатиями, называл свое имя. Трава под ногами зашевелилась, Китоврас предложил двинуться к дороге и не раздражать хозяйку. Из-за деревьев неслись душераздирающий вой и конское ржание.

– Это мой двоюродный брат, Чудище Полканище, – объяснил Китоврас. – Яга его к избушке не подпускает – за бесцеремонность и прожорливость. Я и сам бы его никуда не подпускал, но, увы… иногда нам не обойтись без применения грубой физической силы, а один Полканище заменяет отряд из тридцати трех богатырей.

Сергей познакомился с Сивкой-Буркой и Серым Волком, осторожно погладил мышку, недовольно завозившуюся в шкатулке, и, достигнув леса, с облегчением выяснил, что шум издает не только Полканище, но и богатырские кони. По звукам показалось, что там как минимум трехголовое чудище – змей, встретившийся в путешествии по реке, способствовал подобным мыслям.

Алеша с Ильей отвязали коней, сели в седла, поехали шагом, подстраиваясь под пеших спутников. Полканища – кряжистого полуголого мужика с песьей головой – отпустили цепкие лианы, а потом еще и подтолкнули к Китоврасу, намекая: «Забирайте его и уматывайте, пока хуже не вышло!».

Они пошли под сводами деревьев под собачий вой. Сивка-Бурка перекинулся, копыта рыхлили утоптанную землю, оставляя следы, неотличимые от следов кентавра. Серый Волк и Михайло Потапыч продолжили путь на лапах. Китоврас поправил очки и попросил:

– Расскажите же нам, чем вас одарила Яга, как вы добрались в Правь, и какие наши ближайшие планы! Мы вас выслушаем и решим, можно ли разделиться, чтобы оборотни поохотились. Скатерти-самобранки нам не досталось, поэтому надо заранее подумать о вечерней трапезе. Не дала она вам скатерть-самобранку, я правильно понимаю?