
Полная версия
Тридцать лет и три года
А потом грянул Чернобыль, жаркие майские, предупреждение от профкома «не выходить на улицы, закрыть окна и форточки, не проветривать». Сергей день промаялся взаперти, в духоте, плюнул и пошел на дачу. Там ему первый раз сон и приснился. Яркий, напомнивший о странном происшествии во время пограничной службы. Шесть лет прошло, ни разу ни хрустальный мост, ни светловолосая дева в памяти не всплывали. И тут освежили принудительно.
Знакомые богатыри в кольчугах пришли на дачу. Не на саму дачу, а на другой берег речки, которая в лесу сразу за вагончиком текла, в разлив иногда прямо к участку подступала. Во сне Сергей встал с кровати, пробрался по тропке, виляющей между кустами, наступил на скрипнувшие рыболовные мостки и всмотрелся в туман, клубящийся над водой. Убывающая луна высветила кольчуги плечистых мужиков, рыжего и русого, заставила засиять драгоценные камни на сбруе белого коня, нервно рывшего копытом глинистую землю. Кажется, рядом с богатырями и конем стоял серый волк, но Сергей бы за это не поручился.
– Блажену ищи! – крикнул рыжий, когда они встретились взглядами. – Ищи ее, она из-за тебя пропала! Как найдешь – сразу идите к нам. В Смородине вода почернела, мертвый ключ прямо в Явь сливается! Калинов мост обрушился! Потык, ты там дотелишься, что все миры отравлены будут!
Слово «Потык» Сергею Васильевичу не понравилось. Вроде и не ругательное, а звучит как-то похабно. Он обиделся, спустился с мостков, долго шарил руками в илистой грязи, нашел-таки увесистый булыжник и изо всех сил швырнул его в сторону богатырей с конем. Камень не долетел, плюхнулся в реку, взбаламутив воду и туман. От броска конь превратился в мужика с уздечкой на шее и с седлом в руках. Погрозил Сергею кулаком и выругался. На ущербную луну набежала туча, прикрыла противоположный берег мглой, на чем общение и закончилось. Сергей проснулся в вагончике, не понимая, что это было, и ходил ли он к реке на самом деле. Судя по тому, что обувь чистая и сухая – не ходил. Ни мокрых пятен, ни грязи.
С того сна все наперекосяк и пошло. Сергея принудительно загребли в ликвидаторы чернобыльской аварии, а когда произошел второй взрыв, спешно эвакуировали вместе со всеми. Два года после этого на заводе проработал, пока силы были. Когда здоровье совсем пошатнулось, прошел медкомиссию, получил инвалидность и крошечную пенсию. Врачи головами покачали и отправили домой, умирать. Не один он такой был, осадки от второго взрыва разнесло, в респираторах по улицам ходили. Обо всех калеках не позаботишься, спасибо, что хоть инвалидность дали.
Приготовился умирать, а жизнь затянулась. Плохонько, но доскрипел до пятидесяти. Жил бобылем, в основном, на даче. В квартиру только на зиму перебирался, в морозы. А на юге морозов немного.
О богатырях, деве и наказе: «Ищи Блажену!» он вспомнил неожиданно, когда от собак-мутантов на кладбище отбился. Хотел мамину могилу навестить, да припозднился. Вот твари и подстерегли. Отмахался подобранной с земли жердью – сам не понял как. Доплелся домой, долго вспоминал прежнюю жизнь. Не особо вольную, но спокойную и полную светлых надежд, перечеркнутых чернобыльской аварией.
Наутро, неожиданно для самого себя, ноги понесли в библиотеку. Он заполнил запрос, вписав туда слово «Потык» и словосочетание «потоков сын», услышанное на хрустальном мосту, и, через некоторое время получил три книги и две подшивки журналов. Чтение обогатило его разнообразными сведениями. Михайло Поток, он же Потык, был богатырем из северо-русских былин. Сергей Васильевич ознакомился с двумя версиями женитьбы Михайлы на Царевне-Лебеди, и обе ему не понравились. В одном случае богатыря закапывали живым в могилу с трупом супруги, с последующим воскрешением покойной змеиной кровью, а во втором Царевна-Лебедь наставляла мужу рога, превращала его в камень и сбегала с Кощеем.
Внимание привлекла отдельная статья о балладе Алексея Константиновича Толстого «Поток-богатырь». Сергей прочитал сначала статью, а потом и балладу, где богатырь Михайло описывался как путешественник во времени. От Ивана Грозного до девятнадцатого века и дальше, в будущее. Через периоды глубокого сна.
Прочитанное сильно озадачило. В голове вертелся вопрос: «До каких далей Поток-Потык добрался и чем его путешествие закончилось?», но эти мысли было решено отложить на потом. Сергей подступился к библиотекарше и попросил подобрать ему информацию по слову «Блажена», после чего ему выдали журналы с биографиями фигуристки из Чехословакии, чемпионки Чехословакии по шахматам и киноактрисы из той же страны, сыгравшей в фильме «Молот ведьм».
Сведения не желали собираться в цельную картину – где былины, а где чемпионаты по шахматам с «Молотом ведьм»? – и Сергей, горячо поблагодарив библиотекаршу, отправился домой – поразмыслить о прочитанном, выспаться и еще раз подумать уже на свежую голову.
Сон пришел под утро. На этот раз не было ни богатырей, ни волков, ни коней. Сергей подошел к пограничному столбу с вмурованным гербом СССР, дождался, пока он превратится в деревце, увенчанное маленькими домишками, посмотрел на овальный деревянный щит с яркой росписью и перевел взгляд на кряжистого седого мужика в кожаных доспехах.
– Дозвались тебя? – спросил тот. – Понял, что надо делать? Блажену ищи. Как найдешь – идите против потока времени. Выйдете в Правь – наносные годы сотрутся. Поторопись. У тебя три года в запасе. Не успеешь – и сам сгинешь, и свою Явь за собой утянешь. Кровь не вода, Потоков сын. За силу расплачиваться надо. Хоть пользуешься ты ей, хоть не пользуешься.
– Да кого искать-то? – выкрикнул мгновенно вскипевший Сергей. – Как искать? Где? Никуда не выедешь, межгород по пропускам! Тут на дачу идешь, два с половиной километра, а каждый раз боишься, что патруль хлопнет!
– К себе прислушайся. К сердцу прислушайся. В зеркала посмотри. Авось что подскажут.
Прошло три года, потраченных на безответные прошения о разрешении на поездку к советско-афганской границы – Сергей надеялся, что возле моста может что-то измениться – на походы в библиотеку, где на него стали косо посматривать из-за запросов о магии зеркал, на ночные бдения на рыболовных мостках и размышления о Яви, Нави, живой и мертвой воде. В библиотеке и былин, и сказаний с упоминаниями славянских богов было много. Чем больше Сергей читал, тем запутаннее становились представления о мире. Из всех богов ему – неизвестно почему – больше прочих понравился Чур. Наверное, из-за того, что его можно было назвать богом-пограничником, а воспоминания о службе в армии сейчас стали одними из самых светлых и теплых. Кто бы мог подумать, что жизнь так повернется? А ведь когда-то дни до дембеля считал.
Две тысячи тринадцатый год неумолимо заканчивался. Наступающий, две тысячи четырнадцатый, Сергей решил встретить на даче. Зима была теплой, веток в приречной лесополосе нападало немало – в ноябре злые ураганы налетали, у соседей шифер с крыш срывало, а деревья кое-где целиком валило, подходи да распиливай лежащий ствол.
Он даже приготовил подобие праздничного стола. Нарезал винегрет, достав дефицитный зеленый горошек – пришлось переплатить, но раз в год-то можно траты себе позволить? – картошку сварил, селедку разделал, засыпал лучком и принес в поллитровой банке. На десерт у него имелась бутылка «Буратино» и два пирожных «картошка», купленных в кулинарии. К счастью, по дороге ему не встретились ни патруль, ни собаки. Только такие же дачники, курсировавшие от участков к дому и обратно.
В вагончике было грязно, и Сергей, сгрузив еду на стол, принялся за уборку. Вытряхнул покрывала, подмел, сполоснул тарелки, готовясь к трапезе. Повернул голову, глянул на зеркало, покрытое слоем пыли и непонятного налета, решил, что надо и его протереть. Тряпка размыла грязь не с первого раза. Сергей стер мутные разводы куском газеты, снова повозил мокрой тряпкой и начал старательно полировать поверхность сухой. Отражение самодельного стеллажа то мутнело, то обретало четкость. Стали видны все полочки: на верхней стоял стакан с зубной щеткой и пастой, рядом лежала расческа, ключи, блокнот, в который записывались показания счетчика электроэнергии, и шариковая ручка, на второй сверху – коробка с гвоздями и шурупами, отвертка, плоскогубцы, рабочие рукавицы…
Сергей моргнул, прищурился. Нет, это не рукавицы, а что-то другое. Он повернул голову, посмотрел на стеллаж. Рукавицы. Как лежали, так и лежат. Бурые, брезентовые. Постирать бы надо. А в зеркале? Что-то знакомое, давно забытое. Шерстяная ткань, белые, коричневые и темно-оранжевые квадраты, окаймленные темными полосками.
«Шарф! – понял он. – Это же мой теплый шарф! Я его найти не смог… когда? Точно, как из армии вернулся, в первую зиму начал искать, весь дом и дачу перевернул. И не нашел. Жалко было. Шарф почти новый, модный был по тем временам».
Он повернул голову, еще раз посмотрел на рукавицы. Изучил картинку в зеркале и зажмурился. Несколько шагов в тесноте вагончика, прикосновение к полке, осторожный поиск нужного места. Под пальцы попалась мягкая ткань. Сергей приоткрыл глаз и увидел, что шарф свернут в подобие гнездышка. А в середине шерстяной норки сладко спит полевая мышка. Рыженькая, с темной полоской вдоль спинки. И со странной блестящей висюлькой на лбу.
«Не только висюлька, ее еще и ободок держит. Ишь, красотка какая принаряженная! Устроилась как у себя дома, шарф стащила и похрапывает!»
– Эй! – негромко позвал он. – Эй, просыпайся! Раз уж пришла, будем вместе Новый год встречать. Сто лет уже мышей не видел. Только крысы-переростки по помойкам шастают.
Мышка не шелохнулась. Сергей осторожно погладил рыжий бок – обижать гостью не хотелось. Праздник скрасит, а потом пусть зимует в вагончике. Даже если что и погрызет – не жалко. От прикосновения полевка проснулась. Зевнула, посмотрела на Сергея глазками-бусинками. Деловито перепрыгнула на полку выше, огляделась по сторонам.
– Прибрал как мог, – развел руками он. – Не хоромы. Зато винегрет есть. Сейчас накроем стол, будем встречать Новый год. Ты винегрет любишь?
После слов «встречать Новый год» мышка подпрыгнула, будто ее иголкой ткнули. Соскочила со стеллажа на кровать, с нее – на пол, подбежала к двери и начала яростно скрестись. Сергей недоуменно спросил:
– Ты выйти хочешь?
Мышка заскреблась еще сильнее. Он встал и открыл дверь – грех живое существо взаперти держать, пусть идет, если надобно. Полевка спрыгнула на землю, отбежала от вагончика и запищала – словно звала: «Иди за мной!». Озадаченный Сергей вышел в темноту, прислушиваясь к звукам и шорохам. Мышка пробежала в сторону реки, остановилась и снова запищала. Так и дошли до мостков – полевка впереди, Сергей за ней. Мышка бежала неслышно, только попискивала, а он несколько раз спотыкался об валявшиеся на земле ветки и цеплялся за кусты.
Возле реки окружающий мир стало видно чуть лучше. Убывающая луна давала слабенький свет, отражалась в реке, перемигиваясь со звездами. Мышка запищала на самом краю мостков, возле воды, и Сергей заволновался. Крикнул:
– Подожди! Куда ты, дурочка? Упадешь, намокнешь, простудишься!
Сказал и накаркал. Кинулся спасать глупую полевку, поскользнулся на влажной доске, взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и рухнул в воду. Думал, что ледяная будет – а какой ей быть в декабре? – а оказалась теплая. Вынырнул, отплевываясь, замотал головой, стряхивая капли с лица, и услышал мышиный писк. Рыженькая прыгнула в реку вслед за ним и сейчас барахталась, стараясь не утонуть. Сергей сделал два гребка, подхватил купальщицу и задумался, как проще выбраться на берег вместе с мышью. Сам-то он бы на мостки попробовал вскарабкаться, но при таких физкультурных упражнениях полевку придавить – раз плюнуть.
– Давай-ка против течения проплывем, – предложил он попискивающей мыши. – Дальше есть кусочек пологого берега. Выйдем на сушу и к вагончику по лесу вернемся.
То, что вода была теплой, радовало и спасало. Умом Сергей понимал, что это ненормально, но в мире творилось столько всего ненормального, что могло найтись вполне разумное объяснение: где-то горячий ключ пробился или с химзавода сбросили ядреные отходы и вылезешь на берег после такого купания с ослиными ушами и слоновым хоботом. Он догреб до зарослей сухого камыша, встал на ноги, утопая в иле, и побрел вперед, держа притихшую мышку на ладони над водой.
Вскоре стало ясно, что чудеса творятся не только с водой, но и с луной. Ущербный серп начал расти, с каждым шагом увеличиваясь и превращаясь в полную луну. Яркий свет залил речную гладь и берега, напитывая пейзаж колдовской силой, изменяя знакомый рельеф, пряча рыболовные мостки и опоры ЛЭП, превращая вязы и плакучие ивы, росшие возле воды, в диковинные деревья-великаны. Сергей оглядывался по сторонам, ища пологий берег, но видел только обрывы, которых за дачами прежде никогда не было.
– Странно, – проговорил он, обращаясь к мышке. – Куда это нас занесло? Не мог я так быстро до химзавода дойти. Да к нему близко и не подойдешь, там всё заборами-сетками перегорожено.
Мышка пискнула, словно подбадривала: «Иди-иди», и Сергей продолжил путь, наблюдая за луной, менявшейся от убывающего серпа к молодому. Они дважды пытались выбраться на сушу, но отступали перед препятствиями. Первый раз из прибрежной чащи выползло огромное трехголовое создание, похожее на дракона. Мощные лапы смяли подлесок, с корнем выворотили траву. Две из трех голов, сверкая глазами, потянулись к Сергею, третья не вышла из дремы.
– В пень, – пробормотал он, поспешно отступая в воду. – Откуда такой мутант мог взяться? Неужели правду говорили про ставропольский террариум, который радиоактивным дождем накрыло?
Мышка при виде чудовища перебежала к нему на плечо, и теперь приходилось идти осторожнее, чтобы не оступиться и не окунуться с головой – малышку эту поди найди, если потеряешь. Вторая попытка покорить берег тоже закончилась провалом. Отмель была чиста, только расческа, прекрасно видимая при лунном свете, на песке лежала. А стоило подойти, как прямо перед носом выросла непреодолимая преграда – колючие кусты, переплетавшиеся ветвями, скособоченные ёлки и шипастая акация.
Дорога нашлась, когда луну сменило солнце – неяркое, пробивающееся сквозь плотные тучи. Лестница взбиралась на высокий глинистый пригорок. Ступеньки-дощечки потемнели от дождей и времени, подъем был крутым, перил не наблюдалось, но Сергей, уставший преодолевать сопротивление воды, азартно бросился на штурм. Когда они с мышкой добрались до равнины, глазам открылась идиллическая картина: зеленеющее пшеничное поле, окаймленное дубами, дикими яблонями и грушами – ветки ломились от плодов – проселочная дорога, голубое небо с клочковатыми белыми облаками, обещающими тень в пути. Погода была летней, пшеница и фрукты зрели вразнобой, но Сергей уже совсем ничему не удивлялся. Такой Новый год радовал куда больше, чем поедание винегрета в вагончике с вероятностью визита радиационного патруля, который может постучать в дверь.
Возле тропы, ведущей к следующей лесополосе, стоял знакомый пограничный столб с домишками и ярким щитом. Имелась и табличка, на этот раз испещренная четкими буквами. Вычурная вязь гласила: «Коли поведешь себя правильно, дорогу откроют. Добро пожаловать!». Мышка запищала, забегала по плечу, дергая Сергея за длинные волосы – давным-давно не стригся, только сам иногда концы ножницами подрезал – и спустилась на землю. По рукаву и штанине.
Тут-то Сергей и понял, что стоит среди поля не в дачных вещах, а в военной форме срочника-пограничника и новеньких армейских сапогах. Совершенно сухой форме, хотя только что вышел из воды, и с него должна была натечь лужа.
Мышь, не потерявшая ни ободка, ни висюльки, некоторое время кружилась волчком, пробежалась вдоль поля, растерянно пискнула и уселась столбиком.
– Куда пойдем? – спросил ее Сергей, потопавший и убедившийся, что портянки намотаны нормально и сапоги отлично сидят на ноге. – Сама пойдешь или тебя нести? Показывай направление.
Полевка пробежала по дороге – «сюда, мол, дурень, другого пути нет!» – и позволила усадить себя на плечо. Настроение стремительно улучшалось с каждым шагом. Чувствовалось, что ни в воздухе, ни в воде нет отравы, зелень, не знавшая ни радиации, ни вредителей, радовала глаз, а фрукты манили: «попробуй нас!». Сергей остановился, нарвал терпких яблок, обтер их об гимнастерку, откусил от первого и зажмурился от удовольствия. Мышка предложенное яблоко понюхала и презрительно фыркнула.
– Ишь, какая цаца! – поддразнил ее Сергей и доел придорожную добычу.
Тропка провела их вдоль поля, нырнула в лес, прервалась перед солидным бревенчатым мостом и расстелилась под ногами в чаще. Смешанный лес – дубы и осины – сменился плодовым садом. Сливы, груши, крупные яблоки, абрикосы размером с кулак, глянцевые темные вишни. Сад был ухоженным, и Сергей не решился протягивать руки к фруктам. Это уже воровство.
Когда за деревьями что-то заблестело, мышка запищала и забегала по плечу, падая, удерживаясь коготками и возвращаясь на ефрейторский погон.
– Теплицы? – сам у себя спросил Сергей и сам же ответил: – Да, теплицы.
Дорожка изменилась. Вместо утоптанной тропы под ногами появилась шероховатая тротуарная плитка, бордюрные камни сияли белизной, пышные цветники радовали глаз. Сергей опознал розы, кусты сирени – почему-то красной и желтой – лилии, пионы и крупные гортензии. Он с любопытством поглядывал на теплицы, пытаясь понять, что там растет. Огурцы, помидоры – разноцветные помидоры! – и… не может быть! Кажется, это ананас!
– Я бы посмотрел поближе, но не уверен, что хозяевам это понравится, – сообщил он полевке, продолжив движение.
Когда дорога превратилась в асфальтированную улицу, он расправил плечи и прибавил шаг, заразившись нетерпением от подпрыгивающей мышки. Крутой поворот, пара шагов. Он остановился как вкопанный.
«Серьезно? Она существует?»
На подстриженной лужайке стояла избушка на курьих ножках.
Глава 3. Блажена-норушка. Возвращение
Чуров день подарил ей дом, друзей и интересное дело. Блажена начала потихоньку врастать в мир Прави – это было несложно, потому что там находилось место всем, кто не имел в сердце зла. Люди почитали Мать-Сыру-Землю, Перуна, Чура, Велеса и других богов, но это не мешало воздвигаться белым соборам с золотыми куполами. Правь было трудно отравить мертвой водой – Мать-Сыра-Земля оберегала истинный мир, Велес ставил заслоны чудовищам из Нави, а рубежники заступали дорогу тем, кто пытался проникнуть из Явей с дурными помыслами.
Китоврас оказался бесценным источником знаний, немного наивным добряком и заботливым товарищем. Он настоял на том, чтобы Блажене выделили самую лучшую светелку в дружинном тереме – обычно эти покои занимала Жар-Птица в дни ее прилетов на землю, но кентавр велел переселить ее в другое помещение и спокойно отстоял свою позицию в скандале.
Сияющая Царь-Птица злилась на Китовраса – а заодно и на Блажену – целый месяц. А в следующий свой визит сменила гнев на милость. Прилетела она на трапезу с Чуром, когда рубежники собрались совет держать. Не только она – все, кто о Прави беспокоился, во двор терема прибыли. Блажена к тому времени уже многих знала, а кого не знала, о тех слышала – Китоврас в свободное время любил посплетничать.
Финист Ясный Сокол был при Чуре кем-то вроде адъютанта. Доверенным лицом, разносившим особые приказы и докладывавшим об изменениях земли, видимых с высоты птичьего полета. Вторым вестником, способным подвезти седока в случае необходимости, был Сивка-Бурка. Для разнообразия не оборотень, а человек настолько сросшийся с проклятьем, что на ноги становился только по необходимости, предпочитал копыта. Немногословный Михайло Потапыч и Серый Волк тоже частенько рядом с Чуром сидели, но о чем шепотом докладывали, Блажена не знала.
Солнцева сестрица разогнала всех, кто возле Чура толокся, заняла место по правую руку, цыкнула на недовольных Илюшу и Алешу и громко сообщила:
– Хочу Блажену оберегом одарить, чтобы ей одежду прятать и воровать не приходилось. Дозволишь?
– Без моего дозволения не можешь одарить? – усмехнулся бог-пограничник.
– Могу! – вздернула подбородок Жар-Птица. – Спрашиваю из вежливости.
– Только осторожней, а то получится как с Сивкиным седлом.
Китоврас и Жар-Птица нахмурились одинаково и одновременно, а потом заговорили хором.
– Я предупреждал, что заклинание на заклинание может дать неожиданный и необратимый эффект, но, поскольку Сивка настаивал…
– Он сам виноват! – припечатала Жар-Птица. – Говорили ему – стой смирно, не дергайся, пока Китоврас свиток разворачивает. Я перо из хвоста пожертвовала! Самое длинное, с рубином в золотой оправе. Не пожалела ради общего дела. И что он сделал? Он его укусить хотел, потому что ему ноздри щекотало. А свиток уже был развернут.
– Ты не бойся, – не слушая возмущения и оправдания, сказал Блажене Чур. – Для вас, оборотней, такие каверзы невозможны. А перекидываться туда-сюда, когда одёжа не пропадает, куда удобнее. Правильно?
Блажена кивнула. В прошлом месяце, когда они ходили к реке Смородине, чтобы проверить, не откроется ли мост к Алатырь-камню и источникам, из-за одежды случилась неприятность. Заскучавший Полканище, пребывавший в форме псоглавца, изгрыз и разорвал в клочья половину ее вещей, а потом превратился в кентавра и начал жаловаться, что у него изжога от несвежего белья. Блажена ужасно обиделась, Китоврас ругался и срочно вызывал и заставлял сгонять за одеждой недовольного Сивку-Бурку.
К мосту они тогда даже подойти не смогли, кущи выросли, оттеснили их в сторону. План Алеши с Полканищем – «нагнуть молодое дерево, чтобы мышка по нему на остров пробежала» – провалился, а Финист Ясный Сокол попробовал пролететь над Алатырь-камнем и что-нибудь разглядеть, и в очередной раз чуть не ослеп. У любопытствующих с воздуха бельма на глаза наплывали, приходилось потом драгоценные свитки с целительными заклинаниями тратить.
После Совета, на котором обсудили, что и когда делать надобно, Жар-Птица отозвала Блажену в сторону, одарила тонким золотым ободком с подвеской, спускавшейся на лоб. Пообещала: «Теперь платье всегда при тебе будет». А потом, чуть замявшись, попросила:
– Вы уж постарайтесь его привести. Тошно мне в засохшем саду. Плакать хочется, когда смотрю на мертвые яблони. Приведите Потокова сына, уговорите мост открыть, поднимите источники. Не могу так жить. Сплошная кручина.
Блажена кивнула, не осмелившись дать обещание вслух. План был обговорен с самыми верными рубежниками. Китоврас, перекопавший библиотеку и два хранилища свитков с заклинаниями, отыскал способ открыть хрустальный мост, соединяющий Правь с той Явью, где проживал Потоков сын. Искра предвечного огня, заключенная в стеклянный шар, должна была потянуться к полной луне, озарявшей Чурову ночь. Лунные лучи, любившие покрасоваться перед живым огнем, могли призвать мост – если подстегнуть их заклинанием и заручиться благословением Велеса, знающего все лазейки между мирами. Нести шар и читать заклинание доверили Китоврасу, в сопровождение набились Илюша с Алешей, Михайло Потапыч, Серый Волк и Марья Моревна, дева-воительница, обладавшая недюжинной колдовской силой. Имела право – именно она Кощея после воскрешения выследила, победила, в цепи заковала и заточила в темницу. А потом прилюдно отругала богатырей за то, что не смогли его окончательно порешить, только с Авдотьей справились.
Марью Моревну Блажена побаивалась, хотя Китоврас уверял, что она женщина добрейшей души и обидеть может только по делу. Но понятно было, что не ей, Блажене, спутников выбирать, благодарить надо, что с собой взяли. Позвал ее Китоврас, которому нравилось, что она его рассказы внимательно слушала, а когда богатыри начали носами крутить – «зачем она нужна, не может ни колдовать, ни кулаком в лоб засадить!» – Чур на них цыкнул и коротко обронил: «Резы Рода сказали, что она с Потоковым сыном связана». Богатыри примолкли, Блажена хотела спросить: «Как?», но сразу не решилась, момент был упущен, и что Чур имел в виду, она не узнала.
Годовщину знакомства с Китоврасом, Полканищем и богатырями Блажена встретила в пути. Остальные рубежники отправились на праздник – трапезничать во славу бога, которому служат, а они двинулись по неприметной тропке через болото. Путь указывал Китоврас, вычисливший по звездам точку в Прави, откуда можно будет открыть хрустальный мост. Кони оскальзывались, богатыри ругались, Марья Моревна загадочно молчала, а Блажена последовала примеру Михайло Потапыча, тоже перекинулась и провела значительную часть пути, прокатившись на широкой медвежьей спине.
На топком берегу речушки, мало чем отличавшейся от болота, Китоврас скомандовал:
– Стой, раз-два!
Михайло Потапыч, Серый Волк и кони богатырей послушно остановились, а кобылица Марьи Моревны неожиданно проявила норов и чуть не сбросила хозяйку в грязную илистую воду.
– Что-то тут неладно, – проговорила красавица-богатырка, нахмурившись и оглядевшись по сторонам. – Китоврас, ты уверен, что это правильное место?









