Купол раздора

И вот! Живем мы под куполом, пока мир и наше досточтимое руководство партии ведет нас в светлое будущее под лозунгами аскетизма. Нет роскоши! А, как? Глубоко… Но сами, конечно, придерживаются других философских течений, все к гедонизму ближе. А о стремлении к удовольствиям как стилю жизни размышляли философы Аристипп, Эпикур, многие другие. Вот, видимо, и их учителя. Неплохо устроено, ни правда ли? – иронично, с улыбкой сказал Макс.

– Откуда ты все это знаешь, книжки родителей?

– Черный рынок знаний, друг мой! Покупаю, друзья дают почитать, как еще в наше время веселое? Мы, кстати, пришли! – он указал рукой вперед.

Впереди на бревнах, раскинутых на поляне, сидели несколько ребят – один из них даже приволок с собой гитару. Макс сказал Паше не робеть, похлопал по плечу и устремился энергичным шагом к незнакомцам.

Двое парней обсуждали что-то очень интересное, да с таким увлеченным видом, что других и не замечали. Один высокий, худой, бледный парень в поношенной одежде, а другой низенький, сутулый да полненький, в черном худи и с засаленными волосами. Все начали здороваться, обниматься, шумно заводить разговоры. Тощий парень поудобнее устроился на дереве и стал играть на гитаре, в то время как остальные стали доставать термосы и пакеты с едой.

Компания загудела, зашумела, и со стороны их беседы сливались в один поток звуков. Почти все нашли себе место на брёвнах, кто-то стоял. Паша оглядывался часто на темноволосую прекрасную девушку Веру, иногда впрочем тупив взгляд в сторону и смущаясь. Все болтали о жизни и смеялись, рассказывая анекдоты. Из общего гула можно было уловить следующие слова:

«Почему сын диктатора получил повышение?

Ответ: Это было в его генах!»

«Почему жадный диктатор перешел дорогу?

Ответ: Чтобы добраться до другой стороны его денег!»

Смеяться над такими шутками было, кажется, неправильным, учитывая ситуацию, в которой оказался народ. Но, с другой стороны, без юмора, особенно в тяжелые времена, нельзя. Как говорил Эрнест Хемингуэй: «Если позволять себе шутить, люди не воспринимают тебя всерьёз. И эти самые люди не понимают, что есть многое, чего нельзя выдержать, если не шутить.»

Паша беседовал со старыми коллегами, слушал чужие истории. Макс, встав и посмотрев в заросли, приглушенно прикрикнул: «Шухер! Идут!». Все дернулись, как от разряда током, нервно стали осматриваться по сторонам и судорожно думать, куда теперь бежать. Вокруг – зелень лесного массива, поваленные деревья. Где-то белка пробежала. Тишина. Максим звонко засмеялся и поспешил всех успокоить:

– Пошутил!

«Ну и шуточки…», подумал Паша и покачал головой. Его друг начал говорить негромко и спокойно:

– Я просто хотел привлечь ваше внимание. Да и знаете, люблю же я поприкалываться? Жестко, согласен! Хотел поговорить. Мы все с вами объединены общими взглядами. Кто-то настроен радикально, а кто-то только влился в наши ряды. Паш, тебе стоит познакомиться с этими двумя молодыми гражданами! Прошу – Жора и Женя. Жорик, как и ты, скромный, поэтому общий язык найдете. О чем я поговорить-то хотел…идеология. – Максим сел на поваленное дерево так, чтобы другие могли его видеть. – Вы задумывались? Нет у нашего государства многострадального национальной идеи. Или, быть может, она заключается в отсутствии оной?

Невозможно и даже противопоказано иметь идеологию доминиону, коим мы и являемся. Представьте, позволила бы Британская империя иметь свои личные взгляды какой-то вшивой колонии? Это же опасно. Вот и живем так: без планов на будущее, без целей духовных и экономических.

Мы как страна – ничто, можно ли вообще назвать нас государством? – Он взглянул на вздохнувших ребят. – А помните, с чего это все началось? Мы же все маленькие были – кто-то еще не родился из вас даже, а родители многие не болтали лишнего. Кто-то попросту не знал чего-то или не хотел знать, забыл, не знаю…

 Почему вообще мы оказались все здесь? Не на полянке, укутанной солнцем, а внутри сферы, взаперти? Было время, когда молодую страну втянули в ряд вооруженных конфликтов. Даже внутри наших границ были вспышки восстаний на национальной почве, а власть вместо борьбы и принятия правильных решений погрязла в коррупции, в праздности.

Более того, произошел и раскол элит, и часть наших народных слуг радостно потакала иностранным силам – продались тем, кто красиво говорил, но жестоко поступал. Были и те, кто считали себя патриотами, но в угоду тщеславия совершали не самые правильные поступки на международной арене.

Страна доведена до бедности, всепоглощающей бесперспективной реальности. И «Крест» – организация, стремящаяся под красивыми лозунгами наделить часть населения мира большими правами и финансовыми возможностями, чем всю остальную массу, пошла на беспрецедентные меры. Пока одни народы ополчились на другие, элиты делили общий пирог, а солдаты погибали на дальних рубежах. Наши оппоненты, достигнув невероятного технического развития, создали и водрузили этот купол, построив новую реальность. Я не знаю, что было там, за пределами нашего мыльного пузыря, так как связь оборвана.

 Но, как я это вижу, власти не заметили у себя под носом беды или не хотели даже попытаться это сделать, потерялись в стихии новых возможностей, в новой конъюнктуре, ураганом кружащей здесь после развала СССР. А противник из-за бугра уловил момент и нанес удар, который вырубил агрессора и дал им безграничный поток бесплатных ресурсов. Прихлопнули двух комаров одним ударов. И ведь уверен – всему миру донесли это так, будто опасный игрок на мировой арене, вносящий хаос в наш мир, закрыт в кокон, а главное, что без жертв и войны, одним хитрым приемом. Да и к тому же, думаю, упомянули о том, какое воровство, невежество и злость царили тут внутри страны, надо же как-то оправдать санкции и изобразить их сравнительную гуманность.

Знают ли люди, миллиарды людей там о том, что происходит у нас тут? Вряд ли… Знают ли те, кто держит нас в этой отнюдь не золотой клетке о репрессиях и воровстве, о бедности, о лишениях? Конечно знают. Они высасывают ресурсы и товары, присылают сюда шпионов, технических экспертов и военных. И попустительствуют нашим чиновникам, пока те их ублажают. Мало того, что у нас забирают возможность развиваться и пускать наши ресурсы на экономическое развитие родины, так еще и у нас тут внутри сидит кучка кровопийц, кто без зазрения совести забирает себе сверх того, что требуют аппетиты заграницы.

Этого быть не должно! – выступающий резко встал, его голос звучал звонко. – Поэтому есть я, есть вы, и да будем же бороться! Мы лишь малая часть повстанческого движения – народ. Есть партизаны, наши старшие братья, которые с оружием в руках готовы сражаться, кому мы с вами помогаем.

Есть центр, где-то далеко, в Сибири, они называются «Север». Мы не какая-то группа молодежи, в идеологическом коде которой произошел сбой, мы – часть огромной структуры с центральным штабом, с армией партизанского движения. Мы все – будущее страны! Ура! – на этом закончилась речь молодого революционера.

Слушатели хлопали. «Будто на съезде партии», – подметил кто-то из ребят. Максим сел на бревно и выпил. Ненадолго после такой бурной речи все примолкли, тихо кушали. Птицы пели, белки устраивали забеги по окружающим их деревьям. Звучала гитара. Скоро должно смеркаться и надо бы расходиться, чтобы успеть по домам до наступления комендантского часа и выхода на улицы силовиков, следящих за порядком на улицах, ведь загулвшие горожане могли оказаться диверсантами.

Их компания была не самой тихой, а этот парк все же не был лесом, подобно тем, в коих прячутся за городом партизаны и их могли бы услышать и обнаружить, но, как всегда в России, помогало правило, заключающееся в том, что строгость закона компенсируется необязательностью его исполнения. Милиция и спецслужбы не особо тщательно выполняли свои обязанности, безалаберность защищала людей, которые шли против системы.

Паша встретился в очередной раз взглядом с Верой. Она села рядом. Павел заерзал, и стеснение его было слишком явным. Девушка сделала первый шаг:

– Привет! Давно не виделись, – улыбнулась она, – ты чего-то не подходил, вот я и решила сама. Ты спрашивал мой телефон домашний в прошлую встречу, но не позвонил. Забыл или не хотел тревожить? Впрочем, я вижу твое смущение, но я не из робких, а противоположности, знаешь ли, сходятся, – подмигнула Вера.

Парень засмущался во сто крат сильнее, и только улыбка молодой особы смогла нейтрализовать подступающий от неловкости паралич. Он начал говорить тихонько и часто отводя взгляд:

– Ты извини, я, ну, позвонить хотел, но там же пьянка была у нас, и я подумал… Что ты не очень хотела бы, чтобы я звонил… Да и я впервые номер у девушки прошу, я же… Я давно ни с кем не знакомился, а тут… Ты правда считаешь, что у нас может что-то получиться? – Паша заикался и так часто забывал слова, что девушка рассмеялась.

– Почему нет? Познакомимся поближе, а там посмотрим, – искренне улыбнулась Вера.

Они сидели в сторонке на краешке поваленного стихией дерева, и беседовали на фоне гаммы чужих голосов и песен под гитару, но их обуревала своя природная стихия. Любовь с первого взгляда – вопрос обсуждаемый, и кто-то верит в нее, а кто-то нет. Но это была она. Впрочем, не стоит торопиться с тем, чтобы называть влюбленность любовью. Им только предстоит узнать друг друга. И начало этому было положено.

Когда все решили расходиться, Паша жал каждому из ребят руку, и последним в очереди был тот низенький неприметный парень по имени Георгий. Он был застенчивым и не успел раскрыться как полноценная личность, но вызывал симпатию – просто говорил, много шутил и не выделялся, был похож на Павла. Единственное, что Жора успел рассказать от себя во всеуслышание – это его мнение о культуре:

-– Жизнь трудная, народу не хватает еды, воды, электричества и других необходимых ресурсов, но несмотря на эту ужасную ситуацию, люди нашли способы справиться с обстоятельствами и сделать жизнь сносной для себя и своих семей. Приходится искать литературу на черном рынке, там же добывать необходимые для выживания и жизни вещи. Но народ находит утешение в искусстве; музыка стала способом свободно выражать себя, не опасаясь наказания. И мы используем искусство, как средство протеста против репрессивной среды, создаем песни, подчеркивающие несправедливость, совершенную против людей внутри стен тюрьмы России.

Толпа разходилась по петляющим тропинкам, молодые люди направлялись к двум разным выходам. Макс шел с воодушевлением от своих и чужих речей, с настроем бороться и объединять коллектив, а Паша – с улыбкой на лице и с мечтательным взглядом, направленным вверх к небесам. Иногда он спотыкался, но при это даже не ругался про себя, так как был всецело занят мыслями о любви к той, что разделила его жизнь на до и после. Веру посещали такие же мысли.

Кто-то двинулся в сторону автобуса, кто-то сел на велосипед, а парень с засаленными волосами в темном худи прошел километр пешком, огляделся и сел в черный тонированный в круг джип, который тут же тронулся, виляя по дорогам, игнорируя скоростные ограничения.

Фонари не работали, машин на дорогах почти не было – экономия была на всем, – и мегаполис больше был похож на деревню. Город засыпал, и тишина этой воскресной ночи окутала в себя каждую улочку, заботливо уложив спать трудовой народ столицы.

Мир за куполом

«Империей правит сила.»

Девиз, выгравированный на личной печати Военно-политический лидера Японии Ода Нобунага, 16 век.

Солнце садилось за холмы, отбрасывая золотой оттенок на бескрайние просторы сельской местности. Травянистые луга простирались на многие мили, усеянные овцами и коровами, лениво пасущимися на летнем ветру. Дул легкий ветерок, пробегая по пышным зеленым лезвиям. Вдалеке на горизонте виднелись темные участки леса, которые, казалось, тянулись вечно; деревья стояли, как часовые, наблюдая за всеми, кто проходил под ними.

Вдалеке на вершине холма возвышался средневековый величественный замок. Его древние стены были увиты плющом, а его башни пронзали тонкие белые облака, словно стремясь к самому небу. Это было впечатляющее зрелище, которое говорило о многовековой истории и величии.

На веранде, под каменными сводчатыми вековыми арками сидел барон. Грузный человек в халате, средних лет, с черной щетиной на лице. Было 12 часов дня, он пил чай, любовался зелеными лугами и нежился под лучами солнца, которое было не частным гостем в этих краях. Резко небо сменило окрас и начался дождь. Стройная женщина вышла из замка и выкрикнула:

– Михаил, идем домой, простудишься!

Мужчина поворчал, поставил кружечку с чаем на стол, посмотрел по привычке уведомления на смартфоне, вздохнул еще раз и отравился в свои покои.

Многовековые стены этого величественного сооружения повидали множество войн, возможно даже здесь бились друг об друга рыцарские мечи. Сейчас везде царит покой, даже праздность. Камеры и охранные системы сменили собой арбалетчиков в бойницах, а его владелец был бароном лишь по праву покупки замка. Когда-то здесь жили бароны, получающие в наследство эти земли и титул, а потом разорившийся род продал всю эту историю новому поколению людей, тех кто родился вдалеке от этих мест, но был способен приобрести все, что желал, а вместе с величественными сводами доставался им и титул.

Михаил обрел здесь новую родину, хоть и не получил признания и только преуменьшал свой капитал. Нельзя было назвать этого человека плохим управителем своих финансов, но его возможности были ограничены. Впрочем, он редко сетовал на жизнь, тут он был по крайней мере свободен. Или хотел так думать.

В былые годы он был вхож в высший свет, имел честь быть знакомым даже с членами королевской семьи, его бизнес, построенный на ввезенном капитале, развивался, но после ‘судного дня’, который устроили для России, все стало меняться.

Впрочем, внешних проявлений несчастной жизни, кажется, не было. Он жил здесь с семьей, пусть и не все смогли оказаться рядом, посещал гостиные местной элиты, пил хорошее вино, и любил путешествовать. И в иных обстоятельствах вряд ли бы он вернулся к себе на Родину, вряд ли его бы там радушно приняли, но безусловно что-то и даже многое в сложившейся ситуации не давало ему покоя. Дети его уже подросли и покинули домашнюю обитель. Сыновья закончили учебное заведение, где в свое время учился Джон Толкин и Льюис Кэрролл.

В доме было обычно тихо, впрочем, порою сюда заваливалась шумная компания друзей и очередной пир старался переплюнуть те, что давали здесь века назад богатые сильные мира сего. Новый барон часто представлял картины, разворачивающиеся здесь пару веков назад.

Гости встречались фанфарами труб и приветствиями лакеев. Столы были уставлены множеством деликатесов, от жареных павлинов до сладостей, приготовленных из сахара и розовой воды. В воздухе витал аромат свежеиспеченного хлеба, а вокруг суетились слуги, неся подносы с дымящимися блюдами. Еды хватило на всех, даже показалось довольно странным. На столе виднелись ото всюду возвышающиеся горы сладостей, которые можно было описать только как «небесные». Кульминацией вечера стало то, что один отважный гость решил попытать счастья и взобраться на одну из этих гор сладкого наслаждения – ко всеобщему удовольствию!

Сейчас пиры были уже не те, что века тому назад, но все равно кто-нибудь, напившись вина или виски, залезал на стол, без этого никуда. Былое величие спало, и осталось с прежних славных лет здесь только праздное веселье и гедонизм, он заполнял пустоты внутри этих людей. Замок простоит, верно, еще сотни лет, но останутся ли прежними владельцы еще предстоит разрешить судьбе.

Смеркалось, и поля вокруг холма, на котором водрузился замок, укрывались туманом после легкого дождя. Хозяин выпил и уже засыпал, а в несколько десятков миль оттуда проходило заседание людей, которым было не до сновидений.

Большая зала, вытянутый стол, за ним восседает около десяти людей, в хороших костюмах, с серьезными лицами, давно не примерявшими на себя улыбку. На стене был размещен огромный темно синий флаг, в середине которого, окаймленный белой окружностью, красный крест, напоминающий собой что-то из средневекового прошлого. Люстры ярко светили, массивные шторы закрывали огромные окна. На дубовом столе стояли пластиковые бутылки с минералкой, разложены были бумаги, ноутбуки.

Очень высокий, подтянутый человек, с гладко выбритым лицом и голубыми глазами, стоял чуть поодаль, у экрана проектора, и зачитывал свою речь:

«Я попрошу внимания, джентльмены, сегодня у нас несколько важных вопросов на повестке дня, я жду от вас развернутых мнений. Как мы видим на графике, экспорт снизился, особенно критичным для нас является поставка урана, алюминия и СПГ. Мы видим здесь две основных причины.

Первая заключается в безалаберности руководства страны, которое недостаточно тщательно выполняет свою работу, не заинтересовано в улучшении показателей. Медленно строятся заводы и новые хабы, производства не успевают в срок.

Вторая причина, это коррупция и кумовство, они заняты не тем, чем обязаны, забирают больше положенного, что приводит в том числе к недовольству населения, усилившееся расслоение вызывает больше апатии в рабочей среде и мы видим ухудшение показателей.

Переодически мы наблюдаем рост населения, фертильность остается на достаточно высоком уровне, на что влияет в том числе бедность, недостаток образования и скудность сферы услуг. Потребление внутри страны растет, посмотрите на график, составленный по материалам наших агентов.

Мое предложение заключается в смене руководства. Есть и другие варианты. Альтернативных пути два. Первый заключается в модернизации программы биоулучшения. Второй путь заключается в отправке на места наших представителей, что позволит получить актуальную информацию, оптимизировать производство и распределение, а также внедрить наш проект IC – новую систему интеллектуальной защиты.

Так как большинство наших экспертов пока воздерживается от смещения господина Градова и тотальных перестановок, то я предлагаю сосредоточится на последних, озвученных мною предложениях. Я закончил».


Люди в хороших костюмах внимательно слушали, записывали информацию, а после речи погрузились в раздумья и рассуждения.

Стоит сейчас дать объяснение некоторым терминам и рассказать, например, про программу биолучшения PBIO. Это система снижения рождаемости и явление это не новое, и больше всего напрашивается аналогия с планом «Барбаросса», составленным в третьем рейхе по отношении к захваченным восточных землям. Целью плана являлось сокращение славянского населения как минимум на 30 миллионов. Немецкий идеолог Ветцель писал в своих мемуарах о необходимости принятия мер по ограничению рождаемости: агитация абортов, популяризация контрацепции, отказ от борьбы с детской смертностью.  Рейхсминистром по делам восточных оккупированных территорий Альфред Розенберг, также планировал подорвать «биологические силы» славян путем организации голода и лишения выселенных на территорию Сибири русских, украинцев и представителей других народов нормального медицинского обслуживания.

Так же невольно проситься параллель сегодняшних событий с некоторыми другими аспектами немецких планов, касающихся новых территорий на востоке. Земли эти должны были послужить сырьевой и продовольственной базой Третьего Рейха, а их население станет дешевой рабочей силой. Поэтому Гитлер по возможности требовал частично сохранить здесь сельское хозяйство и промышленность, которые представляли большой интерес для германской военной экономики. Впрочем, надо не забывать, что высококвалифицированные кадры должны были прибывать из центральной Европы, а потребность во многих профессиях отпадала, необходимость в таком количестве ртов местного население отсутствовала. Примером тому служит план касательно Ингерманландии (Ленинградская область), где предполагалось снизить городское население с 3 миллионов до 200 тысяч человек. Те планы не воплотились в жизнь и справедливость восторжествовала. Но спустя десятилетия что-то все же реализовалось, хоть методы и были смягчены и видоизменены.

Возможно, вы задаетесь вопросом не волнуют ли этих людей в кабинете просторной залы с проектором и минералкой, то, на что они обрекают народ многомиллионной страны.

И тут хочется не домысливать, а опять же апеллировать к истории, ведь 80 лет назад планы по отношению к нам были еще более жестокими и огрмоное множество людей разрабатывало их и воплощало в жизнь. Их не мучила совесть из-за уничтожения и порабощения славянского мирного населения, так как считалось, что эти действия необходимы для продвижения нацистской идеологии. Нацисты считали славян низшими в расовом отношении. Так же часть из них нужна была для роста экономики. В конечном итоге это рассматривалось как необходимое для защиты Германии от внешних угроз и обеспечения собственной безопасности. Таким образом, немецкие официальные лица считали эти действия необходимыми для достижения целей Гитлера и не чувствовали вины за них, поскольку считали, что в конечном итоге это было сделано на благо Германии.

Наконец, шабаш был окончен и все его члены планировали разойтись. Было постановлено отправить их представителя Андриуса Петраускаса ближайшим составом под купол.

Почти все разошлись. В кабинете собралось лишь трое людей, имевших высший уровень доступ к информации организации. Даже среди высшего руководства присутствовало деление на два уровня и часть информации оставалась внутри самого закрытого круга. Генеральный секретарь, его заместитель и директор по вопросам России стояли в кабинете, курили сигары и вели кулуарные обсуждения. Речь начал последний:

«Я хотел бы обсудить PBIO-2. Программа биологического улучшения работает, есть результат, но этого недостаточно. Я считаю нам нужно повторить опыт 1999 года. Другой язык им не понятен. Необходим запуск нового проекта, и наши лаборатории разработали новейший продукт. Мы учли ошибки прошлого и сможем максимально тщательно спланировать масштаб, погрешность может идти всего на пару процентов, а главное – разработаны эффективные средства борьбы с последствиями. Я лично готов взять на себя ответственность за результат, если вы позволите начать внедрение.»

Все переглянулись. Генеральный секретарь выпустил с задумчивым видом густой клуб сигарного дыма, выдержал паузу и сказал коротко: «Пусть посол Мэтлок встретится с Градовым и передаст ему эту информацию на доступном языке. А вы подготовьте все, и принесите мне ваши расчеты к понедельнику. На этом всё, господа, я вынужден ехать. Хорошего вечера». Коллеги пожали друг другу руки и молча покинули кабинет. Часы на башне отбивали полночь.

Начинался будний летний день, солнце не выходило, соответствуя местным традициям. Дул ветер, было довольно зябко. Андриус Петраускас, получивший накануне задание от заместителя генерального секретаря, уже в аэропорту.

Андриус уверенно шагает по терминалу аэропорта, останавливаясь, чтобы полюбоваться своим отражением в окнах, проходя мимо. Его волосы идеально уложены, и он носит очки в тонкой оправе, придающие ему интеллектуальный вид. Этот сноб и эстет – высокий стройный мужчина лет пятидесяти. Он одет по последней моде, в сшитом на заказ костюме с белоснежной рубашкой и начищенными кожаными туфлями. На борту самолета он занимает свое место с чувством собственного достоинства, глядя свысока на других пассажиров. Когда на рейсе начинают предлагать напитки, он без раздумий заказывает дорогое шампанское. Он вежлив со стюардессами, но сохраняет вид превосходства на протяжении всего путешествия. Пока они летят сквозь облака, он задумчиво смотрит в окно, словно глубоко задумавшись о чем-то важном.

После короткого, но утомительного для него перелета, он поедет на военную базу Võru-1, с которой в 17:00 отправляется поезд в страну 404.

Град

В теплый летний московский день шумно ворвался град. Он безжалостно колотил по крышам и без того измученных старых автомобилей, которые спали во дворах. Паша смотрел в окно и качал головой недовольно, будто рассчитывая, что непогода засмущается и отступит. Но реакции не последовало, и потому он взял зонт и отправился на работу.

Общественный транспорт по этому маршруту не ходил, рабочие специально были поселены рядом с предприятием – все для оптимизации расходов. Парень шел с недовольным не без причины видом в сторону огромного дымящего города внутри города. Только это был не Ватикан, а серый, мрачный, неимоверных масштабов промышленный кластер, который застилал собой пространство, где раньше стояли здания дорогих гостиниц, торгового центра и целая грибница дореволюционной красивой жилой застройки. Все это кануло в лету.