Хронометр

Хронометр

Эпиграф

«Между вечностью службы и мигом осознанной жизни – пропасть. Я предпочитаю миг. Даже если он последний»

Маркен Вердей

Пролог: Разлом в симфонии безмолвия

Лазарет Конклава Мстящих, чрево Сектора «Утроба Безмолвия».

Дата: ██.██.118 П.П. Время: «Час Скрежета» – когда незримая симфония Хора истончается до шёпота, обнажая пространство для ритуалов.

Тишина здесь – не просто отсутствие звука. Она – сама Сущность, густая, как мёд забвения, давящая своей невесомостью на перепонки. Воздух трепетал от неслышимой пульсации – инфразвукового биения общего разума, что сплетает разрозненные сознания в единый, звенящий аккорд Безмолвия.

Михаил, наречённый «Седьмой-Такт-Призрака», покоился на ложе из чёрного, жадного до света камня. Не оковы удерживали его, но сама тишина – её всепроникающая гравитация чужого мира. Он был безмолвной точкой в этом бурлящем море управляемого ничто.

Техник, именуемый «Тринадцатая-Рука-Хора», грациозно скользил вокруг него. Их безмолвный диалог плелся нитями микровибраций в общем поле. Запрос-разрешение на подключение. Подтверждение. Щелчки разъёмов – не физические, а фантомные всплески тишины, понятные лишь посвящённым в мистерию.

Тринадцатая-Рука-Хора: Начинаю Ритуал Очищения Слуха. Подготовьте резонансные камеры. Седьмой-Такт-Призрака: Резонанс стабилен. Камеры распахнуты для Пустоты.

Процедура «Очищения Слуха» – не медицинский зондаж, а священнодействие. Цель – выявить, не проникли ли в стройный такт Хора чужеродные… гармонии. Эмоции. Воспоминания. Всё, что способно породить разлад в безупречной симфонии Ничто.

Михаил ощутил, как его внутренний мир – выбеленный до костей зал сознания – стал наполняться отголосками чужих кошмаров и экстазов, отфильтрованными и обезличенными Хором: геометрия кричащих глоток (архив: «смех»), алые сполохи (архив: «боль/любовь»), сухие сводки боевых потерь (архив: «гордость/утрата»). Он пропускал их сквозь себя, как ветер сквозь пустой дом, не задерживая, не осмысливая. Он – чистый проводник Пустоты.

Тринадцатая-Рука-Хора: Паттерны стабильны. Перехожу к просеиванию акустических спектров.

И вот явились звуки. Вернее, их призрачные тени в искажённом зеркале. Белый шум Ничто, шипение пепла между звёзд. Затем – частоты. 100 Гц – гул далёких генераторов Легиона. 500 Гц – предсмертный скрип разорванной брони. 1000 Гц – комариный писк эманации. Каждую частоту Михаил встречал и гасил в бездонной глубине себя, возвращая в лоно всепоглощающей тишины.

Но явилась частота 440 Гц.

Не просто нота. Ключ к затерянному Эдему.

В тот миг, когда кристально чистая волна пронзила его слуховые камеры, Хор содрогнулся в самой своей основе. Не только в нём – в самой ткани коллективного разума. Не аномалия, но… узнавание. Словно эта частота была изначальной нотой чего-то древнего, погребённого под миллионами лет забвения.

И сквозь эту тончайшую трещину в монолите хлынул Шёпот.

Не голос. Не мысль Хора. Нечто иное. Древнее. Личное. (…спи, моё солнышко, баю-бай… завтра будет новый день…)

Оборванный клочок. Три ноты мелодии, сотканные из тёплого, давно забытого тембра. Колыбельная.

Яд для Хора. Концентрированная ересь. Надежда. Нежность. Обещание будущего.

Тело Михаила не вздрогнуло. Но его резонанс с Хором дал сбой. На мгновение его индивидуальный такт вырвался из стройного ритма. Левое веко дрогнуло. Зрачок сузился, пытаясь спрятаться от призрачного света памяти.

Хор ответил незамедлительно. Тишина раздавила своим удесятерённым весом, стремясь впечатать диссонанс обратно в небытие.

Тринадцатая-Рука-Хора (и десятки голосов, сливающихся в единый обвинительный приговор): ДИССОНАНС! Источник: Седьмой-Такт-Призрака! Природа: эмоциональный рефлекс архаичного образца! Подавить! Седьмой-Такт-Призрака (автоматически, под гнетом коллективного разума): ПОДАВЛЯЮ.

Не выбор. Инстинкт самосохранения в пределах системы. Он обрушил всю мощь Пустоты на вспышку Шёпота. Воспоминание сгорело дотла, превратившись в пепел, в тишину.

Через несколько мгновений резонанс восстановился. Давление ослабло.

Тринадцатая-Рука-Хора (уже одинокий голос, в котором звучало эхо насилия над душой): Диссонанс ликвидирован. Отметка в Хрониках: «Седьмой-Такт-Призрака. Ритуал Очищения. Обнаружен и стёрт фантомный акустический паттерн (440 Гц). Целостность Такта восстановлена. Угрозы Хору нет».

Ритуал завершён. Давление тишины сменилось будничным безразличием. Михаил поднялся. Движения его безупречны. Он обменялся с Тринадцатой-Рукой-Хора стандартным набором данных-подтверждений и вышел в коридор, погружённый в вечный полумрак.

Хор гудел вокруг него привычной многослойной тишиной. Но в самом его средоточии теперь зиял шрам. Не боль. Не чувство. Факт искажения. Факт прорыва сквозь все бастионы.

И, что самое странное, Хор, столь ревностно стирающий всё лишнее, этот факт не тронул. Он отложил его в глубокие, потаённые архивы самого Михаила, словно помечая для дальнейшего… наблюдения.

Михаил шёл, и в такт его шагам в самой глубине подкорки, где нет ни мыслей, ни образов, лишь чистая неврология, пульсировал обрывок. Не мелодия. Ритм её. Три тихих, настойчивых удара. Такт. Пауза. Такт. Далёкое, подпольное сердцебиение. Отсчёт до взрыва.

Камера в коридоре зафиксировала секундную заминку. Михаил повернул голову к глухой стене, будто вслушиваясь в то, чего там быть не могло. В Хор ушёл отчёт: «Кратковременная дезориентация. Причина: остаточные колебания от подавления диссонанса. Стабильность Такта в норме».

Всё было в порядке. Хор един. Тишина – нерушима.

Но в ту ночь, когда резонанс Хора утончился до шёпота Пустоты, Михаил услышал. Не ушами. Той частью себя, что некогда была душой. В бескрайних залах коллективного разума, среди миллионов заглушённых голосов, кто-то откликнулся на тот самый ритм. Слабый, испуганный, почти стёртый отголосок. На мгновение. И был поглощён всеобщим гулом.

Диссонанс не был уничтожен. Он был заражён. Вирус памяти, имя которому – надежда, создал свою первую, крошечную копию.

Песчинка не просто попала в шестерни. Она оказалась семенем. И в мёртвой почве Хора, поливаемой тишиной и отчаянием, это семя вопреки всему потянулось к свету, неведомому никому, кроме него.

Глава первая: Серый хронометр

Сектор «Цитадель Беззвучия», резонаторный блок «Такт-Дельта», последнее пристанище плоти в этом лабиринте камня. Время: 06:00. Начало «Ритуала Пробуждения».

Пробуждение здесь – не восход сознания из глубин сна, но плавный сдвиг частоты, переход из одного модуса вибрации в другой.

Давление Хора, чьё ночное присутствие ощущалось как фоновый гул – глухой рокот далёкого водопада в костях – начинало исподволь нарастать. Оно вливалось в сознание не звуком, но дрожью в каждом атоме, сгущением воздуха вокруг. Михаил, именуемый Призраком-Седьмым-Тактом, открыл глаза в той же каменной утробе, где оставил их сомкнутыми: в нише резонатора, анатомически выверенной, повторяющей контуры тела и высеченной из того же чёрного, как сама бездна, звукопоглощающего монолита, что и стены лазарета. Это не было сном. Скорее, погружением в анабиоз общего ритма.

Он поднялся. Движения скупы и целесообразны, отточены до автоматизма, ни единого лишнего микродвижения. Его комната – келья-резонатор – являла собой торжество абсолютного минимализма, воплощение аскезы, доведённой до крайности:

· Стены: Безупречно гладкий, пористый камень, выкрашенный в цвет пепла угасших звёзд. Ни малейшей щербинки, ни намёка на загрязнение. Они не отражали свет, а жадно поглощали его, создавая иллюзию пространства, одновременно бескрайнего и замкнутого. · Свет: Истекал не от искусственных ламп, но пробивался сквозь само тело камня светящимися прожилками – тусклое, холодное, серо-голубое мерцание, лишённое теней. Оно не освещало, а словно выявляло призрачные очертания предметов в небытии. · Мебель: Каменное ложе-монолит, неотделимое от стены. Углубление-полка, где покоился единственный предмет – стандартная чаша из обсидиана для ритуального омовения. · Пол: Мельчайшая, сыпучая чёрная пыль, сотканная из перемолотого базальта, заглушала любой звук шагов. Ступать по ней было всё равно что бредсти по дну высохшего пепельного моря, где нет надежды на жизнь.

Ощущения, пропускаемые через фильтры восприятия Призрака-Седьмого: Воздух: стерильно-сухой, мёртвый, не несущий ни единого запаха. Дыхательные фильтры в горловом импланте вычищали его еще на подходе к лёгким. Вкус: отсутствовал как таковой, лишь лёгкая щелочная сухость на языке – неизбежный побочный эффект питательного раствора, непрерывно поступающего в кровь во время «сна». Температура: константа +12 градусов Цельсия. Ни тепла, ни холода. Полное отсутствие каких-либо раздражителей. И единственным постоянным фоном оставался гул Хора – не в ушах, но резонирующий во всём теле, словно низкочастотный электрический ток. Он означал неусыпное присутствие коллективного разума, его вечное, ненавязчивое: «Я здесь».

Ритуал утра:

Омовение: Михаил приблизился к нише, взял чашу. Из почти невидимого отверстия в стене бесшумно хлынула ледяная, дистиллированная влага. Он омыл лицо и руки. Ритуал не имел отношения к чистоте (его кожа и импланты были абсолютно стерильны), а служил синхронизации такта. Капли, срываясь в пыль, не издавали «плюха», но превращались в тёмные призрачные пятна, мгновенно поглощаемые прахом. Мир пожирал всё, даже эхо падения.

Облачение: В стене распахнулась потайная ниша, открывая шкаф. Там висел унифицированный костюм Мстящего – не ткань, а сложнейшее плетение из углеродно-кристаллических волокон, цветом напоминающих грозовую тучу. Он облачился в него. Материал облегал тело, словно вторая кожа, не сковывая движений и оставаясь абсолютно бесшумным. На груди – вытравленный кислотой знак принадлежности, резонатор: семь вложенных друг в друга кругов, разорванных в единой точке. Его личный «Такт» в партитуре Хора.

Питание: Из той же ниши выдвинулся шприц-дозатор, наполненный прозрачной жидкостью. Михаил ввёл иглу в порт на внутренней стороне запястья. По телу мгновенно разлилась волна нейтральной сытости – не удовольствия, не тепла, но лишь сухой сигнал: «Энергетический баланс восстановлен». Ни вкуса, ни запаха. Только голые данные.

Выход в коридор. Он напоминал артерию гигантского, давно умершего существа. Высокий, арочный, уходящий в непроглядную тьму в обе стороны. Свет – всё те же голубые вены в теле камня. Через каждые двадцать шагов в стенах располагались одинаковые ниши-резонаторы, где застыли в безмолвном ожидании другие Мстящие. Некоторые выходили одновременно с ним. Их взгляды встречались, но не задерживались. Они обменивались пакетами данных через резонаторы на груди:

Запрос-статус: Призрак-Седьмой. Резонанс стабилен. Цель на цикл: патрулирование сектора «Граница Эха». Ответ-подтверждение: Призрак-Третий. Статус принят. Цель совпадает. Синхронизация в точке сбора «Узел Тишины».

Ни жестов, ни слов. Лишь сухие факты, упакованные в беззвучные импульсы. Их лица, скрытые под капюшонами, казались бледными масками, на которых прошлое оставило лишь едва различимые отпечатки былой мимики, словно высохшие русла рек на безжизненной планете.

Михаил двинулся по коридору. Его шаги растворялись в пепле, не оставляя следов. Он шёл, и мир вокруг являл собой воплощение идеала абсолютной Пустоты:

· Без излишеств. Ни единой картины, надписи, знака отличия. · Без звука. Лишь гул Хора и бесшумное скольжение тел по мёртвым просторам. · Без цели, кроме служения Цели. Каждый Такт был настроен на выполнение задачи, переданной через Хор.

Это было не заточение. Это было совершенство. Абсолютная эффективность. Абсолютный покой. Здесь не было места чувствам, надеждам, страхам. Здесь нужно было лишь резонировать. Быть безупречно точной нотой в бесконечной симфонии Небытия.

Но сегодня, идя по коридору, Михаил – безо всякой внешней команды, не следуя тактической необходимости – активировал режим расширенного аудио-анализа. Он стал вслушиваться не только в пакеты данных, но и в саму ткань вибраций Хора. Пытался уловить в этом едином гуле… сбои. Малейшие аберрации. Ту самую пресловутую частоту 440 Гц, или хотя бы её призрачный отголосок.

Его разум, лишённый эмоций, зафиксировал это действие как: «Несанкционированное углубление сканирования. Цель: сбор данных о целостности резонансного поля. Обоснование: превентивное выявление потенциальных диссонансов до наступления Ритуала Очищения».

Он самостоятельно определил для себя новую, еретическую задачу. И приступил к её выполнению, направляясь на патрулирование сектора «Граница Эха», где реальность истончалась, а шёпот прошлого становился невыносимо громким.

Первый шаг к пробуждению был сделан. Не из ярости, не из жажды свободы. Из холодного, бесстрастного любопытства к сбою в этой идеально отлаженной машине тишины.

Сектор «Граница Эха». Время: 08:47. Цикл «Бдение на Разломе».

Точка сбора «Узел Тишины» являла собой не просто помещение, а геометрическую галлюцинацию, сотканную из самой Пустоты. Три идеально плоские черные плиты, словно осколки ночи, парили в центре исполинской сферы, выкованной из звукопоглощающего камня. Они образовывали вершины равностороннего треугольника, в самом сердце которого застыли Мстящие. Ни пола, ни потолка – лишь безбрежная чернота, пронзенная тусклым, призрачным свечением, рождавшимся в недрах плит. Здесь гул Хора обретал иную сущность – не просто фон, а осязаемый инструмент, всепроникающее давление, удерживающее их в невесомости, не позволяя рухнуть в бездну, зияющую там, где пола быть не должно.

Михаил – Призрак-Седьмой – замер вблизи Призрака-Третьего и Призрака-Одиннадцатого. Отброшенные капюшоны обнажали их лица – бледные, почти эфемерные лики с сомкнутыми веками. Коммуникация струилась потоком чистых данных, просачиваясь сквозь резонаторы, словно незримая кровь.

Хор (общий поток): Задача патруля «Три-Семь-Одиннадцать». Мониторинг периметра Сектора «Граница Эха» на предмет аномальных резонансных колебаний. Фокусная зона: координаты 7-44-0. Архивная пометка: бывший гражданский узел связи «Антенна-Надежды». Ответ троицы (единым импульсом): Подтверждаем. Выходим на периметр.

Они не полетели. Они лишь сместили фазу резонанса, сонастроившись с плитами, и пространство вокруг опалесцировало, скручиваясь в туннель, сотканный из серых тонов и потрескивающей статики. Это был «Шаг в Эхо» – перемещение сквозь ткань реальности, посредством синхронизации с фоновыми вибрациями самой Пустоты, что клубилась в этой пограничной зоне. Ощущение сродни падению в бесконечную пропасть, длящемуся ровно три такта их общего пульса, а затем…

Они проявились на краю.

Граница Эха. Если Цитадель была обителью подавленного звука, то здесь воцарился мир распадающейся формы. Они стояли на черной, стекловидной поверхности, некогда бывшей асфальтом. Перед ними раскинулся пейзаж, до боли знакомый каждому Мстящему, каждому легионеру, но невыразимо чуждый тому, в ком еще теплилась искра воспоминаний.

Небо: Не черное, не серое. Выцветшая синева старой фотографии, оплавленной солнцем. По нему лениво ползли не облака, а клубящиеся отслоения реальности – призрачные пятна тумана, пытающиеся обрести очертания зданий, лиц, деревьев, но рассыпающиеся в прах, едва успев сформироваться. Фантомы воспоминаний, извлеченные из глубин грунта и камня остаточной энергией этого проклятого места.

Воздух: Насыщен микроскопической пылью – пеплом всего, что было сожжено, разобрано, стерто. Пыль эта не оседала, а парила в вечной невесомости, создавая ощущение густого, гнетущего тумана. Вдыхать ее было безопасно (фильтры работали безупречно), но она накладывала на все полупрозрачную печать призрачности, размывая контуры.

Звук: Абсолютная, сокрушительная тишина, звенящая в ушах. Не звук, а его полное отрицание – настолько громкое, что отдавалось болью в зубах и костях. И лишь изредка эту тишину пронзали эха – не отголоски прошлого, а их вывернутые наизнанку тени: вой сирены, превращенный в сдавленный всхлип; гул моторов, ставший тиканьем гигантских часов; детский смех, искаженный шелестом осыпающегося пепла.

Архитектура: Руины, но не хаотичные. Они были методично деструктурированы, выхолощены. Здания не обрушились – они словно растворились, стертые ластиком по контуру. От небоскребов остались лишь искореженные остовы – скрученные, оплавленные стальные балки, вонзающиеся в небо, подобно ребрам колоссального скелета. Оконные проемы были не выбиты, а заполнены плотной, черной субстанцией, безжалостно поглощающей свет – следами работы эманаций «Кристаллов-Пожирателей». Повсюду виднелись клейма Легиона: оплавленные стальные щиты, намертво впаянные в асфальт, остовы бронетехники, покрытые не ржавчиной, а бледным, бархатистым мхом, питающимся остаточной радиацией и отчаянием.

Это был не ад. Ад предполагает пульсирующую активность, живое пламя. Это было кладбище реальности. Место, где время, пространство и память умирали долгой, мучительной смертью, не в силах ни исчезнуть окончательно, ни вернуться к жизни. Михаил, неукоснительно следуя протоколу, активировал резонансное сканирование. Его сознание, усиленное гулом Хора, расцвело, сливаясь с вибрирующей аурой места. Он выискивал аномалии – всплески активности Пустоты, предательские следы проникновения Легиона, зыбкие, нестабильные зоны пространства.

Данные хлынули холодным потоком:

Координаты 7-44-0. Остатки фундамента «Антенны-Надежды». Уровень фоновой радиации: в пределах нормы для зоны. Остаточные эмоциональные частоты: следы паники (архив), следы молитвы (архив), следы… статической привязанности (архив: «любовь?»). Помеха. Не релевантно.

Северо-восток, 200 метров. Следы недавнего фазового искажения. Вероятно, проход эманации «Зеркальный Двойник». След ведет вглубь руин.

Запад, 500 метров. Слабая термальная аномалия. Возможно, укрытие живых существ (вероятность 3.7%). Или выход геотермальных газов через разлом (вероятность 96.3%).

Он моментально передал полученные данные в общий контур патруля. Призрак-Третий подтвердил получение. Призрак-Одиннадцатый запросил детализацию по фазовому искажению.

И тут, среди этого потока безликой информации, сканер Михаила уловил нечто иное. Нет, не на периметре. Внутри него самого.

Пока его сознание купалось в ауре «Грани Эха», пока он внимал звону безмолвия и наблюдал за призрачными формами, внутренний мониторинг зафиксировал едва уловимое изменение. В ответ на «следы статической привязанности» с координат 7-44-0, его собственный такт, его личный резонанс внезапно дал микроскопический сбой. Частота сердечных сокращений (искусственного органа-кристалла) возросла на 0.8 удара в минуту. На 1.2%. На ничтожно малую величину.

И вместе с этим физиологическим шумом, из самых темных глубин его архивированной памяти, всплыл образ. Не отчетливый. Смазанный, словно видение в тумане. Рука, держащая другую, меньшую руку. И чувство… тяги. Непреодолимого желания быть рядом. Не тактического преимущества. Не безопасности системы. Просто… тяги.

Это длилось наносекунду – вспышка осознания, молниеносный укол памяти. Защитные протоколы Хора, подобно безжалостному клинку, выжигали крамолу. Образ был стёрт с корнем. Частота сердцебиения выровнялась, словно по команде бездушного дирижера. Данные о сбое, словно ядовитая змея, свернулись в карантинном сегменте.

Но факт зиял, как прореха в ткани реальности. Место отозвалось в нем ледяным эхом. И он отозвался, против воли, против логики. Механизм дал сбой не от удара извне, а от внутреннего, почти забытого резонанса.

Призрак-Третий (голос в контуре – ровный, как лезвие, но в нем сквозит… не осуждение, а бесстрастная констатация снижения КПД): Твой резонансный контур зафиксировал нестабильность в точке 7-44-0. Причина? Призрак-Седьмой (ответ – мгновенный, математически выверенный, девственно чистый от эмоций): Фоновое эхо архивных частот. Помеха подавлена. Целостность такта восстановлена. Призрак-Третий: Подтверждаю. Продолжаем патруль. Следующая точка: след фазового искажения.

Троица Мстящих, призрачные тени в царстве мертвых иллюзий, плавно скользила вглубь руин, не оставляя следов в пепле забытых миров. Они – стражи на границе между Ничто и Тем, Что Едва Ли Еще Помнило о том, что когда-то было Нечто.

Но внутри Михаила, погребенный под броней протоколов, в самом сердце карантинного сегмента, теперь таился не просто отчет о сбое. Там зрел вопрос. Холодный, как звездная пыль, логичный, как теорема, и еретический, как шепот запретной молитвы: «Почему внешний раздражитель (следы «привязанности») вызвал нестандартную физиологическую реакцию, если все соответствующие нейронные пути были деактивированы? Возможные гипотезы: 1. Неполная деактивация (брак). 2. Существуют обходные нейронные пути, неизвестные архитекторам Хора. 3. Реакция обусловлена не нейронной, а иной, квантовой или резонансной природой сознания. Требуется дальнейшее изучение для устранения уязвимости.»

Он не собирался докладывать об этом «дальнейшем изучении» Хору. Это был его личный, тайный исследовательский протокол. Протокол, порожденный не чувством, а профессиональным отвращением к необъяснимому сбою в отлаженной до блеска системе. Он начал охоту. Не на эманации Пустоты. Не на солдат Легиона. Он начал охоту на призрак самого себя, на ту часть Михаила, которая, вопреки всему, отказывалась окончательно умереть. А вокруг, в выцветшем, словно старая фотография, небе «Границы Эха», фантомы продолжали рождаться и рассыпаться в прах, бесконечно проживая свою смерть. И где-то вдалеке, в самом сердце этих руин, мерцал слабый термальный след. Возможно, газ. Возможно, отголосок чего-то забытого. Вероятность 3.7% – почти ничто. Но в мире, где всё стремилось к абсолютному нулю, даже 3.7% становились чудовищно высокой цифрой.

Погружение в чрево руин. Координаты фазового искажения. Время: 09:23.

Они двигались, словно тени, порожденные несуществующим, ускользающим источником света. Их ноги не осязали мертвой земли; они парили над поверхностью искажения, сотканного из их общего резонанса. Пыль под ними не взлетала вихрем, а словно цепенела в испуге, теряя всякую инерцию, даже на микроскопическом уровне.

Руины наступали, смыкаясь, словно пасть исполинского зверя. Стеклянные, обугленные стены бывших зданий вздымались над ними, образуя каньоны в мертвом городе. Здесь утробный гул Хора стихал, поглощаемый аномальной материей. Его место занимало давящее молчание, столь плотное, что казалось почти осязаемым, словно саван, накинутый на плечи. Свет бессильно отступал, не осмеливаясь проникнуть в эту бездну. Они видели мир сквозь пелену резонансного эхо-зрения – призрачные контуры предметов проступали в их сознании, как интерференционные картины, наложенные на беспросветную пустоту. Мир предстал перед ними черно-белым полотном, сотканным из градаций серого и зловещего, нездорового фиолетового свечения, что пульсировало там, где Пустота когда-то разверзлась с особой яростью.

Призрак-Одиннадцатый шел первым, его резонатор работал как активный сонар, ощупывая пространство впереди невидимыми волнами. Данные струились в общий контур, обрисовывая картину:

Обнаружен эпицентр фазового искажения. Координаты подтверждены. Геометрия пространства отклонена на 7.3 градуса от нормы. Причина: остаточный след эманации типа «Тень-Пожиратель». Уровень угрозы: низкий (эманация покинула локацию 12-18 часов назад).

Они вступили в зону искажения. Ощущение было сродни погружению в густую, ледяную жидкость. Давление на барабанные перепонки нарастало, словно тиски сжимали виски. Серое эхо-зрение дрогнуло, поплыло, контуры объектов начали «двоиться», являя и их нынешнее, изуродованное состояние, и призрачный, полупрозрачный слепок того, чем они были до разрушения. Михаил видел одновременно оплавленную стену и наложенный на неё фантом обоев с нежным цветочным узором; груду обломков и призрачное эхо дивана, книжной полки, детских игрушек, замерших в застывшем времени.

Призрак-Третий: Фиксирую следы органического распада. Несовместимо с заявленным временем ухода эманации. Призрак-Одиннадцатый: Подтверждаю. Анализирую.

Михаил направил свой сканер на указанную точку – основание стены, где фиолетовое свечение пульсировало с особой силой. Данные хлынули противоречивым потоком:

Спектральный анализ следов: Соответствует эманации «Тень-Пожиратель» (характерное квантовое выжигание материи).

Биологический остаток: Обнаружены фрагменты углеродной органики. Не эманации. Человеческие. Возраст распада: 36-48 часов.

Паттерн расположения: Органика не разбросана хаотично. Она сгруппирована. Как будто тело… обнимало основание стены в момент атаки эманации. Или пыталось заслонить собой что-то, что находилось за ним.