Со слов очевидцев

Глава 3. Тогдашняя ночь в кафе

Первые двадцать минут Анна просто молча перелистывала бумаги.

Шершавый картон папок, хрупкие копии, светло-серый тон ксерокса – всё это было ей знакомо до автоматизма. Менялись только фамилии, адреса и названия мест. На обложке этой папки чёрным по белому значилось:

«Кафе "Эспрессо". Убийство. Дата: 12.11.ХХ. Потерпевший: Назаров Олег Викторович»

– Предприниматель, – пояснил Сергей, устроившись на краю стола и болтая ногой. – Малый бизнес, какие-то оптовые поставки, полуофициальные схемы. Ничего особо героического.

Анна кивнула, хотя это её интересовало меньше всего.

Для неё пока был важен сам каркас: где, когда, сколько людей.

На первой странице – сухое описание места происшествия.

Кафе «Эспрессо» по адресу… небольшой зал, десять столиков, барная стойка, кухня, санузел, служебное помещение. Освещение – тёплое, жёлтые лампы. Музыкальное оформление – «живой звук»; на момент убийства играл приглашённый музыкант.

Плотность заполняемости зала: 80–90%.

– Набитое, в общем, место, – прокомментировал Сергей. – Но не клуб. Уютное подвальное гнездо. Ты, кстати, там ни разу не была?

– Нет, – ответила Анна. – В мои студенческие годы мы ходили в совсем другие подвалы.

Она перевернула страницу.

Фотографии – чёрно-белые, хотя дело было уже относительно недавнее, просто копии делали второпях. Размытый снимок стойки, столы, стулья. В центре – закрашенное пятно: тело, которое по инструкции прикрыли на фото. Лишь контуры: вытянутая рука, перевёрнутый стул рядом.

Под фотографиями – аккуратная подпись следователя:

«Тело Назарова О.В. обнаружено у стола № 4, лицом вверх, рука вытянута к барной стойке. В области груди – огнестрельное ранение».

Анна перешла к схеме.

Квадрат зала, прямоугольники столов, крестики людей.

Под каждым – номера: С1, С2… С7 – свидетели.

– Семь крестиков, – тихо сказала она. – И ни одного кружочка, обозначающего стрелка.

Сергей наклонился, посмотрел через её плечо.

– Официальная версия: стрелок был один из тех, кто успел уйти до приезда полиции, – сказал он. – «Неустановленное лицо». Фигурирует во всех бумагах как «НЕУСТ.». Люблю это слово. Как будто оно отдельный персонаж.

Анна отметила расположение:

Стол № 4 ближе к центру.

Ирина – у стойки, между залом и кухней. Павел – в углу у окна. Тимур – ближе к двери. Лена с подругой – у стены, напротив сцены. Вера – возле кассы. Андрей…

Она нашла на схеме его обозначение.

С6 – на соседнем столике от Назарова, но чуть в стороне, почти в тени.

Кирилл значился как Музыкант на мини-сцене.

– Итак, – сказала Анна, переворачивая страницу. – Официальная хроника ночи. Давай по времени.

Сергей подвинул к ней распечатку «последовательность событий по показаниям свидетелей». Это был любимый жанр её работы: таблица, в которой следователь отчаянно пытается свести воедино несоводимое.

––

19:30–20:00 – по словам нескольких свидетелей, кафе «постепенно заполняется посетителями».

Ирина показала, что «обычный вечер, без особой толпы, но к восьми вечера мест почти не осталось». Павел подтвердил: «Вышел после смены, зашёл перекусить, уже было довольно людно».

Тимур заявил, что приехал «около восьми», ожидая клиента, и решил «выпить кофе, пока не позвонили».

Вера вспоминала, что пришла «чуть раньше восьми», потому что «не любит опаздывать».

Лена уверяла, что заранее забронировала столик к двадцати ноль-ноль.

20:15 – по словам большинства свидетелей, в кафе появляется Назаров.

– Вот тут интересно, – заметил Сергей. – Смотри: почти все говорят, что он вошёл «громко».

Анна нашла этот момент в протоколах.

Ирина: «Он зашёл так… уверенно. Сразу снял пальто, огляделся, как хозяин».

Кирилл: «Скрипнула дверь, потом хлопок – это он пальто стряхнул от снега, я на секунду сбился с ритма».

Вера: «Я услышала, как кто-то громко поздоровался с официанткой».

Лена, наоборот: «Я заметила его не сразу, только когда он уже сидел. Я читала, честно».

Тимур: «Вошёл мужик в хорошем пальто. Пальто мне, кстати, запомнилось лучше, чем лицо».

Павел: «Мужчина лет сорока. Трезв, но напряжён. Сел за столик, с которого хорошо видно весь зал».

Анна провела ногтем по строчке.

– То есть он точно не был местным пьяницей, который забежал случайно, – сказала она. – Он знал, куда идёт.

– И его знали, – подхватил Сергей. – Ирина в одном месте оговаривается, что он «как всегда сел там же».

Анна нашла нужное место.

«…ну, он как всегда к четвёртому сел, у стены, там розетка рядом, многие любят… ой, то есть я его до этого пару раз видела, да».

Анна тронула карандашом поля.

– Ирина сначала говорит «как всегда», а потом спохватывается, – вслух сформулировала она. – Вопрос: она просто оговорилась или на самом деле хорошо знала, что он постоянный?

Сергей кивнул.

– Один из моих любимых моментов, – сказал он. – Но в деле это никак не развивается. Следователь не задаёт уточняющих вопросов. Или задаёт – но в протокол это не попадает.

Анна перевела взгляд дальше.

20:30–21:00 – обычный ход вечера.

Музыка, заказы, разговоры.

Ирина: «Всё как обычно, народ ел, пил, я носила тарелки. Ничего подозрительного».

Вера: «Мы обсуждали на работе отчёты, я иногда видела краем глаза, как кто-то подходил к тому мужчине (Назарову), но я не прислушивалась».

Лена: «Я читала конспект, подруга иногда отвлекала, но я плохо помню именно этот отрезок».

Павел: «Сидел у окна, думал о своём. Никто не шумел».

Тимур: «Я ждал звонка, листал ленту в телефоне. Музыкант что-то там играл, не моё».

Кирилл: «Я переключился на вторую часть сета, играл поспокойнее, чтоб народ не расходился».

21:10–21:20 – момент, когда в первый раз кто-то упоминает возможный конфликт.

Анна задержала взгляд.

Ирина: «К нему подошёл один мужчина, что-то сказал, потом второй. Они тихо разговаривали. Я думала, знакомые».

Вера: «Мне показалось, что у четвёртого столика кто-то повысил голос. Но музыка была, я точно не слышала».

Лена: «Я не уверена, это был он или кто-то рядом, но голос был резкий. Я испугалась и ещё сильнее уткнулась в конспект».

Павел: «Я видел, как какой-то тип подошёл к Назарову. Тот жестом послал его подальше. Я готов был вмешаться, если начнётся драка, но они быстро успокоились».

Тимур: «Я был в туалете в это время, если честно. Возвращаясь, заметил, что у того мужика лицо было злое».

Кирилл: «Я поменял композицию на что-то погромче, потому что почувствовал, что народ напрягся».

Анна выдохнула через нос.

Семь людей. Семь разных углов обзора, семь разных уровней внимания. И уже здесь – расслоение. Для кого-то это просто «фоновые голоса», для кого-то – потенциальная драка.

– А теперь самое интересное, – сказал Сергей и перевернул ещё один лист. – Время убийства, согласно заключению эксперта: примерно 21:23–21:27.

Он положил рядом ещё одну распечатку – уже из другого документа.

«По показаниям свидетелей, в этот временной промежуток в зале раздался хлопок, похожий на выстрел, после чего часть посетителей закричала, некоторые бросились к выходу».

– Один хлопок, – уточнила Анна. – Официально.

– Угу, – кивнул Сергей. – Один.

Она провела взглядом по протоколам.

Ирина: «Я услышала хлопок, как будто что-то уронили, и почти одновременно – крик. Повернулась и увидела его уже на полу».

Вера: «Сначала хлопок, потом крик женщины, потом кто-то опрокинул стул».

Лена: «Я испугалась от резкого звука, кажется, это был выстрел. Я вскрикнула, подруга тоже. Всё началось очень быстро».

Павел: «Я услышал звук, похожий на выстрел, вскочил и уже потянулся к кобуре, хотя был без оружия. Потом крики, и я побежал к центру зала».

Тимур: «Хлопок. Я сразу понял, что это не петарда. Потом стул, потом крики».

Кирилл: «Я на долю секунды подумал, что это что-то со звуком, как будто колонка хлопнула. Музыка играла, я сбился с ритма».

И только в одном месте, на полях, чужой рукой было приписано карандашом:

«Музыкант в первичном опросе сказал: "как будто два хлопка" – в протокол не внесено? Уточнить».

Анна на секунду замерла.

– Видишь? – Сергей ткнул пальцем. – Это, кстати, не моя надпись. Это чья-то попытка совести из отдела.

– Уточнить, но не уточнили, – тихо сказала Анна. – Или уточнили, но решили забыть.

Она откинулась на спинку стула, закрыла глаза на пару секунд.

Ей хорошо знаком был этот внутренний рисунок: когда в деле есть маленькая мысль, застрявшая на полях. Кто-то её заметил, кто-то выбрал запихнуть обратно.

– То есть официально у нас один выстрел, один хлопок, – проговорила она. – Неофициально – возможны два. Это уже расщепление момента. Хорошо.

Сергей усмехнулся:

– Ты радуешься несостыковкам, как дети – конфетам.

– Они честнее, – ответила Анна. – Честнее, чем гладкие истории.

Она перевернула страницу.

После хлопка началась паника. По словам большинства свидетелей, люди вскочили со своих мест, кто-то закричал, кто-то бросился к выходу. Официантка (И.О.) подбежала к пострадавшему, увидела кровь и…

Анна представила это.

Жёлтый свет, столы, тарелки. Кто-то встаёт, кто-то опрокидывает стул. Музыка на секунду замолкает, потом Кирилл сбивается, лишний звук. Ирина, с подносом в руке, поворачивается на крик.

…подбежала к пострадавшему, увидела кровь в области груди, поняла, что это серьёзно. Закричала: "Вызовите скорую!"

Вера: «Я встала, но не подошла, я боялась крови. Я увидела только, что он лежит».

Лена: «Я вообще не сразу поняла, что он умер. Мне казалось, что он просто упал. Всё как в кино…».

Павел: «Я подошёл, проверил пульс – не прощупывается. Кровь. Я сориентировался, крикнул, чтобы закрыли двери и никого не выпускали до приезда наряда».

Тимур: «Я помогал выводить людей, кто-то чуть не сбил меня с ног. Не помню лиц, только общую массу».

Кирилл: «Я стоял как идиот со своей гитарой, пока ко мне не подбежали и не сказали выключить звук».

Анна мысленно вставила этот эпизод между строк.

Стул, падающий на пол.

Рука, тянущаяся к барной стойке.

Кровь, расползающаяся на скатерти.

Семеро людей – каждый видит свою часть.

– Дальше? – спросила она.

Сергей потянулся за следующей стопкой.

– Дальше начинается моё любимое: показания по отдельности, – сказал он. – Здесь ты можешь увидеть каждого из них в первичном виде. До десяти лет оправданий.

Анна отложила общий «хроникальный» лист в сторону и взяла первый протокол.

«Опрос свидетеля: Орлова Ирина Сергеевна…»

Ровный, немного уставший шрифт компьютера. Вопросы следователя, ответы, иногда сбивчивая речь, которая всё равно записывалась «литературно».

«…я работала тогда вечером. Всё было обычно. Этот мужчина – да, я его видела раньше пару раз, но мы не были знакомы. Он всегда заказывал одно и то же. Нет, я не знаю, как его зовут, мне в тот вечер впервые сказали фамилию».

«Нет, я не слышала, о чём он говорил с тем другим мужчиной. Они сидели у меня за спиной, я бегала между столами. Я только видела, что к нему подходили».

«Когда произошёл выстрел, я стояла у стойки. Я сначала подумала, что уронили что-то тяжёлое. Потом крик. Я подбежала…»

Анна чувствовала, как взгляд цепляется за мелочи.

Там, где Ирина говорит «этот мужчина», когда могла бы сказать просто «он».

Там, где «видела пару раз», сменяется на «как всегда сел».

Она положила протокол рядом с хронологией. Уже сейчас в голове начиналась карта: где кто стоял, что мог видеть.

Следующим был Павел Трошин.

«В тот вечер я зашёл перекусить после смены. Да, был в форме, но без фуражки и без табельного оружия, оно оставалось в шкафчике отдела…»

«Мужчина, который был убит, мне ранее знаком не был. Вёл себя спокойно, разговаривал тихо. Один раз к нему подошёл какой-то парень, но конфликт я бы это не назвал…»

Анна прочитала эту фразу дважды.

«Конфликт я бы это не назвал» – в хронике при этом уже фигурировало «повышение голоса».

«…после выстрела я подошёл, проверил состояние пострадавшего, убедился, что он мёртв. Попросил администратора вызвать полицию и скорую, дал указание закрыть двери, чтобы посетители оставались внутри для опроса…»

– Нигде ни слова о том, что он пил, – заметила Анна. – Хотя ты говорил, что он был «не при исполнении».

– В отдельной справке есть упоминание, что у него был чек на одно пиво и закуску, – сказал Сергей. – Но в протоколах это будто растворилось. Видимо, решили, что это не добавит престижа.

Анна отложила и этот лист.

Лена, Вера, Тимур, Кирилл…

Её глаза цеплялись за похожие фразы:

«не уверена, но, кажется…»

«по-моему, это было уже после…»

«я тогда был в туалете»

«я плохо слышала из-за музыки»

Каждое «кажется» было маленьким провалом в памяти. Каждое «точно не помню» – честнее уверенных, слишком гладких рассказов.

Когда до очереди дошёл Андрей Соколов, Анна почувствовала странное внутреннее напряжение – так бывало, когда на имени висело больше воздуха, чем должно.

«…я опоздал на встречу. Мы договорились на девять, я приехал ближе к половине десятого. Когда вошёл в кафе, он уже сидел. Я подошёл, поздоровался. Мы обменялись парой фраз, он что-то сказал про то, что "пора заканчивать с этим делом"…»

Анна перечитала: «пора заканчивать с этим делом».

– В деле это никак не расшифровывается? – спросила она.

– Никак, – развёл руками Сергей. – Следователь записал красиво и двинулся дальше. Мол, деловая встреча, мало ли о каких делах речь.

«…потом к нему подошёл ещё один человек, попросил "поговорить на минуту". Я отошёл к бару, чтобы не мешать, заказал кофе. В этот момент произошёл выстрел…»

– Очень удобно, – тихо сказала Анна. – В момент выстрела он смотрит в другую сторону. Не видит ни стрелка, ни самой сцены.

– Да, – согласился Сергей. – Зато его показания потом стали опорными в части «жертва вела себя спокойно, конфликтов не было».

Анна дочитала протокол до конца.

Андрей говорил ровно, уверенно. Почти все его фразы были завершёнными, без этих сбивчивых «эээ…» и «ну…» других свидетелей. Даже его «не помню» выглядели аккуратными, как заранее подготовленный отчёт.

Она положила лист на стол, аккуратно, не смешивая с другими.

– Итак, – сказала она, подводя промежуточную линию, – картина официально такая:

Мужчина, возможно, постоянный клиент, приходит в почти полный зал. Сидит за своим столиком. К нему несколько раз подходят разные люди – кто-то явно знакомый, кто-то «на минуту поговорить». В какой-то момент раздаётся один выстрел, возникает паника. Вариантов, кто мог стрелять, – десятки. Ни одна версия не крепнет настолько, чтобы её довести до обвинения.

Она подняла взгляд на Сергея:

– Плюс минимум одна неотработанная деталь про второй хлопок и минимум одна фраза про «пора заканчивать с этим делом», которая никого не заинтересовала.

– Звучит как «обычное нераскрытое», – кивнул Сергей. – Именно это мне в нём и не нравится.

Анна ещё раз пробежалась глазами по сводке.

«Основные версии следствия: бытовой конфликт, неурегулированные финансовые отношения, случайный выстрел неустановленного лица… Дело приостанавливается в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.»

Стиль был тот же, что у десятков подобных дел.

И всё же…

Анна слегка постучала пальцами по столешнице.

– Ты сказал, что уже разговаривал с некоторыми из них, – напомнила она. – И что у них «будто были разные вечера».

– Да, – вздохнул Сергей и потер шею. – По этим бумажкам они сидели в одном помещении. По тому, что они рассказывают сейчас… иногда кажется, что они были в разных кафе.

Он на секунду замолчал, потом добавил:

– Один, кстати, уверял, что в тот момент, когда произошёл выстрел, Назаров вообще не сидел за столом.

Анна подняла голову.

– Кто?

– Скажу позже, – уклончиво ответил Сергей. – Не хочу подмешивать тебе свои впечатления до того, как ты сама их услышишь.

Он взял со стола карандаш и аккуратно провёл линию от времени выстрела к небольшой отметке на схеме.

– Представь: мы знаем только то, что записано «со слов очевидцев», – сказал он. – А теперь эти же очевидцы собрались внизу и будут рассказывать всё заново. Со своими новыми словами. Со своими новыми страхами.

Анна закрыла папку. Бумага чуть хрустнула.

– Знаешь, что самое забавное? – тихо произнесла она. – Никто из них, вероятно, не считает себя лжецом. Каждый из них рассказывает свою правду.

Она встала, подошла к окну. Снаружи темнело. Свет от дома попадал лишь на небольшой участок двора, дальше начиналась чёрная масса деревьев. Внизу у крыльца кто-то закурил – по силуэту похоже на Тимура. Спустя пару секунд к нему вышел Павел, обменялись парой фраз. Дым поднялся в холодный воздух, смешался с паром.

– Я видела сотни таких дел, – продолжила Анна. – Обычно через десять лет люди рассказывают не то, что было, а то, как они научились с этим жить. Это уже не просто воспоминания. Это история, которую они повторяют себе, чтобы вообще выдержать этот вечер.

Сергей прислонился к стене, скрестив руки.

– И всё-таки есть ощущение, что там, в "Эспрессо", кто-то тогда тоже тщательно готовил свою историю, – сказал он. – Не только для себя. Для дела. Чтобы оно умерло в архиве.

Анна повернулась к нему.

– И ты надеешься, что за выходные мы эту историю расковыряем?

– Не мы, – поправил он. – Ты. Я максимум красиво подсниму.

Она усмехнулась.

– Если ты хочешь, чтобы я расковыряла десять лет чужих защитных механизмов за пару дней, – сказала Анна, – тебе стоило позвать не одного психолога, а целый институт.

– Бюджет не позволил, – развёл руками Сергей. – Но ты же любишь сложные задачи.

Анна снова посмотрела на папки. На схему зала. На крестики вместо людей.

Ей вдруг очень ясно представился тот вечер.

Жёлтый свет, шум голосов. Студентка, уткнувшаяся в конспект. Бухгалтер, считающая в голове чужие деньги. Таксист, проверяющий телефон. Музыкант, меняющий аккорд. Участковый, решающий, стоит ли вмешиваться в чужой конфликт. Официантка, несущая тарелки. Бизнесмен, который приходит позже и отходит к бару «не мешать».

Хлопок. Крик. Падение стула. Пауза, в которой у каждого свой звук.

– Ладно, – сказала Анна. – Пойдём знакомиться с их новыми версиями. Посмотрим, как за десять лет переписалась их ночь в "Эспрессо".

Она взяла папку с собой, как берут старый сценарий на репетицию нового спектакля.

Внизу, в тёплом доме, семь человек уже жили своими нынешними жизнями.

А где-то между строк протоколов по-прежнему застревало эхо того единственного – или двойного – хлопка.

Глава 4. Перед грозой

Когда они спустились вниз, дом будто стал теснее.

В столовой уже убрали, запах борща растворился, остались только чай, корица и тонкий шлейф табака, проникший с крыльца. Голоса переместились в гостиную – туда, где Сергей устроил импровизированную «студию».

Маша, заметив Анну у лестницы, махнула ей рукой:

– Мы тут… всех собрали. Почти. Осталось только объяснить, во что вы нас втянули.

Гостиная теперь выглядела иначе, чем час назад.

Кресла и стулья развернули полукругом к пустой стене, где стояла камера на штативе. На низком столике – бутылки с водой, кружки, тарелка с печеньем. Возле окна – ноутбук с открытой программой записи: зелёные полоски уровня звука бегали, реагируя на каждый шорох.

Сергей хлопнул в ладони, привлекая внимание:

– Итак, товарищи свидетели прошлого и герои настоящего! – Он говорил слишком громко, слишком бодро – Анна уже научилась слышать, когда за этим тоном прячется нервозность. – Официальный старт нашего маленького эксперимента.

Все устроились кое-как.

Павел – на стуле у стены, откуда видно и комнату, и дверь. Тимур – поодаль, вытянув ноги, руки в карманах. Кирилл развалился в кресле, закинув ногу на ногу; гитара стояла в углу, как собака, которую на время выставили из комнаты. Вера села прямо, почти по линейке, сложив ладони на колене. Лена расположилась ближе к ноутбуку, словно хотела контролировать технику. Ирина заняла край дивана, словно готовая в любой момент вскочить на помощь.

Софья Петровна не села: она стояла у дверного проёма, опершись плечом о косяк, и молча наблюдала. Как хозяйка театра, которая пустила чужую труппу на свой старый реквизит.

– Для начала, – продолжил Сергей, – технические моменты. Завтра мы будем записывать с вами индивидуальные интервью. Один на один, максимум – я, оператор и Анна.

Он показал рукой на камеру.

– Формат простой: вы рассказываете, как помните тот вечер в "Эспрессо". До выстрела, момент выстрела, что было потом. Мы не заставляем вас отвечать на «неудобные вопросы», но… – он развёл руками, – чем честнее, тем интереснее получится фильм.

Павел скептически фыркнул:

– Фильм получится и без нашей честности. Вы же монтажом всё дорисуете.

– Монтажом дорисовать можно только то, что есть на плёнке, – возразил Сергей. – Мы не делаем художественную постановку, это не криминальное шоу из девяностых. Это документальный проект.

– Документальный проект, который уже получил грант, – сухо добавила Лена. – Я видела новости. То есть у вас есть обязательства перед каналом.

Она подняла взгляд на него:

– И, вероятно, перед теми, кто до сих пор не в восторге от того, что вы решили копать.

Сергей опустил глаза на стопку листов в руках – договоры, согласия на съёмку.

– Я никого не заставляю говорить то, чего вы не хотите, Лена, – сказал он спокойнее. – Именно поэтому у нас есть бумаги.

Он раздал каждому по три листа.

– Согласие на участие в проекте, согласие на обработку данных и ещё одна маленькая радость – пункт о том, что вы можете отказать в ответе на любой вопрос, который сочтёте слишком личным. Но тогда я имею право это зафиксировать в кадре. Чисто как факт.

– Иными словами, – вежливо уточнила Вера, пробегая глазами по тексту, – мы имеем право молчать, но зритель увидит, что мы молчим. Очень гуманно.

– Это честно, – вмешалась Анна. – Лучше, чем когда ваш отказ вырезают и вставляют закадровый голос, который говорит за вас.

Ирина смяла край листа пальцами:

– А это всё… – она поискала слова, – это не повлияет… ну… официально?

Она подняла тревожные глаза на Анну.

– Я имею в виду… если мы что-то вспомним по-другому. Или скажем не так, как десять лет назад.

Сергей уже вдохнул, чтобы ответить, но Анна опередила.

– Официально это не допрос, – сказала она. – Вы не являетесь подозреваемыми и не даёте свидетельских показаний в юридическом смысле. Вы рассказываете о пережитом опыте.

Она выдержала паузу, чтобы каждое слово успело дойти.

– С точки зрения науки о памяти нормально, что спустя десять лет вы что-то вспомните иначе. Ненормально было бы, если бы вы повторяли каждую деталь слово в слово. Это как раз вызвало бы вопросы.

Павел прищурился:

– У кого?

– У меня, – спокойно ответила Анна. – У тех, кто понимает, что такое живая память.

Тимур поднял руку, как в школе:

– А если я тогда соврал, чтобы мне меньше досталось, а теперь скажу правду? – спросил он почти легко. – Это у вас как классифицируется? Как прозрение или как расстройство личности?

– Как позднее осмысление травматического опыта, – ответила Анна таким тоном, будто читает лекцию. – Иногда правда приходит не потому, что человек «стал лучше». А потому что ему больше невыгодно держаться за старую версию.

Она улыбнулась краем губ:

– Психологи редко пользуются словами «прозрение» и «соврал», если честно. Нам удобнее говорить о мотивации и защите.

– Нам, – тихо повторил Павел, – иногда удобнее говорить протоколами.

Кирилл, который до этого лениво вертел в пальцах ручку, неожиданно оживился:

– Подождите, – сказал он. – То есть я могу, грубо говоря, сказать, что тогда был… ну, не совсем трезв, и половину видел как через аквариум – и вы не скажете, что я плохой свидетель?

– Я скажу, что вы честный свидетель, – поправила Анна. – Плохой – это тот, кто притворяется, что помнит всё идеально.

– Тогда я уже этот фильм люблю, – удовлетворённо заключил Кирилл.

Вера подняла руку, будто просилась отвечать на экзамене:

– А вопрос по конфиденциальности, – начала она. – Нас узнают? То есть коллеги, начальство…

Она запнулась, подбирая слова аккуратно, так же, как она, вероятно, подбирала формулировки в отчётах.

– Я не скрываю, что была свидетельницей, но я не хочу, чтобы моя нынешняя работа ассоциировалась с каким-то криминальным делом десятилетней давности.