Сиделка

Фраза застряла где-то между грудью и горлом.

Я подняла глаза на зеркало – в нём отражалась я, комната, лампа и кусочек стены за спиной. И на миг мне показалось, что за плечом мелькнула тень. Не резкая – скорее мягкое движение, будто кто-то прошёл и исчез. Я быстро обернулась. Пусто. Только штору чуть качнуло сквозняком.

Я вздохнула, заставив себя вернуться к дневнику.

«3 апреля. Иногда мне кажется, что я говорю её словами. Что думаю её мыслями. Может быть, я просто постепенно становлюсь ею?»

Я захлопнула тетрадь и какое-то время просто сидела, чувствуя, как от страха холодеют руки.

Дом был слишком тих. Даже часы, казалось, перестали тикать.

Поздно вечером я спустилась на кухню. Хотела налить воды – во рту пересохло. В окне был виден тёмный двор и едва различимая полоска дороги. И вдруг вдалеке, в доме напротив, вспыхнул свет – квадрат в темноте. Марк, наверное, снова работает по ночам. Это окно стало для меня чем-то вроде маяка. Пока оно горит, мир остаётся устойчивым.

Я стояла, глядя на этот свет, и не заметила, как позади послышались шаги.

– Вы не спите, – сказала Элеонора.

Я обернулась. Она стояла в дверях босиком, в длинном халате, волосы распущены, лицо бледное, но спокойное.

– Хотела воды, – сказала я.

– Вода – странная вещь, – произнесла она, подходя ближе. – Она умеет хранить память. Иногда, когда пьёшь, можно вспомнить не то, что хочешь.

Я молчала. Она стояла совсем рядом. От неё пахло лавандой и чем-то железным, будто ключами.

– Осторожнее с дневником, Рейчел, – сказала она вдруг. – Некоторые страницы лучше не читать.

Я вздрогнула.

– Вы знали о нём?

– Конечно. Всё, что нужно дому, он не прячет от меня.

Она развернулась и вышла, скользя мягко, как тень.

Я стояла посреди кухни с кувшином в руках и слушала, как в трубах бежит вода – ровно, спокойно, как будто ничего не произошло. Но в этом ровном шуме я вдруг различила дыхание. Не своё, не её. Как будто дом вздохнул.

Я поставила кувшин на стол и зажгла свет ярче.

В отражении окна я увидела своё лицо – бледное, уставшее, но странно спокойное. И подумала: страх имеет свойство становиться привычкой. Стоит ему задержаться – и он перестаёт казаться чужим.

Глава 7

Дождь шёл всю ночь. Не уверенно, не бурно, а упрямо – как будто не хотел прекращаться из принципа. К утру воздух стал густым, в нём стоял запах мокрой древесины и старого железа, и даже стены, казалось, впитали влагу. Я проснулась от ощущения, что по комнате кто-то ходил: пол был чуть тёплый, будто по нему только что прошли босиком.

Я села, прислушалась. Тишина. Лишь редкие капли стекали по подоконнику, оставляя за собой следы, похожие на тонкие дорожки от улиток. Всё было на своих местах – дневник под стопкой книг, брошь на тумбочке, кресло у окна. Только на спинке кресла висел платок, которого я раньше не видела – старый, кружевной, пожелтевший по краям.

Я взяла его. От ткани пахло лавандой и чем-то пыльным, как в сундуках с прошлым. На уголке вышита буква – “Д”.

Джейн.

Я медленно села на край кровати. Дневник я прятала аккуратно, и никто, кроме меня, не мог туда добраться. Но теперь казалось, что дом сам следит за моими тайнами, словно перелистывает страницы вместе со мной.

Я подняла глаза – в зеркале отражалось окно, и в нём дрожало серое утро. В отражении комната казалась чуть другой: глубже, старше, как будто принадлежала не мне.

На кухне Элеонора пила кофе, держа чашку обеими руками, как будто грела о неё пальцы. В окне колыхались ветви мокрого клёна, и этот мягкий, однообразный ритм будто убаюкивал её.

– Вы бледны, – сказала она, едва я вошла. – Плохо спали?

– Немного. Дождь мешал.

Она усмехнулась уголком губ.

– Дождь не мешает. Это просто способ времени напомнить, что оно ещё идёт.

Я налила себе кофе. Его вкус был горький, крепкий, будто специально, чтобы не дать утонуть мне в сонливости.

– На вашем кресле лежал платок, – сказала я. – Старый, с инициалом «Д».

Элеонора посмотрела на меня внимательно.

– Да, Джейн оставила его. Она была аккуратной девушкой. Слишком аккуратной.

– Что с ней случилось?

Она замолчала, подолгу мешая ложкой кофе, будто искала ответ в чашке.

– Джейн уехала, – сказала она наконец. – Иногда нужно уйти, чтобы не раствориться в стенах.

Я не знала, верю ли я ей. В её голосе было что-то слишком выверенное, как в заранее выученной фразе.

После завтрака я решила навести порядок в гостиной. Дождь за окном то усиливался, то стихал, и от этого свет постоянно менялся: то тёплый, янтарный, то холодный, как сталь. Я вытирала пыль с рамок, не глядя на лица на фотографиях, – до тех пор, пока не заметила её.

Середина второго ряда, овальная рамка в тёмном дереве. Женщина в простом платье, с собранными волосами и чуть усталой улыбкой. И всё бы ничего – но она была похожа на меня.

Не просто похожа – как сестра, как отражение в старом зеркале.

Я подошла ближе. На обороте кто-то карандашом написал: “Джейн, весна”.

В груди что-то сжалось.

Я взяла рамку, повернула к свету. В уголке фотографии, едва заметно, блестел крошечный след влаги, как будто кто-то недавно держал снимок в руках.

– Вы нашли её, – произнесла за спиной Элеонора.

Я вздрогнула.

– Я… просто вытирала пыль.

– Не стоит трогать чужие лица, Рейчел. Они запоминают прикосновения.

Я поставила фотографию обратно. Элеонора подошла ближе, глядя на портрет так, будто видела в нём не женщину, а собственное прошлое.

– Джейн была хорошей сиделкой, – сказала она медленно. – Только слишком много спрашивала. А дом этого не любит.

– Дом?

Она кивнула.

– Он всё слышит. И запоминает.

Я ушла в свою комнату, чувствуя, как под кожей расползается холод.

Села на кровать, открыла дневник.

Сегодня страницы пахли чем-то кислым, как старая пыль, и почерк казался торопливым, нервным.

«5 апреля. Сегодня я увидела фотографию. Женщина на ней – как я. Даже платок тот же, с буквой “Д”. Она будто смотрит на меня сквозь стекло. Элеонора сказала, что не знает, кто это. Но я думаю, она врёт. Этот дом знает больше, чем говорит».

Я провела пальцем по строчке, и буквы чуть смазались – чернила, должно быть, потекли от влажности.

«Иногда мне кажется, что я уже была здесь. Только раньше. Что я не первая. Что кто-то уже прожил то, что я проживаю. И, может быть, дом просто повторяется, пока кто-то не разорвёт круг».

Я закрыла дневник и поднялась. В груди дрожал страх, но под ним – странная решимость.

Если всё повторяется, значит, можно остановить это.

Днём я решила пройтись до почты. Воздух был свежим после дождя, пах мокрой землёй и бензином. На углу, у магазина, я встретила Марка. Он держал зонт, капли скатывались по краю, и его очки были покрыты мелкими брызгами.

– Опять встреча под дождём, – сказал он. – У вас, кажется, хроническое притяжение к плохой погоде.

– Просто не люблю сидеть дома целый день.

– Элеонора вас не отпускает?

Я чуть улыбнулась.

– Она не запрещает. Просто её дом – как вязкое болото. Чем дольше в нём живёшь, тем труднее выбраться.

Он посмотрел на меня внимательно, будто хотел что-то спросить, но передумал.

– Если захотите поговорить, – сказал он тихо. – У меня дома тихо и есть кофе. Иногда это лучше любых слов.

Я кивнула.

Идя домой, я поймала себя на мысли, что впервые за долгое время кто-то сказал мне фразу, в которой не было ни тени контроля, ни ожидания. Просто предложение быть рядом.

Когда я вернулась, Элеонора дремала в кресле. Лицо её было спокойным, почти безмятежным, но рука лежала на подлокотнике, сжимая маленький предмет. Я наклонилась – брошь. Моя брошь. Та самая, что пропала в Чикаго.

Я стояла, не дыша.

Как она изначально попала к ней? Почему она взяла её из моей комнаты?

Элеонора приоткрыла глаза, словно почувствовав мой взгляд.

– Она красивая, правда? – прошептала. – Я берегу её. Это память.

– Откуда она у вас?

– Её принёс Майкл. Когда-то.

Я замерла.

– Он сказал, что нашёл её. Что она принадлежала одной женщине.

Она снова закрыла глаза, как будто разговор закончен.

Я вышла из комнаты, чувствуя, как внутри всё холодеет.

Теперь я знала одно: Майкл был в Чикаго. И он знал меня.

И, может быть, я тоже его знала.

Глава 8

С утра шёл дождь. Не ливень, а вязкий, усталый, как если бы небо просто устало держать в себе всю эту воду. Она стекала по стеклу длинными нитями, и я раз за разом