Орфанский протокол

Ирэн не ответила. Некоторые вопросы не требовали ответа.

Амара села на край кровати – единственное место, кроме рабочего кресла, где можно было сидеть в тесной каюте. Она потёрла руки, словно готовясь к чему-то.

– Я нашла кое-что. В данных спектроскопии. Кое-что… странное.

– Странное?

– Помнишь, я говорила, что спектральная сигнатура объекта не соответствует никаким природным образованиям? – Амара вытащила из кармана портативный планшет и вывела график на экран. – Я сравнила её с нашей базой данных. Со всеми известными материалами, естественными и синтетическими. Ноль совпадений.

– Это мы знали.

– Да. Но потом я решила пойти дальше. – Амара подалась вперёд. – Я сравнила структуру спектра не с материалами, а с… паттернами. Повторяющимися структурами. И нашла совпадение.

Ирэн почувствовала, как её пульс участился.

– Какое?

– Генетический код.

Тишина. Долгая, звенящая тишина.

– Что?

– Не точное совпадение, – поспешила уточнить Амара. – Скорее… аналогия. Структура спектра напоминает структуру ДНК. Те же соотношения, те же периодические паттерны. Как будто… – она замолчала, подбирая слова, – …как будто объект построен по тому же принципу, что и живые организмы.

– Это невозможно.

– Я знаю. – Амара встретила её взгляд. – Но данные не врут.

Ирэн уставилась на график, словно он мог дать ответы, которых у неё не было. Линии, пики, провалы – абстрактные символы, скрывающие истину, которая была слишком большой, чтобы вместить её в голове.

– Если ты права, – медленно сказала она, – это означает…

– Это означает, что создатели объекта знали о ДНК. – Амара договорила за неё. – Или что ДНК – это не изобретение земной жизни. Это… универсальный принцип. Паттерн, который повторяется везде, где возникает сложность.

– Или что они создали нас.

Слова вырвались раньше, чем Ирэн успела их остановить. Она услышала их и ужаснулась – не потому, что они были абсурдны, а потому, что они были слишком логичны.

Амара кивнула. Медленно, серьёзно.

– Или что они создали нас, – повторила она. – Посеяли жизнь на Земле четыре миллиарда лет назад. И теперь… – она указала на экран, где всё ещё светилась красная точка, – …теперь мы возвращаемся к истокам.

Ирэн не спала всю ночь.

Она лежала в темноте, слушая тихий гул систем жизнеобеспечения, и думала о словах Амары. О данных, которые могли быть случайным совпадением – или доказательством чего-то настолько огромного, что её разум отказывался это вместить.

Они создали нас.

Направленная панспермия. Гипотеза, которую серьёзные учёные обсуждали веками – и отвергали из-за отсутствия доказательств. Идея о том, что жизнь на Земле не зародилась сама по себе, а была намеренно «посеяна» из космоса. Семена, разбросанные по Галактике древней цивилизацией, которая хотела… чего?

Бессмертия? Компании? Или просто – распространения жизни, как цветок распространяет пыльцу, не задумываясь о судьбе каждого семени?

Она вспомнила разговор с наставником – профессором Ндиайе, легендой астробиологии, человеком, который привёл её в эту область тридцать лет назад. Они сидели в его кабинете в университете Найроби, и за окном шёл дождь – настоящий, земной дождь, запах которого она почти забыла.

«Знаешь, что меня больше всего пугает в SETI?» – сказал он тогда. «Не молчание. Молчание можно объяснить расстояниями, временем, несовместимостью технологий. Меня пугает возможность ответа. Потому что ответ изменит всё. Каждую религию, каждую философию, каждое представление о нашем месте во Вселенной. И мы не знаем, готовы ли мы к этому».

Она тогда рассмеялась. Молодая, самоуверенная, убеждённая, что человечество готово ко всему.

Сейчас она уже не смеялась.

Под утро – если можно было называть утром это искусственное деление времени – она встала и направилась в астрометрическую лабораторию. Ноги сами несли её по знакомым коридорам, и она не сопротивлялась.

Лаборатория встретила её холодом и тишиной. Экран у обзорного окна светился мягким голубым светом – ARIA автоматически обновляла данные каждые пятнадцать минут.

Ирэн подошла к терминалу и вызвала изображение цели.

Шестьдесят четыре часа до рандеву. Расстояние сократилось достаточно, чтобы оптические телескопы корабля могли различить объект без цифрового увеличения. Она ввела команду – и экран заполнился изображением.

Её дыхание остановилось.

Орфан был больше. Намного больше, чем показывали данные автоматического разведчика. Первоначальная оценка – восемьсот метров в длину – была ошибочной, катастрофически ошибочной. То, что она видела сейчас, протягивалось на… два километра? Два с половиной?

Это была не ошибка измерений. Это было нечто другое.

Он вырос.

– ARIA, – её голос прозвучал хрипло. – Подтверди размеры объекта.

– Подтверждаю, – ответил ИИ с той же невозмутимостью. – Текущая длина объекта составляет два целых три десятых километра. Это на сто восемьдесят семь процентов превышает первоначальную оценку.

– Как такое возможно?

– Неизвестно. Возможные объяснения: ошибка в первоначальных измерениях, оптическая иллюзия, изменение конфигурации объекта между моментом обнаружения и текущим наблюдением.

– Изменение конфигурации?

– Объект мог… развернуться. Или трансформироваться. Или… – снова эта странная пауза, – …вырасти.

Ирэн прижала ладонь к холодному стеклу обзорного окна. Там, в бесконечной темноте, что-то ждало её. Что-то огромное и древнее, что-то, что не подчинялось законам, которые она знала.

Она смотрела на это, и оно – она была уверена – смотрело в ответ.

– Разбудить командира, – сказала она. – И созвать экипаж. Немедленно.

Через двадцать минут конференц-зал снова был полон. Лица – сонные, встревоженные, недоумевающие – смотрели на неё, ожидая объяснений.

Ирэн вывела изображение на экран. И без слов стало ясно – что-то изменилось.

– Боже мой, – выдохнула Сара Нильсен.

Кай присвистнул – тихо, почти благоговейно.

– Это… – начала Амара и замолчала, не в силах закончить фразу.

Накамура стоял неподвижно, его лицо окаменело. Только желваки на скулах выдавали напряжение.

– Размеры? – спросил он.

– Два и три десятых километра, – ответила Ирэн. – Почти втрое больше первоначальной оценки.

– Ошибка измерений?

– ARIA исключает такую возможность. Погрешность автоматического разведчика не могла превышать пяти процентов.

– Тогда что?

Ирэн посмотрела на экран. На тёмную, асимметричную массу, дрейфующую в пустоте. Теперь, при большем разрешении, она могла различить детали: выступы, напоминающие обрубленные ветви; впадины, похожие на кратеры от древних ударов; странные узоры на поверхности, которые могли быть чем угодно – от естественной эрозии до намеренных украшений.

Это было похоже на окаменевшее дерево. Гигантское, мёртвое дерево, корни которого уходили в бесконечность.

– Он изменился, – сказала она. – За восемь лет – или за четыре миллиарда – он изменился. Трансформировался. Возможно… подготовился.

– Подготовился к чему? – голос Мишеля Фонтена дрогнул.

– К нам.

Тишина. Долгая, тяжёлая, как свинец.

Накамура первым пришёл в себя.

– Протокол, – сказал он. – Что говорит протокол?

Ирэн знала ответ. Протокол говорил: при обнаружении непредвиденных изменений в поведении или конфигурации объекта – отступить на безопасное расстояние и связаться с Землёй для получения инструкций. Ждать ответа – сорок часов туда, сорок обратно. Восемьдесят часов на то, чтобы политики и бюрократы, которые никогда не видели звёзд иначе как с поверхности планеты, решили судьбу миссии, которой они не понимали.

– Протокол говорит – ждать, – ответила она.

– И что думаешь ты?

Она посмотрела на экран. На эту громаду, висящую в темноте, древнюю и чужую, и одновременно – странно знакомую. Словно она видела её раньше. Во сне? В кошмаре? В генетической памяти, закодированной в спиралях её ДНК?

– Я думаю, – медленно сказала она, – что он знает. Знает, что мы здесь. Знает, что мы приближаемся. И… – она замолчала, ища слова для того, что не поддавалось словам, – …и я думаю, что он ждал. Ждал очень долго. Четыре миллиарда лет – это достаточно, чтобы научиться терпению.

Кай нервно хохотнул.

– Отлично. Просто замечательно. Мы летим к терпеливому монстру из глубин времени. Кто-нибудь принёс попкорн?

– Кай, – одёрнула его Амара.

– Что? Если мы всё равно умрём, хочу хотя бы посмеяться напоследок.

– Никто не умрёт, – голос Накамуры прозвучал как удар кнута. – Мы будем действовать по протоколу. Сообщение на Землю – немедленно. Курс не меняем, но снижаем скорость. Дистанция рандеву увеличивается до ста километров. Никаких отклонений без моего прямого приказа.

Он обвёл взглядом экипаж.

– Мы профессионалы. Мы готовились к этому. И мы справимся. Вопросы?

Молчание.

– Свободны.

Люди начали расходиться – быстрее, чем утром, словно торопились убежать от того, что видели на экране. Ирэн осталась.

Накамура подошёл к ней.

– Ты веришь в то, что сказала? Что он ждёт?

Она посмотрела ему в глаза.

– А ты – нет?

Он не ответил. Но в его взгляде она прочла то же, что чувствовала сама: смесь страха, изумления и странной, необъяснимой уверенности.

Он ждал нас.

Ирэн снова повернулась к экрану. К тёмной фигуре, застывшей на фоне звёзд. К Орфану – сироте, потерявшему родителей миллиарды лет назад. К посланнику мёртвой цивилизации, несущему весть, которую некому было услышать.

До сегодняшнего дня.

Она подошла ближе и коснулась экрана – там, где на изображении темнел силуэт зонда. Холодный пластик под пальцами. Триллионы километров пустоты. И там, на другом конце этой пустоты – нечто, ждавшее миллиарды лет.

– Мы идём, – прошептала она.

И ей показалось – на мгновение, на долю секунды, – что что-то там, в темноте, услышало.

Он ждал нас.

Глава 2: Лицо в пустоте

Кай Эриксон вырос среди астероидов.

Не в романтическом смысле – не под куполами марсианских колоний с их искусственным небом и генетически модифицированными садами. Он родился в шахтёрском посёлке на Весте, в модуле, который его отец собрал из списанных грузовых контейнеров. Первые пять лет жизни он не видел ничего, кроме камня, металла и звёзд за иллюминатором. Его колыбельными были гул буровых установок и треск радиопомех. Его игрушками – обломки руды, которые мать полировала до блеска в свободные минуты между сменами.

Он знал космос так, как земляне знали воздух: не думая, не замечая, принимая как данность. Пустота была его домом. Звёзды – соседями. Расстояния, от которых у других кружилась голова, для него были просто цифрами на навигационном экране.

Но сейчас, ведя челнок «Скиф-3» к Орфану, он впервые в жизни чувствовал себя маленьким.

– Дистанция восемь километров, – сообщил он в микрофон. Голос звучал ровно – годы тренировок, – но руки на штурвале вспотели. – Скорость сближения – двенадцать метров в секунду. Визуальный контакт… – он замолчал, глядя в обзорный экран. – Визуальный контакт подтверждаю.

«Горизонт-7» остался позади – яркая точка на фоне звёзд, единственное напоминание о том, что он не один во Вселенной. Впереди, заслоняя созвездия, громоздилась тень.

Орфан.

На экранах корабля он выглядел абстракцией – набором данных, графиков, спектрограмм. Здесь, в нескольких километрах, он был реальным. Настолько реальным, что Кай чувствовал его присутствие кожей, как чувствуют приближение грозы.

– «Скиф-3», говорит «Горизонт», – голос Накамуры в наушниках был спокоен, почти скучен. – Подтвердите статус систем.

– Системы в норме, командир. Топливо – девяносто три процента. Жизнеобеспечение – сто процентов. Связь стабильная. – Кай сглотнул. – Он… он большой.

– Мы знаем. Придерживайтесь плана. Облёт по спирали, минимальное сближение – пятьсот метров. Никаких отклонений.

– Принял.

Кай мягко скорректировал курс, и челнок начал описывать широкую дугу вокруг объекта. Солнце – далёкая искра за кормой – освещало поверхность Орфана под острым углом, создавая резкие тени, подчёркивающие каждую неровность.

И неровностей было много.

Первое, что бросалось в глаза – асимметрия. Орфан не был ни сферой, ни цилиндром, ни каким-либо геометрически правильным телом. Он напоминал… Кай долго подбирал сравнение. Корягу? Окаменевший корень? Скелет гигантского существа, вымершего до появления звёзд?

Ближе всего было – дерево. Мёртвое дерево, вырванное с корнями и брошенное в пустоту. Основной «ствол» – почти километр в длину – расширялся к одному концу и сужался к другому. От него отходили «ветви» – массивные выступы, некоторые обломанные, другие скрученные под невозможными углами. «Корни» – переплетение структур у широкого конца – уходили в темноту, теряясь в собственной тени.

– ARIA, – позвал Кай. – Ты это записываешь?

– Запись ведётся непрерывно с момента выхода из ангара, – ответил бортовой интеллект. – Хочешь, чтобы я прокомментировала наблюдения?

– Давай.

– Общая структура объекта не соответствует ни одному известному классу космических тел. Асимметрия исключает естественное формирование под действием гравитации. Выступы, которые ты называешь «ветвями», имеют регулярную внутреннюю структуру, видимую на радарном сканировании. Это указывает на намеренное конструирование, а не на случайное образование.

– То есть это точно не астероид.

– Вероятность естественного происхождения – менее ноль целых ноль одной процента.

Кай хмыкнул. Ноль целых ноль одна процента. Научный способ сказать «невозможно, но мы не любим это слово».

Челнок продолжал движение, и угол освещения менялся. Теперь Кай видел «ствол» сбоку – и заметил нечто, от чего его сердце пропустило удар.

Шрамы.

Поверхность Орфана была покрыта ими. Не кратеры от метеоритных ударов – хотя и они присутствовали, – а именно шрамы. Длинные борозды, словно что-то царапало корпус гигантскими когтями. Оплавленные участки, где материал потёк и застыл причудливыми наплывами. Заплаты – да, заплаты! – квадратные и прямоугольные секции, отличающиеся от окружающей поверхности оттенком и текстурой.

– ARIA, – его голос охрип. – Ты видишь… эти… следы ремонта?

– Подтверждаю. Спектральный анализ показывает, что заплаты состоят из материала, отличного от основного корпуса. Некоторые участки имеют возраст на восемьсот миллионов лет меньше, чем основная структура. Другие – на полтора миллиарда. Объект неоднократно ремонтировался на протяжении своего существования.

– Ремонтировался кем?

Пауза. ARIA обычно не делала пауз.

– Неизвестно. Возможно – автоматическими системами самого объекта. Возможно – внешними агентами.

Внешние агенты. Ещё один научный эвфемизм. Кто-то. Кто-то чинил эту штуку. Миллиарды лет назад, когда на Земле ещё не было даже бактерий, кто-то – или что-то – латал дыры в корпусе древнего зонда.

Кай почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. Он провёл жизнь в космосе, видел вещи, которые большинство людей не увидят никогда. Но это… это было другое. Это было чужое в самом глубоком смысле слова.

– «Скиф-3», – голос Накамуры вернул его к реальности. – Статус?

– В норме, командир. Я просто… – Кай покачал головой. – Это нужно видеть. Слова не передают.

– Передавайте данные. Мы увидим.

– Принял.

Челнок завершил первый виток и начал второй – ближе, под другим углом. Теперь Кай видел «ветви» детальнее. Некоторые из них заканчивались ровными срезами – словно их отпилили. Другие были скручены, сплющены, искорёжены силами, которые он не мог вообразить.

– Эти повреждения, – пробормотал он. – Они не от метеоритов.

– Верно, – подтвердила ARIA. – Характер деформаций указывает на воздействие высокоэнергетических процессов. Возможно – близкий пролёт у звезды. Возможно – столкновение с плотным облаком межзвёздного газа. Возможно…

– Что?

– Возможно – намеренное повреждение.

Кай молча переваривал эту информацию. Намеренное повреждение. Кто-то – или что-то – пытался уничтожить Орфан. И не преуспел.

Четыре миллиарда лет. Столько этот… этот артефакт странствовал по Галактике, сталкиваясь с опасностями, о которых люди не могли даже помыслить. И выжил. Добрался сюда. До края Солнечной системы, где его нашли потомки существ, которых, возможно, он сам и создал.

– «Горизонт», – сказал Кай. – Я начинаю сканирование в инфракрасном диапазоне.

На борту «Горизонта-7» Ирэн Волкова-Чен смотрела на экраны и не могла отвести взгляд.

Данные с челнока поступали непрерывным потоком – видео, телеметрия, спектральные анализы. Она видела всё, что видел Кай, но отстранённо, через призму цифр и графиков. И всё же – даже так – это было потрясающе.

Рядом с ней Амара тихо ругалась себе под нос, переключаясь между окнами на своём терминале.

– Это невозможно, – бормотала она. – Это просто… статистически невозможно.

– Что именно? – спросила Ирэн, не отрывая глаз от основного экрана.

– Структура материала. Я сравниваю спектры с базой данных, и… – Амара покачала головой. – Смотри. Вот спектр основного корпуса. Видишь эти пики? Это не соответствует ни одному известному сплаву. Ни естественному, ни синтетическому. Соотношение элементов… – она запнулась, подбирая слова. – Представь, что ты нашла камень, в котором золото и свинец смешаны на атомарном уровне. Не сплавлены – смешаны. Каждый атом золота окружён атомами свинца в идеальной геометрической структуре. Это невозможно получить никаким известным методом. Золото и свинец просто… не хотят так смешиваться.

– Но здесь не золото и свинец.

– Нет. Здесь – что-то похуже. Элементы, которые я даже не могу точно идентифицировать. Их атомные номера… – Амара посмотрела на Ирэн с выражением, которое было чем-то средним между восторгом и ужасом. – Ирэн, здесь есть следы элементов с атомными номерами выше ста тридцати.

– Это за пределами…

– За пределами известной таблицы Менделеева. Да. Теоретически такие элементы возможны – «остров стабильности», о котором физики говорят десятилетиями. Но никто никогда не получал их в лаборатории. А здесь… – она махнула рукой в сторону экрана. – Здесь они используются как строительный материал. Как мы используем сталь.

Ирэн медленно выдохнула. Она знала – теоретически знала – что Предтечи должны были обладать технологиями, превосходящими человеческие. Но одно дело – абстрактное знание. И совсем другое – смотреть на доказательство.

– ARIA, – позвала она. – Статус коммуникационных попыток?

– Все попытки связи остались без ответа, – отозвался ИИ. – Я транслирую стандартный пакет SETI на всех частотах уже четырнадцать часов. Никакой реакции. Объект не излучает в радиодиапазоне, не модулирует отражённый свет, не демонстрирует никаких признаков приёма или обработки наших сигналов.

– Он молчит, – тихо сказала Ирэн.

– Или не слышит, – возразила Амара. – Может, наши частоты для него – как ультразвук для человека. За пределами восприятия.

– Или слышит, но не считает нужным отвечать.

Это произнёс Накамура. Он стоял у тактического экрана, скрестив руки на груди, и смотрел на изображение зонда с выражением, которое Ирэн не могла прочесть.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Муравей ползёт по моему ботинку. Он, вероятно, пытается коммуницировать – феромоны, движения усиков, что-то ещё. Я это замечаю? Нет. Меня это интересует? Нет. Я просто… существую. А муравей существует рядом. Мы не пересекаемся.

– Ты сравниваешь нас с муравьями?

– Я говорю, что четыре миллиарда лет – это много. – Накамура повернулся к ней. – Столько времени хватило бы, чтобы эволюционировать от одноклеточных до нас. Представь, что было бы, если бы наша цивилизация развивалась ещё четыре миллиарда лет. Стали бы мы разговаривать с бактериями?

Ирэн не ответила. Она думала о парадоксе, который преследовал её с того момента, как они обнаружили Орфан. Если Предтечи были настолько развиты – почему зонд? Почему не что-то более… масштабное? Более очевидное?

Возможно, зонд и был очевидным. Просто они – люди – были слишком примитивны, чтобы это понять.

– «Горизонт», – голос Кая прервал её размышления. – Я что-то вижу. На поверхности. Сектор… – пауза, – …сектор четырнадцать-бета, если использовать нашу сетку. Переключаю на максимальное увеличение.

Экран мигнул, и изображение сменилось. Теперь они смотрели на участок поверхности Орфана с близкого расстояния – настолько близкого, что можно было различить отдельные детали.

Ирэн наклонилась вперёд.

– Это… – начала она и замолчала.

– Да, – Кай, похоже, испытывал те же трудности с речью. – Да, это то, на что похоже.

На поверхности зонда, среди шрамов и заплат, среди борозд и оплавленных участков, был паттерн. Углубления и выпуклости, расположенные в определённом порядке. Два круглых углубления вверху. Вертикальная борозда посередине. Горизонтальная щель внизу.

Лицо.

Не человеческое – пропорции были неправильными, расстояние между «глазами» слишком велико, «рот» слишком широк. Но достаточно похожее, чтобы мозг автоматически достраивал картину. Лицо, смотрящее в пустоту. Лицо, обращённое к звёздам.

– Парейдолия, – сказала Амара, но её голос дрогнул. – Мы видим лица везде. Это эволюционный механизм. Мозг ищет знакомые паттерны в случайном…

– Я знаю, что такое парейдолия, – перебила её Ирэн. – Вопрос в том – насколько это случайно?

– Что ты имеешь в виду?

– Предтечи создали нас. – Ирэн произнесла это спокойно, словно констатировала очевидный факт. – Если верить гипотезе направленной панспермии, если верить данным, которые ты сама нашла – связи между спектром зонда и структурой ДНК, – то они создали нас. Они знали, какими мы будем. Они знали, что мы будем искать лица.

– Ты думаешь, они специально…

– Я не знаю. – Ирэн покачала головой. – Но если бы я строила зонд, который должен встретить моих далёких потомков через миллиарды лет, – разве я не оставила бы им что-то знакомое? Что-то, что скажет: «Мы знали, что вы придёте»?

Тишина. На экране лицо Орфана смотрело на них пустыми глазницами – или тем, что их мозг интерпретировал как глазницы.

– «Скиф-3», – Накамура первым нарушил молчание. – Возвращайтесь на борт. Топливо?

– Семьдесят один процент, командир.

– Достаточно. Курс на стыковку.

– Принял.

Ирэн смотрела, как на тактическом экране зелёная точка – челнок – начала отдаляться от массивного силуэта зонда. Лицо медленно уплывало из кадра, но его образ остался в её сознании, выжженный там, как клеймо.

Мы знали, что вы придёте.

Или – другая интерпретация, более тревожная: Мы ждали вас.

Совещание собралось через три часа после возвращения Кая.

Конференц-зал был полон – весь экипаж, включая тех, кто обычно пропускал научные брифинги. Данные с облёта произвели впечатление на всех. Даже Ли Чжань, молчаливый инженер систем жизнеобеспечения, который за восемь лет полёта произнёс меньше слов, чем большинство людей за день, – даже он сидел в первом ряду, не отрывая глаз от экрана.

Ирэн стояла у голографического проектора, выводя трёхмерную модель Орфана, составленную из данных облёта. Модель вращалась медленно, демонстрируя каждую деталь: шрамы и заплаты, обломанные «ветви», странную текстуру поверхности.

– Итак, – начала она. – Что мы узнали.

Она коснулась проекции, и та увеличилась, фокусируясь на центральной части «ствола».

– Размеры: два целых три десятых километра в длину, от четырёхсот до семисот метров в диаметре. Масса – по предварительным расчётам на основе гравитационного воздействия на челнок – около восьмисот миллионов тонн. Это плотность, сопоставимая с нейтронной звездой – невозможная для обычной материи такого объёма.

– Он полый? – спросил Мишель Фонтен.

– Скорее всего – частично. Но внутренняя структура… – Ирэн покачала головой. – ARIA, выведи радарное сканирование.

Модель изменилась. Теперь она показывала внутренности зонда – насколько их удалось «просветить» радаром челнока. И внутренности эти были… странными.

– Это не машина в нашем понимании, – продолжила Ирэн. – Нет чётких отсеков, коридоров, механизмов. Внутренняя структура напоминает… – она замялась, подбирая слово, – …органику. Полости, связанные каналами. Что-то похожее на сеть капилляров. Плотные узлы, соединённые нитевидными структурами.

– Как мозг, – тихо сказала Амара.

– Или как корневая система, – добавил Кай. – Я видел что-то подобное в гидропонных фермах на Церере. Когда растения выращивают в невесомости, их корни переплетаются вот так… хаотично, но одновременно – упорядоченно.