Алюминиевый прогресс. Неофициальный отчет

А в отчёте об итогах программы «Час Земли на Профите» отдельной строкой отмечалось: «Достигнуто 100-процентное отключение неиспользуемых мощностей. Экономический эффект превзошёл ожидания». Про «Темницу» и её единственного, временного обитателя в отчёте не упоминалось. Было нецелесообразно.

Потерян при слиянии отделов.

Большая реструктуризация под кодовым названием «Синергия-2023» была призвана сломать бюрократические силосы и создать единый, динамичный организм. На слайдах презентации отдел снабжения, планово-экономический и отдел логистики красиво сливались в единый «Хаб операционного excellence». Реальность оказалась грубее.

Когда маляры закончили красить стены в модный цвет «гуманный беж» в новом open-space, выяснилось, что дизайнеры из столичного агентства, никогда не бывавшие на заводе, просчитались с метражом. Мест на 26 человек было 27. Одним стулом, монитором и квадратным метром жизненного пространства предстояло пожертвовать.

Этим «одним» оказался Василий Петрович Голубев, инженер отдела снабжения со стажем. Он не был звездой, но и не был балластом. Он был тихим, незаметным звеном, которое двадцать лет знало, где взять дефицитные болты конкретного размера и как уговорить поставщика отгрузить партию графитовых электродов вчера. Его рабочее место – ветхий советский стол с зелёным сукном, огромный плановый архив в папках-скоросшивателях и старенький, но надёжный системный блок, не вписывались в концепцию минималистичного «активного рабочего ландшафта».

– Место нестандартное, Василий Петрович, – сказал ему молодой и гибкий менеджер по изменениям Максим. – Не вписывается в новую парадигму. Будем решать.

Решение нашли быстро. Пока основная команда торжественно вселялась в open-space под вспышки корпоративного фотографа (кадр для новости в интранете «Мы – одна команда!»), Василия Петровича вместе с его наследием временно переместили. Временное помещение нашлось тут же – бывшая подсобка между архивом и серверной, куда раньше складывали сломанные стулья. Комнатка два на три метра, без окон, с одной розеткой и вентиляционной решёткой, откуда веяло жаром от серверов и запахом пыли.

– Вот ваша креативная зона, – бодро объявил Максим, водружая на пол системный блок. Стол пришлось оставить в коридоре – в дверь не проходил. Василию Петровичу выдали складной стул и маленький складной столик. – Осваивайтесь! Через пару недель, как всё утрясётся, найдём постоянное решение. Вы на связи, всё ок?

Василий Петрович кивнул. Он был человеком дела, а не слов. Он разложил на столике самые нужные папки, подключил компьютер, Wi-Fi адаптер. И погрузился в работу. Шум open-space до него не долетал. Здесь было тихо, жарко и одиноко.

Процесс «утряски» затянулся. Новый отдел бурлил митингами, мозговыми штурмами на стикерах и конфликтами за право на розетку у окна. О Василии Петровиче забыли. В новой организационной структуре, красиво нарисованной в виде солнечной системы, где каждый был планетой или спутником, для него просто не нашлось точки. Его имя выпало при переносе данных в новую CRM. Его учётная запись в корпоративном мессенджере, который внедрили для «горизонтальной коммуникации», так и не была создана – он числился в старом, отключённом списке.

Через три дня у Василия Петровича закончилась вода в кружке, а из-за стенки серверной пошёл особенно сильный гул. Он вышел, чтобы найти кулер. В open-space кипела жизнь. Он робко окликнул знакомую по фамилии. Девушка из бывшего планово-экономического отдела вздрогнула, посмотрела на него пустым взглядом и, что-то пробормотав, отвернулась к монитору. Она его не узнала или сделала вид. Он был призраком старого порядка.

Он постоял, пошёл обратно. Его подсобка была за неприметной дверью с табличкой «ТМЦ. Вход воспрещён». Он зашёл, дверь захлопнулась. На этот раз – навсегда.

Его отсутствие заметила только бухгалтер Галина Степановна, когда не получила вовремя подписанные им акты сверки. Она позвонила Максиму.

– А где Голубев? Мне от него документы нужны.

Максим, погружённый в срочный PESTLE-анализ, нахмурился.

– Голубев? Не знаю такого. У нас в структуре нет. Наверное, оптимизировали.

– Как оптимизировали? Он в отпуске что ли?

– Не в курсе. Давайте не по персоналиям, а по процессам. У кого теперь функция сверки?

Начались поиски. Но искать было некого. Его не было в штатном расписании нового «Хаба». В старом – его запись уже аннулировали. Пропуск на проходной деактивировали автоматически, при обновлении базы. Кадровик, покопавшись в бумагах, нашёл старый приказ о «временном перемещении» без указания места. Но проверить подсобку никому в голову не пришло – она не значилась как рабочее помещение.

Через неделю о нём перестали вспоминать. Поток задач перераспределили между оставшимися. Система, как ей и положено, адаптировалась, заполнив образовавшуюся пустоту.

Василия Петровича нашли лишь спустя месяц, когда понадобилось место для нового, громоздкого МФУ. Открыли подсобку. Воздух был спёртый и сухой. За складным столиком, в луче света из-за открытой двери, сидел человек. Он был неподвижен. Перед ним на столике лежали аккуратно сложенные папки, ручка, рядом стояла пустая кружка. Сам он, кажется, просто уснул, положив голову на руки. Только спал он слишком тихо и слишком долго. На экране монитора, давно потухшем, пылью была написана одна фраза: «Нет сети».

Начался жуткий скандал, который, однако, был мгновенно и эффективно локализован. Юристы, пиарщики и отдел по работе с персоналом сработали на опережение. Было проведено служебное расследование, установившее, что трагический инцидент произошёл вследствие «рядя системных накладок в период организационных преобразований и персональной пассивности сотрудника в вопросах интеграции в новую рабочую среду».

Василия Петровича Голубева официально объявили «оптимизированным» задним числом. В трудовую книжку, которую вручили его ошеломлённой дочери, внесли стандартную запись об увольнении по сокращению штата. Выплатили расчёт и – в порядке исключения и «доброй воли компании» – неполную страховую сумму.

Подсобку между архивом и серверной освободили, проветрили и заперли. Новый МФУ поставили в open-space. На очередном собрании, подводя итоги «Синергии-2023», директор отметил: «Мы успешно преодолели этап трансформации, расставшись с частью балласта прошлого. Команда стала более сплочённой и динамичной». Никто не возразил. Ведь команда и правда была теперь на виду – вся, до последнего человека.

Умер от победного отчёта

Цех плавки №2 был его храмом, а показатели эффективности – священным писанием. Владимир Сергеевич Гордеев, начальник цеха, не просто работал, он воевал. Его война велась не с расплавленным металлом, а с цифрами в квартальных отчётах. И самой желанной победой для него было зелёное, жирное «перевыполнение» в столбце KPI.

В тот квартал его личным крестовым походом стало «Снижение затрат на охрану труда». Показатель в 95% казался недостижимым, но Владимир Сергеевич нашел резервы там, где другие видели лишь необходимость. Он отменил «избыточные» инструктажи, сократил закупку спецодежды до критического минимума («носите аккуратнее!»), а вместо ремонта вентиляции на участке заливки повесил мощные вентиляторы, сдувавшие вредные пары прямиком в лицо рабочим. Но главной его гордостью стали страховочные тросы.

На каждом высоком мостике, у каждой плавильной печи висели эти стальные «хвосты жизни» – по норме, подлежащие замене каждые два года. Последняя закупка была пять лет назад. В плане расходов на предстоящий год Владимир Сергеевич красным карандашом вычеркнул эту строку. «Зачем менять то, что не рвалось? – доказывал он на планерке. – Контрольный визуальный осмотр показывает отсутствие дефектов. Это классические необоснованные издержки».

К концу квартала его отдел представил ему цифру, от которой закружилась голова: 120% снижения затрат на ОТ. Он не просто выполнил план – он разорвал его в клочья, создав из сэкономленных средств мифический «профицит безопасности». Эта цифра красовалась на первой странице его триумфального отчёта, который должен был лечь на стол директору Савельеву. Гордеев уже мысленно видел его одобрительную улыбку и слышал речь о «примере для всех руководителей среднего звена».

Но за день до сдачи отчёта его посетила мелкая, назойливая муха сомнения. А что, если какой-нибудь ревизор из головного офиса спросит не только про цифры, но и про фактическое состояние средств защиты? Надо быть готовым. Надо лично проверить.