Почерком Милены

***

Почти не осознанно я взяла со стола телефон, сидела и крутила его в руках. Я совершенно точно не собралась призывать Толю к ответу, просить что-то объяснить. Это, наверно, не правильно, не естественно, – он всё-таки как ни поверни, обманывал меня, но всё равно я не могла поверить в то, что его любовь – это только игра. Я знала, что ему будет больно не меньше чем мне. Зачем позвонила? Может быть, надеялась, что его голос развеет наваждение. Что Знание окажется ошибкой.

– Милена, милая.

Нежность в голосе пронзительная.

– Милена.

– Толя.

– Как хорошо, что ты позвонила. Я как раз…

– Я всё знаю.

Молчание. Я не сомневалась, что он понял меня сразу.

– Милена, когда я приеду, мы поговорим. Я уверен, ты поймёшь.

Толя очень старался говорить спокойно. Вибрация в голосе еле улавливалась.

Но никакие объяснения мне были не нужны. Я и так сделала больше чем было в моих силах.

Я нажала на сброс. Толя тут же перезвонил.

Нет. Нет. Нет. нет.

Телефон замолчал, а через минуту зазвонил снова. Он должен понять, что звонить больше не нужно.

Почему я просто не выключила телефон, понятия не имею. Вместо этого с трезвонящим мобильником в руках я выскочила из квартиры. Преодолев лестничной пролёт, оказалась рядом с клапаном мусоропровода. Открыла крышку, затем закрыла. В моей руке больше не было телефона.

***

Вы когда-нибудь совершали глупость? Откроенную глупость, без натяжек? Кодда сделали и секундой спустя захотели треснуть себя по дурной башке? Если да, то Вы знаете, с каким чувством я стояла, прислушиваясь к отзвуку хлопнувшей крышки, под которой где-то в глубине умирал мой ни в чём не повинный сотовый телефон.

И зачем я это сделала? Как будто хотя бы одной проблемой стало меньше. Наоборот, их стало больше в энное количество раз. В телефоне ведь остались все мои контакты. Кто ж сейчас запоминает номера телефонов бесчисленных друзей, родственников, знакомых, коллег. Я вернулась в квартиру. На душе была абсолютная опустошённость. Для чего теперь думать, дышать, что-то делать? К чему стремиться? Как общаться с людьми и как им доверять?

Я села к компьютерном столу.

Сейчас мне оставалось только понять, как продолжать существование, не имея ни сил, ни желания жить.

– Милена, что случилось? Уже в третий раз захожу в комнату, ты просто так сидишь.

Я вздрогнула:

– Почему просто, я за компьютером сижу.

– За выключенным компьютером.

Действительно. Как глупо. Я нажала нужную кнопку на ноутбуке. Пусть работает.

– Милена, – в голосе мамы тревога, – ты меня пугаешь, скажи, что у тебя произошло?

– Мама, я просто потеряла…… – у меня перехватило горло. Я поняла, что сейчас заплачу. Представив, как это взволнует маму, и вовремя сообразив, сколько вопросов мне будет задано, решила что нужно немедленно брать себя в руки. Я не в состоянии была что-то сейчас объяснять.

– Что потеряла?

– Мобильник.

Облегчённый мамин вздох показал, что ответила я совершенно правильно. Тем более, что почти и не соврала.

– Где потеряла? Давай вместе поищем.

– Я его на улице где-то выронила. Искать нет смысла.

– Всё равно из-за телефона так расстраиваться не стоит. Купим другой.

Да уж, какой невероятно замечательной была бы жизнь, если бы всё возможно было купить. Вы не знаете, в каком отделе можно не очень дорого приобрести новую любовь, новое доверие, новую жизнь?

Нет, я всё равно, всё равно не буду плакать…

***

К Наташке я приехала, предварительно позвонив с маминого мобильника.

– Ну, Миленка, я всё понимаю, но телефон-то здесь при чём?

– А мне кажется, что как раз неприятность с телефоном – это единственное, что я понимаю. Ты знаешь, как телефон может буквально жечь руки, когда он, не переставая, трезвонит, и ты знаешь, кто звонит.

Я говорила абсолютно спокойно. Со стороны могло показаться, что рассуждаю я о вещах, которые меня совершенно не касаются. Когда я ехала сюда, было желание обрушить на подругу все свои переживания, но неожиданно изложила я всё ровно, как в школе, когда пересказываешь какое-то литературное произведение. Не было желания ни плакать, ни жаловаться. Хотелось просто тихо сидеть и говорить.

– Ты думаешь, он просто использовал тебя по назначению?

Использовал по назначению. Прикольно. Если так рассматривать отношения, то ведь получается, что и я его использовала ровно по тому же назначению. Кто сказал, что женщинам секс нужен меньше, чем мужчинам?

Блин, о чём я только думаю!

– Нет, то, что у нас было (это было хлестнуло как мокрой веткой по лицу), то, что у нас есть, – это настоящее.

– Любовь?

– Да.

– Полюбил и к жене.

– Да.

Подруга била по больному, но я знала, что не из жестокости и не из любопытства – как отреагирую, она пыталась помочь. Помочь разобраться в чувствах, найти хотя бы иллюзию ответа на мучительный вопрос, в какую же ситуацию я угодила?

Я была благодарна Наташе.

Мы сидели очень близко. Пальцами обеих рук Наташа сжимала мой левый локоть. Это тоже было важно. Подруга рядом и это не просто слова.

Моя правая рука лежала на стоявшем рядом небольшом туалетном столике. Пальцы касались изящной вазочки с искусственными цветами.

Я осторожно потрогала цветы. Ландыши. Как живые.

– Красота какая!

– Что? – не поняла подружка.

– Да я про ландыши на столе.

– Да ну, фигня. Это Саша маме подарил. А что толку в цветах, если нет запаха?

Я не совсем была согласна с Наташкой. Так натурально выполнить букет – это искусство в той же мере, как если бы ландыши были запечатлены на полотне художником. Красота она всегда остаётся красотой, в какой бы форме ни проявлялась. Но подруга была, по-моему, права в том, что живая красота неотразима и неподражаема именно своей жизнью.

Снова подумалось о нас с Толей. Неужели и наша любовь – это те самые искусственные цветы, которые поражают своей красотой, но которые лишены того, что говорит об их жизни, – дивного аромата.

И вот тут я расплакалась.

– Наташа, я не понимаю, что всё это значит и я не знаю, как мне дальше жить.

Подружка обняла меня.

– Все, все козлы они, Миленка, до одного.

Я замотала головой:

– Нет, тут что-то другое.

Наташа отодвинулась от меня, жёстко сказала:

– Милена, не дури. Наверняка, эта история банальна как брюква. Женился по залёту. А тут перспектива хорошей работы, поехал, встретил тебя. Я даже допускаю, что влюбился.

– Он меня любит, я знаю.

– Ну вот. И ты его тоже. Скоро приедет, всё будет тип-топ. Какое тебе дело, что и кто у него где-то там. Тебе вообще не надо было показывать ему, что ты что-то знаешь. А уж как мобильник жаль, который некоторые нервные в помойку отправили, и передать не могу.

Я перестала плакать. Сидела, слушала циничные выкладки подруги с каким-то даже мазохистским удовольствием.

Действительно, ведь ничего страшного не произошло.

Приедет и будем жить вместе как раньше. До следующего его отпуска. Всё равно он со мной больше, чем с этой клушей. А мои мечты о платье, кольце, нашей общей фамилии – так это просто розовые сопли. Дети… Снова стало больно. Я сделала глубокий вдох. Ничего, можно и вне брака родить.

– Милена, о чём ты думаешь? На что ты решилась?

– Сейчас я решилась попросить тебя, никудышная хозяйка, напоить меня наконец чаем.

***

– Одноклассница, Милена Барсова, помнишь?

– Да ладно тебе, Милена. Как будто я мог тебя забыть.

Я засмеялась:

– Кто тебя знает. Тимур, я чего звоню-то…

Номера знакомых парней я набирала по памяти с городского телефона, к сожалению, не так уж много было таких номеров, которые я помнила, да и парней, на чей счёт более-менее была уверена, тоже.

– Я думал, соскучилась, захотела поболтать.

– Точно. Но давай не по телефону. Очень хочется встретиться.

– Когда? Где?

Хороший ты парень Тимур. Я всегда это говорила. Я прикинула в уме. На завтра у меня уже назначена встреча с Володей из училища, на послезавтра с Сашей, тоже из училища, но с другого курса.

– В субботу сможешь?

– После пяти, раньше не получится, у меня тренировка.

– Хорошо. В нашем кафе в шесть, – я сделала многозначительную паузу, – а потом можно зайти ко мне.

Повесив трубку, я задумалась. Кому бы ещё позвонить? Есть ещё один номер, живший в моей памяти зарубцевавшимся шрамом. Сергей. Моя первая неудачная любовь. Я взяла трубку. И положила обратно. Нет. Это уж слишком. Вспомнился ещё один человек. Тоже Сергей. Он очень активно клеил меня у Наташки на дне рождения. Какой-то её дальний родственник. Довольно противный к слову. Просил тогда номер моего телефона. Я не дала. Он сказал свой, очень лёгкий, я невольно запомнила, но звонить не стала. Почему бы не позвонить сейчас? Я снова подняла трубку.

Два звонка в дверь прозвучали очень некстати. Что-то Ромке понадобилось.

– Милена, что у вас происходит? Анатолий мне твой звонит, психует, говорит, что ты на звонки не отвечаешь.

– Кто психует?

Мы стояли с Ромкой в дверях. Я чувствовала, что он смотрит на меня во все глаза.

– Милена, ты выпила?

– Нет, – засмеялась я, – с чего ты взял?

– Вот и смеёшься истерически.

Надо же. А мне казалось я смеялась вполне естественно.

– Зайдёшь?

– Разумеется. Надо же мне понять, каким недугом моя соседка страдает на этот раз.

– Проходите, доктор.

– Я просто потеряла телефон, – объясняла я, пока наливала воду в чайник.

– Так позвони Толе от меня.

– А это ещё зачем?

– Затем, что человек волнуется. Слушай, ты точно здорова? Если ты не позвонишь, позвоню я.

– Дело в том, Рома, -

вдруг появилось ощущение, что я стою на краю крыши небоскрёба. Ещё шаг и… – Дело в том, что я не знаю больше, кто такой Толя. Мысленно я сделала этот последний шаг.

– Я выхожу замуж.

Я упала с небоскрёба? Или просто ушла в свою комнату?

Села на диван, обхватила голову руками.

Второй раз за этот день меня обнимал друг.

– Ну-ка перестань, что ты говоришь? Такие новости не объявляют с таким лицом. За кого ты выходишь замуж?

Я слышала, как зазвонил Ромкин телефон. Была уверена, что звонит Толя. Ромка не шевельнулся. Он держал меня за плечи и слегка прижимал к себе. Как часто это было в нашей жизни, в нашей дружбе.

Я чувствовала, как сильно-сильно бьётся его сердце. Ох, Ромочка, Ромка, как он переживает за меня!

– За кого ты выходишь замуж, Милена? Я думал вы с Анатолием поженитесь.

Я снова засмеялась. Мне и правда было смешно. Он думал, что мы с Толей поженимся. Кем надо быть, чтобы в голову пришла такая чушь? А ещё мне было забавно от того, что я не знала, что ответить на его вопрос. За кого я выхожу замуж? Да понятия не имею. Вот встречусь с ребятами: Володей, Сашей, Тимуром, там и определимся.

– Ромка. Ты что, сбрендил?

Друг ещё раз сильно встряхнул меня.

– Прекрати истерику, или я сейчас уйду. Знаешь, не нравится мне как-то психопатку в чувства приводить.

От мысли, что он может уйти и я останусь одна, мне вдруг стало по-настоящему нехорошо. Но в следующий момент я вздохнула с облегчением. Не было ещё такого случая, чтобы друг ушёл, когда мне плохо. Не было и не будет.

Я обняла Рому за шею, притянула к себе, положила голову ему на плечо.

– Ты ведь не уйдёшь, Ромка.

Интересно, моё объятие можно было назвать дружеским? И почему он сидел, не шелохнувшись? Как будто боялся даже вздохнуть.

– Ты ведь не уйдёшь, ты всегда был рядом. Не уйдёшь ведь, правда?

Он ничего не ответил, но я почувствовала кивок.

И ещё кое-что почувствовала. Это кое-что: невозможность отпустить его, остаться наедине с той своей убитой любовью, с тем разочарованием, с той распылённой в бесконечности вселенной.

Я прижалась к Роме сильней. А он… Он снова взял меня за плечи и мягко отстранил от себя:

– Перестань, – сказал как строгий старший брат, как нередко со мной раньше говорил Гриша. А потом спросил тише, но также твёрдо:

– За кого ты выходишь замуж?

Если вы тоже не видите, как я, вам знакомо это желание хотя бы искусственно сфокусировать глаза на собеседнике, чтобы если не вы его, так хотя бы он вас видел насквозь.

И вот, ощущая на своих плечах руки Ромы, стараясь смотреть ему в глаза, я спросила друга детства:

– А ты не догадываешься?

Снова зазвонил мобильник и снова Ромка не двинулся с места.

– Не могу даже представить.

– Да за тебя, Ром, за кого же ещё.

Глава 3

Сейчас я проснусь и всё станет на свои положенные места. Приедет Толя. Я выйду на работу, на которую провожать меня будет друг детства и сосед Ромка. Не смешите меня, бога ради. Не может же быть правдой вся эта несусветица: Толя женат, а Ромке, почти брату, я только что сказала… Да что там, предложение сделала всерьёз.

Рома решительно высвободился из моих не очень сестринских объятий. Чувствовала ли я себя дурой? Нет. Хотя, впрочем, неловко было. Просто я Очень чётко представляла, какие чувства переживает сейчас бедный мой сосед. Я отвернулась к окну.

– Всё? – спросил Ромка.

– Что – всё?

– Ну, мозги как бы начали функционировать?

– Как бы и не переставали.

– А представь, Милена, я ведь так и предполагал, что коварный план женить меня на себе ты вынашиваешь с детских лет. Я уже тогда знал, что дёшево свою жизнь не отдам.

Я усмехнулась. Да, Ромка. Во всём узнаваемый, близкий и родной мой друг. Он не будет унижать удивлёнными вопросами, обострять и без того сильную боль ненужными выговорами. Подколет, конечно. Это уж как водится. Сейчас я и правда немного успокоюсь, всё расскажу другу, он поддержит – пусть даже и в форме насмешек, зато пожалеет искренне, как всегда. И эта глупость с моим замужеством никогда больше не всплывёт в наших разговорах. Ведь так?

Или не так?

– Ну надо же! А я-то думала, что ты и не помышляешь о цели всей моей жизни.

Странным образом привычный трёп с другом меня успокаивал. Как будто мы не говорили ни о чём сколько-нибудь важном.

– Твои намерения стали мне ясны ещё тогда, когда, помнишь, лет в одиннадцать ты чуть не убила меня цветочным горшком.

– Помню, – засмеялась я, – ох, как ты меня тогда разозлил. Ты ведь откровенно хвастался своим новым велосипедом.

Мы хохотали уже оба.

– А что случилось-то?

– Да я же говорю, не понравилось мне, что ты дразнишь меня своим «взрослым» великом.

– Да, это понятно, – Ромка охотно поддерживал разговор и я не была готова к следующему вопросу.

– А сейчас что случилось, Милена? У тебя проблемы?

А лучше бы мы продолжали смеяться, вспоминая детство.

– Проблемы. Да.

– С Анатолием?

– Да.

– Рассказывай.

А о чём было особо рассказывать? Как будто он не в курсе, что такое Знание. Накрыло, ударило и делай с ним всё, что сочтёшь нужным.

– Всё?

– Ну Ром, опять сто двадцать девять. Что – всё? Тебе мало?

– Я просто не врубился, ты что, даже не спросила у Толи, что произошло, откуда жена и так далее?

– Я не хочу с ним об этом и вообще о чём-то говорить. По-моему, вполне достаточно того, что жена есть. И я тоже выйду замуж. Если ты не хочешь, то…

– Есть такое неприятное понятие: бабство.

– Слушай, пожалуйста, не занудствуй.

– Да мне-то что. Я просто не ожидал от тебя этого самого бабства, да ещё в таком масштабе. Я сначала подумал, что ты залетела, а ты так просто, получается, типа на зло врагам замуж пойду, да?

Да, с Ромой это я хватила, конечно. Не надо было ему предлагать такое. Он привык смотреть на меня как на подружку. Тут уж ничего не сделаешь.

Какое-то время мы оба молчали.

Потом он снова заговорил нарочито, как мне показалось, весело.

– Правильно ли я тебя понял? Ты решила выйти замуж любой ценой для того, чтобы Толе было неприятно?

– Нет, Не то. Я просто хочу узнать, что такое семейная жизнь… – я запнулась на секунду, – да, хочу узнать, потому что он знает.

– И ты почему-то решила, что я подходящая для этого кандидатура?

– Нет, я назначила встречу с несколькими знакомыми. Думала предложить попробовать…

Ромка как-то странно хмыкнул, а мне захотелось откусить себе язык. Всё-таки любой самый немыслимый кретинизм должен иметь предел.

– Спасибо, Милена. Я прямо польщён.

– Извини, Ром, это я сморозила.

– Ну вот! Я только обрадовался, что ты и меня, оказывается, причисляешь к ряду знакомых мужчин. Хотя тебе этот факт и пришёл в голову явно в последнюю минуту. А ты говоришь: «сморозила».

– Да ладно тебе, Ромка. Пожалуйста, давай забудем обо всём этом разговоре.

Повисла пауза.

– О чём ты думаешь?

Он ничего не ответил.

Снова зазвонил телефон.

Рома пошёл за мобильником в комнату. Я услышала, как он отвечает:

– Жива. Нет, разговаривать с тобой не будет… Пока не будет точно.

Я накрыла уши ладонями. Не хочу слышать. Меня это не касается. Будем так считать.

Надо всё-таки решить, что дальше делать. Ромка скоро уйдет. И пусть. Завтра я всё-таки встречусь…

Я почувствовала прикосновение к плечу. Ромка присел рядом.

Я убрала руки от ушей.

– Зря ты с ним поговорить отказываешься.

Мне вдруг мучительно захотелось спросить, о чём они говорили с Толей. Но вместо этого я решительно сказала:

– Хватит, проехали.

– Ну-ну, я всё никак не могу привыкнуть, что Милена у нас абсолютно не хочет взрослеть.

– Так или иначе, он женат.

– Да, женат на сто процентов. Не отрицает этого, но говорит, что ты его поймёшь, когда выслушаешь. Со мной он откровенничать не стал. Да и понятно, мы не в тех отношениях, но с тобой очень хочет поговорить.

– Он женат, – повторила я, как будто ещё на один оборот поворачивая ключ, запирающий дверь между мной и Толей.

– А что дальше, Милена?

– А дальше, Ромка, я всё равно выйду замуж.

– Выходи. Кто тебе не даёт?

Вдруг я увидела всю эту ситуацию, весь наш разговор со стороны. Такое впечатление будто мы сейчас обсуждаем, пожарить ли на ужин яичницу, или приготовить лазанью, которую мы с Ромкой обожаем с детства. Я представила, как буду говорить с совершенно чужими мне парнями.

«Я тебе нравилась, милый? Хочешь на мне жениться? Не хочешь? Ну, давай пока гражданским браком поживём? Тоже не хочешь? А, может, будем хотя бы встречаться раз в неделю? Ну не хочешь, попробую завтра другому предложить». «Ах, у тебя невеста? Прости». «что ты говоришь, дорогой? Ты не можешь жениться на слепой?»

Ха, почему мне раньше-то в голову не пришло, что милые мальчики, бывшие воздыхатели, запросто могут начать сопротивляться? Это ж не фига себе, всего-то замуж выйти, потому что хочу.

– Ну, может, не замуж, так просто любовника найду.

– Я это уже понял, – сухо откликнулся рома, – одним словом, девушка решила пуститься во все тяжкие.

– Да, наверно, это так называется.

– И, значит, я думаю правильней всего действительно побыстрей выйти замуж, пока не наделала непоправимых глупостей.

– А замуж поправимая?

– Смотря за кого.

Мы снова надолго замолчали. Потом Ромка задумчиво произнёс:

– Бедному мне, видимо, придётся пойти на эту ужасную жертву.

– На какую?

– Да жениться на сумасшедшей.

Он шутит, конечно. Я засмеялась.

– Бедный ты мой. И когда идём подавать заявление?

– Да хоть сейчас.

Я снова засмеялась, но в следующий момент внутри что-то сдавило.

– Ромка, ты шутишь, да?

Он взял меня за руку, осторожно погладил пальцы. Тихо-тихо, так, что мне пришлось напрягать слух, ответил:

– Ты же знаешь, что не шучу.

***

– Сейчас Вам кажется, что Вы знаете всё. В училище вам показали новейшие техники массажа, с которыми вы ощущаете себя почти всесильной, а опыт старых врачей нужен только им самим, чтобы самоутверждаться.

Я слушала голос Марии Альбертовны, как слушают восхитительную музыку. Голос, пожалуй, низковатый для женского, но мягкий, согревающий тембр не позволял допустить даже мысли о грубости.

Когда оказалось, что я буду не единственным врачом-массажистом на отделении, что у меня будет напарница, испытала жуткое разочарование. Я ведь уже давно представляла, как безраздельно царствую в своём кабинете. Как буду встречать, лечить, как подружусь и полюблю своих маленьких пациентов.

– Это не надолго. Мария Альбертовна через три месяца увольняется. Сейчас она просто поможет Вам вникнуть в суть работы. Вам с ней будет хорошо.

Я пожала плечами. Разумеется, моего мнения никто не спрашивал.

И вот сейчас мы пили чай и Мария Альбертовна объясняла мне, а я не слушала, а буквально жадно впитывала каждое слово.

– …Но очень быстро, года не пройдёт, Вы поймёте, что никакие техники не заменят личного опыта, полученного на собственных ошибках, как результат излишней уверенности в себе.

– Мария Альбертовна, а вы любите своих пациентов?

Моя наставница тихо рассмеялась.

– тогда и я Вас спрошу Милена. Скажите, Вы любите людей?

– Ну, – я растерялась, – смотря каких. Люди разные бывают.

– А пациенты те же люди.

– Но они же дети.

– Тем более. Дети часто с родителями приходят. Знаете, как бывает? Делаешь массаж очаровательной девочке: улыбчивый, доброжелательный ангелочек. И тут же стоит её бабушка и под руку зудит, подсказывает мне, как я должна работать, на том основании, что она сорок лет назад проделала курс массажа в санатории и ей понравилось.

– А попросить бабушку в коридорчике подождать нельзя?

– Можно, но при этом есть все шансы, что к концу рабочего дня корвалолом будешь спасаться не только ты, но и прочий медперсонал.

Я вздохнула.

– Да вы не пугайтесь, Милена. Я просто хочу Вас предупредить, что разочарования будут. Да. Вы не сможете вылечить всех одним взмахом руки. Горячей дружбы со всеми пациентами тоже не получится. Но, поверьте мне, если Вы почувствуете, что помогли одному из сотни, не зависимо от того, нравится он Вам или нет, вот тогда Вы увидите, что с выбором работы не ошиблись. А пока просто наберитесь терпения.

Да, что-то такое мне говорила и Наташка. Что начинающие педагоги все говорят, что стали учителями, потому что любят детей, но уже через два-три года аргументы приводятся какие угодно, но любовь к детям упоминается в последнюю очередь.

***

– Я думала, девочка Полина на гемодиализе, которой, к счастью, мы помогли найти собаку, – это пример наибольших страданий. Хуже быть не может. Но тут… Один мальчик со сложной формой ДЦП. Я ходила к нему в палату делать массаж. Он почти полностью обездвижен: ни поесть, ни в туалет сходить без посторонней помощи не может. Девочку с синдромом дауна никак не могли удержать на массажном столе. Ей просто не объяснить, что нужно полежать спокойно. Ром, где предел человеческому страданию?

– В больнице ты ещё не такого насмотришься.

Мы с Ромой возвращались домой и я делилась впечатлениями о первом рабочем дне.

– Я не знаю, есть ли этот предел вообще, – добавил Рома. – Любое страдание, особенно детское, всегда иррационально. Знаешь, какая охватывает жуть, когда видишь молодых, здоровых, красивых родителей, а с ними сына, страдающего идиотией. Такого очень трудно назвать человеком. В свои тринадцать он уже сильней матери, которая с ним едва справляется. Не говорит, издаёт нечленораздельные звуки. Только ходит и ест.

– Это ужасно, – содрогнулась я, – Ромка. Неужели таких детей любят? Или эти слова вообще не имеют права на существование? Разве можно не любить своего ребёнка?

– По-разному бывает, Милена. Того мальчика, о котором я говорю, да, любят. Ещё как. Но ведь часто родители и отказываются от тяжёлых детей.

– Как всё сложно и страшно. Я бы не осудила людей, которые отказываются от слишком тяжёлых детей, но сама, мне кажется, не смогла бы бросить своего ребёнка.

– Трудно, не побывав в шкуре таких родителей, говорить, что бы мы смогли, а чего нет.

– Я понимаю, но жить-то как, если знаешь, что ты вот ешь сытно, спишь в тепле, а твой ребёнок, может, голодает, мёрзнет.

– Понимаешь, идиот – это существо, не осознающее своих страданий. У них даже инстинкт самосохранения полностью отсутствует. Что-то вроде растения.

– Да, но ведь и растение, погибающее без воды, жалко, а тут – твоя кровь.

Когда мы вышли из машины, я всё ещё была погружена в свои тяжёлые мысли.

– Зайдёшь?

– Нет, Ром, я домой.

Мне отчаянно не хотелось в данный момент ни думать, ни говорить о недавних прошлых событиях, а тем более о совсем близких будущих.

Что сделано, то сделано.

Ромка проводил меня до лифта. Сейчас я приду домой, приму душ, быстренько перекушу и возьмусь за чтение какой-нибудь легкомысленной книжки.

– Здравствуй, Милена, – услышала я, выходя из лифта.