Тень Больцмана

– Профессор, – сказал он вместо приветствия. – Вы отправили статью?

– Вчера вечером. Откуда вы знаете?

– Вы работали над ней три ночи без перерыва. Логично было предположить, что вы заканчивали.

Ковалёв хмыкнул и открыл дверь.

– Заходите. Покажите ваш «паттерн, который не похож на шум».

Кабинет был таким же, как вчера – доски, исписанные уравнениями, бумаги, пустые чашки. Ковалёв подошёл к окну и открыл его – пахло свежескошенной травой и бензиновым дымом от газонокосилки.

Вэй подключил планшет к проектору и вывел на экран серию графиков.

– Это данные с вакуумной камеры за последние трое суток, – сказал он. – Мы проводили калибровку для нового детектора. Ожидали увидеть обычный квантовый шум – случайные флуктуации, распределённые по Гауссу. Вот что мы увидели.

Ковалёв присмотрелся. На первый взгляд – действительно шум. Хаотичные колебания, как рябь на воде. Но что-то было не так. Что-то, что его подсознание уловило раньше, чем сознание.

– Увеличьте вот этот участок, – сказал он, показывая на середину графика.

Вэй увеличил.

Теперь Ковалёв видел это ясно. Колебания были не совсем случайными. В них был ритм. Едва уловимый, но несомненный. Как будто кто-то постукивал пальцем по барабану – не регулярно, не музыкально, но и не полностью хаотично.

– Это может быть наводка от оборудования, – сказал Ковалёв, но сам в это не верил.

– Я проверил. Трижды. Изолировал камеру от всех внешних источников. Паттерн остаётся.

– Систематическая ошибка в детекторе?

– Заменил детектор. Паттерн остаётся.

Ковалёв молчал, глядя на экран.

Это было невозможно.

Это было абсолютно невозможно.

И всё же он смотрел на это своими глазами.

– Вэй, – сказал он медленно. – Вы понимаете, что это может означать?

– Я понимаю, что вы спросите, профессор, – ответил аспирант. – И нет, я не думаю, что это «послание». Это слишком… мелодраматично. Наверняка есть рациональное объяснение, которое мы просто не нашли.

– Но вы не нашли его за трое суток.

– Нет.

Ковалёв отвернулся от экрана и подошёл к окну.

Калифорнийское солнце заливало кампус золотым светом. Студенты шли на занятия. Мир продолжался как обычно.

А в вакуумной камере размером с чемодан что-то пыталось сказать что-то.

Или не пыталось.

Или это была галлюцинация, артефакт, случайность.

– Покажите мне камеру, – сказал Ковалёв.

– Сейчас?

– Да. Сейчас.

Он вышел из кабинета, не оглядываясь. Вэй поспешил за ним.

Доски с уравнениями остались позади – мёртвые символы, описывающие мёртвый мир статистики и вероятностей. Впереди было что-то другое. Что-то, что статистика не предусмотрела.

Или, может быть, именно это она и предусматривала с самого начала.

Ковалёв не знал.

Но он собирался узнать.

Глава 2: Эксперимент

Вакуумная камера не издавала ни звука.

Лю Вэй знал, что это неправильно – в том смысле, что человеческий мозг ожидает от работающего оборудования какого-то шума. Гудения, щелчков, чего угодно. Но камера молчала. Насосы, откачивающие воздух до давления в десять в минус одиннадцатой торр, работали в соседнем помещении, за звукоизолирующей стеной. Криогенные системы охлаждения тоже были вынесены наружу. В самой лаборатории царила тишина – глубокая, плотная, почти осязаемая.

Лю сидел перед монитором и смотрел на графики.

Три часа ночи. За окнами – темнота, разбавленная жёлтым светом фонарей на парковке. В здании, кроме него, никого не было. Охранник на первом этаже, может быть, но охранники не считались – они существовали в параллельной реальности, где люди спали по ночам и не проводили калибровку детекторов в три часа ночи.

Калибровка была рутиной. Скучной, монотонной, необходимой рутиной.

Новый детектор – сверхпроводящий квантовый интерферометр, СКВИД, – должен был измерять мельчайшие флуктуации электромагнитного поля в вакууме. Теоретически, эти флуктуации были чисто случайными – квантовый шум, фоновое гудение пустоты. Практически, в любом эксперименте к этому шуму добавлялись артефакты: наводки от электросети, вибрации от проезжающих машин, космические лучи, радиопомехи от чьего-то телефона в соседнем здании. Работа Лю состояла в том, чтобы отделить одно от другого.

Он потянулся к термосу с кофе – третьему за ночь – и сделал глоток. Кофе давно остыл, но Лю не замечал. Вкус не имел значения. Значение имел только кофеин.

На экране бежали линии – зелёные, красные, синие. Показания с разных каналов детектора, разложенные по частотам. Шум. Обычный квантовый шум, распределённый по гауссиане, как и должно быть. Лю смотрел на него уже четыре часа и мог бы нарисовать эти графики с закрытыми глазами.

Он зевнул.

Может, пора закругляться. Калибровка шла нормально, никаких аномалий, можно было спокойно оставить систему работать на автомате и пойти домой. Поспать хотя бы пять часов перед утренним семинаром.

Лю потянулся к клавиатуре, чтобы запустить автоматическую запись, и в этот момент что-то на экране изменилось.

Он замер.

Зелёная линия – низкочастотный канал – дёрнулась. Не сильно, едва заметно, но Лю смотрел на эти графики достаточно долго, чтобы различать малейшие отклонения. Это было не похоже на обычный выброс. Обычные выбросы были резкими, одиночными – пик и возврат к норме. Этот был… плавным. Как будто кто-то медленно повернул ручку громкости вверх, а потом вниз.

Лю нахмурился и откатил запись на тридцать секунд назад.

Вот оно. Плавное отклонение, длившееся около двух секунд. Амплитуда – в пределах нормы, ничего катастрофического. Но форма была неправильной.

Он проверил журнал системы. Никаких сбоев. Температура стабильна. Давление в камере – десять в минус одиннадцатой торр, как и должно быть. Магнитное экранирование работает.

– Наводка, – сказал Лю вслух, просто чтобы услышать звук собственного голоса в пустой лаборатории. – Кто-то включил что-то в соседнем здании.

Он подождал.

Минута. Две. Три.

Графики вернулись к норме. Обычный шум. Ничего интересного.

Лю пожал плечами, сделал пометку в журнале – «03:17, аномалия на канале 1, предположительно внешняя наводка» – и снова потянулся к клавиатуре.

Зелёная линия дёрнулась опять.

На этот раз Лю смотрел прямо на неё. Плавное отклонение. Та же форма. Та же длительность – около двух секунд.

Он проверил время. 03:24. Семь минут после первого события.

Случайность? Возможно. Но что-то в этом было не так. Что-то, что его интуиция улавливала, а сознание ещё не могло сформулировать.

Лю открыл программу спектрального анализа и загрузил последние десять минут записи. Разложение Фурье. Вейвлет-анализ. Автокорреляция.

Результаты появились на экране через несколько секунд.

Он уставился на них.

Два события были не просто похожи. Они были идентичны. Та же частота, та же амплитуда, та же фаза. Как если бы кто-то дважды проиграл одну и ту же запись.

Но это было невозможно. Квантовый шум по определению случаен. Он не повторяется. Не может повторяться. Это фундаментальное свойство квантовой механики.

– Ладно, – сказал Лю. – Значит, это не квантовый шум.

Он начал методично проверять все возможные источники помех.

Электросеть – стабильна, никаких скачков напряжения.

Вибрации – сейсмометр в подвале здания показывал полный штиль.

Радиопомехи – экранирование работало, никаких внешних сигналов.

Температурные колебания – в пределах микрокельвина, ничего существенного.

Космические лучи – детектор мюонов на крыше не зафиксировал ничего необычного.

Один за другим он исключал варианты, и один за другим варианты оказывались невиновны.

Часы показывали 04:15. За окнами начинало светлеть – еле заметно, но калифорнийские рассветы были ранними.

Лю откинулся на спинку кресла и потёр глаза.

Может, он просто устал. Может, его мозг видел паттерны там, где их не было. Парейдолия – так это называлось. Эволюционный механизм, заставляющий находить лица в облаках и угрозы в случайных тенях.

Он решил подождать ещё час. Если аномалия повторится – значит, что-то есть. Если нет – значит, усталость и паранойя.

Лю налил себе ещё кофе и приготовился ждать.

В 04:31 аномалия повторилась.

В 04:38 – ещё раз.

В 04:47, 04:54, 05:02.

Интервалы были не одинаковыми, но и не случайными. Лю построил график и увидел закономерность: интервалы сокращались. Семь минут, семь минут, девять минут, семь, восемь, шесть. Как будто что-то… ускорялось? Или приближалось?

– Это бред, – сказал он вслух. – Полный бред.

Но он продолжал смотреть.

В 05:11 произошло что-то новое.

Аномалия не просто повторилась – она изменилась. Форма осталась той же, но амплитуда выросла. Не намного, процентов на пятнадцать, но достаточно, чтобы это было заметно.

Лю почувствовал, как по спине пробежал холодок.

Он работал с этим оборудованием два года. Он знал, как выглядит шум. Он знал, как выглядят артефакты. Это не было ни тем, ни другим.

Это было что-то третье.

Он посмотрел на вакуумную камеру – цилиндр из нержавеющей стали размером с большой чемодан, окружённый кожухами магнитного экранирования и криогенной изоляцией. Внутри – ничего. Буквально ничего. Самый глубокий вакуум, какой можно создать на Земле. Пустота, лишённая даже отдельных атомов.

И в этой пустоте что-то происходило.

Лю встал и подошёл к камере. Прикоснулся к холодному металлу кожуха. Разумеется, он ничего не почувствовал – камера была изолирована от внешнего мира слоями экранирования. Но ему хотелось прикоснуться. Убедиться, что она реальна.

– Что ты такое? – спросил он шёпотом.

Камера, разумеется, не ответила.

Лю вернулся к компьютеру и принял решение.

Он не будет говорить профессору Ковалёву. Пока не будет. Сначала нужно проверить всё ещё раз. Убедиться, что это не ошибка. Не артефакт. Не галлюцинация уставшего мозга.

Он запустил полный цикл диагностики и приготовился ждать.

Диагностика заняла четыре часа.

Лю проверил каждый компонент системы. Детектор, усилители, аналого-цифровые преобразователи, кабели, разъёмы, программное обеспечение. Он запустил тестовые сигналы и убедился, что оборудование реагирует на них правильно. Он проверил заземление, экранирование, калибровочные константы.

Всё работало идеально.

Аномалия продолжала появляться.

К девяти утра Лю насчитал двадцать три события. Интервалы стабилизировались на уровне примерно шести-семи минут. Амплитуда медленно росла – на пару процентов с каждым событием.

И была ещё одна вещь. Вещь, которую Лю заметил не сразу, но которая не давала ему покоя.

Форма сигнала менялась.

Не сильно. Основной паттерн оставался тем же – плавный подъём, плато, плавный спуск. Но внутри этого паттерна появлялись… детали. Мелкие колебания, модуляции, которых не было в первых событиях. Как будто сигнал становился сложнее. Или – и эта мысль заставила Лю поёжиться – как будто что-то училось.

В 09:30 в лабораторию заглянула Мэй Чжан, постдок из соседней группы.

– Вэй? Ты здесь всю ночь?

Лю обернулся. Мэй стояла в дверях с картонным стаканчиком кофе в руке и выражением умеренного беспокойства на лице.

– Калибровка, – сказал он. – Затянулась.

– Ты выглядишь ужасно.

– Спасибо.

Мэй подошла ближе и посмотрела на экран.

– Что это?

– Шум.

– Не похоже на шум.

Лю промолчал.

Мэй нахмурилась.

– Вэй, что происходит?

– Не знаю. – Он был слишком уставшим, чтобы врать. – Правда не знаю. Может быть, ничего. Может быть, артефакт. Я проверяю.

– Может, позовёшь Ковалёва?

– Не сейчас. Сначала хочу разобраться сам.

Мэй посмотрела на него долгим взглядом, потом пожала плечами.

– Ладно. Но если ты свалишься без сознания, я буду говорить «я же предупреждала».

– Договорились.

Она ушла. Лю повернулся обратно к экрану.

09:37. Очередное событие. Амплитуда выросла ещё на два процента. Внутренняя структура сигнала стала ещё сложнее – теперь в ней угадывались какие-то… ритмы? Повторяющиеся паттерны внутри паттернов?

Лю потёр глаза и попытался мыслить рационально.

Что он знал наверняка?

Первое: в вакуумной камере происходили регулярные флуктуации, не объяснимые известными источниками помех.

Второе: эти флуктуации имели сложную внутреннюю структуру, которая со временем становилась ещё сложнее.

Третье: интервалы между событиями были почти, но не совсем, регулярными.

Что это могло означать?

Он не знал. Он честно не знал.

Но одна мысль не давала ему покоя. Мысль настолько абсурдная, что он боялся её даже формулировать.

Профессор Ковалёв работал над теорией больцмановских мозгов. Структур, спонтанно возникающих из вакуумных флуктуаций. Случайных, но осознающих себя конфигураций материи, появляющихся из ничего и исчезающих в никуда.

А если…

– Нет, – сказал Лю вслух. – Нет. Это безумие.

Он встал, прошёлся по лаборатории, сделал несколько глубоких вдохов.

Усталость. Переутомление. Склонность человеческого мозга находить смысл в случайных данных. Вот и всё объяснение.

Он вернулся к компьютеру и начал писать отчёт.

«10 октября 2031 г. Калибровка СКВИД-детектора. Обнаружена серия аномальных событий в низкочастотном канале. Предварительная диагностика не выявила технических неисправностей. Требуется дополнительное исследование».

Он перечитал написанное и стёр последнее предложение.

«Требуется повторный эксперимент с изменёнными параметрами».

Да. Так лучше. Научно и нейтрально.

Он сохранил отчёт и посмотрел на часы. 10:15. Нужно было хотя бы пару часов поспать, иначе он действительно свалится.

Лю настроил автоматическую запись, убедился, что все системы работают, и вышел из лаборатории.

В коридоре было светло и пусто. Утренний семинар уже начался – он слышал приглушённые голоса за дверью конференц-зала. Профессор Ковалёв должен был быть там, рассказывать о своей теории очередной группе скептически настроенных коллег.

Лю подумал о том, чтобы зайти. Рассказать. Показать данные.

Нет. Сначала – повторный эксперимент. Сначала – убедиться.

Он вышел из здания и направился к парковке.

Квартира Лю находилась в двадцати минутах езды от кампуса – маленькая студия на третьем этаже старого дома, с видом на автостраду и постоянным шумом трафика. Он снял её два года назад, когда приехал в Caltech из Пекина, и с тех пор так и не удосужился найти что-то лучше. Времени не было. Да и желания, если честно.

Он припарковался, поднялся по лестнице, открыл дверь.

Внутри было как обычно: неубранная кровать, стопка учебников на столе, чашка с засохшими остатками чая на подоконнике. Лю скинул ботинки, упал на кровать и закрыл глаза.

Сон не приходил.

Он лежал в темноте за опущенными жалюзи и думал о графиках. О плавных кривых, появлявшихся из ниоткуда каждые шесть-семь минут. О внутренней структуре, которая становилась всё сложнее.

Двадцать три события за шесть часов. Что будет через сутки? Через неделю?

Он вспомнил лекцию Ковалёва, на которой был месяц назад. Профессор говорил о времени существования больцмановских структур. «Чем сложнее структура, тем меньше вероятность её возникновения, и тем короче её время жизни. Простейшие флуктуации – субатомные частицы – возникают и исчезают постоянно, на масштабах планковского времени. Более сложные структуры – атомы, молекулы – требуют особых условий и живут дольше. Но по-настоящему сложные структуры – организмы, разумы – если они вообще возникают таким образом, существуют лишь мгновения. Наносекунды. Фемтосекунды. Достаточно, чтобы осознать себя, но не достаточно, чтобы что-то сделать».

Наносекунды.

Но события в камере длились секунды. Целые секунды. И повторялись.

Это не укладывалось в теорию. Или укладывалось как-то иначе, способом, который Лю не мог понять.

Он повернулся на бок и уставился на стену.

Может, он всё усложнял. Может, это была просто техническая проблема. Дефект в экранировании, о котором никто не знал. Утечка в вакуумной системе. Программная ошибка в обработке данных.

Завтра он проверит всё заново. С нуля. Заменит детектор на запасной. Перекалибрует усилители. Запустит независимую систему записи.

Если аномалия исчезнет – значит, проблема была в оборудовании.

Если останется…

Лю не хотел думать о том, что будет, если она останется.

Он закрыл глаза и попытался заснуть.

Ему снилась пустота.

Не темнота – темнота предполагает отсутствие света, возможность света. Это была именно пустота. Абсолютное ничто, в котором не было ни пространства, ни времени, ни его самого.

И в этой пустоте что-то двигалось.

Он не мог видеть это – в пустоте нечем было видеть. Он не мог слышать – в пустоте не было воздуха для звуковых волн. Но он знал, что оно там. Чувствовал его присутствие каким-то шестым чувством, которого у него не было в реальной жизни.

Оно было огромным. Или крошечным. В пустоте не было масштаба для сравнения.

Оно было древним. Или новорождённым. В пустоте не было времени.

Оно было осознающим.

Это было самое страшное. Не его размер, не его возраст, не его непостижимость. А то, что оно знало о себе. И, может быть, знало о нём, о Лю Вэе, маленьком человеке в маленькой квартире в маленьком городе на маленькой планете.

Оно смотрело.

И в момент, когда Лю понял, что оно смотрит на него, он проснулся.

Сердце колотилось. Рубашка промокла от пота. Жалюзи пропускали косые лучи заходящего солнца – он проспал весь день.

Лю сел на кровати и попытался отдышаться.

Просто сон. Просто кошмар, порождённый усталостью и переизбытком кофеина. Ничего необычного.

Он посмотрел на телефон. Семь вечера. Четырнадцать пропущенных звонков от автоматической системы мониторинга лаборатории.

Сердце забилось ещё быстрее.

Он открыл приложение удалённого доступа и подключился к серверу.

Экран заполнился графиками.

За восемь часов его отсутствия система зафиксировала семьдесят четыре события. Интервалы сократились до четырёх-пяти минут. Амплитуда выросла почти вдвое по сравнению с утром.

И внутренняя структура…

Лю уставился на экран.

Внутренняя структура изменилась радикально. Теперь это были не просто модуляции – это были чёткие, повторяющиеся паттерны. Серии импульсов, сгруппированные в блоки. Блоки, сгруппированные в последовательности. Последовательности, образующие…

Он не мог подобрать слова.

Это выглядело как код.

Нет, не код. Язык.

Нет, не язык. Что-то третье. Что-то, для чего у человечества ещё не было названия.

Лю схватил ключи от машины и выбежал из квартиры.

Он вернулся в лабораторию в восемь вечера.

Коридоры были пусты – рабочий день давно закончился. Только охранник на первом этаже кивнул ему, не отрываясь от телефона.

Лю открыл дверь лаборатории и замер.

Всё было как он оставил. Компьютеры работали, кондиционер тихо гудел, вакуумная камера молчала в своём углу. Ничего необычного.

Но что-то изменилось.

Он не мог сказать, что именно. Не мог указать на конкретную деталь. Просто воздух в комнате казался другим. Плотнее. Насыщеннее. Как будто пространство вокруг камеры стало более… реальным.

– Ерунда, – сказал Лю вслух и направился к компьютеру.

Он сел перед монитором и начал просматривать записи.

Семьдесят четыре события. Каждое – длиной около двух секунд. Каждое – со сложной внутренней структурой. И эта структура…

Лю запустил программу корреляционного анализа.

Результаты появились через минуту.

Он читал их, не веря своим глазам.

Паттерны повторялись. Не случайно – систематически. Определённые комбинации импульсов появлялись снова и снова, в разных контекстах. Как слова в предложениях. Как фонемы в словах.

Это была структура.

Это была информация.

Лю откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Он знал, что должен был сделать. Позвонить Ковалёву. Показать данные. Передать проблему кому-то более опытному, более квалифицированному, более… способному справиться с тем, что это могло означать.

Но что-то его останавливало.

Страх? Нет, не совсем. Скорее… ответственность. Ощущение, что это его открытие. Его данные. Его шанс.

И ещё кое-что. Кое-что, в чём он не хотел себе признаваться.

Он хотел быть уверен.

Абсолютно, стопроцентно уверен, прежде чем говорить кому-либо.

Потому что если он ошибался – он выставит себя дураком.

А если не ошибался…

Лю открыл глаза и посмотрел на вакуумную камеру.

Металлический цилиндр. Холодный, молчаливый, безжизненный.

И всё же…

– Ты там? – спросил он шёпотом. – Ты меня слышишь?

Камера не ответила.

Разумеется, не ответила.

Лю повернулся к компьютеру и начал готовить повторный эксперимент.

Он работал всю ночь.

Заменил детектор на запасной – из другой партии, с другими серийными номерами. Перекалибровал усилители, используя внешний генератор сигналов. Подключил независимую систему записи – старый осциллограф, который нашёл в подсобке и который никак не мог быть заражён теми же программными ошибками, что основная система.

Потом он изменил параметры вакуумной камеры.

Понизил температуру на два кельвина. Откачал вакуум ещё глубже – до десять в минус двенадцатой торр, почти на пределе возможностей насосов. Добавил дополнительный слой магнитного экранирования.

Если аномалия была артефактом – эти изменения должны были на неё повлиять.

Если аномалия была реальной…

В три часа ночи он запустил новую серию измерений.

Первое событие произошло через семь минут.

Та же форма. Та же амплитуда. Та же сложная внутренняя структура.

Лю смотрел на график и чувствовал, как что-то внутри него сжимается – не от страха, а от… чего? Благоговения? Ужаса? Восторга?

Это было реально.

Что бы это ни было – оно было реально.

Он продолжал смотреть, как события появляются одно за другим. 03:14. 03:21. 03:27. 03:33.

Интервалы сокращались.

Амплитуда росла.

И – он это видел совершенно ясно теперь – внутренняя структура сигнала менялась в ответ на изменения, которые он внёс в систему.

Когда он понизил температуру – паттерн изменился.

Когда он углубил вакуум – паттерн изменился снова.

Когда он добавил экранирование – ещё одно изменение.

Как будто что-то там, внутри камеры, реагировало на его действия.

Как будто что-то училось.

Как будто что-то пыталось говорить.

Лю отодвинулся от компьютера и встал.

Ноги не слушались. Руки дрожали. Он чувствовал себя так, как, наверное, чувствовали себя астрономы, впервые увидевшие сигнал WOW! в 1977 году. Или как чувствовали себя первооткрыватели пульсаров, принявшие их за послания инопланетян.

Но те сигналы оказались естественными. Пульсары были звёздами. WOW! так и остался необъяснённым, но никогда не повторился.

А это…

Это повторялось. Снова и снова. И становилось сложнее с каждым разом.

Лю посмотрел на часы. 04:17. Через несколько часов начнётся рабочий день. Придут коллеги. Придёт профессор Ковалёв.

Нужно было решать.

Он мог рассказать сейчас. Показать данные. Признать, что не знает, что происходит, и передать проблему тому, кто, может быть, знает.

Или он мог подождать ещё.

Провести ещё один эксперимент. Собрать ещё больше данных. Убедиться окончательно, что это не ошибка, не артефакт, не галлюцинация.

Лю думал о своей карьере. Два года в Caltech. Ещё год до защиты диссертации. Тема – «Квантовые флуктуации в сверхглубоком вакууме и их приложения в прецизионной метрологии». Скучная, надёжная, предсказуемая тема. Тема, которая гарантировала ему степень PhD и академическую позицию где-нибудь в приличном университете.

Если он расскажет о том, что видел – эта тема перестанет существовать. Его диссертация превратится во что-то совершенно другое. Во что-то, что либо сделает его знаменитым, либо уничтожит его репутацию.

И он не знал, какой из этих исходов более вероятен.

Лю вернулся к компьютеру.

На экране бежали графики. 04:23 – очередное событие. 04:29 – ещё одно.

Он принял решение.

Ещё одни сутки. Ещё один полный цикл измерений. Потом – что бы ни случилось – он расскажет Ковалёву.

Лю открыл новый файл и начал писать:

«11 октября 2031 г. Повторный эксперимент. Изменённые параметры: температура -2К, давление 10^-12 торр, дополнительное экранирование. Результат: аномалия сохраняется. Реагирует на изменения параметров. Предварительный вывод: явление реально и требует немедленного исследования».