Такси до подсознания

Просто едешь, просто крутишь баранку, смотришь на дорогу, везешь пассажира. Но к нему не прикипаешь, за него не переживаешь, и забываешь о нем, как только он оплачивает услугу и выходит из машины…

На деле все оказалось иначе. Глубоко проросшее в душу стремление сделать чужую жизнь легче и лучше часто подталкивало его вмешаться в ситуацию, и хотя бы добрым словом или хорошим советом что-то сделать для человека. Вот как сейчас для этой несчастной Марины.

Высадив Пижона у «Охотничьего клуба», он взглянул на пассажирку в зеркало заднего вида и сказал:

– Извините, пожалуйста, можно задать вам вопрос?

– Ну… да. А что такое? – удивилась она.

– Да ничего. Я не подслушиваю, но вы же понимаете, что все в одной машине едем. Почему вы не хотите, чтобы вас повышали?

– Что? – нервно усмехнулась Марина. – Почему вы так решили?

– Да потому, что у вас есть опыт, есть нужное образование. Ваш непосредственный руководитель прямым текстом говорит, что вы со всем справляетесь лучше него. А ваша карьера годами стоит на месте.

– И как себе это представляете? Я должна подсидеть начальника? Или сама себя назначить?

Таксист старался говорить очень мягко, Марина это видела. Но почему-то слова этого, по сути, постороннего человека, воспринялись намного болезненнее, чем привычные мамины упреки.

– Нет, конечно, я не говорю никого подсиживать. Но вам не надоело быть вечной Золушкой на побегушках и ждать, когда же вас позовут на бал? Вы, наверное, надеетесь, что однажды директор сам вас возьмет и повысит. А как он узнает, что вас надо повышать?

– Так и узнает. Потому, что он – грамотный руководитель.

– Грамотный – еще не означать всевидящий и всезнающий. Вы уверены, что он в курсе, как вы работаете и какие обязанности выполняете? И кто ему об этом расскажет, если не вы?

– Но не могу же я просто прийти и сказать: «Смотрите, как здорово я работаю!»? Спасибо, я за это еще в школе наслушалась!

– А школа-то причем? – растерялся Сергей Михайлович.

– А при том. Меня учителя сколько раз на место ставили: «Ты что, самая умная? Выскочек никто не любит! Сиди, не высовывайся»… Я от русички это постоянно слышала. И от химички потом тоже.

– А ваш директор – он русичка или химичка?

– Да нет, так-то он нормальный…

– Во-от. А у вас же наверняка есть какие-то мысли, идеи, как что-то изменить или улучшить. Вот с ними и приходите. Расскажите, объясните, презентуйте, а дальше пусть сам решает. У вас же директор не дурак?

– Не дурак.

– Вот и дайте ему возможность увидеть вас в деле по-настоящему. Намекните, что готовы решать более серьезные задачи.

Таксист говорил убедительно. Она и сама иногда позволяла себе помечтать о чем-то таком: как она приходит с крутым предложением и настолько очаровывает главу фирмы своим умом, знаниями и потенциалом, что выходит от него с новой должностью и карт-бланшем на все действия.

Но… Страшно. Вот если бы он сам!

– Хоть раз в жизни поверьте в себя! – уговаривал Сергей Михайлович. – Вы столько всего знаете, столько умеете. Вы сможете принести пользу! Просто сделайте это. Знаете, как плавать учатся? Зажмурьтесь и прыгните! А там уже сами не заметите, как поплывете. И маме своей покажете, что все не зря.

Его слова так удачно совпадали с ее собственными мыслями, что Марина и правда задумалась: почему бы и нет? В конце концов, чем она рискует? Ну, не захотят ее слушать – она просто вернется на свое рабочее место, и все будет как прежде. А если захотят?

***

Бизнес-центр отразил в панорамных дымчатых стеклах огни подъезжающего автомобиля.

– Ну, ни пуха вам! – напутствовал Сергей Михайлович, чувствуя, что пассажирка поддается на его уговоры. – Рискните – и все получится!

Марина проводила отъезжающее такси взглядом, улыбнулась и махнула на прощание рукой. Слова водителя вдохновили ее, и она была благодарна за участие и за уверенность в ее успехе.

В холле было тепло и пахло чьими-то сладкими духами. Марина поднялась на лифте на нужный этаж и на выходе нос к носу столкнулась с директором. Как говорится, на ловца, и зверь бежит.

– О, Марина, добрый день! – приветствовал он. – Вот вы и вернулись. А где же Борис Андреевич?

– Он поехал на встречу с представителем «Сайнс Технопродукт».

– Понятно. С корабля на бал, как говорится. Ну что ж, появится, скажите, чтоб заглянул ко мне. А вас я поздравляю с успешным обучением. Вы что-то хотите сказать?

Марина набрала в легкие воздуха и…

Комментарий психолога Анны Ништа

Вопрос: Начнем с мамы. Она сама говорит, что ее дочь умная, постоянно учится, имеет множество «корочек». Почему же она критикует вместо того, чтобы хвалить?

Ответ: Данная мама мыслит категориями «хорошо», «плохо», «можно», «нельзя», «классно», «позорно». Для успешности у нее тоже есть категории, где достижение – это рост по карьерной лестнице. Ей очень хочется, чтобы дочь была успешной, причем именно так, как она, мама, это понимает, поскольку она уже все давно расставила «по полочкам», сориентировалась в этой жизни, и вообще, старше, а значит, лучше знает.

Но Марина по карьерной лестнице не растет, с задачей не справляется и ожиданий на свой счет не оправдывает. Вместо этого бегает по учебам и получает всякие дурацкие дипломы. Ведь если диплом не принес повышения – это плохой диплом.

По сути, для матери нет особой разницы между той малышкой, которая хотела гулять в новом пальто, и этой взрослой женщиной с кучей дипломов: она как тогда страдала глупостями, не понимая жизни, так и сейчас продолжает. Вот и приходится «врубать маму» и воспитывать, чтобы дочь не занималась ерундой.

Вопрос: Как властная позиция мамы отражаются на самостоятельности Марины и ее уверенности в себе?

Ответ: Тут дело в родительских установках, таких «невидимых нитях» воспитания. Мама Марины продолжает относиться к ней, как к «ребенку», не позволяя стать взрослым, самостоятельным человеком. Марина всю жизнь была «не до…»: «не дотягиваешь», «не достойна», и это сформировало у нее внутреннюю установку: «я недостаточно хороша». Мама, критикуя (даже если неявно: «Почему четверка, а не пятерка?»), ей все время ставила условие: «Пока ты не станешь такой, как я хочу – ты не получишь безусловной любви и принятия».

Эти «нити воспитания», удерживают Марину на ступеньке, не давая подняться. Отсюда у нее и страх самореализации, и синдром самозванца, и страх повышения или смены работы. Ведь подниматься выше своей «ступеньки», установленной матерью, страшно и как-то неправильно на подсознательном уровне. Она не чувствует себя достаточно взрослой, чтобы быть по-настоящему самостоятельной и уверенной. Мама не дает ей выйти из этой позиции ребенка, а ребенок, как мы знаем, не может быть самостоятельным, не может принимать решения – он всегда «не дотягивает».

Вопрос: Но ведь на самом-то деле Марина – уже взрослая. Почему мама этого не признает и продолжает вмешиваться в ее жизнь?

Ответ: Есть такое умное слово – сепарация. В норме, когда чадушко вырастает, общение должно перестроиться со схемы «родитель – ребенок» на схему «взрослый – взрослый». У Марины с мамой этого не произошло, и мама до сих пор стоит на позиции «Это мой крест, и нести его мне». Ей важен статус «хорошей мамы», которая воспитала примерную дочь. Отсюда возникает потребность контролировать Марину, чтобы она, не дай Бог, каким-то образом этот статус не опровергла.

При этом ее не интересует, чем именно занимается дочь, чему учится, в какой сфере трудится. Она не задает вопросов на эти темы, и не разбирается в профессии дочери. Для нее гораздо важнее, чтобы Марина не вышла за пределы дозволенного и не сделала что-то, из-за чего потом соседи и родственники скажут: «Фу, кого ты вырастила!».

Пределы этого «дозволенного» она устанавливает сама, с позиции «Мама лучше знает». Кстати, многие мамы говорят о себе именно так, в третьем лице. Потому, что просто мама – это обычный человек, способный на ошибки. А вот некая гипотетическая «мама», идеальный мамский образ, возвышается над реальностью и ошибок как бы не совершает. Вот и мама Марины следит, чтобы дочь все делала правильно и не запятнала ее, мамину, репутацию.

Вопрос: Можно ли сделать вывод, что мама не любит свою дочь, раз так к ней относится?

Ответ: Нельзя. Эта история – лишь небольшой эпизод. На его основании мы не имеем права делать такие далеко идущие выводы. Поведение, которое демонстрируют героини, еще не говорит о любви или нелюбви. Мама Марины общается так, как умеет и так, как привыкла. Общение – это навык, а его наличие или отсутствие еще не указывает на чувства, которые испытывает человек.

Вопрос: Марина хорошо знает свое дело, постоянно повышает свой уровень, и сама перед собой признает, что способна на большее. Почему же она молчала и спокойно соглашалась на роль второго плана?

Ответ: В жизни каждого ребенка есть значимые взрослые – это люди, оказывающие влияние на развитие, образ жизни ребенка, формирование у него ценностей и взглядов на жизнь. Для Марины таким значимым взрослым, безусловно, является мама.

Мама стоит на позиции: «Я лучше знаю», а Марина подчиняется. Это внутренний процесс, который она даже не отслеживает. То есть, на сознательном уровне она думает про себя: «Я знаю», «Я умею», «Я могу», а на подсознательном уровне она себе мамиными словами и маминым «голосом» внушает: «Как помощница ты на своем месте, а как самостоятельная единица – не дотягиваешь».

Это вообще очень полезно – послушать, чьим голосом и с какой интонацией мы себе что-то говорим. Может оказаться, что это совсем не наши слова и не наши мысли. С точки зрения Марины, раз мама говорит «Не дотягиваешь» – значит, это правда.

Конечно, на работе мамы нет. Но человек, подсознательно находящийся на позиции ребенка, всегда ищет «взрослого», который возьмет на себя ответственность, будет принимать решения и руководить действиями. На работе роль этого «взрослого» естественным образом занял самый главный человек в организации – директор. Марина перенесла на него свои ожидания от общения с мамой, поэтому, чтобы проявить инициативу, ей требовалось его разрешение.

По этой же причине она делала работу за своего непосредственного руководителя. Ведь директор (он же «мама»), знает, как лучше. Раз взял на работу своего человека, значит, так правильно и так нужно, в этом нет ничего плохого или обидного. Подчиняемся и пашем.

Вопрос: Зачем же Марина училась и получала все эти дипломы?

Ответ: Во-первых, у нее потребность быть «хорошей девочкой». Да, дома мама не похвалит за достижения в учебе, но на работе же есть директор, который скажет: «Молодец, Марина!». А ей это очень важно.

А во-вторых, учеба – это не только результат, но и процесс. Это ресурсное состояние, в которое можно погрузиться, на время спрятаться от маминых притязаний, почувствовать движение вперед, даже если оно не приведет к результату.

Вопрос: Какие «скрытые выгоды» получает Марина от своей инфантильности?

Ответ: Каждый ребенок очень нуждается в любви, причем в любви безусловной. Это когда любят не потому, что «ты хороший», не за достижения или примерное поведение, а просто так. Но у Марининой мамы любовь условная: «Будешь хорошей, послушной, успешной – я буду тебя любить. Будешь вести себя плохо, сделаешь не так, как я хочу – я тебя любить не буду».

А что случается с ребенком, которого не любят и отвергают, игнорируют? Правильно, он может погибнуть. Это такие очень глубинные переживания, которые мы не осознаем, но которые на автоматическом уровне управляют нашим поведением.

Поэтому Марина продолжает соблюдать условия: «Я маленькая, я ничего не решаю, я послушная – мама меня за это любит». Понятно, что она не сидит и не думает прямо вот такими словами, которые мы здесь пишем. Просто если мама злится или обижается, нашей героине становится плохо, страшно и мучительно. Чтобы избежать этого, она подчиняется маме, даже если ей неприятно. Меняет непосильные для своей психики переживания на посильные: лучше перетерпеть эти выходки в такси, чем отстаивать свое мнение и натолкнуться на мамино раздражение и обиду, с которыми Марина не умеет справляться.

Вопрос: Каковы шансы, что Марина после разговора с таксистом все же перешагнула внутренний запрет и решилась на разговор с директором?

Ответ: Очень хорошие. Ведь что произошло? Она осталась в такси с этим малознакомым дяденькой, Сергеем Михайловичем. Такси – это очень небольшое замкнутое пространство, в котором она чувствовала себя спокойно и безопасно. Наш таксист для нее человек посторонний, а значит, по сравнению с мамой намного более непредвзятый. У них нет обязательств, нет вопросов и претензий друг к другу, нет каких-либо эмоциональных моментов. Плюс таксист ведет себя вежливо и старается быть деликатным. То есть, для Марины сложилась психологически комфортная обстановка, в которой она смогла позволить себе оставаться искренней.

Вообще, у нас в обществе все достаточно плохо с выражением эмоций. Мы с детства слышим: «Не ной!», «Не реви!», «Чего ты злишься?», «Что ты орешь?». Злость, обида, грусть – считаются плохими, неправильными, «запретными», и мы привыкаем их прятать, запирать в себе. Наша Марина тоже привыкла.

Но такси для нее оказалось пространством, в котором можно проявлять то, что чувствуешь на самом деле, а Сергей Михайлович со своими советами – стал катализатором проявления этих чувств. На поверхность вылезла эмоция – злость. Причем злость не в негативном ключе, а в хорошем, конструктивном смысле, так как она была направлена не на маму и не на директора, а на внутренний запрет предпринимать что-либо значимое без разрешения «взрослого».

По сути, героиня словила примерно такой инсайт: «Я давно уже большая тетенька, давно уже совершеннолетняя. Я на выборах имею право голосовать! Так почему же на работе я до сих пор жду какого-то разрешения себя проявить?!». Благодаря тому, что рядом оказался понимающий и поддерживающий человек, Марина не стала эту злость привычно подавлять, а позволила ей быть.

Подобные озарения требуют выхода, поэтому подзарядившись в такси своей эмоцией, Марина пошла на работу с намерением ее выплеснуть, реализовать. То есть, волевым усилием сломать свою внутреннюю систему и первой подойти к директору со своим предложением.

Так что да, в этой ситуации героиня вполне могла повести себя достаточно уверенно, поговорить с руководителем, заявить о себе и развернуть ситуацию на работе в более благоприятное для себя русло.

Вопрос: Какой смысл носит в этом рассказе пальто?

Ответ: У многих людей было такое условное «пальтишко» или что-то в этом роде. Югославское пальто здесь – это символ неразрешенности. В детстве у Марины была вещь, которая как бы принадлежала ей, но по факту все решала мама: «Вот сюда тебе нельзя его надевать, а сюда можно». Это была очень обидная ситуация, которая тогда так и осталась не улаженной, до конца не пережитой. Поэтому Марина и вспоминала ее не просто как некий случай из детства, а как эмоциональную историю, в которой она все еще чувствует обиду. Тем более что мама, как и в детстве, продолжала навязывать свои решения, что дочери можно, а что нельзя, что для нее хорошо, а что плохо.

Вопрос: Как человеку самостоятельно понять, что в его поведении присутствуют инфантильные, или наоборот, авторитарные черты?

Ответ: Здесь важно развивать осознанность и рефлексировать. Конечно, не стоит проводить психоанализ по каждому чиху, но нужно отслеживать свои чувства в момент взаимодействия с другими людьми и анализировать свои поступки в ретроспективе.

Вот ругаемся с начальником, полезно задавать себе вопросы: «Кто во мне сейчас реагирует: взрослый, ребенок, подросток? В какой я роли? Кто во мне обиделся, кто возмутился?». Особенно если разбираем ситуацию, в которой что-то пошло не так. Очень, кстати, полезен вопрос: «Когда это произошло впервые?». Вот случилась ситуация, которая вызывает сильный отклик: обиду, злость – спрашиваем себя: «Когда я впервые вот так же обиделся? По какой причине? На кого?».

Нужно обращать внимание на то, как происходит общение с другими людьми, с какой позиции. Требуем подчинения, стоим на позиции «Есть только две точки зрения: моя и неправильная» – это намек на внутреннего авторитара. Стараемся избегать ответственности, позволяем решать за себя, убеждены, что «во всем всегда виноваты обстоятельства» – это уже признак инфантильности.

Вопрос: Что Марине стоит сделать, чтобы изменить жизнь к лучшему не разово, а кардинально?

Ответ: В этой истории у нее появился новый опыт – хороший, положительный, который она сможет использовать в дальнейшем То есть, она уже совершила небольшой прорыв.

Чтобы развить этот успех, ей нужно занять позицию взрослого человека по отношению к окружающим и к самой себе. А для этого необходимо психологически «проработать» маму: прояснить роли, зоны ответственности, границы дозволенного вмешательства в жизнь друг друга, возможные претензии и обиды. Это позволит Марине стать независимой от маминых эмоций при принятии решений и самостоятельно «рулить» своей жизнью.

История 2. Власть больших ножниц

В самом начале марта иногда выпадают такие дни, когда с утра до вечера светит солнце. Причем светит так, что с крыш летит капель, снег покрывается льдистой глазурью, тротуар под ногами бликует лужицами, а в кустах чирикают стайки воробьев, наполняя воздух звоном, знаменующим скорое начало весны. Потом, когда наступает вечер, все это дело прихватывает морозцем и становится скользко. Зато небо над этой скользотенью высокое, цвета индиго и в нем помигивают отдельные звезды, сумевшие пробиться сквозь зарево питерских огней. А воздух пахнет солнцем, влажной землей и молодой травой, которой из-под просевших сугробов пока даже не видно, но уже ясно, что она точно будет.

В такие вечера веришь, что впереди очень много хорошего. Душа просит романтики: прогуливаться по набережной под ручку с кем-то милым, смеяться, целоваться, мерзнуть, смириться с тем, что завтра не выспишься и, может быть, даже везде опоздаешь, пить вино и согревать друг друга под одним одеялом… Но точно не выяснять отношения. Однако именно это Сергей Михайлович и наблюдал.

Во дворе, где стояло его такси, было удивительно тихо и спокойно – даже не верилось, что с обратной стороны этого же дома по Комендантскому проспекту в три ряда гоняли автомобили. Впрочем, после восьми вечера трафик пошел на убыль.

Пассажир, не пьяный, но заметно ушибленный алкоголем, уже минут десять держал открытой дверцу машины и пытался сесть в салон. Сделать это ему не давала молодая красивая женщина, судя по всему, жена. Звенящим от негодования голосом она выговаривала:

– Меня уже просто трясет! Слушай, я только одного не понимаю, ты надо мной специально издеваешься? Или у тебя реально крыша поехала? Ты знал, что тебе за руль! Знал, что тебя дети ждут! Я уже ненавижу этот твой вискарь вонючий!

– Свет, у меня просто был тяжелый день, – миролюбиво возразил пассажир.

– И что? Ты решил сделать тяжелый день всем? Прекрасно! Ты, значит, расслабился, тебе полегчало, а то, что дома есть дела, это пофиг, да?

– Зай, ну почему пофиг? Я же делаю.

– Макс, что ты делаешь? Ну что? Ты давно все свесил на меня. Я езжу за продуктами. Я отвожу детей в школу, на тренировки, к бабушке. Если в кино, если куда-то выбираемся, опять я всех везу. Ты у нас то устал, то чувствуешь плохо, то еще что-нибудь. Я-то тоже устаю! А сейчас… Макс, ну это уже просто за гранью! Или ты думал, опять я через весь город поеду? Мы же договорились, что ты заберешь детей, а ты взял и нажрался!

– Я не нажрался. Ты же видишь, я адекватный, просто за руль мне нельзя. Зай, ну забыл. Не сообразил.

– Что забыл? Забыл, что у тебя двое детей на другом конце города? Макс, тебе голову лечить надо!

Сергей Михайлович вытряхнул на ладонь из пластиковой коробочки пару ягодных драже, отправил их в рот. Покатался языком, ощущая, как истончается гладкий верхний слой. Ему не в первой было становиться свидетелем семейных сцен, но все равно каждый раз неприятно. Ну почему именно близкие люди кусают больнее всего?

Супруги ругались, время ожидания тикало. Слушая, как женщина «чихвостит» мужа при постороннем, наш таксист думал, что, наверное, ее во многом можно понять. Но если бы только она знала, как сильно задевает, когда собственная жена унижает при другом мужчине – точно перенесла бы разговор куда-то, где можно обойтись без чужих ушей.

На прежней работе у Сергея Михайловича был сослуживец, который ушел из семьи по похожей причине – благоверная любила устраивать разборки при свидетелях. Сколько он ни просил выяснять отношения тет-а-тет, жена эти просьбы игнорировала. И стала бывшей…

– Свет, давай не сейчас. Ехать пора, такси ждет.

– Вот именно, что такси, в то время как у нас своя машина стоит вон, в двух метрах! А ты сейчас конские деньги заплатишь на ровном месте!

– Заплачу, ну и что такого? Хочешь, садись сама, поезжай.

– Охренеть! Макс, ты вообще мужик? – от ярости у нее сдавило горло. – Я должна поехать? Я!!! Обалдеть! Отлично! Слушай, это уже просто за гранью! За гранью! Ты знаешь кто?!

– Света! Свет… Света!!! Давай не сейчас! Давай! Машина ждет, дети ждут. Потом поговорим! Вечером, я вернусь и обсудим. Хочешь, я тебе чего-нибудь вкусненького привезу? Мороженое хочешь? Или вина?

– Да пошел ты! – с чувством ответила она, круто развернулась и ушла в парадную.

Пассажир, наконец-то, сел, аккуратно закрыл дверь.

– Поехали.

Сергей Михайлович глянул в зеркало заднего вида. Что-то не сходилось. Инфантильный и безответственный оболтус, каким считала его жена, должен был бы сейчас иметь довольный вид: он сделал так, как хотел, птичка-мозгоклюйка наконец улетела, можно расслабиться и спокойно ехать в свое удовольствие. Но мужчина на заднем сиденье совсем не выглядел довольным жизнью. Он угрюмо хмурился и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Сергею Михайловичу пришло в голову, что его безответственная выходка продиктована вовсе не безалаберностью, а есть что-то другое, чего жена не понимает или о чем не догадывается, и что подталкивает ее благоверного вести себя так нелепо.

Таксист вырулил из двора, свернул на Комендантский и направил автомобиль на юг, в сторону парка Победы.

– Извините, – послышалось сзади.

– Бывает, – добродушно отозвался Сергей Михайлович. По опыту он знал, что дальше, скорее всего, последует один из двух сценариев. Либо пассажир будет всю дорогу молча предаваться переживаниям, либо захочет как-то объясниться и оправдаться перед незнакомым человеком, а дальше и сам не заметит, как расскажет чуть ли не всю свою жизнь. Наш таксист был готов и к тому, и к другому.

Чудный вечер располагал к любованию дорогой. Темная небесная синь куполом накрывала город, по краям выцветая в пепельно-розовый. Цепочки фонарей уносились за плечо. Поток машин завораживал своей динамикой. В щель приоткрытого окна просачивался вечерний воздух, разбавляя приятной прохладой сухое тепло салона. Но выслушать пассажира наш Сергей Михайлович тоже никогда не отказывался. Ведь людям порой очень важно быть выслушанными. В его практике даже было несколько раз, когда машину заказывали не для того, чтобы доехать куда-то, а только чтобы иметь возможность выговориться.

Вдруг его подрезал какой-то недоумок на белом «Логане», решивший из крайнего правого ряда повернуть налево и поперший наперерез всему потоку. Сергей Михайлович оперативно оттормозился, вознося хвалу своей реакции, и автоматически проследил в боковое зеркало, чтобы «Логан» без приключений завершил свой маневр.

Подобных водятлов таксист всей душой ненавидел – по предыдущей профессии он слишком уж хорошо знал, чем могут заканчиваться подобные финты. Причем зачастую страшные последствия наступали даже не для них самих, а для других участников движения, и это было абсолютно несправедливо и гнусно. Но дабы не делать себе лишние нервы, он старательно учился относиться к подобным явлениям философски, как к неизбежному злу.

Сзади послышалось короткое, но эмоциональное:

– О!

Даже чересчур эмоциональное, видимо, пассажир не на шутку испугался, поэтому Сергей Михайлович успокаивающе произнес:

– Все в порядке.

– Да уж, в порядке… – сглотнул Макс. – Просто у вас реакция хорошая. – Он немного подумал и добавил: – Вы все-таки извините нас с женой. У нас сейчас сложный период.

Сергей Михайлович понял, что пассажиру все же хочется выговориться.