Полная версия
Герой не нашего времени
Он смотрел на Вернера, и на его изуродованном страданием лице медленно, преодолевая сопротивление каждой мышцы, зародилась улыбка. Она была нерадостной. Она была… понимающей.
– Ты тоже видел, – голос Семнадцатого был тихим, хриплым, непривычным к звуку, но в нём не было и тени прежнего страха. – Неважно, в какой форме. Тот, кто смотрел на тебя из темноты, живёт не там. – Он сделал жест рукой, указывая на противогаз, валявшийся у его ног. – Я носил это, думая, что спрячусь от взгляда. Но тот, от кого ты бежишь, всегда смотрит изнутри. Мы лишь рисуем ему глаза. И делаем их… – он на секунду замолчал, глядя куда-то вглубь себя, а потом прямо в глаза Вернеру, и в его взгляде читалось обращение к кому-то далеко за пределами этого окопа, – …такими большими. Вот и весь секрет. У страха глаза действительно велики. Но только потому, что это наши собственные, широко открытые от ужаса, глаза.
Он повернулся обратно к полю, к утреннему туману, поднимающемуся над трупами. Его фигура на фоне этого вселенского опустошения казалась одновременно хрупкой и невероятно прочной.
Вернер стоял рядом, не находя слов. Липкое чувство страха ушло, сменившись тяжёлым, холодным осознанием. Он смотрел на седые виски Семнадцатого, на его окровавленные губы, и понимал, что видит не последствия ношения противогаза. Он видел лицо самого Страха. Не чудовища из теней, а того, что годами точило этого человека изнутри. И это лицо было человеческим. Слишком человеческим.
Он тоже посмотрел на поле боя. И ему показалось, что в утреннем тумане ему снова подмигнули два огромных, пустых глаза. Но теперь он знал, чьи это глаза.
Глава 3
Сопутствующий ущерб
«Я лишь выполнял приказ…»
Капитан Джон Келлер стоял у зеркала в номере казённой гостиницы, завязывая галстук. Его пальцы, обычно такие уверенные на джойстике управления, теперь отказывались повиноваться, мелко дрожа. Шесть недель. Сорок два дня с того момента, как его палец нажал кнопку. Сорок два дня, в течение которых он был уверен: он поступил правильно. Цель была уничтожена, боевики ликвидированы, американские жизни спасены. Ему говорили об этом психологи, его адвокат, даже сослуживцы. Он почти поверил.
Сегодня – последний день суда. Оправдание было практически гарантировано. Система защищала своих. Он посмотрел на своё отражение – в хорошо отутюженной форме и с пустыми глазами. Просто ещё один день. Ещё одна миссия.
Они сидели с Томом в столовой, пили вечерний кофе. Том, его напарник, всегда весёлый и неугомонный, листал на телефоне фотографии.
«Смотри, Джон, Мегги научилась кататься на велосипеде! Жена пишет, что ждёт не дождётся, когда папа вернётся и покажет ей, как делать «без рук»».
Джон улыбался, но внутри что-то сжималось. У него не было ни жены, ни детей. Только работа. Только долг.
«Сколько ещё здесь нам торчать?» – спросил он.
Том пожал плечами.
«Пока не скажут. Говорят, вчера взяли важную цель. Скоро всё закончится».
«Вечно это «скоро»», – пробормотал Джон.
Том посмотрел на него серьёзно. «Эй, с тобой всё в порядке?»
«Просто устал», – Джон отпил кофе. – «От этих экранов. От этой… дистанции».
«Знаю, брат. Знаю. Но мы дома. Они – там. Мы делаем то, что должны».
«Да, – сказал Джон. – То, что должны».
Воздух в зале военного трибунала был спёртым, пахло старым деревом, лаком и пылью. Капитан Джон Келлер сидел за столом для подсудимых, его парадная форма с блестящими пуговицами казалась последним щитом против реальности.
«Суд слушает дело капитана Джона Келлера по статье 119 Единого кодекса военной юстиции – халатность, повлёкшая смерть гражданских лиц».
Полковник Моррис, председательствующий судья, выглядел усталым. Прокурор, майор Эванс, был настроен решительно.
«Капитан Келлер имел все возможности избежать трагедии. Он пренебрёг прямыми указаниями визуального контроля периметра».
Джон спокойно слушал, глядя перед собой. Они не понимают. Там была цель. Приказ. Всё по протоколу. Я делал то, что должен был делать.
Операционная базы «Рэйвен-Рок». Холодный воздух, гудел кондиционер. Подполковник Грейс и капитан разведки Шелтон по видеосвязи.
«Данные от „Вульф-1”: в здании проходит совещание полевых командиров. Подтверждено визуальное присутствие Абдул-Рахима аль-Хадиды – одного из самых разыскиваемых полевых командиров, ответственного за организацию серии терактов против наших сил. Тепловые аномалии в подвале соответствуют схеме хранения взрывчатки. Вероятность – 94%.По данным „Вульф-1“, в здании находятся сам аль-Хадида и не менее пяти его приближённых. Трое видны на втором этаже, ещё двое или трое – в подвале с предполагаемым складом оружия».
На экране – графики, снимки, схемы. Всё указывало на важный стратегический объект.
«Парни, мы не можем забывать уроки 11 сентября, – голос Шелтона стал твёрже. – Угрозы нужно уничтожать в зародыше, пока они не достигли наших берегов. Аль-Хадида – именно такая угроза. Мы получили шанс, которого ждали с 2001 года».
«Рейнджеры подтверждают: аль-Хадида находится в здании не более часа. Окно для удара ограничено».
«А соседние здания?» – спросил Джон.
«Эвакуированы по рекомендации наших агентов. Остались лишь те, кто связан с боевиками или не пожелал уезжать. Риск признан оправданным».
Голос сержанта «Вульф-1» в эфире: «Подтверждаю, движение в цели. Вижу двух охранников на крыше. Время ограничено».
Давление было колоссальным. Ликвидация аль-Хадиды могла спасти десятки жизней американских солдат. Джон принял решение. Правильное решение.
Джон сидел в своём кресле оператора. Перед ним – несколько мониторов. На центральном – вид с камеры MQ-1 «Predator». Дрон находился на высоте пятнадцати тысяч футов, его двигатель издавал ровный, едва слышный через звукоизоляцию комнаты гул. На экране – пиксельный город где-то на Ближнем Востоке. Глиняные крыши, узкие улочки.
«Келлер, выходим на ударную позицию. Ждём вашего подтверждения», – голос подполковника Грейса в наушниках был ровным и стальным.
Джон проверил телеметрию. Запас топлива, система наведения, связь – всё в норме. Его напарник, Том, следил за дополнительными параметрами.
«Вижу цель», – доложил Джон. Перекрестие прицела лежало на крыше того самого дома.
«Подтверждаю», – отозвался Том. – «Ждём разрешения».
Голос сержанта «Вульф-1»: «Цели начинают расходиться! Повторяю, они уходят! Время на решение – пять минут, максимум».
Джон увеличил изображение. Осмотрел периметр. И тут – движение на краю экрана. В том самом соседнем «полуразрушенном» доме. Нечёткая тень. Ещё одна.
«Командный пункт, у меня есть движение в соседнем секторе. Нераспознано».
«Игнорируй, Келлер, – голос Грейса не терпел возражений. – IFF без отклика. Система классифицирует как «фоновый шум.» (IFF – система «свой-чужой»). Вероятно, животные или помехи. Выполняй задачу».
«Но, сэр…»
«Капитан, это приказ. Стреляй».
Джон глубоко вздохнул– его палец сам опустился на кнопку. Он видел перекрестие. Видел «шум» на периферии. Келлер, это приоритетная цель. Аль-Хадида не должен уйти. Выполняйте,– голос Грейса не оставлял пространства для сомнений. Джон думал о солдатах, которых мог спасти. О Томе, о его дочери. Этот удар был необходим.
«Пуск разрешён», – прозвучало в наушниках.
Он нажал кнопку. На экране отобразилась траектория полёта ракеты «Хэллфайр». Несколько секунд – и на мониторе вспыхнула ослепительная белая вспышка. Звук удара дошёл до них с запозданием – глухой, мощный удар, после которого камеру на несколько секунд завалило белой пылью.
«Вульф-1», подтвердите поражение цели», – запросил Грейс.
Несколько томительных секунд тишины, прерываемых лишь шипением помех.
«Командный пункт, „Вульф-1“. Цель поражена. Прямое попадание. Повторяю, цель уничтожена».
В операционной на секунду повисло облегчённое молчание, которое тут же прорвал сдавленный выдох Тома: «Попали…»
На трибуне – майор Шелтон. Он уверенно излагал факты.
«Спутниковый анализ и данные наземных источников подтвердили высокую концентрацию вражеских боевиков. Тепловые аномалии в подвале, ранее интерпретированные как склад боеприпасов, полностью соответствовали известным схемам».
Защитник Мартин поднялся для перекрёстного допроса.
«Майор, а не могли эти «аномалии» быть чем-то иным? Например, работающим электрооборудованием?»
«Теоретически – да. Но в совокупности с другими данными версия о боеприпасах была приоритетной».
«И вы до сих пор в этом уверены?»
«На момент операции – абсолютно».
Майор Шелтон настаивал: «Ликвидация аль-Хадиды была стратегической необходимостью. Все разведданные, включая показания рейнджеров с поля боя, указывали на уникальную возможность обезглавить террористическую сеть в регионе».
Джон кивнул про себя. Всё верно. Они собирались нанести удар. Мы их опередили.
Голос сержанта «Вульф-1» в наушниках: «Командный пункт, наблюдаем трёх боевиков, покидающих здание до удара. Аль-Хадида и двое телохранителей остались внутри и уничтожены. Остальным удалось скрыться».
На экране пыль наконец начала оседать. И он увидел их. Из-за угла полуразрушенного соседнего дома выбежал мужчина в белой одежде. Он заслонил собой ребёнка. Мальчика.
Джон замер. Он видел, как мужчина обнял мальчика, прижал его голову к груди. Прямо как его отец когда-то делал с ним.
Потом – обвал. Крыша рухнула. Мальчик исчез под обломками.
Том выронил наушники. «Нет…» – его голос сорвался на крик. – «Джон! Что мы наделали? Что мы наделали?!»
Он вскочил, отшатнулся от консоли, его трясло.
Джон не мог оторвать взгляд от экрана. На монохромном изображении тепловизора он видел, как яркое, теплое пятно, бывшее человеком, начало расплываться, темнеть и сливаться с остывающими обломками.
«Выключи…» – прошептал Том, зажимая ладони у висков. – «Выключи, я сказал!»
Но Джон не мог пошевелиться. Он смотрел, как пыль медленно покрывает то, что ещё минуту назад было жизнью.
Прокурор Эванс запросил приобщить к делу новый документ – отчёт комиссии по установлению жертв.
«Ваша честь, это – окончательный список погибших в результате удара по кварталу 7-Альфа».
Секретарь подала толстую папку. Судья пробежался глазами.
«Приобщаем к материалам дела».
«Разрешите огласить ключевые данные?» – попросил Эванс.
«Разрешаю».
Прокурор взял лист. «Всего погибших: 47…»
«Да кого интересует количество жертв?!» – неожиданно для себя выкрикнул Джон, и тут же замолчал, будто испугавшись собственного голоса. В зале воцарилась мёртвая тишина.
Эванс холодно посмотрел на него и продолжил, нарочито медленно: «…Установлены личности 44. Из них 27 детей. Ещё 8 – подростки до 16 лет».
Двадцать семь. Двадцать семь детей.Число обожгла Джона изнутри, как осколок. Он перестал дышать, ощутив во рту вкус гари и железа. Перед глазами поплыли пятна.
«Да, аль-Хадида был ликвидирован. Вместе с ним погибли его два телохранителя. И ещё 44 мирных жителя, включая 27 детей, которые прятались в соседнем здании», – прокурор сделал паузу. – «После событий 11 сентября наша страна поклялась делать всё возможное, чтобы защитить своих граждан от террористических угроз. Операция по ликвидации аль-Хадиды была частью этой клятвы».
«Большинство семей, – продолжал прокурор, – были беженцами из южных провинций. Они укрылись в тех самых «полуразрушенных» зданиях, которые разведка сочла нежилыми. В подвале, где мы искали боеприпасы, местный учитель установил дизельный генератор для зарядки аккумуляторов – единственного источника света и связи для десятков людей. Именно его тепловое излучение было принято за склад взрывчатки».
Джон смотрел на папку. Его уверенность, его стена, которую он так тщательно выстраивал шесть недель, рассыпалась в прах. Он не уничтожил склад оружия. Он уничтожил убежище. Школу. Детей. Их будущее.
«Ах, разве дети везде играют?»– чей-то голос прозвучал у него в голове.
Он поднял глаза и увидел на экране протокол осмотра. Среди вещественных доказательств – обгоревшие тетради, учебники, импровизированные парты. Не осколки снарядов. Тетради.
Его рука непроизвольно потянулась к стакану с водой, и он с ужасом заметил, как та снова предательски дрожит.
Джон помнил, как Том уезжал. Его отстранили от службы, отправили к психологу. Они стояли у джипа, и Том не смотрел на него.
«Эй, Келлер, не грузись», – хлопнул он его по плечу, но в его глазах была пустота. – «Всё будет нормально. Судьями там сидят такие же солдаты. Они поймут».
Джон молча наблюдал, как Том закидывает свой рюкзак в джип.
«А ты как?» – спросил Джон.
Том отвернулся. «Бывает, что дети во сне кричат. Начинаешь искать кнопку отключения звука… а её нет».
Они больше не говорили. Просто пожали руки. И это рукопожатие было тяжелее любого оружия. Джон тогда подумал, что Том просто не выдержал. Сломался. А он, Джон, сильнее. Система его не сломает. Теперь он понимал – Том не сломался. Он просто увидел правду раньше.
«Капитан Келлер, вам есть что сказать суду?» – голос судьи звучал где-то очень далеко.
Джон поднялся. Его лицо было пепельно-серым. Он смотрел куда-то поверх голов судей, в пустоту.
Джон вспомнил, где он был 11 сентября 2001 года. Он, семнадцатилетний парень, смотрел по телевизору на рушащиеся башни-близнецы и тогда понял, что хочет защищать свою страну. Теперь, двадцать лет спустя, он сидел на скамье подсудимых, уничтожив не террористов, а детей. Ирония была горькой, как пепел.
«После одиннадцатого сентября нам сказали, что мы должны бороться с террором везде, где это необходимо… – Джон сглотнул. – Но разве мы не становимся тем, с чем боремся, когда за нашими ударами гибнут дети?»
Он замолк, пытаясь собраться с мыслями. «У нас не было выбора… Свобода могла пострадать… Это… сопутствующий ущерб. Я лишь выполнял приказ».
Больше он не мог говорить. Он просто стоял, опустив голову. Его уверенность, его профессиональная броня – всё исчезло. Остался только ужас и чувство вины, которое уже никогда не отпустит.
Председатель суда полковник Моррис поднялся. В зале воцарилась абсолютная тишина.
«Суд выслушал все стороны. Установлено, что капитан Джон Келлер действовал в рамках полученного боевого приказа и существующих протоколов применения оружия. Непреднамеренные гражданские потери, какими бы трагическими они ни были, в условиях современной асимметричной войны, к сожалению, являются неизбежными. На основании изложенного… суд постановляет признать капитана Келлера – не виновным».
Слово «невиновным» повисло в спёртом воздухе зала, тяжелое и безжизненное. Для Джона оно прозвучало не как оправдание, а как приговор – окончательный и беспощадный приговор его совести. Он механически встал, когда судьи удалились. Адвокат пожал ему руку, что-то говоря о «восстановленной справедливости», но Джон не слышал. Он видел только лица – те двадцать семь лиц, которых он никогда не видел по-настоящему, но которые теперь будут с ним всегда.
Когда Джон вышел на ступени здания суда, его тут же окружила толпа журналистов. Вспышки камер, микрофоны, настойчивые вопросы.
«Капитан Келлер! Что вы чувствуете после оправдания?»
«Правда ли, что система сделала вас козлом отпущения?»
«Оправданный судом, чувствуете ли вы себя оправданным перед своей совестью?»
Джон остановился и медленно перевёл взгляд с одного репортёра на другого. Его глаза были пусты.
«Я лишь выполнял приказ», – тихо, но отчётливо произнёс он.
Повернулся и пошёл прочь, оставив за спиной возбуждённый гул.
Он шёл по улице, не разбирая дороги. В ушах всё ещё стоял гул дрона, который теперь навсегда смешался с криками журналистов. Он был свободен. Оправдан по закону. И он понял, что настоящая тюрьма – не из бетона и решёток. Она из тишины, в которую навсегда вписаны два слова: «сопутствующий ущерб».
Глава 4
Автомат
Внимание! Система «Автомат» для достижения максимального погружения анализирует все ваши цифровые следы.
Продолжая, вы даёте согласие на обработку ваших страхов, травм и неврозов.
Хорошего дня!
– Пользовательское соглашение сервиса «Кибернетика»
Тишина в квартире Лео была настолько звенящей, что её можно было бы использовать в качестве звукового теста для аудиосистем класса «люкс». Она не просто отсутствовала – она активно давила, словно слой акустической пены, поглотивший не звуки, а сам воздух. Лео, архитектор сложных систем, чья работа заключалась в устранении ошибок и наведении цифрового порядка, проигрывал войну хаосу в собственной жизни. Развод оставил после себя не просто пустующую половину шкафа и зубную щётку в мусорном ведре. Он оставил фантомные боли: по привычке покупал её любимое овсяное молоко, а потом неделю пил кофе с привкусом абсурда и поражения.
Город за стеклопакетом его 40-го этажа был похож на гигантскую, безумную рекламную панель, тонущую в собственном световом шуме. Голограммы мерцали, перебивая друг друга. Но одна доминировала, её лаконичный, как удар ножа, слоган «Брось монету. Нажми на Старт. Получи идеальные чувства»от „Кибернетики"проступал даже сквозь закрытые веки.
«Идеальные чувства». Лео с горькой усмешкой вспомнил неидеальность настоящих. Он мысленно представил их как кривой, уродливый код: Error 407: Emotional Overload. Core Dump Required. Слёзы, обвинения, гнев, ледяное молчание – всё это были баги, которые он, как специалист, был обязан пофиксить. Его бывшая жена, уходя, бросила через плечо не просто фразу, а диагноз: «Ты не умеешь чувствовать, Лео. Ты как программа. Холодная, предсказуемая и в итоге – зависающая». Он ненавидел её за эту правду.
Однажды вечером, когда тишина достигла критической массы и начала искривлять пространство, а призрачные воспоминания о прикосновениях стали осязаемее самой реальности, он, напившись виски, зашёл на сайт «Кибернетики». Не из любопытства. Из отчаяния, пахнущего алкоголем и одиночеством.
Его встретил не просто вежливый голос консультанта. Его встретил Генрих, персональный ассистент, чья улыбка была слышна в тембре голоса. Генрих объяснил суть продукта «Автомат» с энтузиазмом проповедника, продающего место в раю.
«Представьте, мистер Лео, вы не просто получаете голограмму или аудиодорожку! Это вчерашний день, фаст-фуд для одиноких душ! «Автомат» – это физическая платформа. Основа из уникального мимикрирующего полимера «Хамелеон-X», материала, столь же революционного, как в своё время пластик! Он способен по нейрокоманде перестраивать свою молекулярную структуру, имитируя любые черты лица, текстуру кожи, даже теплоту и упругость живой ткани! Мы ушли от грубого понятия «робот». Мы создаём тактильное отражение. Идеальное отражение ваших глубочайших желаний, которое станет для вас горячей любовьюили холодным плечом– по вашему желанию. Она будет каждой эмоцией, которую вы пожелаете. Всё, что от вас требуется, – лишь активироватьеё».
Лео, прагматик, видел в этом безупречную логику. Если человеческие отношения – это нестабильная, глючная операционная система, вечно выдающая синий экран, то её нужно заменить на стабильную прошивку. «Автомат» был этой отлаженной прошивкой. Апгрейдом для его личной реальности.
«Есть лишь один нюанс, – голос Генриха стал чуть более доверительным. – Для максимальной кастомизации система требует широкий доступ к вашим личным данным. История браузерных запросов, архив переписок, медицинские карты, данные с камер наблюдения… Всё это помогает нашему ИИ создать по-настоящему идеальную пару. Ту, что поймёт вас с полуслова. Или даже без слов».
Лео, уже почти убеждённый, пробормотал: «Звучит… логично».
«Логично – это наше второе имя! – воскликнул Генрих. – Кроме первого, конечно, которое «Кибернетика»! Итак, мистер Лео, готовы ли вы бросить монету в свой новый мир?»
Лео посмотрел на экран, где мигала кнопка «Оформить заказ». Она светилась тёплым, дружелюбным зелёным светом. Светом надежды. Светом контроля, который он мог активировать по подписке.
Он нажал. Бросил монету.
Доставка осуществилась с той бесшумной, почти церемониальной эффективностью, которая характерна для всех процессов «Кибернетики». В квартиру внесли крупную картонную коробку матово-чёрного цвета с логотипом – стилизованным лабиринтом, который при взгляде сбоку складывался в профиль человека. Упаковка пахла стерильным воздухом и дорогим полимером. Внутри, замороженная в режиме ожидания, лежала Платформа. Гладкая, матовая, цвета тёмного графита, с едва намеченными антропоморфными чертами. Она напоминала не столько скульптуру, сколько пустой сосуд, ожидающий, чтобы его наполнили смыслом, душами и прочими метафизическими сущностями, которые «Кибернетика» любезно соглашалась поставлять по подписке.
Следующим этапом был Конструктор Реальности™. Надев нейроинтерфейс, Лео погрузился в симуляцию, которая начиналась с фирменной заставки «Кибернетики»: лабиринт превращался в ДНК, которая складывалась в лицо, улыбалось и растворялось в облаке битов. Перед ним возникло меню, поражающее как детализацией, так и абсолютным безумием.
Это был не каталог. Это был конструктор душ, сборник призраков, маркетплейс для тех, кто решил, что дешёвый конструктор «Собери свою трагедию» – это слишком банально.
Лео, с холодной концентрацией хирурга, вскрывающего не собственное сердце, а чужое, принялся за работу.
База:«Классический европеоидный паттерн, Альфа-3». Галочка. «Симметрия лица – 98%». Ползунок на максимум. «Общий эмоциональный фон – Стабильно-позитивный, с лёгкой интеллектуальной меланхолией». Он выбрал опцию «Вкус вишнёвого пирога» для ассоциативного запаха.
Глаза:Разрез «Горизонтальный-миндалевидный», как у Марты, его первой любви. Цвет – «Зелёный лесной туман». Он даже мог настроить «Глубину взгляда» по шкале от «Поверхностный» до «Видит вашу душу (рекомендуется для опытных пользователей)». Он остановился на «Заинтересованно-проникающий».
Губы:Полнота «Высокая», форма «Амурный лук», асимметрия – 2.3%, как у Евы. В углу светилась рекламная подсказка: «*Добавьте опцию «Вибро-симуляция поцелуя» всего за 99 кредитов в месяц!*» Он пролистал.
Голос:Тембр – «Контральто с бархатной хрипотцой», как у Клары. Настройка «Эмоциональной окраски» предлагала безумные пресеты: «Страсть испепеляющая», «Ненависть ледяная», «Радость с лёгкими нотами иронии». Он выбрал «Уверенная нейтральность с потенциалом к нагреву».
Характер:Это был самый сложный раздел, напоминавший настройки сложности в видеоигре. Ползунки:
Остроумие:8/10 (как у Марты, но без её едких шпилек).
Покладистость:9/10 (как у Евы в первые месяцы).
Интеллект:9/10 (как у Клары, но без её раздражающей склонности всё оспаривать).
Коэффициент драмы:Лео с содроганием выставил на 1/10.
Уровень сарказма:3/10, с примечанием «Только по запросу пользователя».
Ревность:0/10. Абсолютный ноль. На его взгляд, главный баг в прошивке Homo Sapiens.
Он собирал идеального Спутника из обломков своих провалов, тщательно отсекая всё, что когда-либо причиняло боль. Он конфигурировал свою надежду и свой страх, свою похоть и свое желание. Он создавал существо, которое должно было стать для него всем– пеплом и пламенем. Он программировал своего Автомата для желаний любого рода.
Последним штрихом было имя. Поле предлагало автогенерацию: «Элайза», «Нова», «Зора». Но он вбил своё – Аура. Техногенно, но с претензией на нечто духовное, неосязаемое. Идеальная иллюзия.