Долгие северные ночи

Никита любил жизнь. При всех трудностях, при всех невидимых препятствиях, которые столица подкидывала провинциалу. Он был готов к вызовам и признавал, что его нынешняя реальность все равно лучше прежней. Он выглядел моложе не только за счет природных данных, но и за счет сияющего каким-то наивным, почти подростковым энтузиазмом взгляда, который обычно достается лишь молодым людям и однажды навсегда стирается временем. Никита был от этого далек, он рвался вперед изо всех сил…

А потом он где-то оступился. Это заметили не все, потому что перемены не стали очевидными. Однако от самых внимательных фанатов не укрылось, что еще в октябре обычно бодрый Никита стал казаться вечно уставшим, невыспавшимся, нервным. Он по-прежнему смеялся и шутил, но получалось у него все более натужно и неубедительно. Он делал то же, что и раньше, по привычке. Порой несложно было догадаться, что он мыслями где-то еще, он рассеян, невнимателен… Он как будто угасал, но, когда фанаты спрашивали его о таком напрямую, он ничего толкового не говорил.

И все же Гарик не заблуждался, когда изначально отмахнулся от этой истории. В жизни Никиты не было объективных причин для такого угасания.

Самым очевидным вариантом казалась зависимость любого толка, но это проверили сразу после его смерти. Он был пьян – и не более. Ничто не указывало на долгое злоупотребление, и Никита был абсолютно здоров.

И что тогда, деньги? Юдзи изначально отследил все движение по счетам Маршалова, еще когда предлагал это задание Гарику первый раз. Артист и социальный деятель зарабатывал не очень много, но и не мало, а главное, любые его доходы можно было объяснить. Никакой подозрительной финансовой активности, никакого заработка на стороне. Даже если бы Никита вдруг лишился любой работы, на нынешних накоплениях он уверенно протянул бы год в столице, не снижая аппетиты. Да ему бы фан-клуб надонатил еще на десять лет, судя по гонорару, который они собрали на расследование!

Впрочем, более солидную работу он тоже не терял. Его пригласили на роль ведущего, его график съемок был расписан до весны. У него все было хорошо! Так что о самоубийстве и речи идти не может… Если только не вмешалось какое-то психическое расстройство, но это маловероятно. У такой болезни и симптомы заметные, их сложно упустить в случае с человеком, который всегда на виду.

Так может, его нервозность – действительно результат переутомления? Взял на себя слишком много, толком не отдыхал, и вот результат? Тогда и его внезапную попойку можно объяснить нервным срывом.

Гарик рассматривал этот вариант, пока не добрался до записи последнего прямого эфира, который Никита спонтанно, вопреки своему обыкновению ничего не анонсируя, провел за неделю до смерти. Он старался казаться таким же бодрым, как обычно, но это старание легко угадывалось. Он говорил слишком быстро, смеялся слишком громко. Порой отвечал невпопад, но недостаточно бредово, чтобы это вызвало откровенные подозрения. Да и закончил он прямой эфир внезапно, без обычной благодарности фанатам и прощания, как будто побоялся показать слишком много.

Но Гарика впечатлило даже не это. Никита Маршалов всегда отличался склонностью к активной мимике и жестикулированию, даже в лучшие свои времена. Однако в последнем эфире и это дошло до нездорового максимума: постоянное движение, ни секунды покоя. А главное, если смотреть очень внимательно, можно увидеть повторяющийся жест правой руки. Большой палец на открытую ладонь, потом остальные пальцы накрывают его сверху, образуя кулак. Правда, происходило это быстро, смазано, тут же менялось другим движением, но все же…

Если это не было совпадением, любимец тысяч подростков в прямом эфире показывал жест, который на международном уровне означает лишь одно: мне нужна помощь.

* * *

– Тая, солнце, я не хочу на тебя давить, – проникновенно предупредила мать. Обычно это означало приближение такого давления, которое и опытного космонавта бы запугало. – И, если бы мне было все равно, я бы промолчала. Но я тебя люблю – и как я должна отстраниться от того, что ты себя медленно закапываешь?

Она сделала паузу, ожидая, что Таиса сейчас начнет спорить. Таиса угрюмо молчала. Если бы она не просчитала нехитрую стратегию родительницы, можно было смело растапливать камин дипломом психолога. Но то, что она понимала происходящее, не означало, что она могла остаться равнодушной. Увы, никакой разум и никакой опыт не способны погасить эмоции, тут жизнь милостива только к психопатам.

В первое время после того, как Таиса добилась обучения у профайлера Николая Форсова, ее семейство просто затаилось. Не похоже, что они беспокоились, они наверняка были уверены, что она «наиграется» и отмахнется от этого, уйдет, как уходила из предыдущих профессий – да и предыдущих браков.

Но она никуда уходить не собиралась. Таиса почувствовала: она наконец-то нашла свое место. Да, было сложно, и опасно тоже было. Порой она допускала ошибки, а от воспоминаний о первых попытках наладить контакт с другими учениками Форсова до сих пор мог начаться нервный тик. Однако, вопреки всему этому, у нее никогда не было желания сдаться.

Если Таисе это придавало сил, то семейство тревожилось все больше. С пониманием к ее новой жизненной позиции отнеслась только старшая сестра, да и то не сразу, а когда Таиса помогла ее подруге. Даже Женя порой ругалась на младшую – беззлобно и скорее по инерции. Что уж говорить о родителях, которые представляли для дочери совсем другую жизнь!

В том, что они ее любят, Таиса никогда не сомневалась. Как и в том, что действительно хотят как лучше. Но история человечества не раз доказывала: к самым большим бедам порой приводит родительское стремление творить добро.

Она все равно не собиралась игнорировать родню, но любые беседы о собственном безалаберном настоящем и безрадостном будущем старалась сделать как можно короче. Вот и на всплеск материнской заботы она отреагировала неопределенным «Хм», которое можно было трактовать как угодно.

Не получив вводной реплики, мать все равно не сдалась:

– Я знаю, что сейчас, когда ты увлечена, тебе кажется, что все прекрасно. Мир такой, каким должен быть, а его недостатки ты исправишь. В этом ты похожа на своего папу, тоже человек тонет в работе, упуская ход времени!

Откуда-то с заднего плана донеслось ворчание, намекающее, что отец следит не только за временем, но и за чужими телефонными разговорами. Мама не обратила на его возражения внимания, она продолжила:

– Чем старше ты будешь становиться, тем быстрее полетят годы. Поверь мне, такое лучше усвоить на чужом опыте! И если ты хочешь что-то успеть завтра, начинать нужно уже сегодня. Ты понимаешь, что твоя так называемая карьера – путь в никуда?

Таиса решила придерживаться выбранной стратегии:

– Хм!

– И я уже не говорю про личную жизнь… Слушай, я знаю, как пошло звучит фраза про «часики тикают». Но ты ведь понимаешь, что она появилась не на пустом месте? Ты все время проводишь или с какими-то дегенератами, или со своими коллегами!

Таиса невольно подумала, что Гарик тут уже вставил бы уточнение «или с какими-то дегенератами, или с преступниками». Но мама бы такого не оценила, пришлось промолчать.

У мамы уже была своя священная война:

– Если бы у тебя могли завязаться отношения с кем-то из них, это уже произошло бы. Но теперь, спустя столько времени, можно уверенно сказать, что там у вас только дружба.

– С дегенератами? – не сдержалась Таиса.

– Предсказуемо. И ты как психолог должна понимать, что означает стремление отшучиваться от всего подряд. Но это и правда не телефонный разговор… Когда ты приедешь?

– Не знаю, мам.

– А кто знает? Я ведь говорила тебе: на Новый год мы улетаем! Или ты все-таки готова к нам присоединиться?

– Не смогу.

– Ну и когда мы увидимся? Давай в ближайшие две недели дату назначим! – упорствовала мама.

– Я прямо сейчас не могу вот так планировать.

– Почему?

– Я веду дело.

– О чем я и говорю! Ты совсем погрязла в том, что очень далеко от нормы, и даже не понимаешь, насколько это опасно!

– Все, мам, мне пора. Потом вернемся к этому вопросу.

Мать гневно фыркнула, но вызов завершила сама. Значит, перезванивать не будет, уже хорошо. А ведь Таиса даже не соврала ей, у нее действительно было задание. Профайлер просто не стала уточнять: она взяла это задание исключительно для того, чтобы была уважительная причина не являться на семейные ужины.

Она почуяла неладное, уже когда мать впервые завела об этом речь. Таиса прекрасно знала: бывают просто посиделки, а бывают ТЕ САМЫЕ. На которых давление напоминает пребывание под прессом. На которых она узнает, что часики даже тикают теперь с перебоями, но ничего страшного, совершенно случайно только что в гости зашел чей-то там сын, с которым ее немедленно познакомят… И в клинике отца внезапно есть подходящая вакансия для нее. Можно перестать отдавать свою душу омерзительному профайлингу и зажить достойной жизнью.

Именно тогда Таиса и бросилась к Форсову за заданием. В принципе, она могла бы и соврать… Как будто у мамы есть шанс проверить! Но врать родителям столь радикально Таиса по-прежнему не любила и старалась делать это, только если очень надо. Видно, доносились отголоски детства прилежной девочки. Зато если была хоть сколько-то уважительная причина, смирения у Таисы разом становилось меньше.

Как назло, полноценных заданий прямо сейчас не было. Николай Форсов далеко не каждый запрос принимал, лично уже почти ничем не занимался, да и для своих учеников выбирал только истинный вызов. Когда пришла Таиса, у его жены, Веры, был на почте всего один вариант, который муж уже презрительно забраковал. Но когда Таиса объяснила, что к чему, Вера лишь плечами пожала:

– Хуже от этого точно не будет. Коля просто считает, что это не наш уровень.

– А на самом деле?

– Действительно не наш. Но иногда и простая тренировка идет на пользу.

Дело и правда требовало скорее частного детектива, чем профайлера. На вечеринке, под которую арендовали маленькое кафе, произошло отравление: больше десяти человек оказались в больнице в тяжелом состоянии. Позже эксперты обнаружили крысиный яд в сосуде с безалкогольным коктейлем. Пострадали только те, кто пил оттуда, и, хотя пока смертей не было, врачи опасались делать точные прогнозы.

Дальше все покатилось предсказуемо: кафе закрыли, сотрудников обвинили в недосмотре. По основной версии яд попал в емкость случайно, остался на кухне после того, как травили грызунов. Разбирательство продолжалось, но для маленького заведения и оно было губительным: еще несколько дней простоя, и открыться уже вряд ли получится.

Хозяйка кафе, Марина, настаивала на том, что никто из ее персонала ошибку не допускал, это была диверсия. Ей почему-то казалось, что если такой уважаемый психолог, как Николай Форсов, объяснит это полиции, за дело возьмутся иначе. Когда Марина выяснила, что лично Форсов ничем заниматься не будет, она явно была не рада, но и истерику не устроила. Похоже, она дошла до такого состояния, когда хватаются за соломинку, что бы эта соломинка собой ни представляла.

По пути к кафе Таиса прикидывала примерный профиль преступника – если допустить, что преступник был и это не халатность. Варианта подбиралось всего два.

Первый – это человек, которому нравится наблюдать за физическими страданиями других. При отравлении он как раз получал такую возможность. Скрытый социопат, не замеченный окружающими – это легко, умные социопаты учатся адаптироваться. Судя по тому, что никто из присутствующих не был связан с громкими преступлениями, человек молодой, но не слишком. Он достаточно сдержан, чтобы планировать свои действия, хотя не факт, что он ни в чем не ошибся. Мужчина или женщина? Статистика подталкивает к версии с мужчиной, однако к отравлениям чаще склонны женщины, так что пятьдесят на пятьдесят.

Или это мог быть тот, кого не интересовало отравление как таковое, ему нужно было навредить – или собравшимся людям, или кафе. В вечер трагедии праздник устроили для студентов-магистрантов, ставших участниками международной программы. Через неделю им предстояло лететь на стажировку в другую страну… Такое теперь будет доступно не всем. Ну и кафе пострадало, это очевидно.

Ситуацию запутывало еще и то, что при обоих вариантах преступник мог быть как из числа гостей, так и из персонала.

Кафе по-прежнему оставалось закрытым, но Марина, назначившая встречу, дожидалась профайлера на парковке. Определить возраст хозяйки кафе с первого взгляда не получалось, хотя обычно у Таисы с таким проблем не было. Она успела пробежаться глазами по личному делу Марины, помнила, что той около тридцати пяти. Но сейчас женщина выглядела лет на десять, а то и пятнадцать старше: на посеревшем от усталости лице легко читались бессонные ночи, забытые приемы пищи и литры успокоительных препаратов.

Тем не менее, в истерику Марина не впала, взгляд оставался уверенным. Она даже улыбнулась будущей собеседнице, правда, неубедительно, и этот скромный успех был подпорчен заметным нервным тиком.

– Спасибо, что приехали. В какой-то момент мне показалось, что я из этого болота просто не вырвусь.

– Я вам ничего не обещаю, – вздохнула Таиса. – Хотела бы, но… Пока что ситуация выглядит не слишком обнадеживающе.

– Я знаю. Но я рада уже тому, что началось хоть какое-то движение.

Кафе занимало небольшую пристройку к жилому дому. Вряд ли оно было возведено с нуля, Таиса уже видела такие проекты: в них традиционно располагались магазины. Однако Марине удалось неплохо отреставрировать это место, и смотрелось оно на удивление достойно. Уютно даже… Раньше. Теперь-то нет: с наглухо задернутыми шторами, погасшей декоративной подсветкой и сдвинутой к стенам мебелью.

Марина проследила за взглядом гостьи и криво усмехнулась:

– Это еще ничего, нам только-только убраться позволили! А после обыска совсем кавардак был…

– Нашли источник яда? – уточнила Таиса.

– Ничего не нашли! И не могли. Мы грызунов травили за три месяца до этого! Если бы что-то и осталось, оно бы сыграло раньше… Но ничего не было! А если бы и было, оно бы точно не оказалось в коктейле, он сразу в зале смешивался!

– Что об этом говорит полиция?

– «Разберемся» – но у них всегда один ответ! Только вот я могу не дождаться, когда они разберутся… Вы не представляете, в какой яме я оказалась! А хуже всего то, что кое в чем я все-таки виновата…

– В чем же?

– Камер маловато поставила, – пояснила Марина. – Туда, где могли быть споры с клиентами и еще какие-то трудности… Но весь зал они не охватывали. Так откуда ж я могла знать?!

– Думаю, нам лучше начать с начала.

– Ну, в начале было то, к чему я иду прямо сейчас – ничего!

Марина и правда начинала бизнес с нуля. Она к этому никогда не стремилась, она выучилась на повара и планировала работать по профессии. Девушке из бедной семьи и в голову не приходило, что она способна стать начальницей. Как, с чего? Ей с детства втолковывали, что это для умных и богатых, а такие, как она, должны делать, что говорят, и не выпендриваться.

Нельзя сказать, что у Марины внезапно проснулись амбиции, к своему делу она пришла иначе. Ей категорически не нравилось, как начальство относится к команде. Да, иногда кто-то наглел – повара, приноровившиеся красть продукты, или официанты, рвавшиеся плюнуть в заказ. Но такое случалось редко, и Марина никого защитить не пыталась, даже сама порой обвиняла, всегда открыто, не в ее характере было бить в спину.

Однако куда чаще получалось по-другому. Официантам доставалось за потребительский экстремизм гостей, поварам – за ошибки поставщиков, администраторам – за любое нарушение правил, даже то, к которому они не имели отношения. И тогда начинались штрафы, крики, слезы, нервные срывы… Марина редко попадала под раздачу, но она оказалась не в силах отвернуться от чужих переживаний. Сама она объясняла это просто «Ну вот не могу и все!». Таиса склонялась к тому, что Марина от природы наделена повышенной склонностью к эмпатии, не позволяющей пройти мимо чужих переживаний.

Тогда она и задумалась о том, чтобы создать собственное кафе, где «все будет по-другому». Это мотивировало Марину получить дополнительное образование и разобраться в тонкостях законодательства куда лучше, чем жажда наживы. Ее, конечно же, отговаривали, убеждали, что она погрязнет в долгах, а то и вовсе отправится за решетку, нарушив какой-нибудь закон. Марина боялась, расстраивалась, но от своей цели не отступала.

– У меня получилось добыть грант по программе господдержки, – пояснила Марина, и даже сейчас чувствовалось, как она этим гордится. – Это все сильно упростило… Ну и команду я подбирала сама, из тех, кого знала, потом новички к нам присоединились… От меня люди увольняются очень редко, если только совсем важная причина… Но не для того, чтобы куда-то еще уйти! Понимаете теперь, почему я им верю?

Таиса понимала это – как и то, что Марина все равно могла ошибиться в ком-то из своих сотрудников. Да, многолетнее знакомство и повышенная склонность к эмпатии снижают вероятность того, что она нарвалась на социопата, однако не исключают полностью.

И все же это не единственный вариант.

– Скажите, у вас есть враги? – спросила Таиса. – Конкуренты, которые пошли бы на такое?

– Да и нет. Знаете, мне раньше казалось, что у меня никогда не будет врагов… Если я честно работаю и не хожу по головам, откуда ж у меня враги? А оказалось вот как… Иногда люди ненавидят тебя просто за то, что у тебя получается, а у них – нет, даже если ты не имеешь к их неудачам никакого отношения. За то, что у тебя есть деньги. За то, что ты не ненавидишь их в ответ, однажды я столкнулась и с таким. Выходит, наши враги от нас не зависят, да?

– Да, обычно так и бывает.

– Так что у меня есть враги. Но никто из них не способен на такое! А даже если способен… Я записи видео того вечера пересмотрела уже раз сто. Да, они охватывают не весь зал, зато видно все входы-выходы. Я точно могу сказать: посторонние в кафе не появлялись, оно ведь было закрыто на спецобслуживание. Это сделал кто-то из гостей! Но прямых указаний нет… Да и не думаю, что полиция так уж внимательно искала. Мне подруга рассказала про профай… Как там правильно?

– Профайлеры.

– Вот, – смущенно улыбнулась Марина. – Я раньше и слова-то такого не знала! Но у меня появилось много друзей, которые умнее, чем я… Она сказала: если дело в мести какой-нибудь, с этим должен разбираться психолог. И вот пришли вы… Вы ведь мне поможете?

Нет.

Вот что следовало сказать Таисе, и она прекрасно об этом знала.

Нет, потому что нет никаких доказательств злого умысла, нет подозреваемых, не хватает улик. Да и времени прошло многовато, исчезло то немногое, что сохранилось на месте преступления изначально. Таиса ухватилась за это задание, чтобы ее оставили в покое, и своего она добилась, можно завершать дело, которое ни к чему не приведет.

И все же она сейчас сидела перед женщиной, которая отдала своей работе все. Насколько было известно Таисе, создание кафе отняло у Марины много времени и сил, замуж она до сих пор не вышла, детей у нее нет – это было в базовых сведениях. И если кафе закроется, она останется ни с чем, все ее труды перестанут иметь значение…

Таиса слишком хорошо понимала, каким ударом это станет, и сказать то, что нужно, так и не смогла. Она лишь устало улыбнулась:

– Да. Я не обещаю, что все точно будет хорошо, но… Я сделаю все, что от меня зависит.

* * *

– Вот здесь сгорела моя свадьба, – печально сказала Ольга. – Знаете, меня одна подруга утешала: зато запомнится на всю жизнь! Как будто счастливая свадьба не запомнилась бы…

Зрелище и правда получилось не из приятных. Шатер устанавливали надежно, так, чтобы ему не навредила капризная погода, свойственная концу осени и началу зимы. На пожаре это сыграло с ним злую шутку, но кто ж рассчитывает на пожар? В итоге шатер не рухнул, сохранился каркас, кое-где уцелел покрытый копотью тент, и все это напоминало останки гигантского зверя, оголенные ребра, которые пытались кремировать, да только потерпели неудачу. И вот это уже не место торжества, а напоминание о трагедии.

Да еще и окружение под стать… Утром шел снег, днем потеплело и начался дождь. Теперь сгоревший шатер был окружен чуть скованной холодом грязью, на металле висели редкие льдины. В воздухе пахло мокрой сажей – тяжелый душный запах, перекрывающий все остальное.

Насколько было известно Матвею, на пожаре никто не погиб. Но многие получили ожоги, да и воспоминания останутся те еще… Гости, чудом вырвавшиеся из огня, наверняка до сих пор думали о том, что сгореть могли и они, и их дети, именно в этом шатре обустроили уголок для самых маленьких. Поэтому преступление чудовищное даже без погибших.

Чудовищное – и понятное. В этом случае расследование не требовалось даже со стороны частных детективов, преступник был найден, задержан и теперь дожидался суда. Все должно было закончиться, пока дополнительного разбирательства не захотела самая невероятная сторона из всех возможных.

Ольга Шустер сама организовала свадьбу мечты. Первая у нее получилась сумбурной, тогда решение принималось наспех, и вместо белого платья были джинсы, а вместо торжественного приема – два хот-дога в дешевой забегаловке. Но в девятнадцать лет Ольгу это более чем устраивало, иного она не хотела.

Ну а потом был болезненный развод, одиночество, уверенность, что счастье никому не достается дважды – и встреча с новой любовью. К этому моменту Ольга стала взрослее, и ей вдруг отчаянно захотелось узнать, что такое классическая свадьба. Да и потом, ей было важно, чтобы вторая церемония принципиально отличалась от первой, чтобы это действительно был старт новой жизни. Ресурсы позволяли не сдерживаться, поэтому было и пышное белое платье, и прием на двести гостей, и арка из живых белых роз посреди самой сумрачной поры года.

Первая часть церемонии прошла по плану. Ольга ни в чем не разочаровалась, все было идеально… Пока один из шатров не разгорелся ярким пламенем, поднимавшимся к небу рыжим столбом. Гости разбежались, пламя потушили, никто не погиб, и все же переписать воспоминания было невозможно, и обгоревшее белое платье, перемазанное копотью, стало лучшим символом того дня.

Виновного долго искать не пришлось, поиск растянулся на несколько часов лишь из-за хаоса, который в первое время царил на пожаре. И все же на церемонии, где камер чуть ли не больше, чем людей, у преступника не было ни шанса остаться незамеченным.

Поджог устроил бывший муж Ольги. Когда за ним пришли, он ничего не отрицал – но и не подтверждал. Да этого и не ожидали: несколько лет назад мужчина разбился на мотоцикле и получил травму головного мозга, которая обеспечила ему проблемы и с памятью, и с тем, что сухо называют «когнитивными функциями» – всего два слова, за которыми скрывается независимая жизнь взрослого человека.

Ольга мужа действительно любила, после аварии она даже не собиралась его бросать. Она сделала все, чтобы ему помочь, обеспечила лучшую реабилитацию, только вот этого оказалось недостаточно. Никакие врачи не способны победить природу. Как бы Ольга ни упрямилась, как бы ни цеплялась за прошлое, в конце концов даже ей пришлось признать: нынешний Григорий Мальцев едва ли похож на человека, за которого она когда-то вышла замуж.

– Я посмотрела на себя в зеркало и увидела какую-то жуткую, незнакомую старуху, – горько усмехнулась Ольга. – Тогда до меня и дошло, что я не помню последний год своей жизни… Даже больше, чем год! Именно своей, потому что я ею не жила. Я жила только его нуждами. И если бы я не решилась на развод… Я бы просто растворилась в нем.

– Как он отнесся к вашему решению? – уточнил Матвей.

– Сложно сказать… С ним сейчас невозможно разговаривать как с обычным человеком. Но когда я объясняла ему все… Он не проявил никакой агрессии. Кажется, он даже хотел, чтобы я решилась на это… По крайней мере, мне нравится так думать.

– Вы общались с ним после развода?

– Нет, и я… Я была уверена, что эта глава моей жизни завершена.

Когда Григория задержали за поджог, окружающие были убеждены, что все ясно. Даже его мать признала, пусть и неохотно, что он мог это сделать. И казалось: интрига лишь в том, за решетку он отправится или на принудительное лечение.

Однако единственной, кто с этим не смирился, стала Ольга. Именно она сумела добраться аж до Форсова – а это впечатляющее достижение. Правда, это было заслугой скорее ее влиятельного отца и не менее влиятельного мужа, но многим даже такого было недостаточно, опытный профайлер все равно отмахивался от них. Он достиг того возраста и статуса, когда его сложно было впечатлить.

Впрочем, отмахнулся он и от Ольги, собственное время он тратить на такое не собирался. Зато он уверенно послал туда Матвея – к немалому недовольству ученика. Скрывать это недовольство Матвей не собирался: