
Полная версия
Кавказский отец подруги. Под запретом
– Алка, помоги! Ты что наделала! Я убью тебя!
Завоняло жжеными волосами и спиртом. Я поняла, почему загорелось так сильно! Боги, этот урод набрызгал себе пах плохим одеколоном, вот спирт и горел так красиво. Сам себе медвежью услугу оказал.
Виктор уносится в ванну, чтобы сунуть подпаленные яйца под холодную воду, а я, не теряя ни секунды, хватаю сумку с теми вещами, что успела туда закинуть, книгу со своими деньгами, телефон и быстро сваливаю.
Из ванной доносятся крики и затем облегчения стон. Потушил свои яйца! А жаль. Лучше бы все его хозяйство сгорело к чертям собачьим. Таких кастрировать надо, ибо нефиг.
Пока он придет в себя, я уже буду далеко.
Где? Я не знаю. Но точно не дома.
А мать обо всем узнает. От меня.
Прямо сейчас ей и позвоню. Только надо отойти подальше.
Бегу, петляя, по дворам. Бегу, пока не устаю.
Опускаюсь на бордюр и набираю мать.
Не берет… Наверное, работает. Да, точно, она только вечером может выходить на связь. Жаль.
Батарея садится, блин. Зарядку не успела схватить.
Так, кому звонить?
Но вдруг телефон оживает сам. Это Самира. И чего ей нужно?
– Алоэ?
– Алл, привет. А ты сейчас где?
Смотрю на себя как бы со стороны: напуганная девчонка в джинсах и футболке, пропитанная хреновым мужским одеколоном, со светлыми растрепанными волосами сидит на бордюре, прижав к себе сумку с пожитками.
Да это я. Моя новая реальность.
– Лучше не спрашивай, – отмахиваюсь.
– Алла, а что случилось?
– Да ничего.
– Ладно, не хочешь, не говори. Я просто хотела сказать тебе спасибо.
– Да ладно, проехали уже. Извини, я отключаюсь, батарея сейчас сдохнет.
– Подожди… Моего папы нет дома, можешь прийти ко мне? Я хочу тебе кое-что показать. Это очень важно для меня.
– Ладно, – пожимаю плечами, как будто она могла видеть меня. – Адрес скажешь?
Самира диктует адрес, и я прямо во время разговора вбиваю его в приложение такси. Ого, прилично ехать и по карману поездка ударит. Но раз у нее что-то важное там, и мне некуда податься – я поеду.
Глава 5
Такси останавливается возле нужного мне дома, точнее сказать – домины! Сразу видно, что здесь живут очень богатые люди. Профессор Паскуда не берет взятки. Тогда как ему удалось разбогатеть? Может в семье богатой родился и имел хороший старт?
Неважно. Я немного удивлена, и всё.
Нажимаю на кнопочку домофона. Прямо над головой висит камера. Ого, все серьёзно. Фейс-контроль, и мышь не проскочит.
Охранник отпирает калитку, из дома выбегает Самира.
– Асхаб, это ко мне!
– Ваш отец не предупреждал, что у вас будет гостья.
– Я ему уже позвонила. Он сейчас занят, не может тебе позвонить. Передал, чтобы ты впустил ее.
– Я не могу, у меня инструкции, – бубнит охранник.
– Впустишь – или будешь уволен!
А у Самиры неплохо получается командовать дома слугами. Здесь она чувствует себя куда увереннее, чем в институте.
Асхаб молча отступает, и я вхожу.
Самира подхватывает меня под руку и ведет в дом.
Внутри, конечно, все так же шикарно, как и снаружи. Стараюсь не пялиться и не удивляться. Делаю вид, что такие роскошества для меня обычное дело.
– Пойдем в мою комнату!
Спальня Самиры размером с нашу квартиру. Яркая мебель, игрушки, статуэтки, книги, шкафы. Стильно, мило.
– Как тебе? – спрашивает подруга, наблюдая за моей реакцией.
Думаю, свой дом она и хотела мне показать, чтобы я рассказала в ВУЗе о том, что видела. Хорошая попытка избавиться от травли, но нет. Я не буду сплетничать.
– Уютненько, – отвечаю я, падая в кресло грушу белого цвета. – Ничего, что без разрешения села?
– Ну что ты, Алл, садись, куда хочешь.
– Так что ты мне хотела показать?
– Смотри, – Самира одним движением стаскивает с головы платок, и ее шелковистые каскадом рассыпаются по плечам. – Видишь? Некоторые сплетницы с учебы говорят, что я ношу платок, чтобы спрятать свои сальные и немытые волосы. Но я мою голову каждый день и ухаживаю за волосами! Дома мы ходим без платка.
– Это у тебя кератин? Красиво!
– Нет, просто дорогой уход. Я хотела показать тебе свои волосы, чтобы ты рассказала подругам.
– За волосы могу замолвить словечко, – киваю. – Они у тебя действительно шикарные.
– Хочешь, я подарю тебе комплект для ухода? Будут такими же гладкими.
– Спасибо, но мне сейчас как-то не до волос. Потом как-нибудь покажешь, что там у тебя за чудо-уход.
– Ты не сказала, что у тебя случилось, – Самира делает грустное лицо. – Тебя кто-то обидел? Почему ты с сумкой?
– Я ушла из дома.
– С мамой поссорилась?
– Неа, с отчимом, – отвечаю неохотно. – Извини, что от меня воняет им.
О Викторе знают лишь мои близкие подруги, и им строго настрого запрещено болтать о нем. Я не хочу, чтобы сокурсники думали, что я из неблагополучной семейки. Я этого не вынесу. Я хочу быть классной, общительной, модной. Платить в кафе, не глядя на счет. Купить спонтанно понравившуюся вещь. Но пока мне все это только снится.
Денег вечно не хватает. Мать тратит много на себя и на мужа. Я беру подработки, но там платят настолько мало, что свои хотелки я пока не могу удовлетворить. Так и живем.
– Что он сделал?
– Я сделала.
– Ты?! – аккуратные брови Самиры взлетают вверх.
– Да, я подожгла ему яйца зажигалкой, – отвечаю со злорадством в голосе. – Красиво горел, чертяка.
– Алла! – Самира прыскает со смеху, но потом спохватывается, – прости, я… Я не должна смеяться! Наверняка он сделал что-то плохое, что ты решилась на такую смелую вещь. Для мужчины это ужасное унижение. Он будет мстить тебе.
– Да я знаю, – вздыхаю. – Жду, когда вернется мать с вахты, и нас рассудит.
– А когда она приедет?
– Через две недели вроде как.
– И где же ты будешь жить эти две недели?
– Не знаю. Еще не придумала.
– Оставайся у нас.
– Ты что! Твой отец не будет рад этому.
– Я с ним поговорю.
– Только не рассказывай про отчима. Самира, пообещай! Он не должен знать, что я сделала. У меня и так проблем выше крыше.
Если Профессор Паскуда узнает про мой поступок, то будет считать меня чокнутой идиоткой. После обещания декану, он станет наблюдать за мной как коршун. Одна ошибка – и я вылечу из института.
– Хорошо, я не скажу ему. Да мне и самой стыдно говорить папе о таких вещах, – краснеет.
– А когда он вернется?
– Ночью. Но я поговорю с ним завтра утром. Ложись в мою кровать, а я лягу на диване.
– Ну что ты! Я не хочу тебя стеснять. Сама лягу на диване.
– На Кавказе гостям дают все самое лучшее, так что не спорь. Я велю прислуге поменять белье. Будешь спать в моей постели. Тебе нужны какие-нибудь вещи? У меня полно всякого шмотья, которого я никогда в жизни не надену. Просто покупаю, примеряю и вешаю обратно в шкаф…
Самира открывает шкаф, берет вешалку с платьем, которому может позавидовать любая поп-звезда, и прикладывает к себе.
– Красивое! – говорит она.
– А почему ты не можешь надеть его?
– Отец не позволит. А когда я выйду замуж – не позволит носить эти наряды уже муж.
– Чё это он не позволит? – меня аж подбрасывает в кресле от негодования. – Зачем тогда выходить за такого запрещальщика?
Самира улыбается и отвечает:
– Жениха мне выберет отец, когда я получу диплом. Конечно, он будет не отсюда, а с нашей родины, моей национальности. Девушка не может выбрать себе мужа, потому что она никого не знает. А папа знает все хорошие семьи.
– Слушай, хорошая семья еще не гарантия того, что мужик попадется нормальный.
– Это правда. Мне остается только молиться Аллаху, чтобы папа не ошибся в выборе.
Ловлю себя на мысли, что моя жизнь не такая уж и плохая. Вон Самира, выйдет замуж по принуждению за незнакомца и собирается молить своего Бога, чтобы мужичок оказался не гнилой. А мне молиться никому не надо, я сама себе выберу мужа, если захочу. Но лучше буду одной!
– Давай нарядимся? – предлагает Самира, вытаскивая все свои роскошные платья и складывая их на кровати. – Просто для себя. Выбери себе что-нибудь, отвлечемся немного от грустных мыслей. Примерка дорогих вещей всегда поднимает мне настроение.
А почему бы и нет?
Начинаю копаться в ворохе одежды и выбираю себе маленькое черное платье, расшитое черным жемчугом. Боже, какая красота!
Вот ведь парадокс: я могу носить такие классные вещи, но не могу их купить. А у Самиры все наоборот.
Так, мои растрепанные волосы портят весь вид. Беру сухой шампунь и привожу голову в порядок. Вот теперь другое дело! Больше не выгляжу как жертва домогательств.
Виктор бы слюной изошел, если бы меня увидел сейчас. Скот! Надеюсь, мать скоро увидит его копченые яйца и наконец выкинет его из нашей квартиры!
Из зеркала на нас смотрят две поп-дивы, готовые дать свой концерт. Хихикаем от удовольствия. Прикалываюсь, напевая в расческу песню Бузовой.
– Слушай, у тебя есть микрофон? – спрашиваю у подруги.
– У меня есть всё, – отвечает она и достает из тумбочки новенький микрофон в коробке. – Это мне дядя подарил на день рождения. Давно. Я не пользуюсь им, так как не умею петь.
– А я умею и люблю.
– Спой для меня что-нибудь современное! Пожалуйста.
Самира подключает микрофон к колонке, и я пою для нее песню. В самый разгар вечеринки в комнату входит Булат Муратович и выключает колонку.
Ой, что-то сейчас будет!
Глава 6
– Пап, ты уже вернулся? – говорит Самира.
Профессор Паскуда разглядывает меня, сложив руки на груди. В его взгляде читается презрение и вопрос: «Как ты, Астахова, посмела прийти в мой дом?»
– Да, вернулся.
– А мы с Аллой…
– Я вижу, чем вы здесь занимаетесь. Астахова, можно вас на два слова?
– Пап, пожалуйста. Я пригласила ее к нам, это важно для меня.
– Переоденься, Самира! – гаркает на нее отец, я шумно выдыхаю, едва справляясь с желанием звездануть ему по лбу. Ну как он с дочерью себя ведет, а? Тиран, настоящий деспот. Говнюк.
– Куда идти-то? – спрашиваю у него.
– В мой кабинет.
– Как будто я знаю, где это, – фыркаю в ответ.
– Правое крыло.
– А мы сейчас в каком?
У Шерханова такой вид, будто он собирается меня придушить. Ну а что? Я правда потерялась в их огромном доме. Уже не помню, как сюда шли.
– Иди за мной, – бросает коротко.
Иду, пялясь на его спину. Сегодня он без своего традиционного костюма. На нем белый лонгслив и джинсы. Одежда обтягивает его крепкую, но стройную фигуру. И в который раз глядя на него, думаю, что мне нравятся такие мужчины. Не широкие, не перекачанные.
Хм… мне могут нравиться мужчины?
Уж точно не профессор!
Этот человек хоть и имеет привлекательную внешность, но характер и натура… просто жесть!
– Ты не можешь дружить с моей дочерью, – категорично заявляет профессор Паскуда, когда мы оказываемся в его кабинете.
Внутри пахнет деревом и хорошим парфюмом.
– Я пытаюсь привить ей традиционные ценности. А ты ее развращаешь!
– Я?! Вы в своем уме? Что я такого сделала? Песенку спела – это разврат?
– Ты как разговариваешь со старшими? – мечет в меня молнии. – Сразу видно, что ты невоспитанная девушка. Дерзишь! По ночам в юбке короткой шляешься, напоказ себя выставляешь, – оглядывает меня презрительно.
Это он решил припомнить мне встречу у ресторана? Ничего я не выставляю себя напоказ! По местным меркам одеваюсь скромно, не как шлюха. А, по его словам, я прям шалава, которая только и ждет, когда ее трахнут! Козел!
– Здесь не ваша родина, чтобы все замоташками ходили! – выпаливаю сердито и тут же прикусываю язычок под его гневным взглядом.
Упс, Алла, перебор! А то сейчас вышвырнет тебя отсюда, что будешь делать? Лучше помолчи. Пусть говорит, что хочет – не реагируй! Ты зависишь от него. Помни об этом!
– Рот закрой и послушай сама! К моей дочери подойдешь только после того, как станешь послушной, нормальной девчонкой.
– Я нормальная!
– Ты сейчас стоишь и препираешься со мной, человеком, который в два старше тебя. Ты смотришь мне в глаза, повышаешь голос. Тебе ни капельки не стыдно. Ты сама себе на уме.
– А почему мне должно быть стыдно?
– Держись подальше от Самиры. Я не хочу, чтобы ты сбивала ее с толку. С ней и так… сложно. Не усугубляй.
– Хорошо, как скажете.
– Завтра после пар подойдешь в мой кабинет. Я лично проверю твои… знания. А теперь иди домой и учи все пять тем. Я не шучу, спрошу любую и, если не сможешь ответить – мне придется поставить в известность декана. Ты ведь слышала мое обещание.
– За что вы меня так ненавидите? Что я сделала? Уронила на вас банку – поэтому вы так на меня закусились?! Это была случайность! Простите!
Ниточка, которую я почувствовала в столовой, оказалась ложной. Он меня ненавидит. Презирает. Считает плохой. Он даже по имени меня никогда не называет, всё Астахова, да Астахова.
– Иди домой, Астахова. Вечеринка закончилась.
Ну вот, пожалуйста… О чем и говорю.
– Хорошо, только сумку с вещами возьму наверху.
– С вещами? – на его лице отражается озадаченность.
– Да неважно.
Выхожу из кабинета Шерханова и в нерешительности застываю. Куда идти? Зачем строить такие дома-лабиринты? Архитектор явно был пьян, когда делал проект.
– Направо, – подсказывает Булат Муратович, стоя в дверях.
Искать нужную дверь мне не приходится, Самира уже стоит в коридоре.
– Что он тебе сказал? – бросается к мне.
– Я поеду.
– Он тебя выгнал, да?! Ты сказала ему, что ты ушла из дома?
– Нет, Самира, не надо, умоляю. Ну что он подумает обо мне, представь только?
Я всеми силами хочу казаться нормальной, но профессор подмечает все мои промахи. Любую ситуацию он может вывернуть не в мою пользу. Особенно ситуацию с отчимом. Эту постыдную грязь вообще никто не должен знать!
– Я поговорю с папой. Подожди, никуда не уходи! – подруга решительно идет в сторону отцовского кабинета.
– Самира, блин…
Захожу в ее комнату и, пометавшись туда-сюда, беру в руки телефон. Смена матери уже закончилась. Надо пробовать дозвониться!
Прикрываю дверь и набираю ее номер.
– Алло, мама? – радуюсь ее голосу, но вдруг слышу:
– Ты мне больше не дочь!
Сердце обрывается и падает в пропасть.
– Что, мам? Почему? Что случилось?
– И ты еще спрашиваешь? – выдыхает она. – Виктор мне всё рассказал!
– Тогда почему ты… Я же не виновата ни в чем… Он сам…
– Он всё мне рассказал! Как приехал с вахты и увидел, во что ты превратила квартиру! Устроила там блат-хату. Бутылки батареями стоят, вонь от курева, водишь домой непонятно кого! А я так верила тебе, думала, что у меня нормальная дочь, в институте учишься, а ты, поганка такая, у меня еще получишь! Я за твое образование плачу, а ты…
– Мама, стой! Он врет! Слышишь – врет!! Пожалуйста, выслушай, меня! Он вернулся и начал приставать ко мне, я отказ…
– Ты сказала ему, что за деньги – да! Хорошо, что он просто проверку тебе устроил и не собирался с тобой спать. Ты мне не дочь больше, Алка! Виктор мой последний шанс, а ты, потаскуха такая, о матери даже не подумала, когда соблазняла его! Хорошо, что он выгнал тебя, такую дрянь.
– Я ушла сама! А твой муженек та еще лживая скотина! Ты веришь ему, и не веришь мне? Знай, мама, когда-нибудь ты пожалеешь об этом!
– Алка!
Бросаю трубку и захлебываюсь слезами. Я всеми силами хочу быть хорошей, а собственная мать наговорила мне таких ужасных слов. Мать, Виктор, профессор – все они почему-то видят во мне то, чего у меня нет! А я знаю! Они видят во мне собственные пороки, к которым я не имею никакого отношения!
И лишь единственный человек, который знает меня настоящей – это Самира. А меня хотят лишить дружбы с ней. Это несправедливо! Несправедливо!
Глава 7
Шерханов
Дочь вбегает в мой кабинет, даже не спросив на то разрешения. Ясно, что пришла за подружку просить. Но разве я могу допустить, чтобы эта девушка дружила с Самирой? Ответ: нет.
– Папа, разреши Алле остаться у нас! – требовательно просит дочь.
– Нет.
– Но, пожалуйста, она…
– И не проси, Самира. Астахова не годится тебе в подруги. Она пьет алкоголь, дерется с мальчишками, плохо учится. Не может быть и речи, чтобы ты общалась с такой девушкой. Чему она тебя научит?
– Отец, Алла ушла из дома.
– Это еще почему? – спрашиваю хмуро.
Что опять случилось у этой девчонки по имени Неприятность?
– Она поссорилась со своими домашними, – робко отвечает Самира, опуская глаза. – Они выгнали ее. И теперь ей некуда идти.
Я тяжело вздыхаю. Вот тебе и Неприятность. Разве хорошего человека могут просто так выгнать из дому? Что-то тут нечисто.
Сколько раз я говорил Самире, чтобы держалась подальше от этой девчонки? Но сердце ребенка не обманешь. Самира всегда была сердобольной, готовой помочь каждому, кто в беде. Ну вот, теперь эта беда стоит на пороге моего дома.
И что мне делать?
Выгнать Астахову, чтобы она разделила привокзальную площадь с бомжами? Это уж как-то слишком!
– Умоляю, пап. Не выгоняй Аллу. Пусть она останется.
– Хорошо, но только сегодня. И пусть располагается в комнате для гостей.
– Спасибо! Я пойду, скажу ей.
Самира уносится прочь, а я встаю и подхожу к окну. На улице накрапывает дождик. Куда бы она сейчас пошла? Искать приключения на свою задницу?
Я, кстати, не знаю, с кем она живет. Астахова о себе не особо распространяется.
С первого же занятия я заметил эту девчонку с белыми волосами.
Она выделяется из общей массы. И не только внешностью. В ней чувствуется стержень. При этом взгляд у нее настороженный, как у дикого волчонка.
Астахова всегда садится на последний ряд и почти не задает вопросов. Но когда я прошу ее ответить, она выдает такие глубокие и оригинальные мысли, что я невольно заслушиваюсь. О таком не прочитать в учебниках, к этому можно только прийти самостоятельно.
И при всем этом девчонка ведет разгульный образ жизни! Вот где ее голова? Не глупая ведь, а ведет себя по-дурацки. Ремня, видимо, некому дать.
Я запрещаю себе думать о ней. Запрещаю даже смотреть в ее сторону лишний раз. Запрещаю называть ее по имени. Потому что… Не могу. Нельзя.
Когда я сегодня вошёл в комнату дочери, Астахова пела. У нее приятный голос, и я невольно заслушался. Потом, конечно, мысленно отхлестал себя по щекам и потянулся к колонке, чтобы выключить ее. Я не ожидал увидеть студентку в своем доме.
Телефонный звонок отвлекает меня от раздумий. Жанна. Она хочет отношений, а я… не хочу от нее ничего. Отключаю звук. Потом перезвоню. Сейчас я слишком взволнован, чтобы вести разговоры с коллегой. Буду слишком рассеян. Потому что, черт возьми, та самая девчонка, которая чем-то зацепила меня, сейчас находится в моем доме!
Нахрена я велел ей прийти завтра в мой кабинет? Оценить знания, верно. А если она не справится? Я не хочу быть соучастником отчисления Астаховой из института. Если это случится, то пусть только по ее вине.
Знаю, знаю, как студенты меня называют – Профессор Паскуда. Они считают меня плохим, дотошным, злым. Девушки пытались решить проблему с зачетами своими молодыми телами, но я не из тех преподавателей, которые из-за похоти ставят свою карьеру под удар.
Один невинный поцелуй со студенткой – и можно прощаться с рабочим местом, заодно и с репутацией.
Нет уж. Спасибо.
Я прекрасно могу удержать свой член в штанах.
Если припрет, уж лучше поеду к Жанне. Но пока не приперло.
Потому что не представляю, как можно трахать человека, к которому ты не испытываешь чувств. Это невкусно.
Решаю посмотреть, чем заняты девушки.
Тихо подхожу к комнате Самиры, дверь приоткрыта.
– Она даже не выслушала меня, – всхлипывает Астахова.
Она что, плачет? Похоже, случилось что-то серьёзное. Никогда не видел плачущую Астахову.
– Как будто я грязь под ее ногтями…
Самира бормочет что-то успокаивающее. А мне хочется узнать подробности, но не решаюсь войти и задавать вопросы. Девчонка только закроется. Потом лучше расспрошу дочь, она не посмеет мне соврать.
Отхожу от двери и иду в свою спальню.
На прикроватной тумбе стоит фотография моей покойной жены, и я некоторое время смотрю на нее немигающим взглядом.
Всегда думал, что мы вместе состаримся. Что она единственная женщина в моей жизни. Мы женились рано, в восемнадцать лет. Договорной брак, но счастливый и удачный. Мы полюбили друг друга с первой встречи. До супруги у меня никого не было.
В девятнадцать уже родилась Самира. Потом неудачная беременность сыном и последующие проблемы по женской части. Я всегда мечтал и сыне, но понимал, что не имею право требовать от жены родить его любой ценой.
А потом Лайла… так звали мою жену, проходила мимо стройки, и на нее рухнула бетонная плита. Страшная трагедия унесла ее жизнь.
Я решил уехать с Кавказа, как раз предложили место в институте. Уехал, не думая, потому что больше не мог жить в своем городе, проезжать мимо того дома, где она… Это невыносимо больно.
Я заменил Самире и мать, и отца. И всё, чего я прошу – это послушания.
Я должен уберечь дочь от всего, что может навредить ей.
Я должен уберечь ее от Аллы Астаховой любой ценой…
Глава 8
Просыпаюсь утром, не сразу поняв, где я. Ах да, дом профессора Шерханова. Ну и занесло же меня! Чудом не выгнал вчера, видимо Самира наобещала отцу, что будет паинькой и не станет со мной общаться.
Ведь этого же он хочет? Обезопасить ее от меня.
Тяжело играть навязанную роль. Роль плохой девочки. Такое чувство, что окружающие именно этого и хотят. Хотят, чтобы я была ничтожеством без принципов и морали. Таких легче осуждать и возвышаться самим.
Меня положили в гостевой комнате, и я решительно не знаю, где здесь ближайший душ. В таком огромном доме их наверняка несколько.
Толкаю рандомную дверь, и моим глазам предстает необычная картинка.
Профессор Шерханов в одном полотенчике, обернутом вокруг бедер, стоит перед зеркалом с подсветкой и чистит зубы. Мои глаза моментально подмечает все детали: что щетка электрическая, что у него безупречная мускулистая грудь и ровные ноги без жуткой растительности. А хотелось бы думать, что кривые и волосатые.
Вижу так же свое отражение: спутанные волосы и заплывшие глаза. Я как дура полночи ревела из-за матери.
Собственный никудышний вид приводит меня в чувство, я бормочу извинения и ретируюсь.
В коридоре натыкаюсь на пожилую экономку Тину, которая вежливо препровождает меня в другой санузел.
Неужели я ввалилась в его личный? Извините, плана дома у меня нет на руках. Не знаю, куда идти, чтобы не наткнуться на голого профессора.
Решаю отказаться от завтрака и сразу же ехать в институт. Еще рано, но ничего, я подожду. Перекушу булкой и кофе куплю в автомате на углу.
– Астахова, – слышу грозный голос Булата Муратовича и вздрагиваю. – Ты куда собралась?
– Спасибо за приют, мне пора.
– Ты не завтракала.
– Да я не хочу.
Не хочу сидеть в натянутой обстановке. Пусть спокойно поедят без меня.
– Это даже не обсуждается. Правила моего дома велят отпускать только сытых гостей. Ты моя гостья.
– Вовсе не ваша.
– Гости моей дочери, мои гости, – отвечает он спокойно, но видно, как его раздражает мое присутствие. – Так что проходи в столовую и оставь эту сумку здесь. Никто ее возьмёт.
Побег не удался. Штош. Завтрак в богатом доме лишним не будет. Сэкономлю аж сто рублей (сарказм).
Иду за ним. Шерханов уже в костюме, а у меня перед глазами так и стоит картинка, как он в одном полотенце. Его лицо освещено мягким желтым светом зеркала и кажется таким добрым. Бли-ин! Это просто было неожиданно.
Булат Муратович совершенно не добрый, просто хорошо воспитанный. Готов ради дурацких правил терпеть за столом присутствие постороннего человека.
Сажусь как можно дальше от него, чтобы сильно не раздражать и кладу руки на стол, как прилежная девочка.
– А… эм… Самира? – вскидываю на него вопросительный взгляд.
– Ей нездоровится.
– Вот как?
Значит, мы будем завтракать вдвоём? Мамочки…
Экономка подает завтрак: огромную тарелку с яичницей, какой-то небольшой колбаской, нарезанными овощами и зеленью.
Сглатываю голодную слюну. Это выглядит очень аппетитно.
Перед Шерхановым ставят точно такую же тарелку, и он приступает к еде, делая вид, что меня нет.
Я делаю то же самое.
В конце концов мы не обязаны с ним мило беседовать.
Покончив с едой, пью кофе из красивой чашки.
Профессор листает что-то в смартфоне, и мне представляется возможность его рассмотреть.
Между его насупленных бровей пролегла складка. Еще бы! Столько хмуриться. Это его любимое выражение лица. Интересно, а он умеет улыбаться? Вот бы посмотреть на это.












