
Полная версия
Кавказский отец подруги. Под запретом

Рокси Нокс
Кавказский отец подруги. Под запретом
Глава 1
Захожу в прихожку, включаю свет и… натыкаюсь взглядом на мужские кроссовки.
Черт! Он вернулся с вахты. Какого лешего?
Виктор выходит навстречу с бутылкой пива в руке, его глаза пьяно блестят:
– Привет, скучала по мне, малышка?
– Я в прошлый раз матери ничего не сказала, но, если снова полезешь – я ей всё расскажу.
– Да ладно тебе. Че так встречаешь грубо? Почему жрать в холодильнике нечего? Не готовила, что ли? Каких-то древних пельменей пришлось сварить.
– Не ждала потому что, – буркаю в ответ. – Почему вернулся раньше?
– Так сложилось.
– Уволили, что ли?
– Типа того. Посрался там с одним… нос ему сломал. Выперли.
– Ну, нормально так. Мать знает?
– Нет, еще не звонил ей. И ты пока молчи.
Иду в свою комнату, отчим следует за мной по пятам.
– Чего тебе? – спрашиваю через плечо.
– Поговорить с тобой хочу. Давно не виделись.
– С бутылкой поговори. А мне собираться надо.
– Куда идешь?
– На день рождения к подруге.
– Меня с собой возьмёшь? – улыбается пьяненько.
– Нет! – захлопываю дверь, пока он не успел войти, и запираюсь на замок.
Чертов мудак! Теперь покоя не будет. Мать сама на вахте, вернется только недели через две. И похоже, мне придется делить пространство с этим… Виктором.
Весело, да.
Надеваю юбку и топ, которые приготовила заранее. Прическу делать не буду – некогда уже. Просто затяну волосы в конский хвост. Капельку духов на запястье.
Выхожу в коридор.
Отчим встает из-за стола и идет ко мне.
Надо сваливать!
– Так вкусно пахнешь. Сладко, – ведет носом у моей шеи.
– Мне некогда, – шарахаюсь от него и сую ноги в свои единственные туфли на каблуке. Купила я их явно в какой-то горячке, шпилька тонкая и длинная. Красивые, но неудобные. Придется потерпеть, потому мои балетки приказали долго жить.
– Выглядишь секси, Алка.
– Отвали, а! А то матери позвоню.
Угроза действует на Виктора, он отступает. Хотя и не перестает пялиться. Надеюсь, к моему приходу он будет уже дрыхнуть мертвецким сном. Специально задержусь подольше, чтоб уж наверняка в коридоре с ним не пересечься.
Едва успеваю на последний траллик, заскакиваю в него почти на ходу. Проезжаю пару остановок, выхожу. Мои девчонки уже пьют винишко на разогрев у ресторана. Обычная практика, когда у тебя нет денег на алкоголь, которых в заведениях продается по стоимости крыла самолета.
– Красотка! Будешь? – Света протягивает мне невскрытую баночку.
В другой раз я бы отказалась, не люблю алкоголь и отношусь к нему отрицательно, но не в этот раз. Возвращение отчима разрушило все мои планы. Мне так нравилось жить одной! Нет, я не делала ничего такого, не собирала у себя друзей и вписки. Я… наслаждалась тишиной и одиночеством.
Когда мать и отчим дома, начинается ад. Они ругаются, иногда дерутся. Я уже сто раз просила маму выгнать Виктора, но она не хочет. Любит его, видите ли! А мне приходится терпеть его сальные взгляды и пошлые намеки. Перед вахтой он чуть не перешел черту, попытался в трусы ко мне залезть! Скот вонючий!
Допив по баночке газированного напитка, заходим в ресторан. Мы с девочками всегда отмечаем дни рождения скромно. В клубы не ходим и приключения на свой зад не ищем.
– А эта дочь профессора Паскуды, забитая, ужас, – говорит именинница Катя. – Я ее хотела позвать с нами, так она даже испугалась. Папаша держит ее в ежовых рукавицах.
– Она нормальная, – вступаюсь за девчонку, вспоминая, как месяца два назад встретила ее на лестнице ревущей.
– Че ревем? – спросила я, садясь рядом с ней.
– Отец достал! – ответила Самира с ненавистью.
Я понимающе кивнула в ответ. В те дни меня доставал отчим, так что я понимала ее как никто другой.
– Мне никуда нельзя выходить, – продолжила жаловаться девушка. – Я вынуждена носить платок. Надо мной ржут однокурсники, замоташкой за спиной обзывают. Спорят рыжая я или темная. И какого цвета у меня волосы в трусах и в подмышках. Типа, кавказские девушки, не следят за собой, заросшие ходят. Но это не так! Я ухаживаю за собой!
– Да не слушай ты их придурков!
С этого дня мы стали не то, чтобы подругами, но общались часто. Самира продолжала жаловаться на отца, а я выслушивала ее. В такие моменты я чувствовала себя лучше.
Понимаю, странно. Но, общаясь с ней, я осознавала, что не одна я херово живу, и на свете полно несчастливых людей. Это действительно успокаивало и придавало мне сил.
– Аллусь, о чем задумалась? – спрашивает Света.
Мы вышли во двор, подышать и выпить еще по баночке вина. Оно стало теплым и невкусным, лежа в сумке, поэтому я поставила его на перила.
– Виктор вернулся.
– Да ты что? И что теперь? Мож у меня поживешь?
– Ну куда у тебя, Свет? Вы же бабушку лежачую забрали. Ничего он мне не сделает. У меня на двери замок надежный. Будет буянить – вызову ментов. Он знает, что я ему не мать. Не позволю к себе домогаться.
– Знает то знает, но чует мое сердце не просто так он вернулся.
– Да выперли его с работы. Вот и приехал по месту прописки.
– Ох, черт, не оборачивайся, Ал, там профессор Паскуда! – Света суетливо прячет банку с вином в сумку. – Авось не заметит нас.
Мы обе знаем, что дотошному преподу ничего не стоит сообщить в деканат, что он видел нас с алкоголем. Несмотря на то, что мы совершеннолетние, в нашем ВУЗе такое поведение порицается.
Мне всегда было интересно, как профессор Шерханов выглядит вне учебных стен. Такой же строгий и чопорный?
– Где? – оборачиваюсь и нечаянно задеваю свою банку, которая стояла на перилах, локтем.
Банка падает, ударяется об тело нашего препода, и розовое вино растекается по его рубашке…
Мне конец.
Глава 2
Булат Муратович поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Он может подумать, что я скинула на него напиток специально. Это еще хуже, ведь он ведет кучу предметов, без которых мне ни за что не закрыть сессию.
Вот попала!
– Булат, вот салфетка, – слышу писклявый женский голосок и узнаю в его спутнице Жанну Николаевну Гринченко, или просто Грымзу, она тоже преподает в нашем институте.
У него с носатой истеричкой роман? Вот прикол!
– Булат Муратович, простите нас, – говорит Света умоляющим голоском, а я молчу. Судя по его взгляду, прощения не будет. Вопрос лишь в том, какое наказание последует, и слова уже ничего не решат.
– Астахова, Пронина, завтра жду вас в деканате после последней пары. Не опаздывайте, – отвечает профессор Шерханов холодным голосом.
Он ведет свою любовницу к машине, открывает ей дверь. Потом садится сам и уезжает.
Из ресторана выходят девчонки и спрашивают, что это с нами, почему мы такие бледные. Когда мы им рассказываем, что случилось, они качают головой и выносят вердикт: нам писец!
Нас не просто поймали с вином, мы облили профессора этим самым вином! То есть я. Да, конечно, завтра же я возьму вину на себя и не буду подставлять Свету. Она не виновата в том, что я такая неуклюжая. Хотя если бы подруга не сказала, что там профессор Паскуда, я не бы не стала делать неловких движений. Что уж теперь? Что будет, то будет.
– Девочки, я домой, хватит с меня на сегодня, – объявляю, смотря на часы.
Уже одиннадцать, пока до дома доберусь, будет уже полночь. Самый сон для слабаков типа Виктора.
Прощаюсь с девчонками, иду по улице пешком. Люблю гулять, но не каблуках. Кажется, мозоли натерла. Каждый шаг дается с трудом. Больно-о. В конце концов, плюнув на все, скидываю туфли и иду босиком. И пофиг, что уже осень.
Слышу, тормозит машина.
– Астахова, ты настолько пьяна, что забыла, какой на дворе месяц? – слышу властный голос профессора Шерханова.
– Я не пьяна, профессор.
– Садись в машину. Есть разговор.
Ух, отчехвостит прямо сейчас, без участия декана? Может и к лучшему? Выслушаю лекцию, а завтра он и не станет вспоминать.
– К вам?
– Нет, в следующий за мной Джип, – язвит Булат Муратович. – Они уже просигналили мне два раза, и, если я не съеду с дороги, у нас будут проблемы.
– У вас будут проблемы.
– Астахова, твои проблемы точно не сравнятся с моими.
Мда, это уж точно.
Обхожу тачку и сажусь на переднее сиденье. Отмечаю, что на преподе другая рубашка, значит переоделся, и от Жанны Николаевны уже избавился. А как же свидание в отеле после прогулки? Кстати, они что, правда в сквере гуляли? По крайней мере, вышли оттуда.
Вот жмот, мог бы даму и в ресторан сводить. Наверное, профессор Паскуда тоже из тех мужчинок, кто считает девушек тарелочницами.
– Я вас слушаю.
– Ты знаешь, что пить алкоголь в твоем возрасте… – начинает он занудно, и я закатываю глаза.
Отключаюсь, думая о своем, пусть болтает о вреде алкоголя, сколько влезет. Я-то знаю, что выпила самую малость. В этой проклятой банке всего триста миллилитров, и цирроз печени мне уж точно не грозит.
– Ты меня слушаешь вообще? Я тебе вопрос задал!
– А, да? Какой вопрос?
– Так, ясно. Ты почти в отключке. Я вынужден поговорить с твоими родителями.
– Не выйдет. Мать на вахте.
– Ты живешь одна?
– До сегодняшнего дня жила.
– Как это понять? – спрашивает раздраженно.
– Неважно. Не получится поговорить с родителями, вот и всё. Но я обещаю вам, что исправлюсь. Всё, больше ни капли в рот не возьму – торжественно клянусь.
Он смотрит на меня с подозрением, не прикалываюсь ли я над ним?
– Готовься к семинару, Астахова. Я обязательно вызову тебя к доске, но по какой теме – не скажу. Учи все пять.
– Ну, супер.
– Мозг надо насыщать знаниями, а не алкоголем.
– Да поняла, я. Поняла. Я могу идти?
Он бросает на меня раздраженный взгляд.
– Спокойной ночи, Астахова.
– Спокойной ночи, профессор П… Шерханов.
Захожу домой и с ненавистью смотрю на кроссовки Виктора. Как же без него было хорошо! Хочется пнуть обувь ногой, но сдерживаюсь, чтобы не наводить шум.
На цыпочках пробираюсь к своей комнате, берусь за ручку двери и слышу:
– Нагулялась? Ну и что за паскуда на иномарке тебя привез?
– Ты прав, он Паскуда.
– Зачем катаешься с такими?
– Это мое дело. А ты почему не спишь?
– Ждал тебя.
– Зачем?
– Соскучился.
Виктор вталкивает меня в мою комнату, и я ору:
– Ты че обалдел?! Здесь моя территория!
– По рукам пошла? Зачем ты это делаешь? Чтобы меня позлить, да?
– Ты сумасшедший? Ты муж моей матери, алло! Ты мне никто.
– Спала с ним? Отвечай: спала?! – бьет ладонью в стену рядом с моей головой, и я вздрагиваю.
– Не ори на меня. Не имеешь права!
– Мне не дала, а какому-то папику перепало?! У него машина крутая, я засек марку и номер, так и знай. Мамаша твоя завтра узнает, что ты больше не целка. Но, если хочешь, чтобы я молчал, можем порешать мирно, – проводит пальцами по моей груди.
– Руки убрал! – рявкаю. – Че решать-то, а? Это мой препод был. Пробей, если не веришь, по номерам. Ты же их запомнил!
– С преподами тоже трахаются.
– Но не я.
– Алла… – Виктор валит меня на кровать и нависает сверху, – у меня бабы так давно не было. Хочу тебя, звездец как. Ты такая вкусная… Алл… Ну че ты как маленькая? Уже не целка, по рукам пошла, теперь-то терять точно нечего. Можешь и мне дать разок. Не будь жадиной.
– Пошел ты!! Слезь с меня придурок! – бьюсь под ним. Толкаю его в живот и пытаюсь оттолкнуть ногой. Но он сильный, зараза.
– Дай мне! Не будь сукой! Алла! – рычит зверем.
– Отвали! Я все матери расскажу.
– А я скажу, что ты шлюха, сама меня соблазнила.
– Ах ты… гад!
– Это будет наш с тобой маленький секрет, – отчим слюнявит мне шею, а затем пытается поцеловать в губы.
От него разит спиртным, фу, меня сейчас вырвет!
– Пусти, больной! – бью ему коленом в пах и кусаю его за плечо.
– Ах ты тварь! – со всей дури бьет кулаком в подушку. Думала, меня по лицу ударит. – Что ты бережешь свою ватрушку, как будто она у тебя из золота сделана? Нихера она не золотая! Ты дешевка, Алка! Как и твоя мать. Только строите из себя королевен!
На удивление отчим скатывается с меня. Его спортивные штаны топорщатся в паху, волосы всклочены, жалкое зрелище.
Молчу в ответ, чтобы его не провоцировать.
Накрываю себя пледом и жду, когда он уберется из моей комнаты. Он, конечно, дебил, но насиловать не будет. Понимает, что я накатаю на него заяву. Ему всего тридцать пять, не хочет гнить в тюрьме. Только это его и останавливает.
– Ты только за бабки трахаешься, да? Будут тебе бабки, Алка. Я достану. Всю твою кровать усыплю баблом, и тогда не отвертишься. Раздвинешь ноги, как миленькая.
С этими словами Виктор убирается с моей территории. Сразу же встаю и запираюсь. Приваливаюсь спиной к двери и вытираю с шеи его слюну.
Собака противная!
Надо что-то думать. Здесь мне не будет жизни. Не будет.
Глава 3
Утром, когда я уходила в институт, Виктор еще спал, подложив под себя подушку. Вспоминать о том, чтобы было вчера, не хочется. Он просто напился, вот и полез. Вернется мать, и я ей все расскажу, как есть.
– Привет, Аллочка! – приветствует меня Самира во дворе ВУЗа.
Я чуть мимо нее не прошла, погруженная в свои мысли. Она как обычно в хиджабе, без косметики, в скромном платье. Ее папаша конечно садист, раз заставляет ее носить эти вещи в современном городе. Так-то Самира умная и симпатичная девочка, но стала изгоем из-за своих традиций. В институте никто так, кроме нее, не ходит.
Около полугода назад они приехали в наш город с Кавказа. Как я поняла, профессора пригласили преподавать у нас, и он согласился сменить место жительства.
Матери у Самиры нет – умерла три года назад, несчастный случай, так что заступиться за нее некому. Но я хоты бы могу отбивать насмешки придурков в ее адрес!
– Эй, тебе не жарко? – спрашивает у Самиры один из задиристых одногруппников. – Мож разденешься? – хватает кончик ее платка и дергает, пытаясь сорвать его с головы.
– Ты охренел, Белов?! – воплю, набрасываясь за наглеца. – Ей прилюдно снять платок позор, идиот безмозглый! – наношу ему удары по плечу.
За Самиру, за себя!
Меня перемыкает, и я думаю, что это отчим, а не пацан безобидный. Бью в полную силу по лицу.
За Самиру, за себя!
– Ал, да ты чего? Я так, пошутил ведь…
– Алла, хватит! Хватит! – кричит Самира.
Прихожу в себя, перед глазами спадает пелена, и я вижу кровь на носу задиры Белова. Черт, я разбила ему нос…
Так разозлилась, что не соображала ничего. Перед глазами темнота образовалась.
– Еще раз полезешь к ней, будешь иметь дело со мной, – говорю хрипло.
Смотрю исподлобья, как вокруг собирается народ. Кто-то дает Белову салфетку.
– Алл, надо идти, – Самира тащит меня в здание.
Мы идем в туалет, где я умываюсь и с недоумением рассматриваю сбитые костяшки пальцев. Что на меня нашло? Я реально подумала, что дерусь с отчимом.
– Ничего себе, ты его избила.
– Я подумала, что он – другой человек. Которого я ненавижу.
– Кто это человек?
– Забей. Никто.
– Астахова, вас вызывают в деканат, – слышу по громкоговорителю из колонок. – Алла Астахова, срочно пройдите в деканат.
– Я пошла, – вытерев лицо, бросаю бумажное полотенце в мусорку.
– Пойти с тобой?
– Нет, что ты сделаешь?
– Мой папа – профессор. Ты забыла? Использую его связи и защищу тебя, как ты защитила меня, – Самира берет меня под руку.
– Ну, спасибо тебе. Пошли, коль не шутишь.
Заходим к декану, там, конечно, уже сидит Белов с ватными тампонами в ноздрях и страдающим взглядом.
Меня же не отчислят, нет?
Декан зол, аж вена на лбу вздулась.
– Шерханова, вы свободны, – пытается сбагрить Самиру.
– Нет, я хочу рассказать, как было! – отвечают она. – Алла ни в чем не виновата.
– Как же не виновата? – кривится декан. – Мальчишке нос разбила. Махала кулаками, дралась, это видели десятки студентов. Есть видеодоказательство.
Гребанный Виктор, это все из-за него. Я думала, что бью его! Проклятье!
– Простите, я… – бормочу.
– Белов пытался сорвать с меня хиджаб, – объясняет подруга. – А Алла, она встала на мою защиту и объяснила, что для кавказской девушки остаться без платка на людях – это смерти подобно.
– Ну и нравы, – буркает себе под нос декан. – То, что она защитила вас, не снимает с нее вины за разбитый нос.
– Прошу вас, не отчисляйте меня, – смотрю на злющего декана жалобно.
Я готова унижаться перед ним, лишь бы не вылететь из ВУЗа. На колени даже встать могу перед этим дедом, если поможет.
В кабинет входит профессор Шерханов, смотрит на дочь, потом на меня, наконец, на несчастного Белова.
– И что здесь происходит? – интересуется он вкрадчиво. – Что опять натворила Астахова?
Ч-черт, вот сейчас он расскажет про вчерашний алкоголь, и меня точно попрут. Такие студентки, как я, позорят институт, значит им здесь не место.
Шерханов, миленький молчи…
Я сделаю всё, чтобы он не сдал меня. Даже встану перед ним на колени и…
В голове появляется пошлейшая отвратительная картинка, которая заставляет меня покраснеть лицом.
Я зачем-то представила, что отсасываю Булату Муратовичу в обмен на молчание.
Какая глупость! Какая дурь!
Этот каменный человек не берет натурой. А те девушки, что осмелились предложить ему себя в обмен на запись «зачтено», уже учатся в другом институте. Без вариантов.
– Видите, как ей стыдно?! Она больше не будет, – Самира обращает внимание присутствующих на цвет моего лица. Знали бы они, из-за чего мне стыдно – точно бы выперли!
Профессор Шерханов усмехается, явно думая, что я играю, но пока молчит, не топит меня окончательно.
Пока я фантазировала о том, как куплю молчание профессора ртом, дочь ему рассказала, как я мужественно защищала ее честь. Видимо, только это меня и спасло.
Он вступился за меня.
Пообещал декану, что обратит пристальное внимание на мое поведение и, если я что-то совершу порочащее, то он сразу оповестит деда.
Я извиняюсь перед Беловым и хлопаю его по плечу – дело вроде бы замято. Пока еще учусь.
Фух, это было очень нервно!
Выходим из кабинета, расходимся. Профессор Шерханов открывает рот, чтобы что-то мне сказать, но почему-то передумывает, грозит мне пальцем и уходит.
Смотрю ему в спину. Темно-синий костюм сшит на заказ, массивное золото висит на шее. Высокий, стройный и крепкий. А он хорош собой! Необычный… Ни на кого не похожий.
Знаю, что многие девчонки заглядываются на Булата Муратовича, но все знают, какой у него дикий нрав.
Он не крутит романы со студентками. Это не в его правилах.
Ощущаю в желудке сосущую пустоту. Я не позавтракала утром, сбегала от Виктора. Принимаю решение купить булочку в столовке и пропустить десять минут занятия.
В очереди на меня оглядываются, обсуждают. Мда уж, заработала себе репутацию драчуньи. Никогда не доводила конфликты до драк. Никогда! А тут с катух слетела. Понятно из-за кого.
Я ночью плохо спала, боялась проснуться и увидеть на себе пыхтящего отчима. Замок-то на двери есть, но вдруг этот гад сможет открыть его ножичком?
Надо валить из дома! Только куда? Куда?!
– С тебя шестьдесят рублей, – говорит кассирша.
– Картой можно оплатить?
– Плати.
Прикладываю карту, и, о черт, недостаточно средств.
Блин, я же сняла бабки и забыла. Вот растяпа!
Надеюсь, отчим не станет лазить по моим вещать и воровать.
– Извините, – отхожу от кассы с пустыми руками.
Те, кто это видел, будут думать, что я нищебродка. Неловко вышло.
– Алла!
Оборачиваюсь и вижу профессора Шерханова с булочкой на тарелке.
– Возьми, поешь, – говорит он. – Я оплатил.
– Спасибо. Блин, правда, спасибо, – засунув свою гордость подальше, забираю тарелку из его рук и усаживаюсь за стол.
Жду, когда он отойдет подальше, и вгрызаюсь в мякоть зубами. Кайф… Еще бы стаканчик кофе, но это уже роскошь. Обойдусь и так.
А профессор Паскуда не такой уж и паскуда, думаю. Промолчал о вине, булку купил. Есть в нем что-то человеческое все-таки.
Доедаю все до последней крошки, беру тарелку, чтобы отнести ее в окошко для мойки. Прохожу мимо Шерханова, пьющего кофе и прокручивающего какой-то скучный документ на смартфоне.
Он поднимает на меня глаза, наши взгляды встречаются. И вдруг я чувствую что-то такое, чего раньше при встрече с ним никогда не чувствовала. Как будто после того, как я покаталась в его машине, между нами образовалась какая-то тонкая ниточка.
– Я перед вами в долгу, – говорю тихо. – Если что-то будет нужно…. – неожиданно краснею, – то обращайтесь.
Глава 4
Надеюсь, Шерханов не подумал, что я предлагаю ему себя, иначе у меня будут проблемы. По какому поводу он может ко мне обратиться, блин? Зачем я это сказала?
Стараясь не шуметь, захожу домой. Возьму вещи, деньги и поживу где-нибудь, пока мать не вернется.
Захожу в свою комнату и вижу на постели… купюры номиналом в сто-пятьсот рублей, разбросанные по покрывалу.
Это не мои. Значит… Отчим исполнил свою гадкую угрозу и притащил бабки, чтобы меня купить!
Лицо краснеет от гнева, мне становится жарко и противно.
Начинаю собирать деньги, чтобы швырнуть их засранцу в лицо. Сколько тут – три-четыре тысячи? Как же дешево он меня оценил!
Думает, что я сплю с мужиками, урод. Один поцелуй в губы с третьекурсником на вечеринке – это и всё, чем я могу похвастать. Вот и все мои любовные подвиги!
– Что ты делаешь? – спрашивает Виктор, подкрадываясь ко мне со спины.
Вздрагиваю и резко оборачиваюсь.
Вашу ж…
Даже икаю от неожиданности.
Виктор голый, абсолютно голый. На нем ничего нет. Ни носков, ни трусов. Еще и весь одеколоном облит. Фу!
– Забери свое бабло, – пихаю ему в руки то, что удалось собрать. – И оденься. Мне смотреть на тебя стыдно.
– Это твои деньги. Бери.
– Я от тебя ничего не возьму.
– Нет, возьмешь, – снова рассыпает их веером на кровати. – Я трахну тебя, Алка, прямо на бабках. Как самую конченую шлюху.
– Я не шлюха. Я сейчас соберу вещи и уйду. Мы вдвоём не уживемся здесь.
– Я не пущу. Останешься дома.
– Я спрашивать не буду. Поставила перед фактом – и всё, – начинаю собирать вещи.
Виктор грубо вырывает у меня из рук толстовку и валит на кровать.
– Пусти, сволочь! – начинаю отбиваться.
– Сразу трахнуть или сначала отсосешь? – врезается стоячим членом в мое бедро.
– Пошел на хрен! Только тронь! Я на тебя заяву накатаю. Будешь за решеткой гнить!
– Не накатаешь. Я буду давать тебе деньги, каждый раз.
– Засунь себе их в …!
– За что я люблю тебя, Алка, так это за твой длинный язык. И за него же накажу! – пытается сорвать с меня джинсы.
Раньше они с меня спадали, но пока я жила одна, немного поправилась. И сейчас они крепко сидят на мне, мои спасители.
Но что-то надо придумать!
Как отвадить раз и навсегда этого похотливого урода?!
Знаю!
Под подушкой у меня есть сюрприз для него. Надо как-то исхитриться и забрать эту штуку.
– Подожди, Вить. Подожди, не спеши!
Он чувствует перемену в моем голосе и притормаживает с раздеванием.
– Не так быстро. Ладно? И не так грубо…
– Ладно. Что ты предлагаешь? – спрашивает насторожено.
– Давай, я тебе сначала… Ну, это самое.
– Что это самое? – переспрашивает хрипло.
– Ты ложись, ляг, – скидываю его в себя, и он без сопротивления оказывается лежащим на спине.
Наверняка он думает, что я сломалась и сейчас устрою ему разогрев. А я и устрою такой ему разогрев, что на всю жизнь запомнит!
Незаметно для него забираю из-подушки зажигалку, которую спрятала вчера вечером. На случай, если вдруг ночью услышу шорох, чтобы подсветить комнату. Как хорошо, что я вспомнила про нее!
– Вить, закрой глаза, я стесняюсь.
– Алка… – рычит угрожающе, – если ты что-нибудь задумала, знай – тебе будет плохо. Я всю душу из тебя вытрясу.
– Ничего я не задумала. Давай закрывай, иначе ничего не будет! Сбегу и матери позвоню. Она приедет и выгонит тебя отсюда пинками.
– Хватит болтать, приступай!
Виктор закрывает глаза и расслабляется в ожидании удовольствия.
До свершения мести осталось
три,
два,
один….
Мысленно перекрестившись, подношу зажигалку к его небритым яйцам и чиркаю. Пламя неожиданно вырывается такое сильное, что пах отчима мгновенно воспламеняется!
Ох-ре-неть!
Отчим вскакивает с постели с дикими воплями и пытается потушить пожар между ног. Хлопает себя по причиндалам, чтобы сбить огонь.












