Сеть узлов

– Нет, – выдохнула Марина. – Нет-нет-нет…

Алексей шевельнулся.

– Мари… – пробормотал он, не открывая глаз. – Ты чего не спишь?

– Я… – она осеклась, глядя на экран.

Зелёная рябь исчезла. Вернулась обычная заставка – фотография какого-то отчёта, который он снимал на телефон.

Она медленно выдохнула.

– Мне… надо кое-что проверить, – сказала она.

– Опять? – он приоткрыл глаза, скосил взгляд на неё. – Мари, мы в отпуске. Здесь нет твоего Гаврилова, нет твоих отчётов. Можно хотя бы одну ночь без этого?

Она посмотрела на него.

И вдруг поняла: сказать «ладно, завтра» – значит проигнорировать то, что только что произошло. Как будто камень ничего не шептал. Как будто голос, похожий на отцовский, не пробивался через статический ад. Как будто Узел 7-Д был просто рисунком.

– Лёш, – её голос прозвучал странно спокойно. – Это не отчёты. И не Гаврилов.

– А что тогда? – он перевернулся на спину, щурясь от света. – Опять папа?

– Да, – честно сказала она. – Опять папа. И… не только.

Он простонал, закрыл глаза.

– Я знал, – сказал он. – Я знал, что даже здесь ты найдёшь себе камень поинтереснее меня.

Она хотела огрызнуться. Это привычное. Но вместо этого сказала другое:

– Лёш.

Он не ответил.

Марина сжала камень ещё сильнее. В глубине подвески мелькнул красный огонёк – как крошечный индикатор на приборной панели. Моргнул один раз и исчез.

За окном небо оставалось тёмным. Но высоко над морем, над чёрной линией горизонта, на секунду вспыхнула странная зарница – полоска зелёного света, расплывшаяся и тут же потухшая. Без грома, без молний. Как немой сигнал.

Марина не успела его увидеть.

Но что-то очень древнее и не совсем человеческое где-то далеко отметило: ключ активирован.

И в глубине забытых джунглей, под плитой с выцветшими символами, на мгновение дрогнуло то, что так долго спало.

Ночь не спешила заканчиваться.

Марина долго сидела на краю кровати, так и не разжимая пальцев. Камень перестал дрожать, стал просто холодным – но теперь это был не «красивый изумруд», а предмет, к которому не хотелось поворачиваться спиной.

Она всё-таки положила подвеску обратно в контейнер, защёлкнула крышку и, подумав, сунула коробку в самый низ чемодана, под одежду. Не по науке. По-человечески. Чтобы хотя бы не видеть.

В ванной долго текла вода – слишком горячая для этого климата. Марина смотрела на своё отражение в запотевшем зеркале и пыталась решить, что страшнее: то, что ей действительно «что-то» приснилось… или то, что это вообще не был сон.

Голос. Обрывки фраз. «Ключ в замке». «Портал». И то, как прямо в воздухе сложился символ, который она раньше видела только в отцовских бумагах.

Если это просто перегрузка – значит, мозг начал подтасовывать знакомые образы, смешивая их с любыми внешними раздражителями. Психосоматика. Срыв. Всё объяснимо.

Если нет…

Она выключила воду, вытерлась, вернулась в комнату.

Алексей всё так же спал, отвернувшись. От его плеча исходило спокойное, равномерное человеческое тепло – и это вдруг показалось куда более хрупким, чем зелёный камень в чемодане.

«Завтра, – сказала себе Марина. – Завтра решу».

Сейчас организм взял своё – усталость сорвала внутренний тормоз. Она легла рядом, не касаясь его, уставилась в темноту потолка. Несколько минут считала вдохи. Потом провалилась.

Ей снится не место – формула.

Сначала это просто строка цифр, как тысяча других, которые она перебирала всю жизнь. Потом цифры начинают складываться в координаты. Широта, долгота, глубина. Серия повторяющихся значений. Пульс.

В темноте вспыхивает знакомый символ – круг с лучами. Только теперь он не плоский, а объёмный. Узел. Через него проходят нити – тонкие, серебристые траектории, тянущиеся в стороны. На концах нитей – точки. Узлы. Станции.

Она поднимает руку – и с удивлением понимает, что видит её со стороны. Рука касается круга. В тот момент, когда пальцы почти касаются поверхности, узел оживает. Внутри глухо гудит, как трансформатор на подстанции. Лучи вспыхивают зелёным по очереди, будто его глаза открываются один за другим.

Где-то далеко раздаётся голос. Не отца. Чужой. Сухой, как давно не звучавшее сообщение автоматической системы:

– Сеть повреждена. Протокол изоляции. Доступ запрещён.

Поверх этого, как шум по радиосвязи, пробивается другое:

– Мари… не давай им…

Слова растворяются в завывающем фоне.

Пространство дёргается, как плёнка, которую перехватило на зубцах. Картинка раз за разом смещается: то она видит джунгли, то гладкую плиту под землёй, то тёмную комнату с рядами приборов, то чью-то комнату в панельном доме с облезлыми обоями. Всё налезает друг на друга, как неправильно совмещённые слои.

В какой-то момент в этой каше вспыхивает лицо – усталое, постаревшее, но до боли знакомое. Отец. Он смотрит прямо на неё – не как на девочку, а как на коллегу. Губы двигаются, но вместо слов – опять цифры, формулы, координаты.

Она тянется к нему – и в этот момент тонкая зелёная линия разрезает картинку пополам, как нож. Всё гаснет.

Марина просыпается рывком.

Комната залита серым, липким предутренним светом. За шторами возится ветер. Кондиционер жужжит. Алексей дышит рядом, уже не так ровно – организм встал раньше будильника.

Голова гудит, как после двух суток без сна.

Первое, что она делает, – смотрит на ладонь.

Пусто. Никаких отметин, никаких порезов, никаких «знаков судьбы». Только бледный след от цепочки, которая ночью впилась в кожу.

Второе – ищет глазами чемодан.

Он на месте. Закрыт. На замке.

Марина медленно выдыхает.

Телефон на тумбочке загорается – уведомление от приложения авиакомпании: «Добро пожаловать в Индию. Мы надеемся, что ваше путешествие…» – дальше она не читает. Палец сам смахивает уведомление, будто стирает чужую вежливость.

Алексей шевелится, открывает глаза.

– Который час? – хрипло спрашивает он.

– Рано, – Марина смотрит на экран телефона. – Шесть сорок.

– А будильник на восемь, да? – он вращает плечами, морщится. – Чувствую себя как после рейса вахтовиков, а не отпуска.

Он переворачивается, смотрит на неё. Замечает под глазами синяки.

– Ты вообще спала? – спрашивает.

– Немного, – она пожимает плечами. – Снилось всякое.

Он ухмыляется без особого веселья:

– Про папу?

– В том числе, – честно отвечает она.

Он собирается что-то сказать, потом махает рукой.

– Ладно, – бурчит. – Предлагаю временный мир. Завтрак, море, экскурсия. Потом можешь думать о чём хочешь. Даже о своих вечнозагадочных координатах.

Она не отвечает.

В столовой отеля царит ранний хаос: ещё не успевшие проснуться туристы, слишком бодрые дети, официанты, лавирующие между столами с подносами. На стене над кофемашиной висят большие дешёвые часы с белым циферблатом.

Марина, набирая на тарелку что-то невнятное из яиц и жареных овощей, вдруг замечает: минутная стрелка на часах дёргается, как у старого видеоплеера, который пытается перемотать плёнку. Движется рывками, иногда словно отматывая назад на пару делений.

– Ты это видишь? – спрашивает она у Алексея, кивая на часы.

Он поднимает голову, щурится.

– Часы как часы, – говорит. – Китай за пятьсот рупий. Ты в Москве таких видела десятки.

Минутная стрелка в этот момент делает странное: перескакивает сразу через четыре деления, потом возвращается на одно.

Марина чувствует, как сжимается желудок.

– Нормальные часы так не ходят, – тихо говорит она.

– Нормальные люди, – отзывается Алексей, – в отпуске не изучают поведение минутных стрелок.

Он берёт чашку с кофе, делает большой глоток.

– Так что, на какой экскурсии остановимся? Храмы? Рынок? Лодка по реке?

– Знаешь, – Марина смотрит на часы ещё секунду, потом отводит взгляд. – Давай пока ни на какой. Я хочу… просто день у моря. Без гидов, без толпы.

– Без гидов – я за, – соглашается он. – Но рынок вечером всё равно стоит посмотреть.

Он улыбается той мирной, простой улыбкой, которая когда-то заставила её поверить, что жизнь может быть не только из графиков и отчётов.

– Если ты меня туда снова затащишь, – улыбается она в ответ краешком губ, – обещаю, папы там не будет.

Обещание звучит как шутка, но внутри отзывается уголёчком.

До полудня всё действительно похоже на отпуск.

Солёная вода, песок, который забивается во все невозможные места; крик чаек, запах жареной рыбы и кокосового масла. Солнце, которое сначала ласково греет, а потом вдруг без предупреждения обжигает плечи.

Марина какое-то время лежит, закрыв глаза, прислушиваясь к шуму прибоя. Мозг пытается продолжить считать пики, анализировать, накладывать координаты, но организм, наконец, берёт своё: звук волн глушит внутренний шум.

Она засыпает и просыпается, не понимая, сколько времени прошло. Солнце поднялось выше. Людей на пляже стало больше. Кто-то включил музыку у бара. Алексей пропал из поля зрения – наверняка пошёл искать пиво или Wi-Fi.

Она садится, накидывает парео на плечи, чтобы не сгореть, и автоматически тянется к сумке. Телефон. Привычное желание проверить новости, почту, хоть что-то.

Экран показывает время.

11:12.

Она поднимает взгляд на табличку над баром, где, помимо меню, висят ещё одни часы – маленькие, электронные, с красными цифрами.

11:04.

Разница в восемь минут. Пустяки: возможно, телефон подстроился по сети, часы повесили и забыли.

Она задумчиво смотрит на море. В голове всплывают слова Капура: «вещи, которые плохо ведут себя со временем».

Телефон вибрирует – на этот раз по делу.

Сообщение от мамы:

«Доча, как вы долетели? Всё ли хорошо? Не обгорите там. Я тут нашла ещё одну папину тетрадь, если будет возможность – заберёшь, когда вернёшься».

Марина чувствует, как что-то щёлкает внутри.

Пока не поздно.

Пока всё ещё можно списать на усталость, жару, совпадения.

Пальцы сами набирают ответ:

«Мам, всё нормально. Слушай, а что ты знаешь про папину экспедицию в Индию? 1993 год. Керала. Точка 7-Д. Он когда-нибудь рассказывал тебе детали?»

Три точки – мама печатает.

Потом они исчезают.

Потом появляются снова.

Наконец приходит ответ:

«Марина, давай ты не сегодня с этим. Ты отдыхать поехала. Он не любил вспоминать ту поездку. И я не люблю. Поговорим, когда вернёшься. Обещаю».

Её пальцы сжимают телефон так сильно, что суставы белеют.

«Обещаю».

Это слово в их семье давно обесценилось, когда дело касалось отца и его тайн.

«Ладно, – пишет Марина. – Тогда точно заберу тетрадь, как прилетим. Обнимаю».

Она кладёт телефон, смотрит на море. В голове, помимо волн, всплывает другая картинка: зелёный свет под плитой, исчезающая фигура, строки отчёта, которые отец начинал, но так и не дописал.

– Ты опять где-то не здесь, – голос Алексея возвращает её к реальности.

Он стоит рядом, в одной руке – два пластиковых стакана с лимонадом, в другой – шляпа, которую, видимо, купил «чтобы не свихнуться от солнца». Шляпа смешная, с нелепой надписью, но на его голове выглядит неожиданно органично.

– Мысленно в Москве, да? – он протягивает ей стакан. – Или уже в своих джунглях?

– Скорее где-то между, – признаётся она и делает глоток. Лимонад слишком сладкий, но холодный.

– Давай так, – он садится рядом. – Сегодня договор: до заката ты не произносишь слова «эксперимент», «образец» и «аномалия». Я – не говорю «бюджет», «отчёт» и «клиент». Посмотрим, кто первый сорвётся.

– Очень нечестная игра, – вздыхает она. – Я в заведомо проигрышной позиции.

– Вот и повод потренировать силу воли, – ухмыляется он.

До заката они действительно почти держатся.

Почти – потому что один раз, когда над пляжем внезапно, из ниоткуда, появляется короткая зелёная вспышка, похожая на отражение чего-то на стекле, Марина вскакивает и выдыхает:

– Аном…

– Стоп, – поднимает палец Алексей. – Я слышал.

Она замирает, понимая, что действительно собиралась сказать запрещённое слово.

Зелёный отблеск исчезает так же быстро, как появился. Никто, кроме неё, кажется, вообще не обратил внимания: дети продолжают лепить замки из песка, парень на доске ловит волну, бармен доливает ром кому-то в коктейль.

– Там было… – она указывает в сторону горизонта. – Ты не видел?

– Видел, – пожимает плечами Алексей. – Вода блестит. Солнце отражается. Оптика. Мы же не в твоей лаборатории, чтобы каждую вспышку считать сигналом инопланетян.

Она почти улыбается, но внутри остаётся сжатый тяжёлый комок.

Ближе к вечеру солнце опускается ниже, жара становится терпимее. Туристы стекаются к бару. Над пляжем зажигаются гирлянды. Вдалеке, за полосой деревьев, начинает шуметь рынок – тот самый, где вчера ей в руки буквально впихнули контейнер.

Марина ловит себя на том, что, несмотря на усталость, ноги сами хотят повернуть туда.

– Только не говори, что хочешь ещё раз пройтись по рядам, – вздыхает Алексей, поймав её взгляд.

– Не хочу, – быстро отвечает она. – Честно.

Он прищуривается.

– Слишком быстро.

Вздыхает.

– Ладно. Если хочешь – сходи. Только, пожалуйста, без ночных исчезновений. Я в прошлый раз чуть не обзвонил все больницы.

– Я тогда просто… – она ищет слово, но не находит правдоподобного. «Слушала голос Капура, который рассказывал мне про отца и объект К-7-Д» – явно не из тех фраз, которые он готов сейчас выслушать.

– Просто, – кивает он. – Всё у тебя «просто». Ладно. Я останусь тут, геройски защищая наш лежак от посягательств других туристов. Если тебя не будет через час – пойду за тобой.

Он смотрит серьёзнее.

– И, Мари… если это опять про папу… попробуй хотя бы раз подумать про себя.

Она кивает.

– Попробую, – говорит.

К рынку она в итоге не идёт.

Просто не может заставить себя снова свернуть в тот переулок. Сама мысль о том, что она может прийти, а лавки «Antique Curios» не будет – или, что хуже, будет, но внутри окажется кто угодно, только не Капур, – слишком напоминает последние годы общения с отцом, который то обещал, то исчезал в бутылке.

Вместо этого она долго бродит вдоль улицы с кафе, куда выходят кухни, ощущает мешанину запахов, слушает, как у каждого третьего места из колонок льётся одна и та же навязчивая поп-мелодия.

В какой-то момент понимает, что просто ходит по кругу, как по орбите.

«Сеть повреждена».

Слова из сна возвращаются неожиданно трезво.

Что такое сеть – она знает. Физическую, нейронную, любую. Сломанная сеть – это не то, чем можно поиграть. Это то, что может потянуть за собой всё остальное.

И где-то в центре этой ломки – камень в её чемодане.

Марина возвращается в отель, когда небо уже совсем темнеет.

В номере пахнет шампунем и кремом от солнца. Алексей стоит на балконе, курит – хотя обещал бросить. Услышав дверь, гасит сигарету, прячет бычок в пластиковый стакан.

– Я думал, ты всё-таки ушла на свой рынок, – говорит, заходя в комнату.

– Передумала, – отвечает она. – Не тянет.

– Это радует, – он закрывает балкон. – Зато тянет домой. Я, кажется, не создан для влажных тропиков. Завтра, если хочешь, можем… – он смолкает, рассматривая её. – С тобой точно всё в порядке?

Она садится на край кровати, опускает голову.

– Нет, – наконец говорит. – Не в порядке.

Алексей садится рядом, осторожно, как к больному.

– У тебя… паническая атака? Тревога? Я могу… – он мнётся. – Давай врача вызовем, если…

– У меня камень, который ведёт себя как живой объект, – перебивает она. – Который глушит поля, ломает время и отвечает на частотах, которых не должно существовать. И человек, который его мне отдал, сказал, что отец оставил его именно для меня. В девяносто третьем году.

Она поворачивается, смотрит ему в глаза.

– И да. Мне кажется, это чуть-чуть больше, чем «не в порядке».

Он молчит. Долгих пять секунд.

Потом фыркает, нервно отводя взгляд.

– Я же просил без инопланетян, – пытается пошутить. – Мари…

– Алексей, – перебивает она. – Я не прошу тебя верить мне на слово.

Она встаёт, подходит к чемодану, открывает замок, достаёт контейнер. Ставит на стол. Открывает.

– Я прошу тебя просто посмотреть.

Он встаёт, подходит ближе. Склоняется над столом.

– Камень, – говорит. – Ну да. Камень. Зелёный. Дорогой, наверное. Если ты думаешь, что я буду ревновать тебя к драгоценностям, то…

– Замолчи на минуту, ладно? – просит она без раздражения.

Берёт подвеску в руку, кладёт на ладонь Алексею.

– Держи.

Он послушно сжимает пальцы.

На секунду ничего не происходит.

Потом в комнате гаснет свет.

Полностью – как если бы во всём здании выключили электричество. Тишина наваливается странным образом – сразу пропадает шум кондиционера, гул лифта, далёкий телевизор за стеной.

– О, – говорит Алексей в темноте. – Ну всё, началось. Свет вырубили. Видишь, не один ты ломаешь время. Здесь это делают централизованно.

В этот момент его телефон, лежащий на тумбочке, вспыхивает сам по себе. На экране, вместо заставки, бегут зелёные полосы. Они складываются в знакомый символ – круг с лучами.

Алексей замолкает.

– Это что за… – выдыхает он.

В коридоре кто-то ругается – видимо, тоже заметил пропажу света. Где-то хлопает дверь. За окном продолжает шуметь море – единственное, что вообще не реагирует на человеческие сети.

Через пару секунд свет возвращается. Кондиционер вздыхает, телевизор за стеной снова начинает бубнить. Телефон Алексея тухнет, потом включается как обычно.

– Видишь? – Марина смотрит на него.

Он молчит. На лице у него выражение человека, у которого только что аккуратно отобрали привычное объяснение мира.

– Это… совпадение, – говорит он наконец, но голос звучит уже не так уверенно. – Перебой. Глюк. Ты же сама знаешь, какая тут инфраструктура.

– Инфраструктура, – повторяет Марина. – Ладно. Пусть будет инфраструктура.

Она забирает у него камень, возвращает в контейнер.

– Но даже если это «глюк»… ты же видел, что он пытается сказать? Этот символ… он у отца в записях. И у того человека в лавке. И в моём ноутбуке. И теперь – в твоём телефоне.

Она делает паузу.

– Сколько ещё нужно глюков, чтобы ты хотя бы допустил мысль, что здесь что-то неслучайно?

Алексей выглядит так, будто ему физически больно думать в этом направлении.

– Допустим, – нехотя говорит он. – Допустим, это… что-то. Ну и что? Ты что собираешься делать? Бросить работу, бросить жизнь, поехать в эти свои джунгли и… что? Искать плиту? Дверь?

Он криво усмехается.

– Ты же не Лара Крофт.

– Я – дочь человека, который там побывал, – тихо говорит она. – И который вернулся оттуда сломленным. И оставил мне вот это.

Она смотрит на контейнер.

– Я пока не знаю, что буду делать. Но я точно знаю, что не смогу сделать вид, будто этого не существует. И что это – не просто красивый сувенир.

Он долго молчит.

Потом вздыхает, устало садится на край кровати.

– Я не герой, Мари, – признаётся он. – Я бухгалтер. Я хочу понятных чисел, понятных рисков и понятных страховок. Всё, что начинается со слов «аномальный камень», для меня звучит как плохой инвестиционный проект.

Он поднимает глаза.

– Но я хотя бы… вижу, что для тебя это не игрушка. Это…

Ищет слово, не находит.

– Это моя жизнь, – помогает она. – И, возможно, причина смерти отца.

Они сидят какое-то время в тишине. Каждый – на своём маленьком острове.

За окном над чёрной линией деревьев опять, почти незаметно, вспыхивает зелёный отсвет – короткий, как мигание глаза. В этот раз его замечает уже не только Марина: где-то на пляже кто-то удивлённо свистит, кто-то поднимает телефон, пытаясь снять.

Алексей встаёт, подходит к окну.

– Ладно, – говорит он тихо. – Допустим, я готов допустить, что твой камень… нестандартный.

Он поворачивается.

– Но если ты решишь лезть в это глубже… ты хоть раз спросишь себя не только «что бы сделал папа», но и «во что это обойдётся мне»? И нам?

Марина открывает рот, чтобы ответить.

И понимает, что честного ответа у неё пока нет.

Потому что откуда-то из глубины, из того места, где всегда жили её решения, уже поднимается одно очень простое желание: вернуться домой, открыть сейф, перебрать все отцовские тетради. Найти координаты. Найти всё, что связано с Кералой, с точкой 7-Д, с этим символом.

И одна мысль, которая стучит в такт пульсу:

«Если сеть повреждена… кто-то должен хотя бы понять, где именно».

Она закрывает контейнер, словно ставит временную точку.

– Завтра я напишу в отдел кадров, – говорит она. – Попрошу ещё один отпуск. Или неоплачиваемый.

Смотрит на Алексея.

– И позвоню маме. Скажу, чтобы держала тетради под рукой.

Он хмурится.

– То есть… мы обратно? Только прилетели – и уже «домой, к камням»?

– Домой к ответам, – отвечает Марина. – А потом… наверное, в джунгли. В точку 7-Д.

Имя этой точки прозвучало как приговор и как обещание одновременно.

Где-то далеко, в тех самых джунглях, над плитой с выцветшими символами медленно загорается слабое, едва заметное в человеческом диапазоне свечения пятно – как пик на графике, которого никто ещё не увидел.

Но одна строка в старом файле «KRL_ANOMALY_1993.log» уже дёрнулась, как будто кто-то через тридцать лет наконец нажал «продолжить запись».

Глава 2

ГЛАВА 2. ВОЗВРАТ