Сеть узлов

Юрий Верхолин

Сеть узлов

Пролог

Пролог

Джунгли начинались внезапно.

Дорога, ещё минуту назад тянувшаяся между деревнями с облупленными чайными лавками и пёстрыми вывесками, просто заканчивалась у бетонного блока с ржавыми буквами на хинди и английском. Дальше – только влажная зелень, такая плотная, что казалось: воздух режут листья, а свет приходится выжимать из листвы, как сок.

Машина, доехав до этого блока, фыркнула, заглохла и окончательно сдалась.

– Конечная, – сказал водитель, вытирая пот со лба. – Дальше только пешком. Как вы и просили, доктор.

Доктор Нараян рао кивнул, хотя водитель этого уже не видел – тот выбирался из видавшего виды «джипа» и занимался чем-то под капотом, изображая техническую заботу. Нараян стоял у обочины и смотрел туда, где начиналась зелёная стена.

Керала. Локальное «место силы», как любили говорить журналисты, когда им надо было продать очередную статью о странностях природы. Для Нараяна здесь было другое слово: аномалия.

– Потрясающе, – произнёс рядом по-русски мужчина в выгоревшей кепке. – У нас в Карелии, конечно, тоже сыро, но чтобы до такой степени…

– Это ещё не сыро, – усмехнулся Нараян по-английски. Он говорил чётко, с мягким южным акцентом. – Сыро будет через час, когда вы промокнете насквозь, хотя небо будет без облака.

– Вызов принят, – ответил россиянин и протянул руку. – Алексей Соколов, геофизик, всё ещё надеюсь, что вы меня не зря сюда затащили.

– Вы же сами вызвались, – напомнил Нараян. – Когда увидели мои карты.

Карты… Они и правда были хороши. Месяцы спутниковых наблюдений, переработанные через корявые программы на трёх компьютерах в институте, давали картинку: в глубине керальских джунглей что-то дышало. Не в буквальном, конечно, смысле: там фиксировались периодические сбои магнитного поля, странные «волнения» в гравиметрических данных, шум на частотах, где природа обычно ведёт себя прилично.

Как будто кто-то под землёй включал и выключал что-то большое, старое и не до конца сломанное.

К ним подошла девушка с собранными в пучок волосами, поправляя ремень рюкзака.

– Доктор, люди уже начали выгружать оборудование, – сказала она на хинди. – Если мы не пойдём сейчас, дожди нас догонят.

– Дожди нас всё равно догонят, Рия, – ответил Нараян на том же языке. – Но вы правы, не будем давать им фору.

Он обернулся к Алексею:

– Готовы познакомиться с настоящими джунглями, товарищ Соколов?

Алексей оглянулся на машину, где двое носильщиков выгружали ящики с приборами, затем на второго русского – сутулого мужчину с бледным лицом и внимательными глазами.

– Петрович, – сказал он по-русски, – ну что, профессор, вперёд к приключениям?

– Если бы Миннауки видело, во что вы превращаете служебную командировку, – вздохнул тот. – Но да, вперёд. Чем раньше найдём, тем раньше узнаем, почему ваши индийские коллеги пугают меня словами «аномалия».

Его звали Пётр Михайлович Петров. В России он занимался в основном скучными вещами – сейсмикой, долговременным мониторингом, подсчётом риска для старых плотин. Его пригласили в Индию как консультанта, когда в институте Нараяна начали всплывать странные, никак не объяснимые цифры.

Он согласился не сразу. Но когда увидел пики на графиках, упрямо повторяющиеся в одном и том же районе, – поехал. Наука иногда требует мокрой рубашки и комаров, а не только лекций и протоколов.

Джунгли приняли их неохотно.

Сначала тропа казалась почти цивилизованной: утоптанная, со следами чьих-то сандалий, кое-где – оброненная пачка сигарет, обёртка от шоколадки. Потом люди закончились. Остались только следы животных и то, как по особому пружинит под ногами почва – мягкая, многослойная, полная невидимой жизни.

Воздух был тяжёлым. Не жарким – именно тяжёлым, как влажное одеяло, наброшенное на легкие. Листья шуршали над головой, где-то вдалеке кричала птица, звук мотора давно растворился в зелени. Оставались только шаги, дыхание и ровное позвякивание металла: ящики, приборы, штативы.

Через час Рия шла молча, только иногда вытирая виски. Алексей тоже перестал шутить: пот заливал глаза, рубашка прилипла к спине, комары воспринимали репеллент как закуску.

– Доктор, – подал голос один из носильщиков, – ещё долго?

Нараян сверился с компасом, хотя больше доверял не стрелке, а цифрам в голове – тем, что он помнил по карте.

– Ещё немного, – сказал он. – Мы почти в зоне.

– В какой зоне? – спросил Петров, на этот раз уже по-английски.

– В зоне, где наши приборы на орбите ведут себя, как подростки, – ответил Нараян. – И не хотят признавать, что это они.

Петров фыркнул, но спросить ещё что-то не успел.

Под ногой Нараяна хрустнула ветка. В тот же миг что-то едва заметно изменилось. Как будто джунгли на секунду задержали дыхание. Тишина стала плотнее, звук – чуть глуше. Ветер, если он и был, перестал чувствоваться.

Где-то впереди Рия остановилась.

– Доктор… – её голос был тише обычного. – Вы это… ощущаете?

Нараян сделал ещё два шага и тоже остановился.

Да. Ощущал.

Это было нечто, к чему не совсем подходили привычные научные слова. Не магнитное поле, не изменение влажности, не просто снижение температуры. Скорее – чувство, что пространство вокруг слегка… подтянули. На миллиметр. На толщину человеческого волоса.

Если бы он не провёл последние месяцы, уткнувшись в графики, возможно, списал бы на усталость.

– Мы на месте, – сказал он наконец. Голос прозвучал странно глухо. – Рия, отметьте координаты. Алексей, Пётр Михайлович – готовьте аппаратуру.

Открытая площадка нашлась ещё через двадцать метров.

Это была не поляна в привычном смысле – просто участок, где деревья стояли чуть реже, а под ногами было меньше кустов. Но именно здесь почва под ботинком вдруг отозвалась по-другому – плотнее, жёстче. Нараян присел, провёл ладонью по земле. Под тонким слоем влажной земли угадывалось что-то твёрдое.

– Бетон, – сказал Алексей, тоже присев. – Или камень.

– Не должен здесь быть ни бетон, ни камень, – отозвался Пётр. – Здесь геология другая.

– Тем интереснее, – заметил Нараян. – Расчищаем.

Они работали молча. Носильщики, сначала недовольно морщившиеся, тоже втянулись: оказывается, копать – проще, чем тащить ящики. Земля послушно отступала, открывая серую поверхность – гладкую, практически без трещин, с лёгким зеленоватым оттенком, как у старого морского камня.

– Плита, – сказал Алексей. – Точно плита.

– Искусственная, – добавил Пётр. – Тут так природные породы не ложатся.

Рия провела по поверхности ладонью, сдула пыль. Пальцы наткнулись на что-то, похожее на стык.

– Тут шов, – сказала она. – Как будто… крышка.

Слово «крышка» повисло в воздухе тяжёлым обещанием.

Нараян достал из рюкзака маленький прибор, похожий на увеличенный компас с лишним экраном. Включил. Стрелка дёрнулась, экран показал цифры, которые по идее должны были быть близки к нулю.

Они нулю не были.

– Гауссы гуляют, – пробормотал он. – Причём не как при грозе. Как при работе генератора.

– Под плитой? – уточнил Петров. – Генератора? В сотнях километров от ближайшей нормальной подстанции?

– Я же обещал вам аномалию, – напомнил Нараян. – Алексей, давайте ваш сейсмодатчик.

Они начали расставлять приборы как по учебнику: сейсмодатчики, магнитометры, простейший спектрометр, даже старенький гравиметр, который Петров упросил привезти «на всякий случай».

Данные потекли на ноутбуки – по проводам, по зелёным мигающим индикаторам, по узким полоскам графиков на экране.

Картина была… неправильной.

– Смотрите, – Алексей развернул к остальным экран. – Здесь явный провал по плотности. Как будто под нами пустота. Но не пещера. Что-то более… ровное.

– Камера, – сказала Рия. – Если это люк, всё может быть.

– Мы не полезем в неизвестную дырку без разведки, – отрезал Нараян. – Алексей, что по магнитке?

– Она… – тот нахмурился. – Она ведёт себя как…

– Как что?

– Как будто кто-то под плитой включает и выключает большой электромагнит с частотой один раз в несколько минут, – сказал Алексей. – Но это невозможно.

– Здесь многое «невозможно», – заметил Петров. – До тех пор, пока не встаёт вопрос, кто первый напишет статью.

Лёгкая шутка разрядила напряжение только на секунду.

– Доктор, – один из носильщиков, до этого молча наблюдавший за приборами, показал рукой на землю чуть в стороне. – Здесь… знаки.

Они подошли.

На краю плиты, там, где её ещё не докопали полностью, действительно были неглубокие выемки. Не трещины, не случайные сколы – аккуратные, повторяющиеся символы. Геометрические, без намёка на привычную письменность.

Три треугольника, вписанные один в другой. Круг. Линия, проходящая через центр под странным углом.

– Ритуальные? – предположил Алексей.

– Технические, – возразил Пётр. – Это больше похоже на маркировку, чем на магические крючочки. Что-то вроде «не поднимать без инструкции».

Рия провела по символам пальцем.

В тот момент, когда её кожа коснулась выемки, по воздуху словно прошла едва ощутимая волна. Не звук, не ветер – но что-то, от чего волоски на руках поднялись.

Приборы зазвенели.

Нараян резко обернулся к ноутбуку. Графики прыгнули. Магнитное поле взвелось, как стреляющая вверх линия на биржевой диаграмме. Гравиметр выдавал такие значения, которые обычно сопровождаются словом «ошибка».

– Руки! – выкрикнул он. – Убрать руки!

Рия отдёрнула ладонь.

Плата «передумала». Линии на экране чуть сползли вниз, но не вернулись в норму.

– Доктор… – Петров говорил тихо, но в голосе уже не было ни грамма академического спокойствия. – Вы понимаете, что это значит?

– Что мы нашли не просто каменную плиту, – сказал Нараян. – Мы нашли устройство.

Слово прозвучало слишком современно для джунглей, но подходило лучше всего.

Они работали ещё два часа, не касаясь символов, только снимая показания.

Периодичность всплесков. Структура сигнала. Странные «колокола» в спектре. Всё говорило об одном: здесь под землёй была не природная полость, не старый храм и не заброшенная выработка. Там находилось что-то, что когда-то проектировали, строили и запускали.

И, возможно, забыли выключить.

Солнце уже клонилось к закату, когда Петров выпрямился, вытирая пот.

– Нам нужен люк, – сказал он. – Или хотя бы шурф.

– Сначала – запись, – возразил Нараян. – Все данные, все пикеты, всё, что мы можем снять с поверхности. Если там действительно устройство, мы не имеем права его сломать.

– А если оно сломает нас первым? – тихо спросил Алексей.

Ответить никто не успел.

Плита… щёлкнула.

Это был не звук, а ощущение. Как когда где-то в доме срабатывает автомат: лёгкий толчок в воздухе, едва слышный металлический вздох. Земля под ногами дрогнула, но не как при землетрясении – не из стороны в сторону, а как будто на долю секунды провалилась вниз и вернулась назад.

Сейсмодатчики заорали. Магнитометр ушёл в насыщение. Ноутбук Нараяна мигнул предупреждением: «OUT OF RANGE».

– Отойти, – сказал он, сам отступая на шаг. – Все отойти от плиты.

Носильщики уже и так пятятся.

Плита, до этого казавшаяся монолитной, вдруг разделилась тонкой линией. По одному из швов пробежал тусклый зелёный отблеск – не яркий свет, не луч, а словно фосфоресцирующее свечение старой глубинной воды.

– Это не может быть… – прошептал Петров. – Электролюминесценция? Здесь?

Вонь сырого озона ударила в нос. Волосы на руках встали дыбом. Металлические части приборов тихо зазвенели – едва слышно, но настойчиво.

– Доктор, – Рия стояла, не в силах оторвать взгляд от шва. – Это… красиво.

– Это опасно, – отрезал Нараян. – Никто не подходит ближе.

Он тянулся к рации, другой рукой нащупывая в кармане маленькую камеру.

Если это действительно то, что он думал… Если под ними – нечто вроде геометрического «реактора»… То каждая секунда записи могла стать тем самым материалом, ради которого стоило три года сидеть в душном кабинете и вымаливать бюджет под спутниковый мониторинг.

Плита медленно… вдохнула.

Иначе описать было сложно. Края чуть приподнялись, как если бы изнутри что-то давило вверх. Зелёный свет стал ярче – но по-прежнему не бил в глаза, оставаясь чем-то вроде мягкого свечения морской глубины.

Воздух над плитой слегка исказился. Картинка поплыла – не так, как при жаре, а как будто кто-то дернул за ткань реальности.

Рия сделала полшага вперёд.

– Не смей! – Нараян услышал свой голос чужим. – Рия!

Поздно.

Она уже тянулась рукой – не то чтобы в бессознании, просто… как если бы в ней сработало то же любопытство, которое двигало ими всеми, только сильнее.

В тот момент, когда её пальцы оказались над светящимся швом, воздух над плитой сорвался.

Словно невидимая мембрана порвалась, открыв в этом же самом месте другой слой. На долю секунды Нараян увидел невозможное: те же деревья, тот же лес… но с другими тенями, другим светом, другой геометрией.

Потом Рию дернуло вперёд. Не сильно – не как в кино, где людей затягивает вихрь. Просто шаг, просто потеря равновесия.

Просто… её не стало.

Не было ни крика, ни вспышки. Она просто исчезла. Была – и не была.

На месте, где она стояла, воздух бешено дрожал.

Алексей выругался так, что никакому переводчику не нужно было объяснять смысл. Носильщик, стоявший ближе всего, рванулся следом – инстинктивно, схватить, вернуть – и тоже исчез.

Два человека, два тела, две жизни – стёрлись, как запись на магнитной ленте.

– Все назад! – проревел Пётр так, что в нём вдруг пропал весь кабинетный академизм. – Назад, я сказал!

Они отступали, спотыкаясь, не разбирая, где приборы, где корни.

Плита тем временем продолжала светиться. Зелёный цвет стал глубже, в нём появилась странная глубинная структура, словно внутренняя сетка.

Где-то за их спинами, в ящике с электроникой, взвизгнули модемы, пытаясь поймать каждую долю секунды сигнала.

На ноутбуке мигало: «RECORDING… RECORDING… RECORDING».

Нараян захрипел в рацию:

– Базовый лагерь, это группа Нараяна. У нас… – язык на секунду отказался подбирать слова, – у нас чрезвычайная ситуация. Образец под плитой активировался. Люди… пропали. Да, пропали. Повторяю: произошёл… фазовый сдвиг.

Он сам удивился, какое слово выбрал.

– Передаю координаты, – продолжил, стискивая рацию так, что побелели костяшки пальцев. – Немедленно сообщите… всем.

«Всем» означало не только институт. Не только местные власти.

Значительно шире.

Плита тем временем начинала затихать.

Зелёный свет постепенно тускнел. Воздух выравнивался, звук возвращал привычную глубину. Комары, на секунду исчезнувшие, снова начали брать своё.

Только приборы продолжали сходить с ума – инерция считывания не позволяла им так быстро «забыть» случившееся.

Алексей стоял, уставившись на место, где секунду назад была Рия. Лицо у него было белее, чем у листа бумаги.

– Мы… – начал он, не находя слов. – Мы только что…

– Мы только что открыли что-то, что не должны были открывать руками, – сказал Пётр глухо. – И, кажется, это что-то давно ждало, когда его тронут.

Где-то далеко, за пределами их слышимости, на орбите маленький аппарат с устаревшей электроникой честно отправил вниз пакет данных.

В строке комментария стояло: «ANOMALOUS BURST / KERALA / 11:23 IST».

В приёмном центре оператор, листая журнал событий, поставил рядом галочку: «проверить позже».

Он ещё не знал, что этот пик в данных окажется первым – и последним – столь чистым «подписью» того, что потом назовут иначе.

Не «аномалией». Не «порталом».

Просто объектом.

Образцом.

Технологией, которая почему-то осталась здесь, в джунглях Кералы, под плитой с геометрическими символами.

– Доктор, – глухо спросил один из оставшихся носильщиков, – мы… уходим?

Нараян смотрел на плиты, на ноутбуки, на дрожащие линии графиков.

На место, где исчезли двое – его сотрудница и человек, который всего лишь помогал нести ящики.

– Мы… всё фиксируем, – сказал он наконец. – Только сначала… выключим это.

Он сам не верил, что это возможно.

Но попробовать должен был.

Он медленно подошёл ближе – на безопасное расстояние, как ему казалось, – и положил ладонь на холодный корпус одного из приборов. Металл вибрировал, как струна.

– Если это устройство, – сказал он вполголоса, скорее себе, чем кому-то ещё, – у него должна быть логика. И она не обязана совпадать с нашей.

Плита, казалось, прислушивалась.

В зелёном свете, уже почти погасшем, ещё раз что-то дрогнуло.

Краткий импульс.

Последний вздох.

Потом свет исчез.

Воздух стал… обычным. Слишком обычным, чтобы в это поверить.

Приборы, по инерции ещё пишущие данные, показали ровный фон, как будто ничего не произошло.

Алексей медленно сел на землю.

– Никто нам не поверит, – сказал он тихо. – Никогда.

– Поверят, – ответил Пётр. – Если мы правильно оформим отчёт.

– Как вы это оформите? – спросил Нараян. – «Двое ушли в неизвестное направление через неизвестную структуру»?

– Нет, – сухо сказал Пётр. – «Произошла авария при проведении работ. Обстоятельства уточняются».

Он посмотрел на индийского коллегу. В его глазах не было ни цинизма, ни желания скрыть правду – только усталость человека, который понимает: мир устроен так, что не все двери можно показать всем.

– А настоящие данные, доктор, – добавил он уже мягче, – мы отправим туда, где их смогут понять. Если вообще кто-то сможет.

Нараян молчал.

Где-то в глубине джунглей снова кричала птица, как ни в чём не бывало. Над плитой кружили комары.

Мир делал вид, что ничего не произошло.

Но маленький пакет данных уже летел по линиям связи дальше.

Через ретрансляторы, через серверы, через бедные и богатые страны, через институты, где дежурные физики посмотрят на странный всплеск и пожмут плечами: «шум».

Файл сохранится на каком-нибудь старом жёстком диске с названием вроде «KRL_ANOMALY_1993.log».

Его запихнут в архив, забудут.

До тех пор, пока почти тридцать лет спустя в другой стране, в другой квартире, женщина по имени Марина не нажмёт на кнопку «оплатить» билеты в Индию.

И в том же самом месте, где сегодня зелёный свет погас, что-то не очень человеческое не шевельнётся вновь, распознавая знакомый рисунок: человек. Пара.

И – оператор.

Глава 1

Глава 1. Камень, который знает твоё имя

Экран спектрометра был мёртв.

Не сломан, нет. Цифры честно бежали строками, графики рисовали привычные зубцы, но… всё было идеально гладким. Слишком гладким. Как пульс на мониторе, который показывает идеальную прямую.

– Такого не бывает, – тихо сказала Марина.

Голос в пустой лаборатории прозвучал чужим. Она и сама себя услышала как из-под воды – усталой, выбитой, на автомате.

На белом столе лежал образец – кусок серого камня размером с ладонь, с матовой, словно оплавленной поверхностью. Его привезли из какого-то захолустного карьера под Норильском, вместе с пачкой других проб. Остальные вели себя как положено породам: реагировали, отражали, поглощали, показывали линии и пики. Этот – нет.

Лазер проходил по нему, как свет через пустоту. Никакого отклика. Ни в одном диапазоне.

– Ну же, – Марина надавила пальцем на клавишу повторного скана, хотя знала, что ничего не изменится.

Полоса на спектре осталась ровной, как полка в шкафу.

В дверях скрипнул замок.

– Петрова, – голос начальника был таким же ровным. – Ты ещё здесь?

Марина выключила лазер и только тогда обернулась.

В дверях стоял Гаврилов – в неизменной серой рубашке, с ремнём, перетягивающим живот. В руках – папка, как приговор. На лице – усталое раздражение чиновника, которого опять заставили заниматься не бумажками, а живым человеком.

– Я ждал отчёт вчера, – сказал он, входя. – Вчера, Марина Сергеевна. Сегодня у нас понедельник, если вы не заметили.

– Я заметила, – спокойно ответила она. – У меня весь год – понедельник.

Он подошёл ближе, глянул на экран.

– Опять твой метеорит?

– Это не метеорит, – автоматически возразила она. – Образец с аномальным составом. У него…

– У него нулевой отклик, – перебил Гаврилов. – Уже третью неделю. Ты гоняешь прибор, как белку в колесе, и получаешь пустоту. Это и есть твой «аномальный состав»?

Марина сжала губы.

– Сам факт нулевого отклика – это и есть результат, – произнесла она медленно, почти по слогам. – Камень не взаимодействует с полем, не даёт линий, не поглощает. Такое впечатление, что он… гасит сигнал. Это не ошибка прибора.

– Конечно, не ошибка, – начальник вздохнул. – Это ошибка планирования. Я же тебя предупреждал год назад: хватит играть в чудеса. У института нет денег на «интересные загадки». У нас есть темы. Постановления. Контракты.

Он положил папку на стол рядом с камнем.

– Что это? – спросила Марина, хотя уже догадалась.

– Итоговая сводка по лаборатории. Расходы, оборудование, результаты. За три года у вас – ни одного коммерческого договора. Ни одного внедрения. Публикации – три штуки в журналах, которые никто не читает. И ты опять сидишь ночами с камнями, которые «отказываются взаимодействовать».

Он помолчал, поморщился, как будто говорил не то, что думал.

– Сверху на меня давят. Надо либо закрывать твою лабораторию, либо искать тому, что ты делаешь, нормальное применение. А оно есть?

– Если я досканирую этот образец, – упрямо сказала Марина, – у нас будет то, чего нет ни у кого. Материал с аномальными свойствами. Это и есть применение. Или ты думаешь, все открытия планируются в Excel?

Гаврилов позволил себе тонкую усмешку.

– Слушай, Петрова, – он устало потер переносицу. – Ты хороший специалист. Но у нас не Голливуд и не эти твои… как там…

Он махнул рукой.

– Роллинсы, – подсказала она, не удержавшись.

– Вот. У нас не Роллинс. Тут никто не придёт с чемоданом денег и не скажет: «О, вы нашли волшебный камень, давайте построим на нём будущее человечества». Тут придут люди из министерства и скажут: «Где отчёт с ожидаемым результатом?» А в отчёте у тебя – пустота.

Он ткнул пальцем в экран.

– Ровная линия. Ноль. Понимаешь?

Марина молчала. В горле стоял знакомый комок – из злости и бессилия. Она была слишком уставшей, чтобы спорить, но слишком упрямой, чтобы сдаться.

– Возьми отпуск, – неожиданно мягче сказал Гаврилов. – Серьёзно. Ты как выжатая. У тебя мешки под глазами, как у ночного сторожа. Отдохни. Съезди куда-нибудь, к морю. Посмотри на мир, кроме своих спектров. Я пока попробую выбить тебе ещё квартал. Но если через три месяца на этом камне всё ещё будет ноль – мы его выкидываем. И закрываем тему.

Он уже разворачивался к двери, потом добавил:

– И сейф отца тоже пора бы разобрать. Ты живёшь прошлым, Марина. Это не помогает.

Дверь захлопнулась.

Лаборатория снова стала тихой. Только вентилятор в углу лениво жужжал, гоняя пересушенный воздух.

Марина опустилась на стул и уставилась на камень. Молчаливый, серый, упрямый.

– Ты тоже считаешь, что я живу прошлым? – спросила она почти шёпотом.

Камень, разумеется, промолчал.

Она поднялась, выключила спектрометр, привычными движениями начала приводить лабораторию в порядок. Провод сюда, крышку туда, записать в журнал дату скана. Рукам было чем заняться – голове нет.

Сейф стоял в углу, как лишний свидетель.

Старый, тяжёлый, советский. С облупившейся краской и рыжей щелью ржавчины вдоль дверцы. Его никто не открывал с тех пор, как умер отец. Полтора года назад.

«Не выбрасывай ничего, – просила мать, – вдруг там важное. Он бы не простил, если бы его записи просто выкинули».

Мать уехала к сестре в Подмосковье, так и не вернувшись в эту квартиру. А сейф переехал с Мариной в институт – «хотя бы не на проходе в прихожей».

Она, проходя мимо, задела его бедром. Что-то звякнуло внутри, тонко, как монета о металл. И вдруг на пол выпала полоска бумаги.

Нет, не бумаги – уголок фотографии.

Марина наклонилась, подняла. Из сейфа, из узкой щели, к ней вылезла чёрно-белая карточка, как будто сама.

На снимке было трое.

Отец – моложе, чем она его помнила. Загорелый, с улыбкой, в которой было ещё больше света, чем на фотографии. Рядом – худой мужчина в мятых брюках и рубашке, с внимательными глазами и выражением вечной лёгкой усталости. Между ними – индиец в каске, держащий в руках какой-то прибор.

На заднем плане – тёмная стена листвы. Джунгли.

На обороте отец когда-то нацарапал фиолетовой пастой: