Сеть узлов

«С Колей Петровым. Керала. Точка 7-Д. Мы нашли дверь. Бог ты мой, что мы нашли…»

Марина провела пальцем по словам.

«Точка 7-Д».

Она уже видела эти буквы. В файлах, в обрывках записей, в одном из последних блокнотов отца. Но он так и не рассказал, что это значит. Каждый раз, когда она начинала задавать вопросы про Индию, он уходил от ответа, шутил, переводил разговор. А потом перестал шутить вообще.

– Папа, – прошептала Марина, не понимая, обращается ли она к фотографии или к памяти. – Что вы там нашли?

Телефон, лежавший на столе, завибрировал так, словно тоже пытался влезть в разговор.

– Да, Лёш, – устало сказала она, глядя на экран с его именем.

– Ты ещё на работе? – в голосе Алексея звучала смесь привычного раздражения и заранее подготовленной обиды.

– Ещё, – кивнула она, хотя он, разумеется, не видел. – Я чуть задержалась. Эксперимент…

– Эксперимент, – перебил он. – Конечно. А ужин? Я приготовил. Даже курицу запёк по рецепту из твоей дурацкой передачи. Она уже остыла. Как и я.

Марина закрыла глаза, чувствуя, как накатывает усталость другого рода.

– Извини, – тихо сказала она. – Я правда не заметила времени. Тут…

– Ты никогда его не замечаешь, – Алексей вздохнул. – Его, работу, меня, себя. Всё куда-то уходит, расплывается. Какие-то камни, какие-то нули на графиках…

Он замолчал на секунду, потом добавил с ледяной точностью бухгалтера, который наконец решил свести баланс:

– Мы так дальше не вывезем, Мари. Я не вывезу. Я тебе говорил?

– Да, – она слабо усмехнулась. – Много раз.

– Так вот, – продолжил он, будто не заметив. – У меня для тебя хорошие новости. Я купил путёвки.

– Куда? – не сразу поняла она.

– В Кералу. Десять дней. Отель у моря, завтрак включён, трансфер, страховка. Без возврата, чтобы ты не передумала.

Он помолчал, как будто ждал взрыва, и добавил:

– Мы улетаем послезавтра. Я уже взял отпуск, всё оплатил. Нам нужен нормальный отдых. Солнце, море, никаких камней и спектрометров. И никаких кладбищ твоего отца. Или нам не о чем будет говорить.

Марина почувствовала, как в желудке сжалось что-то тяжёлое.

– Ты мог бы со мной хотя бы посоветоваться, – сказала она.

– Я пытался, – Алексей ответил без злобы, просто констатируя факт. – Полгода. Каждый раз ты говоришь: «После отчёта», «после эксперимента», «после гранта». Грантов нет, отчётов нет, зато есть ты, которая живёт в лаборатории, и я, который живёт с тенью.

Он выдохнул.

– Десять дней. Просто десять дней без всего этого. Можешь считать это ультиматумом, если тебе так проще.

Линия в динамике затрещала, потом стихла.

Марина выключила телефон, какое-то время держала его в руке, потом положила рядом с фотографией.

На снимке отец улыбался. На экране телефона темнел его сын – человек, который вроде как был рядом, но всё больше отдалялся. Между ними – она, застрявшая где-то между прошлым и настоящим, между аномальным камнем и нулевым результатом.

– Керала, – сказала она вслух, пробуя слово на вкус.

Море, солнце, песок. И где-то дальше по побережью – Керала, джунгли, точка 7-Д.

Она вдруг поняла, что устала не только от спектров. И не только от Гаврилова. Устала от собственного вечного «потом».

Может, действительно стоит хотя бы раз сделать «сейчас».

Самолёт Китайских авиалиний выгружал пассажиров в липкий, тяжёлый воздух, похожий на мокрое полотенце, которым накрыли весь мир.

Керала встретила шумом – не гулом мегаполиса, а какофонией. Моторики, клаксонов, криков, смеха, лая, призывов продавцов. В этом шуме было какое-то своё, чужое, но живое дыхание.

Алексей, тащивший чемодан на колёсиках, сиял так, будто уже отдохнул.

– Смотри, пальмы, – сказал он, хотя это было очевидно.

– Вижу, – Марина поправила ремень сумки, ощущая, как спина моментально намокла от пота.

– И море, – добавил он, кивая куда-то дальше, где между домами мелькала полоска блеска.

– И коровы, – заметила Марина, глядя на спокойно ступающую по обочине рогатую, которая совершенно не интересовалась ни машинами, ни туристами.

– Ага, – Алексей усмехнулся. – Экзотика. Давай не забудем, что мы сюда отдыхать приехали, а не писать докторскую по фауне.

Он достал телефон, принялся лихорадочно смотреть в приложение туроператора.

– Так, трансфер… Ага, нас должны встретить с табличкой. Видишь? «SeaSun Resort»?

Марина, щурясь, разглядела индийца в оранжевой рубашке, держащего над головой пластиковую табличку. Рядом – ещё такие же, с названиями отелей на русском, немецком, английском.

Мир сузился до автобуса, кондиционера и дороги, пробегающей между низкими домами, вывесками на английском и хинди, рекламами «Ayurvedic Massage» и «Best Russian Food Here».

Алексей обрадовался надписи «Russian Food» почти так же, как виду моря.

– Вот, видишь? – сказал он. – Не пропадём.

Повернулся к ней:

– Ну как, уже чувствуется отпуск?

Марина смотрела в окно.

За стеклом закат окрашивал всё в густые тёплые краски. Воздух дрожал над дорогой, как над раскалённым железом. На обочине сидела женщина в ярком сари и продавала манго. Рядом играли дети. Где-то вдали мелькнул храм с оранжевым флагом.

Она попыталась улыбнуться.

– Пока чувствуется джетлаг, – призналась. – Но море… да. Море хорошо.

SeaSun Resort был из того типа отелей, о которых пишут: «соответствует соотношению цена-качество». Четырёхэтажное здание, выкрашенное в выцветший жёлтый, бассейн, обрамлённый пластиковыми лежаками, пальмы, растущие там, где нашлось место. Бар у бассейна, где уже вечером собирались такие же уставшие от своей жизни люди, надеющиеся на десять дней чудес.

Марина стояла на балконе их номера и смотрела на море. До него было минут семь пешком, но шум прибоя всё равно добирался сюда – низкий, мерный, убаюкивающий.

Сзади послышался звук включаемого кондиционера – жизнь возвращалась в глубины комнаты.

– Я заказал на завтра экскурсию, – сообщил Алексей. – Обзорная по старому городу, храм, рынок, специи. И ещё есть тур в джунгли, с водопадом. И… – он замялся, – тур вглубь штата. Настоящие чайные плантации, слоны, деревни, всё такое. С ночёвкой.

Марина обернулась.

– В те самые джунгли? – спросила она ровно.

– Ну да, – Алексей на секунду растерялся от её взгляда. – Там же красиво. И недорого. И вообще…

– В Кералу в девяносто третьем ездил мой отец, – сказала Марина. – Он вернулся другим человеком и через десять лет умер от цирроза, хотя до этого почти не пил. Я не знаю, что он там увидел, но если выбирать место для «перезагрузки», то Керала в моём рейтинге – на последнем месте.

Алексей поднял руки, будто сдаваясь.

– Ладно, ладно, – он сделал шаг назад. – Я просто предложил. Зря, как всегда.

Он бросил телефон на кровать, сел рядом, уткнувшись руками в лицо.

– Ты понимаешь, что я не хочу надавить? – спросил он глухо. – Я просто… не знаю, как до тебя достучаться. В Москве ты всё время в лаборатории. Здесь ты всё равно в голове с каким-то камнем, с отцом, с Индией девяносто третьего года. А я где?

Марина подошла, присела рядом.

– Ты здесь, – тихо сказала она. – Прямо сейчас. И я это вижу. Даже если не всегда умею показать.

Он повернул голову, посмотрел на неё.

– Иногда мне кажется, что ты больше разговариваешь с его тенью, чем со мной, – сказал он. – С его записями, с его фотографиями, с его нерассказанными историями. Ты как будто пытаешься за него что-то доделать. А я… лишний?

– Ты не лишний, – Марина ощутила, как сжимается сердце.

– Тогда докажи, – Алексей вскинулся. – Десять дней. Без работы. Без «эксперимента века». Без «папа бы так…». Просто мы. Море. Пиво. Рыба. Я же не прошу невозможного.

Марина долго молчала.

За окном ветер шелестел листьями пальм, снизу доносились всплески воды в бассейне и чей-то смех.

– Я попробую, – наконец сказала она. – Правда.

Он кивнул.

– Ладно. Тогда сегодня – без экскурсий. Просто ужин и сон. Завтра – храмы и специи. Остальное… потом.

Ужин был тёплым и нормальным. Даже приятным. Они спорили о том, какая кухня лучше, смеялись над тем, как Алексей пытался есть острый карри, делились впечатлениями о перелёте.

Марина почти поверила, что всё может быть просто.

Почти.

Ночью рынок жил своей собственной жизнью, в которой не было понедельников.

Лампы под тентами затягивали светом, как комары – кровь. Музыка из соседних кафе перемешивалась в сплошной ритм, под который можно было и танцевать, и ругаться, и торговаться.

Марина шла вдоль рядов, не особенно глядя по сторонам.

После ужина они с Алексеем поссорились. Глупо, по-детски.

Он вернулся к теме Кералы. Сказал с иронией, что «магнитные аномалии не передаются по наследству». Она ответила слишком резко. Он напомнил, как она пропустила его день рождения из-за «эксперимента». Она напомнила ему про его Excel-таблицы, которые важнее живых людей. В какой-то момент всё перешло грань.

– Знаешь что, – сказал он, холодно натягивая шорты. – Хочешь ходить по кругу – ходи. Я устал. Пойду спать. Делай что хочешь.

Она вышла, потому что не могла дышать в этой комнате.

Теперь они оба делали, что хотели. Алексей спал. Она шла.

Толпа вокруг жила своим. Кто-то торговался за серьги. Кто-то пил коктейль в пластиковом стакане. Кто-то снимал всё на телефон для сторис.

Марина остановилась у прилавка с браслетами – деревянными, металлическими, кожаными. Механически взяла один, примерила, не глядя на продавщицу.

Браслет оказался великоват и тут же расстегнулся, мягко соскользнув ей на запястье.

– Ваше устройство, – произнёс кто-то на удивительно чистом английском, – тоже иногда расстёгивается?

Она подняла голову.

Напротив, по другую сторону прохода, стояла небольшая лавка с выцветшей вывеской: «Antique Curios. Mr. Kapoor». Вывеска была англоязычная, с облупившейся золотой краской.

Внутри, за стеклянной дверью, виднелись полки с каким-то хламом: старые часы, латунные лампы, статуэтки богов, ржавые компасы.

В дверях стоял мужчина в белой рубашке и тёмных брюках. Худой, подтянутый, с аккуратно подстриженными усами и внимательными глазами. На воротнике у него не было ни единого пятна в этом царстве пыли.

Он смотрел не на браслет в руках Марины. На её другой руке, в которой она всё ещё сжимала фитнес-трекер – снятый, чтобы не зацепить витрину.

– Ваше устройство, – повторил он, кивнув на трекер, – сегодня… испытывало трудности? С синхронизацией?

Марина автоматически взглянула на экран. Маленький прямоугольник, который обычно показывал шаги, пульс и время, сейчас молчал. Экран был чёрным.

– Сел, наверное, – сказала она по-английски. – Забыла зарядить.

Мужчина на пороге чуть улыбнулся.

– Не похоже, – мягко заметил он. – Обычно они предупреждают. Сначала говорят: «Десять процентов», потом «пять», потом начинают пищать. А у вас… – он слегка наклонил голову, – он просто умер. В тот момент, когда вы проходили мимо моей лавки.

Марина почувствовала, как где-то внутри включается знакомый режим: настороженность, интерес, привычка проверять факты.

– Вы за ним следили? – спросила она.

– За ним – нет, – ответил мужчина. – За такими, как он – да.

Он легко отступил назад, распахивая дверь.

– Меня зовут Суреш Капур. Я коллекционирую вещи, которые плохо ведут себя с временем. Может, захотите взглянуть? Не как покупатель. Как… как вы говорите… коллега?

Слово прозвучало неожиданно точно.

Марина даже удивилась: что он мог понять по ней, по её бледному лицу, мокрым от пота волосам и дешёвому летнему платью? Но почему-то «коллега» попало в цель.

Она шагнула внутрь.

Шум рынка остался за стеклом, как за аквариумом – приглушённый, далёкий. Внутри было прохладно. Пахло пылью, медью и чем-то ещё – знакомым по лаборатории запахом нагретой электроники.

Полки были заставлены всем, что только может придумать фантазия человека, который не любит выбрасывать старое. Часы с кукушкой, настенные и карманные. Старые радиоприёмники. Компасы. Барометры. Какие-то странные металлические коробки без маркировки.

– У большинства из этих вещей, – сказал Капур, тихо прикрыв дверь, – одна проблема. Они не любят наше время. То торопятся, то опаздывают, то останавливаются, когда им заблагорассудится. Я думал, это просто старость. Потом понял: дело не в них. Дело в том, что иногда… сама река течёт не так.

Марина усмехнулась.

– Сбой сети, – сказала она. – Магнитные бури, помехи, плохой сервис. Всё просто.

– Конечно, – Капур вежливо кивнул. – Всё в этом мире просто, если достаточно вежливо его игнорировать.

Он посмотрел на её трекер.

– Вы работаете с такими вещами, верно? С полями, частотами, аномалиями?

Марина задумалась, как он это понял. И вспомнила: на шее у неё висит бейдж. Она по привычке не сняла его в Москве и забыла переложить. На пластиковом прямоугольнике было написано: «НИИ "Спектр". Старший научный сотрудник. Петрова Марина Сергеевна».

– Бывает, – призналась она. – Но сейчас я в отпуске. И никакие аномалии меня не интересуют.

– Вы уверены? – мягко спросил он.

Она хотела ответить уверенно, но почему-то промолчала.

Капур кивнул, будто получил полный ответ, развернулся и пошёл к дальнему углу лавки.

Там, на отдельной полке, стоял небольшой металлический контейнер. Нечто среднее между шкатулкой и миниатюрным сейфом. Серый, тяжёлый, с ручкой сверху и замком, который явно был не декоративным.

– Обычно, – сказал Капур, аккуратно берясь за ручку, – я не показываю это туристам. Им хватает богов, слонов и якобы древних монет. Но вы – не турист.

Он поставил контейнер на стойку, повернул ключ. Замок щёлкнул тихо, как будто знал, что сейчас что-то случится.

Марина почувствовала, как кожа на руках покрывается мурашками ещё до того, как крышка приподнялась.

Внутри, на чёрном бархате, лежала подвеска.

На первый взгляд – ничего необычного. Камень размером чуть меньше ногтя большого пальца, оправленный в тонкое серебро. Простая форма – капля, слегка вытянутая. Но цвет…

Цвет был неправильным.

Не тем зелёным, который у обычных изумрудов: с включениями, с живыми, рывками бегущими бликами. Этот камень казался слишком чистым. Его зелень была глубокой, густой, как океан за тысячу километров от берега. Внутри мелькали не искры, а словно микроскопические линии, образующие сложную, фрактальную решётку.

Марина наклонилась ближе.

Серебряная оправа выглядела не как ручная работа. Не было видно ни шва, ни следа пайки. Она как будто действительно была выращена вокруг камня – идеальная, гладкая, геометричная.

– Красиво, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Это слово люди обычно выбирают первым, – заметил Капур. – Потом начинают подбирать другие.

Марина протянула руку.

В сантиметре от камня её фитнес-трекер, забытый в ладони, ожил.

Он пискнул три раза подряд, как при каком-то критическом сбое, и экран вспыхнул. На нём не было ни шагов, ни времени. Только крупная надпись на английском: «ERROR: TIME BASE OFFLINE».

Часы на стене лавки – старые, круглые, с потемневшим циферблатом – замерли. Секундная стрелка застыла на отметке «12». Воздух загустел, звук рынка за стеклом на мгновение провалился в глухоту.

Пять секунд тишины были длиннее, чем многие годы.

Потом стрелка дёрнулась и снова пошла. Трекер погас.

Марина выпрямилась, чувствуя, как колотится сердце.

– Что это сейчас было? – спросила она.

– Вы должны мне ответить на один вопрос, – сказал Капур, не отвечая. – Как имя вашего отца?

Марина растерялась.

– Причём здесь…

– Пожалуйста, – он смотрел ей прямо в глаза. – Имя. Полностью.

– Петров Сергей Николаевич, – выдохнула она. – Он был…

– Геофизик, – закончил за неё Капур. – Экспедиция в Кералу, тысяча девятьсот девяносто третий год. Объект К-7-Д. Вернулся с повреждённой печенью и с глазами человека, который видел то, что не должен был видеть. Правильно?

У Марины пересохло во рту.

– Откуда вы… – она осеклась. – Вы знали его?

Капур выдохнул.

– Он был не клиентом. Он был… как вы говорите… свидетелем.

Он чуть коснулся кончиками пальцев подвески, не беря её в руки.

– Этот камень он принёс ко мне. В том же контейнере. С документами, которые я до сих пор не могу прочитать – слишком много цифр и формул. Он сказал: «Если со мной что-то случится, дождитесь, пока придёт моя дочь. Она будет похожа на меня глазами. И на камень – руками. Она поймёт, что это».

Марина почувствовала, как мир вокруг качнулся.

– Этого не может быть, – прошептала она. – Я… я никогда не была в Индии. Мы даже не знали, куда он ездил. Мать говорила, что это были какие-то «обычные экспедиции».

– Конечно, – кивнул Капур. – Так проще жить.

Он посмотрел на неё пристальнее.

– Позвольте вам кое-что показать.

Он снял кабель, тянувшийся к старому телевизору в углу, прижал к камню металлический контакт. Подвеска на секунду вспыхнула внутри мягким светом – неярко, как свеча в глубине воды.

На экране телевизора, вместо привычных ряби и помех, мелькнули цифры. Координаты. Широта, долгота, глубина. Потом – схема, похожая на сеть из узлов и линий. В центре – тот самый символ, который Марина уже видела в блокноте отца: круг с лучами, разделёнными на сектора.

Узел 7-Д.

– Он сказал, что это – ключ, – тихо произнёс Капур. – К двери, которую никогда нельзя открывать полностью. Потому что то, что за ней… не для нас.

Он оторвал кабель. Экран погас.

– Почему вы не отдали его моей матери? – спросила Марина. – Почему… ждали?

– В его словах было ещё одно условие, – ответил Капур. – «Она должна прийти сама. По своей воле. Не потому, что её привели, а потому, что что-то позвало её».

Он развёл руками.

– Я не знаю, что это «что-то». Но сегодня ваш прибор умер у моих дверей. И время в этой лавке сделало паузу. Я решил, что сигнал получен.

Марина смотрела на подвеску.

– Сколько… – начала она и сама себя прервала. – Сколько вы хотите за это?

Капур покачал головой.

– Оплата была произведена в девяносто третьем, – сказал он. – Он оставил мне кое-какие данные. Они помогли мне «урегулировать» один… конфликт с людьми, которые интересовались такими же вещами. Я в долгу перед ним.

Он сдвинул контейнер ближе к ней.

– Возьмите. И уходите.

– Уходить? Куда? – она сбилась. – Я… мне нужно понять…

– Понимание придёт позже, – резко сказал он. – Сначала – безопасность.

Он наклонился вперёд, понизил голос:

– Они уже ищут. Не камень. Тех, кто с ним связан. Вы не должны больше сюда приходить. Никогда. Если кто-то будет спрашивать про меня – скажите, что лавка была закрыта. Что внутри никого не было. Что вы никогда не видели меня. Понятно?

– Кто «они»? – спросила Марина.

Капур чуть усмехнулся, но в глазах улыбки не было.

– Те, кто читает такие же файлы, как ваш отец, но делает из них другие выводы. У них свои лаборатории. И свои приказы.

Он захлопнул крышку контейнера, сунул ключ ей в ладонь сверху.

– Идите. Сейчас же. Через заднюю дверь.

Он обошёл стойку, толкнул маленькую створку в глубине лавки. За ней обнаружился узкий проход, пахнущий сыростью и прелой бумагой.

Марина, прижимая к груди контейнер, прошла по проходу, словно во сне.

Дверь в конце выводила в узкий переулок между лавками. Там пахло рыбой, канализацией и влажным камнем. Шум рынка казался громче после тишины лавки.

Когда она оглянулась, двери уже не было. Вместо неё – сплошная стена из шершавого кирпича.

Марина моргнула. На секунду ей показалось, что время опять дёрнулось за ниточку.

Пальцы нащупали в ладони холодный металл ключа. Контейнер был тяжёлым, реальным. Значит, всё это не сон.

«Они уже ищут».

Она шагнула в сторону главной улицы, стараясь раствориться в толпе.

В отеле пахло хлоркой, кондиционированным воздухом и чужим сном.

Алексей спал на боку, отвернувшись к стене. В тусклом свете ночника его лицо казалось младше и уязвимее. Марина задержала взгляд на нём, почувствовала знакомую волну вины – и тут же поверх вины поднялось другое ощущение: надо посмотреть на камень.

Она закрыла дверь, нащупала выключатель, включила настольную лампу у своего прикроватного столика.

Контейнер занял весь столик.

Ключ вошёл в замок легко. Щелчок был почти интимным, как звук разблокированного телефона.

Марина открыла крышку.

Камень снова смотрел на неё своей неправдоподобной зеленью.

Она достала подвеску, ощутила укол холода в кожу. Ожидала тяжести, но артефакт был легче, чем выглядел. Как будто часть его массы находилась где-то ещё.

Серебряная цепочка мягко скользнула меж пальцев.

Марина положила подвеску на белый лист бумаги, достала из косметички маленькую лупу. Привычное движение – в Москве она так рассматривала новые образцы.

Под лупой структура стала ещё страннее.

Это был не кристалл в привычном смысле. Никаких типичных изумрудных включений, трещинок, естественных дефектов. Внутри всё было построено. Геометрично. Слои решёток пересекались, образуя сложные узоры, похожие на архитектуру города, который строили не люди.

«Это не камень, – промелькнуло. – Это носитель».

Она достала из рюкзака маленький компас, тот самый, что всегда возила с собой в экспедиции. Никогда раньше не думала, что пригодится в отеле.

Положила компас рядом, подвинула к подвеске.

Стрелка дёрнулась, как от удара током. Крутанулась два раза вокруг своей оси, замерла… и медленно повернулась не на север, а на неё. На руку, в которой лежал камень.

Марина отдёрнула руку, как от ожога. Стрелка чуть качнулась, пытаясь удержаться в центре. Она вернула подвеску на место – стрелка снова повернулась на неё.

– Великолепно, – пробормотала она. – Магнитное поле собственной персоной.

Рука сама потянулась к ноутбуку Алексея.

Он спал безмятежно, уронив руку за край кровати. Экран его ноутбука тускло мерцал заставкой. Марина осторожно придвинула компьютер ближе к столу, стараясь не разбудить его, включила.

Сеть чуть тупила – отельный Wi-Fi явно не справлялся с вечерними фильмами гостей. Но ей интернет был и не нужен.

Она открыла простейшую программу для визуализации сигнала с микрофона. Просто линия – вверх-вниз, реагируя на любой звук.

– Проверим тебя, – сказала она камню.

Положила подвеску прямо на металл рядом с тачпадом и щёлкнула по кнопке «запись».

На графике вместо ровной линии возникла дрожь. Не от звуков комнаты – кондиционер гудел не громче шёпота. Это было что-то другое.

Пики шли с чёткой периодичностью. Как сердечный ритм. Только слишком быстрый.

Марина увеличила масштаб.

Пики складывались в группы, группы – в более крупные структуры. На экране чётко вырисовывались повторяющиеся фрагменты – как код, как последовательность.

Она разморозила своё профессиональное «я», заставила себя не забывать дышать, и сделала то, что делала сотни раз с другими сигналами: сохранила файл, открыла его как массив данных, перестроила в двухмерный спектр.

На тёмном фоне появилась картинка.

В центре – круг. От него расходились лучи. Между ними – сектора, заполненные сложными узорами.

Узел 7-Д. Тот же символ, который был на экране у Капура. И в блокноте отца.

Марина затылком почувствовала, как мир уменьшается до этой картинки.

«Папа…»

Она не заметила, как пальцы сжались вокруг подвески так сильно, что металл цепочки впился в кожу. Камень остался в ладони, холодный, живой.

В глазах вдруг потемнело. На секунду она подумала, что просто встаёт слишком быстро – кровь отлила от головы. Но она сидела.

Темнота была не настоящей. Скорее – сменой освещения. Как если бы кто-то выкрутил реальность на пару делений в другую сторону.

Перед внутренним взглядом вспыхнули цифры. Координаты. Глубина. Частоты.

Где-то далеко, поверх этого, как через радиопомехи, пробился голос. Немного глухой, с хрипотцой, но узнаваемый до боли.

– …Мари… если это ты… значит, всё-таки…

Слова обрывались, крошились статикой.

– Папа? – прошептала она.

– …ключ в замке… сеть повреждена… не дай им… открыть портал… пока…

Связь оборвалась.

Она распахнула глаза.

Номер был тот же самый. Столик, кровать, шторы. Кондиционер гудел, лампа светила. Алексей спал, повернувшись лицом к стене.

Но в ладони камень дрожал.

Не вибрировал – именно дрожал. Как живое существо, у которого поднялась температура.

Экран ноутбука заполнила зелёная рябь. Программа давно вылетела, но вместо рабочего стола плыли полосы шума, как в старых телевизорах. В этих полосах, на долю секунды, снова сложился символ – Узел 7-Д – и тут же растаял.