Загадка Эдгара По

– Не хотите ли чая, мистер Шилд? – спросила она.

– Нет, спасибо, мадам. – Я произнес эти слова резковато и поторопился приукрасить отказ ложью. – У меня есть еще несколько неоконченных дел. Когда мне вернуться?

– Я велела подать карету к половине седьмого. Если захотите – приходите пораньше, скажем в шесть: дети будут обедать, и, я полагаю, вы могли бы присоединиться к ним. – Ее бледное лицо озарилось легким румянцем, и она заговорила быстрее: – Я бы пригласила вас отобедать с нами, но мой муж предпочитает садиться за стол в поздний час.

Я поклонился в знак признательности за ее снисхождение и через минуту распрощался. Когда дверь гостиной благополучно закрылась за мною, я потрогал лоб и ощутил на нем капли пота. Сила моего желания привела меня в ужас.

Я медленно спустился по каменным ступеням в прихожую. Лумис ждал меня у подножия лестницы. Когда я приблизился, он деликатно кашлянул.

– Мистер Франт попросил передать, чтобы вы на обратном пути зашли к нему.

Я прошел за дворецким в библиотеку, примыкавшую к прихожей. Лумис постучал в дверь, открыл и доложил обо мне. Мистер Франт сидел за столом, как в прошлую нашу встречу. Однако в этот раз был гораздо гостеприимнее. Франт оторвался от письма, которое читал, и улыбка осветила его бледное лицо.

– Мистер Шилд, рад вас видеть! Садитесь, пожалуйста. Я не задержу вас надолго. – Он сложил письмо и убрал его в ящик стола. – Супруга сообщила мне, что намедни вы оказали нам большую услугу.

– Право, сущий пустяк, – отнекивался я, смущенный тем, как Франты носились с незначительным происшествием.

– Тем не менее я вам премного обязан. Скажите, вы не могли бы рассказать в подробностях, что именно произошло?

Я объяснил, что старшеклассники отправили Франта-младшего и Аллана с поручением – я решил не вдаваться в подробности, какого рода поручение это было, – и, когда они возвращались, к ним подошел какой-то человек. Я добавил, что, к счастью, оказался свидетелем этой сцены.

– А что именно сделал этот человек, мистер Шилд?

– Схватил Чарльза за руку.

– А зачем, если он нищий? Почему он просто не попросил денег?

– Думаю, вполне вероятно, он повредился умом, сэр. Этот тип был пьян. Не знаю, хотел ли он обидеть мальчика либо просто привлечь внимание детей и потребовать денег. Юный Аллан попытался оттащить Чарльза.

– Смелый парень. Насколько я понял, у того бродяги была трость?

– Да, сэр.

– Он угрожал вам?

– Да, сэр, но это не играет роли: во-первых, у меня самого была трость, а во-вторых, даже без нее я бы справился без труда.

– Но сын сказал матери, что тот тип был крупнее вас.

– Верно, сэр, зато я моложе.

Генри Франт отвернулся, чтобы заточить карандаш.

– Вы не могли бы удовлетворить мое любопытство и описать его?

– Намного выше среднего роста. Спутанная борода. На нем были темно-синие очки, синее же пальто с металлическими пуговицами и, если не ошибаюсь, коричневые бриджи. Ах да, еще треуголка и парик. – Я замялся. – И еще, сэр, я не совсем уверен, но мне кажется, что я видел этого человека раньше.

– Святые угодники! Где же?

– На Саутгемптон-роу. В тот день, когда я приехал забрать вашего сына в школу в первый раз. По пути я отвозил Эдгара Аллана к родителям. Рядом с их особняком околачивался этот тип, и, когда я уходил, он спросил меня, здесь ли живут Алланы, и поспешил прочь.

Франт постучал карандашом по зубам.

– Но если он интересуется отпрыском Алланов, то зачем пристал к моему? Бессмыслица какая-то.

– Вовсе нет, сэр. Мальчики чем-то похожи. Кроме того, я заметил, что незнакомец наклонялся вперед, чтобы рассмотреть меня.

– То есть у вас сложилось впечатление, что он, возможно, близорук. Быть может, быть может… Я буду с вами честен, мистер Шилд. У людей вроде меня много врагов. Я банкир, вы понимаете, а банкиры не могут постоянно всем нравиться. Кроме того, существует вероятность, что чей-то извращенный ум задумает похищение ребенка богатых родителей с целью получения выкупа. Происшедшее, возможно, не более чем случайная встреча, обычные происки опустившегося пьяницы. Или же этого типа больше интересует сын Алланов. Но остается и третий вариант – что он вынашивает какой-то замысел, направленный против моего сына или даже против меня.

– Даже по тому немногому, что я видел, сэр, я позволю усомниться, что он сможет воплотить хоть какой-то замысел в жизнь, разве что если замыслит поднять стакан или поднести бутылку ко рту.

Франт разразился резким смехом:

– Я люблю людей, которые называют вещи своими именами, мистер Шилд. Могу я попросить вас не упоминать о нашем разговоре в присутствии моей супруги? Подобные мысли, без сомнения, встревожат ее.

Я кивнул:

– Можете положиться на меня, сэр.

– Очень вам признателен. – Франт взглянул на часы на каминной полке. – И вот еще: чтобы окончательно убедиться, что нам ничто не угрожает, я бы хотел встретиться с тем типом и задать ему пару вопросов. Если когда-нибудь увидите его снова, будьте так любезны, дайте мне знать. А теперь не смею вас больше задерживать, у вас ведь выходной.

Он сердечно пожал мне руку. Через минуту я уже шел к Холборну. Я никак не мог собраться с мыслями. Есть что-то чрезвычайно приятное в том, когда богатые и знатные люди ведут себя с тобой учтиво. Я чувствовал себя молодцом.

Возможно, думал я, идя прогулочным шагом под осенним солнышком, удача повернулась ко мне лицом. Если мистер и миссис Франт станут моими покровителями, мне все окажется по плечу!

14

Но мои планы внезапно изменились, когда я шел по Лонг-Акр к Гонт-корт за шестью шиллингами к миссис Джем, которые она осталась должна за пожитки тетушки Рейнолдс. Я остановился купить бутоньерку, и когда продавщица прицепляла ее к лацкану моего пальто, я почему-то обернулся. И примерно в двадцати пяти ярдах совершенно отчетливо увидел мужчину со спутанной бородой, походившей на птичье гнездо.

Незнакомец словно понял, что я узнал его, и нырнул в темный пролет входа в магазин. Я дал девушке пенни и быстро зашагал обратно. Подозрительный тип выскочил из дверей магазина и, спотыкаясь, побежал по одной из узких улочек, ведущих к Ковент-Гардену.

Без всякой задней мысли я пустился вдогонку. Я действовал под влиянием порыва – без сомнения, отчасти и потому, что мистер Франт хотел побольше выяснить об этом человеке, а я был рад возможности услужить мистеру Франту. Но дело было не только в мистере Франте – я напоминал кошку, охотившуюся за кончиком веревки: я гнался за незнакомцем не потому, что хотел поймать его, а потому, что тот убегал.

Рынок уже закрывался. Мы проталкивались через бурлящий океан человеческих тел и прилавков с овощами. Уши закладывало от грохота: стука колес и копыт по мостовой, полудюжины шарманок, играющих на разные лады, ора людей, ругающихся, перекрикивающих друг друга, расхваливающих свои товары. Несмотря на возраст, вес и плохое здоровье, моя добыча оказалась удивительно проворной. Мы петляли по рынку, незнакомец попытался спрятаться за прилавком с шарманками. Я нашел его, но он заметил мое приближение и снова побежал. Он, словно охотничья собака, перемахнул через повозку с кокосовыми орехами, резко повернул, пронесся мимо церкви и свернул на Генриетта-стрит.

Но на углу гнила куча капустных листьев, которые и стали в прямом смысле слова причиной его краха. Незнакомец поскользнулся и упал. Он тут же попытался подняться на ноги, но подвернул лодыжку и снова упал, чертыхаясь. Я схватил его за плечо. Незнакомец поправил очки и посмотрел на меня. Его лицо было красным от напряжения.

– Я никому не хотел причинить вреда, сэр, – пропыхтел он до смешного гулким голосом. – Господь свидетель, я не хотел ничего плохого.

– Тогда почему вы убежали?

– Испугался, сэр. Я подумал, что вы натравите на меня констеблей.

– Тогда зачем вы за мною следили, начнем с этого?

– Потому что… – Он замолчал. – Не важно. – Его голос стал глубже и звучнее, а речь полилась ритмичным потоком, словно эти слова он говорил уже много раз. – Даю вам слово, сэр, как джентльмен джентльмену, я совершенно ни в чем не виновен. Да, это правда, у меня была полоса неудач, но не по моей вине. Мне не повезло с компаньонами, я злоупотреблял алкоголем и слишком легко верил людям. Но все же…

– Хватит, сэр, – перебил я. – Почему вы следили за мною?

– Отцовские чувства, – сказал он, ударяя себя кулаками в грудь. – От них не так просто отречься. Сердце, что бьется в этой груди, – сердце джентльмена, происходящего из старого и знаменитого ирландского рода.

Теперь он уже стоял на коленях в сточной канаве, а вокруг нас собиралась толпа зевак, дабы насладиться спектаклем.

– Кусок дерьма! – воскликнул горбун из числа зрителей. – А туда же, в благородные лезет!

– И что же, спросите вы, было худшей из моих потерь? – продолжил мой собеседник. – Потеря имения? Насильственное выдворение из родного края? Или горькое осознание того, что мое доброе имя несправедливо опорочено человеком, недостойным даже того, чтобы чистить мой мундир?! Неудачи в делах или утрата – из-за бесконечной зависти окружающих – надежды добиться успеха собственными силами? Или же смерть моей любимой жены? Нет, сэр, это все ужасно, но самым ужасным был другой удар, обрушившийся на меня. – Он поднял лицо к небу. – Господь свидетель, ни одна печаль не сравнима с потерей моих ангелочков, моих любимых деток. У меня было двое сыновей и дочка, им была уготована судьба услаждать меня в зрелости и поддерживать в старости. Но, увы, их у меня отняли. – Он сделал эффектную паузу, чтобы вытереть глаза рукавом пальто.

– Если это пьеса, – заметил один из зевак, – то я бы ни пенни не дал, чтоб посмотреть ее. Такая игра и гроша ломаного не стоит!

– Ты, мерзкий пройдоха! – взревел незнакомец, грозя мальчишке кулаком, а затем снова возвел взор к небу. – Почему, Господи? – вопрошал он. – Почему я обнажаю душу перед чернью?

– Эй-эй, поосторожнее, это кого ты там называл чернью? – спросил чей-то голос.

– Джентльмен не совсем здоров, – заявил я.

– Да он просто пьян.

– Возможно, он немного не в себе, – согласился я, помогая пленнику подняться.

Великан зарыдал.

– Эти парни правы, сэр, – сказал он, навалившись на меня всем телом так, что я с трудом удержался на ногах. – Я не стану отрицать, что в минуты печали я порой находил утешение на дне стакана бренди. – Он приблизил губы к самому моему уху. – И правда, когда вы об этом упомянули, я вспомнил, ведь капля чего-нибудь горячительного – самая эффективная профилактика против осеннего холода, который и сейчас пробирает меня до костей.

Я повел бормочущего пленника по Генриетта-стрит. Толпа зевак рассосалась, поскольку незнакомец перестал интересовать их. На Бедфорд-стрит он затащил меня в таверну, где мы сели в углу друг напротив друга. Мой гость тепло поблагодарил меня за доброту и заказал бренди и воду. Я попросил темного пива. Когда официантка принесла напитки, он поднял бокал и сказал:

– Ваше здоровье, сэр. – Сделал большой глоток и вопросительно взглянул на меня. – Вы не пьете?

– Я сижу и размышляю, нужно ли передать вас в руки полиции? – сказал я. – Очень сожалею, но именно так мне придется поступить, если вы не скажете, почему вы так интересуетесь мною и мальчиками, которых подстерегали в Сток-Ньюингтоне.

– Ах, сударь. – Он широко раскинул руки. Теперь он успокоился, практически расслабился, но его сладкоречивый тон странным образом не соответствовал неопрятной наружности. – Но я же уже объяснил. Вернее, начал объяснять, и тут эта толпа грубиянов перебила меня.

– Я не совсем понял вас.

– Господи, ну разумеется, все из-за мальчика, – нетерпеливо сказал мой собеседник. – Мальчик – мой сын!

15

Я вернулся на площадь Рассела в начале седьмого, так и не забрав шесть шиллингов у миссис Джем. На самом деле благодаря мистеру По я стал еще беднее и заработал легкую головную боль. Дверь открыл лакей по имени Фредерик, с которым я был уже знаком. Я попросил его узнать у хозяина, занят ли он. Через минуту сам мистер Франт спустился по лестнице, вежливо поздоровался со мною и проводил меня в библиотеку.

Он внимательно посмотрел на меня, словно пытался по лицу угадать причину моего прихода.

– Вы узнали, кто тот человек, что напал на Чарльза?

– Да, сэр. Покинув ваш дом, я шел к Лестер-сквер. Оказалось, этот тип шастал поблизости, и он стал следить за мною.

Лицо Франта пошло красными пятнами.

– Но почему? Его интересуете вы?

– Думаю, нет. Я случайно обернулся и увидел его позади. Он попытался убежать, но я погнался за ним.

Франт нетерпеливо махнул рукой, прося не вдаваться в детали.

– Короче говоря, я поймал его и дал ему выпить. Он признался, что является американцем ирландского происхождения, переживающим сложные времена. Его зовут По, Дэвид По. И родные считают его умершим.

– А что ему надо от вас и от мальчиков?

– Предмет его внимания – Эдгар Аллан, сэр, и он надеялся, что я смогу провести его к мальчику сегодня. Он утверждает, что Алланы – приемные родители, что я, кстати, слышал из уст самого Эдгара; на самом деле это его сын. По рассказал мне, что обстоятельства вынудили его оставить жену в Нью-Йорке, вскоре после этого она скончалась в Ричмонде, штат Виргиния, оставив троих детей.

– Допустим, этот тип говорит правду, но что ему нужно от сына? Деньги?

– Вполне вероятно. Хотя, возможно, он действует не только из корыстных побуждений.

Франт снова разразился резким хохотом:

– Но вы ведь не думаете, что он внезапно ощутил весь груз родительской ответственности?

– Нет, но иногда человеком руководят сразу несколько мотивов. Возможно, его мучает любопытство. Или он даже испытывает теплые чувства. Он сказал мне, что хочет просто увидеть мальчика, услышать его голос.

Франт кивнул:

– Еще раз, мистер Шилд, я премного вам обязан. А где проживает этот По? Вы выяснили?

– Он отказался дать мне свой адрес. Сказал, что живет в районе Сент-Джайлс. Как вы знаете, это клубок улочек и закоулков, и он усомнился, что я смогу найти его, даже если он назовет мне точный адрес, но сообщил, что его частенько можно встретить в местной таверне под названием «Фонтан». Он там работает.

– У него хорошая работа?

– Он писарь.

Франт пожал плечами:

– А плату, разумеется, джином берет?

Он помолчал и сделал круг по комнате, а через минуту сказал:

– Вы оказали мне вторую услугу, мистер Шилд. Могу ли я просить вас о третьей?

Я поклонился.

– Я был бы премного благодарен, если бы вы сохранили все происшедшее в тайне. Учитывая все нюансы, дело деликатное. Не столько для вас, сколько для остальных. Я часто сталкиваюсь с мистером Алланом по работе и знаю, что он любит мальчика и относится к нему как к сыну. И появление человека, выдающего себя за родного отца мальчика, стало бы сильнейшим потрясением. Более того, насколько я понял, у миссис Аллан слабое здоровье, и подобный удар просто убьет ее.

– Вы полагаете, мистер По самозванец?

– Не исключено. Какой-то негодяй-американец, возможно прознавший о богатстве мистера Аллана, его щедрости и привязанности к мальчику. Кроме того, нельзя забывать и о мистере Брэнсби, не так ли? Если это дело станет достоянием общественности, то все узнают, что какой-то ирландский бродяга из трущоб вымогал деньги у детей, вверенных заботам мистера Брэнсби. И я не думаю, что это благоприятно скажется на репутации школы. Школа похожа на банк, мистер Шилд: в банке необходимо взаимное доверие между банком и клиентами, в школе – между школой и родителями, оплачивающими счета. А стоит подобного рода сплетням просочиться, как они будут уже на слуху у всех и каждого и, без сомнения, обрастут новыми несуществующими подробностями.

– Что же делать, сэр? – Я прекрасно отдавал себе отчет, и, конечно же, мистер Франт понимал, что мое благополучие в некотором роде связано с благополучием школы, и если прибыли мистера Брэнсби уменьшатся, то он может урезать и размер моего жалованья.

– Насколько я знаю, мой сын очень подружился с Эдгаром Алланом, – продолжил Франт, словно размышляя вслух, как будто я ничего и не говорил. – Принимая все это во внимание, я полагаю, нам следует уговорить soi-disant[10] мистера По… хм… пренебречь своими отцовскими обязанностями. Разумеется, я щедро заплачу ему. – Внезапно лицо Франта озарила обаятельная улыбка. – Мистеру Брэнсби очень повезло с учителями. Если вы когда-либо устанете от преподавания, мистер Шилд, дайте мне знать. Всегда можно найти вакансию для способного и рассудительного молодого человека.

Через двадцать минут мы с мальчиками тряслись в карете, удаляясь от огромного роскошного особняка на площади Рассела. Мальчики весело болтали о том, что они делали и что ели. Я же сидел в своем углу, наслаждаясь приятной мягкостью кожи и легким запахом духов миссис Франт. Признаюсь, в тот день мое мнение о Генри Франте несколько изменилось. Раньше я считал его надменным и неприветливым человеком. А теперь я понял, что он может быть и другим, более любезным. Я погрузился в приятные мечты, в которых мистер Франт, используя собственное влияние, нашел мне синекуру на Уайтхолл или взял меня на службу в банк Уэйвенху в качестве своего секретаря. Чудеса случаются, говорил я себе, так почему бы им не случиться со мною?

16

Я наивно полагал, что поверенный в делах моей тетушки мистер Роуселл внезапно проникся ко мне теплыми чувствами. Несомненным подтверждением тому явилось приглашение на обед.

Он сообщил, что нужно подписать еще какой-то документ касательно тетушкиного имущества. Кроме того, мистер Роуселл поразмыслил над тем, как мне наилучшим образом распорядиться своими сбережениями, и считал, что теперь может дать мне совет – разумеется, если я захочу его выслушать. И миссис Роуселл будет рада, если я отобедаю с ним в любую удобную мне субботу, если, конечно, я не предпочту зайти к мистеру Роуселлу в Линкольнс-инн. Без сомнения, он понимает, что в настоящий момент я не распоряжаюсь своим временем, но мой работодатель наверняка отдает себе отчет в том, что желательно закончить все дела, связанные с имуществом тетушки, как можно скорее.

Роуселлы жили на Нортингтон-стрит, по соседству с Теобальдс-роуд. По субботам мистер Роуселл все утро проводил в Линкольнс-инн, а в пять семейство обедало. Когда я пришел, из кухни на минуту показалась миссис Роуселл с раскрасневшимся лицом, вытирая перепачканные мукой руки о передник. Она была пышечкой, намного моложе супруга. Поздоровавшись, миссис Роуселл извинилась и вернулась на кухню.

Казалось, мистер Роуселл забыл о первоначальной цели моего визита. Он позвал детей, которые торчали на кухне рядом с матерью. Их оказалось четверо, самому младшему было три годика, а самому старшему – девять. Пыхтя от напряжения, мистер Роуселл проводил меня в гостиную на втором этаже, где я, проявив максимум умений, развлекал старших мальчика и девочку картежными и прочими фокусами.

Обед накрыли в зале в передней части дома. Миссис Роуселл не скрывала волнения, но по мере того, как блюда сменяли друг друга, она все больше и больше веселела. После того как мы, атаковав гигантских размеров пудинг, потерпели поражение, скатерть убрали, и миссис Роуселл оставила нас наедине с вином. Когда она обходила стол, супруг откинулся на стуле и, думая, что мне ничего не видно, ущипнул ее за бедро. Миссис Роуселл взвизгнула:

– Что вы делаете, мистер Роуселл? – шлепнула его по руке и выскочила из комнаты.

Мистер Роуселл широко мне улыбнулся:

– Мужчина рожден для женитьбы, мистер Шилд. Польза брака бесценна. У меня есть тост, сэр! Тост! Давайте выпьем за Гименея!

Это был первый из многочисленных тостов. Когда мы прикончили вторую бутылку портвейна, мистер Роуселл развалился на стуле с бокалом в руках, расстегнув пуговицы на рубашке, и пытался вспомнить слова романтической баллады, популярной во времена его юности. Он источал благожелательность. Тем не менее его маленькие голубые глазки порой смотрели на меня очень внимательно, отчего становилось не по себе, и мне пришло в голову, что, возможно, мистер Роуселл не так пьян, как хочет казаться. Но я почти тут же отверг эту идею, поскольку у него не было совершенно никаких причин вводить меня в заблуждение.

Третья бутылка отвлекла Роуселла от музыки, и он с неожиданным красноречием заговорил о деньгах – предмете, который интересовал его абстрактно: в особенности его приводила в восторг способность денег то укрепляться, то слабеть по своему собственному желанию, вне зависимости от тех товаров или услуг, которые теоретически они символизируют. Это замечание наконец позволило мне перевести разговор на причину моего приглашения на обед.

– Вы написали, сэр, что готовы дать мне совет по поводу выгодного вложения наследства.

– Да? Ах да! – Он откинулся на стуле и посмотрел на меня с очень важным видом. – На вашем месте я бы не стал рисковать. Помнится, в начале нашего знакомства вы упомянули, что ваш многоуважаемый работодатель порекомендовал банк Уэйвенху.

– Да, сэр.

– Полагаю, он каким-то образом связан с банком?

– Отец нашего ученика, мистер Генри Франт, – один из совладельцев.

Мистер Роуселл вытер розовый потный лоб салфеткой, измазанной соусом.

– Мистер Франт – самый младший из партнеров, как я знаю, но сейчас он играет главную роль.

– Насколько я понимаю, мистер Уэйвенху не совсем здоров.

– Да, я помню, вы уже упомянули об этом. Все знают, что он умирает. В Сити говорят, что это дело нескольких недель.

Я вспомнил о Софии Франт.

– Мне жаль это слышать, сэр.

– Все обстояло совсем иначе, когда Уэйвенху был молод. Банк основал его отец. Разумеется, в Сити не любят класть свои деньги в банки Вест-Энда. Чем дальше на запад, тем выше прибыли, но и риск тоже. Разумеется, ему чрезвычайно повезло заполучить себе в партнеры Карсуолла. Когда речь идет о долевом участии, без капитала делать нечего. – Роуселл строго посмотрел на меня. – Возможно, Стивен Карсуолл не самый приятный в общении человек, но нельзя отрицать, он богат. И умен. Он продал свои сахарные плантации в девяностые, достаточно своевременно, чтобы выручить хорошие деньги. А ведь многие сочли его сумасшедшим. Но Карсуолл понял, куда ветер дует. Чертовы аболиционисты! Как только налагаешь запрет на торговлю рабами[11], то угроза всей системе лишь вопрос времени. А там уже и экономическая основа Вест-Индии будет подорвана. Но Карсуолл просчитал все на несколько ходов вперед. Вот в чем прелесть банковского дела: все, что нужно, – капитал, не нужно беспокоиться ни о земельных владениях, ни о недвижимости. Деньги-то не отменишь, слава богу. Хотя, может, аболиционисты бы и попробовали. – Роуселл придвинул ко мне портвейн. – Так о чем это я?

– Вы рассказывали, как мистер Карсуолл стал совладельцем банка Уэйвенху, сэр. Он принимал активное участие в делах?

– Нет, бо́льшую часть времени он возлагал всю ответственность на Уэйвенху, по крайней мере все дела, касающиеся Сити. Но за кулисами все может происходить иначе. У Карсуолла много друзей в Америке, особенно в южных штатах, и там у них немало клиентов. Кроме того, они преуспели в Канаде, несмотря на недавнюю войну. – Разумеется, мистер Роуселл имел в виду незавершенную и по большей части ненужную перебранку между Великобританией и Соединенными Штатами[12], а не крупномасштабную Войну за независимость.

Я усмехнулся:

– Наш пострел везде поспел?

– Распределяя риски, увеличиваешь прибыль. Именно Карсуолл привел в банк молодого Франта. Ну, сейчас-то он уже не так молод. Вы с ним знакомы?

– Да, сэр. Я оказал ему небольшую услугу, и он был сама любезность. Джентльмен до мозга костей.

– Его семья переживала не лучшие времена, вот ему и пришлось пойти в торговлю. А что до его любезности, то я слышал совсем другое. Франт – способный человек, в этом я не сомневаюсь, просто… Ваш бокал, сэр! Ваш бокал пуст!

Тяжело дыша, Роуселл наполнил бокал так, что портвейн полился через край. Тут он отвлекся и потерял нить рассказа. Он потягивал портвейн и, нахмурившись, рассматривал отполированное красное дерево столешницы.

– Мистер Карсуолл женат? – спросил я через пару минут.

– Женат? Сейчас нет. Да, мне кажется, он состоял в браке, но его супруга умерла. Но… – Роуселл понизил голос и наклонился ко мне. – Не могу назвать его безутешным вдовцом. Он приобрел репутацию… э-э-э… ну вы понимаете, о чем я. – Роуселл изобразил в воздухе фигуру, похожую на песочные часы, чтобы сделать намек еще прозрачнее. – Он родственник Джорджа Уэйвенху. Вы знали, что они двоюродные братья?

Я покачал головой.

– Мать Стивена Карсуолла приходится сестрой отцу Джорджа. Так что они двоюродные родственники в первом ряду родословной. – Он рассмеялся и снова вытер лоб салфеткой. – А юный Франт оказался очень ловким. Он вошел в дело как человек Карсуолла, а потом взял да и женился на Софии Марпул, племяннице старого Уэйвенху! И стал родственником обоих партнеров. Говорят, по любви, но держу пари, любовь там была только с одной стороны. Мастер Генри считает себя наиболее вероятным преемником, так сказать, наследником престола. Но, как говорится, не стоит делить шкуру неубитого медведя.