Лилии на могиле

– Сато сейчас с тобой?

– Да, я сижу сейчас с Аюми и родителями, праздную…

– Прости, – перебил он, – что испорчу тебе настроение, но молчать я не хочу. В общем, твоя девушка тебе изменяет.

– Ты что такое говоришь? – спросил Исихара, всё ещё улыбаясь.

– Я понимаю, ты можешь не поверить и подумать, что я просто завидую. Я вчера был в Сибуе и хотел кого-нибудь подцепить на ночь. Сато ко мне будто приклеилась, но я её даже не узнал, на ней была тонна макияжа и, похоже, она ещё и перекрасилась с тех пор, как я видел её в последний раз. В общем, у нас был секс. За деньги. И я уверен, что я не первый и даже не последний.

Исихара побледнел и не знал, что сказать.

– Ты же меня не обманываешь? – спросил он понуро.

– Исихара, друг мой, скажи на милость, я тебя за столько лет хоть раз обманул? Знаешь, я изначально был не против и даже готов к тому, что ты можешь променять друзей на семью, взрослеем, как-никак, но я тебя очень уважаю и просто не хочу, чтобы ты строил отношения с такой девушкой. Вот и всё.

– Я понял. Спасибо, что сказал, – искренне отблагодарил Исихара, – что бы я без тебя делал. Встретимся как-нибудь, – и положил трубку.

– Яхиро, ты чего так приуныл? – спросила мама.

Он ей не ответил, а сразу посмотрел на Аюми сверлящим взглядом.

– Мне друг звонил. Сказал, что ты работаешь проституткой. Это правда?

Родители от услышанного широко раскрыли глаза и переглянулись; мама, глядя на мужа, пожала плечами в духе: «Я так и знала».

– Нет, конечно! – уверенно ответила Сато, хотя на секунду ему было видно, что она напряглась.

– Вот как. Честно говоря, мне не хочется тратить лишнее время на разбирательства, так что давай ты просто соберешь вещи – да, прямо сейчас – и покинешь мой дом.

– Погоди, ну ты чего? Вот так просто кому-то поверишь?

– Я, знаешь ли, привык доверять друзьям. Тем более Нобу я знаю намного, намного дольше тебя.

Исихара положил руку ей на спину и пытался выпроводить в комнату.

– Яхиро, милый, ну прости меня, пожалуйста, давай спокойно поговорим!

– Я сейчас с тобой спокойно разговариваю. Я просто хочу, чтобы ты сейчас собрала вещи и ушла, хорошо?

– Ну пожалуйста, я тебя прошу… – Сказала она, заливаясь слезами.

– Нет, это я тебя прошу: возьми чемодан, собери вещи и уходи. Прошу последний раз. Не заставляй меня злиться и поднимать голос. Я сам ругаться не хочу. Даже помогу.

Яхиро достал чемодан, с которым она приехала и начал собирать одежду. Аюми с мокрыми глазами делала то же самое, изредка переспрашивая парня, может, им всё-таки стоит поговорить или можно ли ей остаться ещё хотя бы на несколько дней, но Исихара не видел в своей радикальности ничего плохого. «Мне ведь даже некуда идти, тебе не стыдно меня так выгонять?» – «А тебе не стыдно было врать мне в глаза? Вопрос риторический». Сато Аюми ушла, не сказав больше ни слова и даже не попрощавшись и не извинившись перед родителями уже бывшего парня. Те жалели сына весь вечер и даже поспособствовали тому, чтобы он забылся в алкоголе.

С тех пор отношения с женщинами у него не задавались, впрочем, он даже к ним и не стремился. Углубился в учёбу и практику по профессии, которая, в отличие от девушек, не могла его так разочаровать.

И спустя годы на него повесили должность руководителя класса, в который только-только перешла Джун. На контакт с классом она шла неохотно, какие-то совместные задания терпеть не могла, и в отличие от всех в коллективе она казалась прямо-таки белой вороной, не только из-за внешности. Исихара на своей недолгой карьере ещё не встречал настолько замкнутых детей, столь застенчивых и отрешённых от общества, словно она терпела внешний мир, потому что «так надо». И бежать к руководителю жаловаться, что кто-то нарочно толкнул её, или что мальчишки пытались заглянуть под юбку, она не спешила, а Исихара о таком к ней отношении не догадывался от слова совсем, просто потому что не было времени замечать.

Первый и оценивающий способности каждого отдельного ученика тест по математике Джун написала хуже всех даже не в классе, а среди всей параллели. Посмотрев со стороны на листок с множеством выделенных красным карандашом ошибок, Исихара поразился, – как такое вообще возможно, ведь математика она и в Африке математика! Впервые он увидел настолько проблемного ученика, а имя Танабэ Джун в краю листа заставило его особо обратить на неё внимание.

Практически каждый урок Исихара наблюдал одну и ту же картину: он видел, что Джун пытается слушать его, но делать два дела сразу у неё не получалось – она или слушает или пишет за ним, и в большинстве случаев она просто старалась успевать списывать с доски, особо не задумываясь о качественном внедрении алгоритмов в свою голову. Буквально один раз он вызвал её к доске, но Джун стояла с мелом в руке и жалостливым выражением лица не в состоянии что-то написать. Исихара продиктовал ей решение полностью, одновременно объясняя и следя за её мимикой, по которой ему всё всегда было понятно. Ученики начали между собой перешёптываться, один одноклассник додумался слишком громко назвать её тупицей. «Тишина в классе!» – уверенно повысил голос Исихара. Через минуту не очень умный паренёк снова залился смехом от факта, что учитель объясняет такие «элементарные темы», и закономерно был им же чуть ли не выгнан с урока. Исихара видел, как Джун действительно слушает его, но из другого уха словно всё сказанное вылетало, а взглядом давала понять, что она не вникает и не хочет вникать, и что ей очень хочется сесть обратно за парту или вовсе убежать. После этого он больше ни разу не вызывал Джун к доске и долгое время ощущал себя крайне неловко. В тот же день он шёл по коридору и услышал, как тот самый ученик обсуждал ситуацию со своим другом. «Исихара, оказывается, такая заносчивая мразь, по нему и не скажешь. Тишина в классе! Эй ты, да, ты! Ещё одно слово, – я выгоню тебя из класса и приглашу родителей на беседу! – пародировал он. – Пф, чего так эту тупорылую хафу защищать-то?» Исихара стоял за его спиной, сложа руки и развесив уши, что увидел друг этого пацана, а потом обернулся и он сам, так дёрнувшись, словно его хотят огреть чем-то тяжёлым. «Если так хочется посплетничать об учителях, делай это хотя бы не в школе. На первый раз, считай, не слышал». – Отчитал он, легонько шлёпнув ребёнку по голове кипой бумажек.

На втором тесте, уже посвящённому новой теме, Джун впервые у всех на глазах подняла руку и подала голос:

– Исихара-сенсей? – пробормотала она неуверенно.

– Да?

– Можно я буду опираться на конспекты?

По классу справедливо разнёсся гул возмущения.

– На экзамене тебе никто подглядеть на позволит. Попробуй всё-таки написать самостоятельно, – вежливо и понимающе предложил Исихара.

Джун покраснела от стыда. Ей нещадно хотелось вернуться во времени и не задавать такого наглого вопроса. Потупившись, она только тихо и виновато согласилась.

Накручивая круги по классу, Исихара часто поглядывал на Джун. Если присмотреться больше чем на минуту, можно было заметить, как она нервничает, когда заходит в тупик, а случалось это довольно быстро. Сидя без понятия что писать дальше, она роняла карандаш на стол, закрывала лицо руками или облокачивалась на спинку стула и смотрела по сторонам. Когда Джун случайно кидала взгляд на учителя, тот неловко отворачивался, а она почти сразу бралась за карандаш снова и делала вид, будто думает. В конце она сдала полупустую работу.

В итоге Исихара оставил её после уроков на разговор об успеваемости.

– В связи со сложившейся ситуацией на последнем тесте я подумал, что хотел бы тебе как-то помочь с этим. Сказать честно, я впервые встречаю такого, как бы помягче сказать…

– А зачем мягче? – набравшись смелости от разговора наедине спросила Джун. – Разве не проще сказать: «Я впервые встречаю такого бездарного ученика, как ты».

– Моя доброта не позволяет мне так выражаться, – он приободряюще улыбнулся.

– Я понимаю, что это на самом деле так. Когда моя старая учительница принимала у меня пересдачу переводного экзамена по математике в пятом классе, она сказала, что я вполне могу думать и не так безнадёжна, как может показаться, а просто ленивая. Но я ненавижу точные науки. Математику тоже. Я даже с трудом могу складывать и вычитать трёхзначные числа в уме, об умножении и делении и речи идти не может. Я даже в магазин хожу с калькулятором.

Исихару поразила такая разговорчивость и откровенность, поэтому он позволил себе немного выйти за рамки общепринятых норм диалога учителя с учеником.

– Я заметил. Судя по отчётности, твоё положение по физике и химии не лучше.

– Теория – мрак. Дайте мне формулы, скажите, что обозначают те или иные буковки, а я, в свою очередь, подставлю циферки и посчитаю на калькуляторе, не более.

– Ты на удивление сговорчива, хотя обычно такая тихая. Я не считаю тебя совсем глупой. Вполне осознаю, что это, может, просто не твоё. Я к чему вёл: я предлагаю тебе дополнительные занятия. Можно раз в неделю. Заведёшь отдельную тетрадь, и будем повторять изученные темы. Обещаю, я постараюсь объяснять как можно проще.

Джун расстроенная опустила взгляд и недовольно поджала губы, сделав вид, будто задумалась. Ей явно было неохота соглашаться даже на такое щадящее предложение.

– У тебя отличное посещение, но даже за удовлетворительный балл нужно побороться, – добавил Исихара.

– Поверьте, я понимаю, – она сделала глубокий смиренный вздох. – Ладно, я согласна. Будем считать, что у меня не было выбора.

Не то чтобы Джун сияла какой-то харизмой, но, увидев такую откровенность с её стороны, ненароком Исихара нашёл в ней что-то притягательное, словно сирена заманивала моряка.

Каждую неделю, за исключением каникул, после уроков и дежурства в классе Исихара проводил дополнительные занятия со своим первым и единственным заслуживающим этого учеником. Ставил вплотную друг к другу две парты и каждый раз пытался изощряться и думать, как бы донести ту или иную тему до неё; бывало, он помогал не только по математике. Через полчаса они делали перерыв на чай и отвлекались на нейтральные разговоры, чего, как поначалу понял Исихара, делать не стоило. Он спрашивал её о семье, о российской школе. Позволял себе даже говорить о личных увлечениях, мол, если уж отдыхают, почему бы не отвлечь её разговорами о том, что ей нравится, прямо-таки провоцировал её говорить голосом, будто больше, чем помочь с математикой, он хотел помочь ей с социализацией.

Оценки у Джун действительно улучшились до вполне удовлетворительных. Гнаться и конкурировать с отличниками ей было ни к чему.

На втором году осенью Исихару были вынуждены отстранить от должности классного руководителя из-за слишком долгой реабилитации после несчастного случая. За это время уже успели нанять нового учителя математики. Тот с Джун, конечно, индивидуально не занимался, отчего оценки ухудшились снова, и она стала по-настоящему скучать по Исихаре, как по учителю, в то время как сам Яхиро скучал по Танабэ как по человеку. «Я в последнее время часто о ней думаю, – сказал он другу, когда тот его навестил очередной раз. – Даже немного переживаю, как она там. Наверное, уже все тесты завалила, бедная». – «Только не говори, что влюбился». – «Чёрт тебя дери, Нобу, не называй это так. Трудно объяснить. Она выглядит очень… сообразительной. Не в плане учёбы. Глаза у неё умные и честные». Впрочем-то, Яхиро ловил себя на мысли, что был бы не против подождать, пока Джун вырастет. В то же время осознание того, что это всё больше походит на неровные чувства, его закономерно пугало – даже перед лучшим другом говорить о таком было довольно стыдно. Исихаре ни перед собой, ни перед кем-либо не хотелось оправдываться, что он, вообще-то, любил когда-то взрослую женщину, и что ничего детского или незрелого его в Джун никогда не привлекало. И как взрослый разумный человек он закопал эти эмоции далеко вглубь себя.

Для Джун Исихара был скорее как друг. По характеру и общению он был ей приятен гораздо больше, чем кто-либо другой из ближайшего окружения сверстников. За месяц до выписки учителя она всё же осмелилась навестить его в больнице. Настойчивость дежурной медсестры уже почти убила решимость в ней, но стоило высказать неуверенным милым голосом последнее: «Ну пожалуйста, кроме меня из одноклассников никто не захотел его навещать», та разрешила ей зайти не более чем на полчаса.

Медсестра привела её к палате и с порога объявила Исихаре о гостье. Даже без предупреждения он ожидал увидеть кого угодно, но только не Танабэ. Когда она вошла в комнату и поздоровалась, у Яхиро отвисла челюсть, руки расслабились, и книжка, которую до этого читал, по инерции закрылась.

– Как вы, учитель? – стараясь не стесняться, Джун вежливо и бодро улыбалась. – Как самочувствие?

– Я… Да нормально, вроде… – Он всё ещё ошарашено на неё смотрел. – Неожиданный визит, если честно.

– Знаю. Я настаивала, чтобы меня к вам пустили. Фруктов вам принесла, – она показала пакет.

– Правда, спасибо. Надо найти куда бы тебе присесть. Я сейчас.

Он надел тапочки, аккуратно встал и прихрамывая ушёл в соседнюю палату в поисках хотя бы табуретки.

– Вот, – он и правда не нашёл ничего, кроме табуретки, – садись.

Исихара так и не понял, отчего ему неловко больше – оттого, что его в одиночку навестила любимая ученица или оттого, какая несуразная пижама на нём сейчас, и какой он в целом неухоженный перед ней. Это чувство неловкости придавало ему ещё большей молодости, а выражение лица напоминало застенчивого мальчишку.

– Странно, вроде не так близки, а навещаешь меня как близкого друга.

– На самом деле, я впервые кого-то так навещаю. Серьёзно. Да и вы мне действительно как друг. Не то чтобы я скучаю по нашим дополнительным занятиям, но тот старичок, который временно работает вместо вас, такой нудный, невозможно его слушать. Очень вас не хватает.

– Приятно слышать, что хоть кому-то из учеников я так нужен. Как там математика, кстати? – спросил он. Джун ничего не ответила, виновато улыбнувшись. – Понятно. Ничего, за последние полтора месяца наверстаем. Правда, придётся всё-таки собираться чаще одного раза в неделю, ты ведь не против?

– Можно, – податливо согласилась она.

– Как дела с классом?

– В каком смысле?

– Ну, общаешься с одноклассниками? Или всё-таки нет? И как там насчёт… После того случая тебя не обижали?

Джун угрюмо потупилась.

– Не волнуйтесь за это, правда. Всё нормально.

– Ты так только вынуждаешь меня включать в себе назойливого родителя, понимаешь? Я ведь не просто так спрашиваю, а переживаю. Нельзя оставлять обидчиков безнаказанными.

– Вы так переживаете, когда обидчики остаются безнаказанными?

– Вообще-то, да, не очень люблю подобное. Больше люблю поступать по справедливости.

– Вообще-то, я согласна. Но мир далеко не всегда так работает, – начала она в своём умном тоне. – Поэтому мне хочется верить в принцип бумеранга. Или карму. Если наказать не получается, пусть что-то свыше принимает решение, как именно будет страдать человек после содеянного.

– Хорошо, тогда… я хочу побыть тем самым «нечто свыше», и когда я вернусь, все твои обидчики будут драить туалеты и спортзал от пола до потолка. И это как минимум.

– Мне нравится ход ваших мыслей, Исихара-сенсей.

* * *

Хироюки не отказывался от желания узнать о недавно произошедшем.

Предпоследний пробный перед экзаменами тест Хиро написал хуже обычного из-за сопутствующей настроению невнимательности. Это и послужило поводом напроситься к руководителю на дополнительное занятие.

Каждую неделю Хиро верно ждал Джун с дополнительных, особо не задумываясь, почему учитель помогает именно ей, хотя ему за это даже не доплачивают. Один раз, направляясь к классу 3-В, который во время этих занятий почти всегда был открыт, Хироюки услышал их беззаботный, никак не относящийся к математике лепет во время перерыва. Прислушавшись, он заметил в голосах обоих нотки радости и признаки по-настоящему дружеского общения, а не обычный разговор учителя с ученицей. Сам того не понимая, Хиро поддался незнакомому раньше «странному чувству» и на уровне эмоций почувствовал себя крайне скверно. С тех пор он ожидал Джун после уроков только в раздевалке или во дворе на скамейке.

Хироюки пообещал руководителю, что ему нужно задать буквально несколько вопросов, и больше его времени он требовать не будет.

Уставший, Исихара нехотя отложил повседневную работу и нашёл стопку последних тестов. Хиро сидел за ближайшей партой и нервно подбирал слова, которыми можно было бы ненавязчиво сменить тему. Учитель перебрал все листки и нашёл нужный, быстро пробежался по ошибкам, чтобы составить картину, что конкретно стоит сейчас повторить.

– Кстати, Нагаи, – неожиданно начал Исихара, – я тебя всё поблагодарить хотел, да забывал. Слышал, ты с Танабэ с того самого момента хорошо общаешься, часто вижу вас вместе.

У Хироюки перед глазами пронёсся день их знакомства, не забыв напомнить о его причине.

– Хочу сказать спасибо, что не даёшь её в обиду.

– Как-то не думал услышать благодарность от кого-то ещё, кроме неё самой, – Хироюки с дурацким видом почесал голову. – Правда, не стоит. А, Исихара-сенсей, раз уж об этом зашла речь, хочется спросить: вы не знаете, что произошло неделю назад? Ну, насчёт её больничного.

– А она тебе не рассказала? – несколько удивившись спросил Исихара, после подумав про себя, что это вполне в её стиле.

– Она не захотела говорить. Не могу избавиться от мысли, что будь я тогда рядом, ничего бы не случилось. Они обычно даже толпой подходить не решаются.

– Единственное, что я видел, это только то, как мальчишки обливали её холодной водой из шланга во дворе. Ещё как-то умудрились поранить ей руку. Что касается сотрясения, которое она получила явно уже после занятий, тут правды тоже не знаю, так что извини.

Хироюки почувствовал сильную вину, нахлынувшую огромной волной. Внутри мешался винегрет из отравляющих чувств и эмоций; сочувствие, жалость, растерянность и стыд варьировали от малого к большому и почти затуманили голову, как Исихара продолжил:

– Но теперь виновник всего этого беспредела в этой школе больше не учится. Я наконец-то смог его выдворить, – он стал листать его рабочую тетрадь на качество домашних заданий.

– Вы про Накамуру?

Исихара кивнул. Хиро продолжил его внимательно слушать.

– Из-за этого другие как-то тоже поутихли, не замечаешь? Вообще, я этого и хотел. Чтобы, посмотрев на одного, другие поняли, как делать не стоит. А Танабэ живёт теперь хорошей жизнью. Только жаль, что всё случилось так поздно.

– Скажите, Исихара-сенсей. Какие у вас отношения с Танабэ? – в Хироюки разыгралось то самое непонятное чувство.

– В каком смысле? – настороженно спросил Исихара.

– Просто вы так добры и любезны с ней…

– Это моё обычное отношение к ученикам. – Попытался он замять тему.

– Не совсем. С другими я за вами такого не наблюдал. Она не одна, у кого есть проблемы. Но единственная, к кому вы относитесь излишне трепетно. Как будто она стала вам особенно дорога.

Исихара чутка гневно сложил листок с тестом, положил его в тетрадь и уже спокойно положил на парту прямо перед Хироюки. Яхиро сдержанно посмотрел на него свысока, от усталости держа руки крест-накрест:

– Не понимаю, о чём ты. Ты не перегрелся? Или поболтать не с кем? Я готов уделить тебе время, если сильно хочется.

– Нет, я…

– Я ведь правильно понял, ты пришёл только чтобы спросить, знаю ли я, что случилось в тот самый день? Я ответил. Ещё вопросы?

Хироюки растерянно покачал головой.

– Ты хоть и умный мальчик, Нагаи, но позволь дать тебе совет: умные мальчики свой нос в чужую душу не суют.

– Я понял. Простите. – Встав из-за парты, Хиро поклонился, взял тетрадь и пулей, не смотря учителю в глаза, вышел из класса.

Последние недели учёбы у Хироюки и Джун прошли довольно напряжённо из-за непрерывной подготовки к экзаменам. От нехватки живого общения Хиро звонил Джун почти каждый вечер, а иногда даже додумывался заезжать за ней на велосипеде и забирать с собой на прогулку хотя бы на полчаса.

Они определённо точно одинаково переживали по поводу предстоящего расставания. Джун хотела надеяться на лучшее, хоть временами и проскальзывали мысли, что за четыре года может многое измениться, – или она, или он найдут рядом кого-то получше, несмотря на настолько сильную первую привязанность у обоих. В моменте Хироюки становилось уже чисто физически не по себе от того, что их пути могут больше никаким образом не сойтись. И несмотря на этот страх, ему всё ещё как ребёнку хотелось верить в судьбу и то, что предназначенное ему этой самой судьбой обязательно к нему когда-нибудь да вернётся.

Буквально последние несколько дней, сразу после сдачи всех экзаменов, ребята проводили чуть ли не по двенадцать часов вместе, с утра и до конца детского времени гуляли почти до изнеможения от скамейки до скамейки или любой лужайки, где можно отдохнуть. Хиро полюбил брать Джун за руку и представлять, будто они уже пара; полюбил ходить с ней на мелодрамы в кинотеатре и чувствовать, как Джун ненавязчиво прижимается к нему или просто облокачивается; а в один из вечеров, когда у Джун вдруг неприятно разболелась лодыжка, и Хироюки пришлось тащить её на спине, отпечатался в памяти как один из самых лучших дней в его короткой жизни. «Я тут подумал, может, займусь в итоге спортом, – говорил он, размеренно дыша от утомления, – и когда ты вернёшься, я смогу смело взять тебя на руки. Как принц, но без белого коня». Они плескались друг в друга, стоя босиком по щиколотку на берегу реки; делили на двоих по наушнику с музыкой, расширяя вкусы друг друга; читали друг другу по очереди вслух беллетристику. А приходя домой валились с ног и засыпали с улыбкой и теплом на душе.

Джун пришла на церемонию выпуска с радостью от факта, что этот кошмар всё-таки закончился. Едва ли она вообще слушала, что говорил директор или кого из отличившихся по успеваемости вызывал к себе. Умиротворение сменилось ликованием от мысли, что хотя бы этот обязательный период её жизни окончен.

Когда всех распустили по домам, Джун со скромным букетом гвоздик поднялась в учительскую в надежде отыскать бывшего руководителя. Помимо него в кабинете почти никого не было, и стояла тишина. Исихара отлил из термоса в кружку немного кофе, приподнял очки и протёр глаза; надел очки обратно и увидел рядом Джун:

– Здравствуйте, Исихара-сенсей, – негромко поздоровалась она с букетом в руках.

– О, Танабэ, – расцвёл он внезапно. – Как раз хотелось поздравить тебя с выпуском. Наконец-то отдохнёшь от математики, да?

– Да ладно вам. Я, наоборот, пришла вас отблагодарить, – она протянула цветы; он едва видно покраснел, принял подарок и отложил букет на свой стол. – Благодаря вам мир для меня стал чуточку проще, побольше бы таких учителей, как вы.

– На всех такого добра не хватит, знаешь ли, – Исихара расплылся в широкой нескромной улыбке. – Я видел в тебе потенциал и не ошибся. Ты способная девушка. Даже если точные науки не для тебя.

– Это вы так подчёркиваете мою исключительность?

– Ты определённо умеешь стараться.

Яхиро сдержал свои кокетливые настроения и сделал лицо попроще.

– И всё же, спасибо вам. Надеюсь, у вас всё сложится хорошо. Кстати, заранее с днём рождения вас. Удачи. И берегите себя.

– Ты себя тоже береги.

Исихара мягко смотрел ей вслед до тех пор, пока она не вышла за порог кабинета. И тут же дико расстроился оттого, что родился мужчиной.

В день отъезда Джун, Хироюки проснулся ни свет ни заря и стал лихорадочно думать о подарке для неё, который мог бы быть с ней часто и напоминать о нём, попутно ругая себя, что эта идея не пришла ему раньше. Ему не хотелось дарить что-то, что не возымело бы хоть какой-нибудь пользы и лежало без дела, а всё то барахло, продающееся в единственном открытом в такое время магазине, посчиталось мелочным или глупым, поэтому Хиро пришлось искать что-то дома. На секунду-другую подумалось, что можно отдать что-то из своих вещей, например, какую-нибудь футболку, в которой она сможет ходить дома; однако он выкинул это из головы – а вдруг пошло, и она не поймёт. «Да и как я вообще до этого додумался?»

Хиро решил посоветоваться с отцом, пока тот не ушёл на работу. Фукурой предложил покопаться на чердаке в старых плюшевых игрушках.

Хироюки, подумав об игрушках, почти сразу вспомнил своего любимого плюшевого тигрёнка, с которым не расставался до десяти лет. Отыскал его в одной из коробок и удивился, насколько он чистый и до сих пор мягкий. Тигрёнок был пухленький, почти круглый, как подушка, в нижних лапах – шариковый наполнитель, а вата от шеи ушла в пузо, и от положения его головы зависело выражение мордочки. Такой милый, прямо-таки идеальный подарок, подумал Хиро.

С того же раннего утра Нами гоняла Джун по всему дому, чтобы дочь не забыла самых нужных вещей. Ор матери портил всякий настрой, и Джун постоянно боялась забыть что-нибудь важное именно для неё.