Кир – За пределом

Я коротко вздыхаю. Всё это звучит мерзковато, но другого выхода для неё сейчас нет.

– У меня небольшой, но доходный бизнес по подбору домработниц и прислуги для элитных домов, – говорю чётко. – Эта девушка сможет отработать свой долг, не переступая через моральные принципы. Откажется от своих обязательств – я передам ваше заявление в полицию на её имя. В случае бегства попадёт в федеральный розыск. Если хотите, девушка будет иногда с вами связываться, чтобы вы знали, что с ней всё нормально.

Гриша усмехается, по-свойски, но в глазах мелькает интерес.

– И всё-таки непрост ты, Кирилл-батькович, – замечает он. – Идея мне нравится. Дальше я назову сумму, и если она тебе так нужна, ты просто согласишься.

Вопрошающе поднимаю бровь. Внутри неприятно тянет: торг за человека – ненавижу такое, но вариантов мало.

Гриша продолжает:

– Полтора миллиона рублей.

«Да что же я всех переоцениваю-то?!» – скользит мысль, но деланно держу лицо. Девушка поднимает на меня глаза, демонстрируя удивительно чистый светло-серый цвет радужки глаз. Широко моргает, явно прикидывая вероятный срок заключения в золотой клетке.

– Реквизиты для перевода? – спокойно спрашиваю.

– Отправлю на электронку, – кивает Гриша. – Пойдём, перекинемся парой слов, и я напишу заяву для полиции.

Переходим в соседнюю комнату с укомплектованным рабочим столом. Дверь прикрывается, шум из гостевой глохнет.

– Кирилл, ты молодец, мимо своего не проходишь, – Гриша смотрит пристально, без улыбки. – Но смотри. Эта девка только кажется куколкой. Обнесёт золотую лачугу, а ты впухнешь. Она хитрая.

– Ничего, не таких перевоспитывали, – отвечаю. – Справимся. Я же не сразу её клиенту отправлю, там ещё подготовка нужна.

На столе замечаю фото в рамке: ребята в чёрной форме СОБР.

– Так вы собровцы? – интересуюсь, тыкая пальцем в снимок.

– Да, в прошлом были, – подтверждает он. – Вот решили на себя поработать. Было там одно рискованное задание, «награда» – преждевременная пенсия. Мы воспользовались.

– Ну, так это же тоже ко мне, – оживляюсь. – Где есть прислуга, охрана ещё нужнее.

Гриша отмахивается:

– Не-е, охранять прислугу – это не наше. Нужен хоть какой-то движняк: инкассация, сопровождение на встречах, поддержка в силовых акциях. Иначе совсем зачахнем.

– Так есть и частный режимный объект, – говорю. – Но я тебя понял. Если будет нужно – обратимся сразу к вам.

Пора закругляться. Киваю на телефон.

– Проверь баланс.

Проверяет сообщение банка.

– Да, есть, деньги поступили.

Внутри неприятно холодеет – сумма не маленькая, да и сам факт покупки человека давит, но решения уже приняты.

– Можешь забирать девчонку. Ольга зовут. Её паспорт у кого-то из парней. Ещё мне кажется, в ней что-то сломано, возможно, она намеренно хотела подставиться, хоть и боится этого. Я на то и повёлся. Ну знаешь, такое, когда жалко котёнка.

– Разберёмся, – коротко киваю.

– Хорошо. – Гриша протягивает визитную карточку. – Это кореша моего, у него водилы профи и машины люкс-класса. Ну и главное, в это непростое время не останавливаются, продолжают работать.

– Да, то что нужно, – отмечаю. – Ехать далеко. Не хотелось бы на «деревянной» машине трястись.

Пока я заказываю авто, Гриша дописывает и протягивает мне лист заявления.

– На этом всё. Телефон у тебя есть, я всегда на связи, – говорит он.

Выходим из комнаты обратно в гостевую.

– Ольга, как вы уже слышали, меня зовут Кирилл, – обращаюсь к девушке. – Сейчас мы поедем в пансионат. Там вас обучат всему необходимому, чтобы вы смогли работать в нашем агентстве. Тридцать процентов от зарплаты будете получать на руки, остальное пойдёт в счёт уплаты долга. Вы согласны?

Девушка обречённо смотрит на меня, но в глубине взгляда тлеет внимательная искра.

– Согласна, – тихо произносит она.

Уже хочется скорее выйти отсюда и ехать к друзьям, смыть с души липкое послевкусие сделки, но доигрывать нужно до конца.

– Тогда пишите долговое обязательство на моё имя, – спокойно говорю. – И мы уезжаем из города.

Диктую текст, девушка пишет, рука слегка дрожит. В конце ставит роспись. Желаю удачи парням, коротко жмём руки. Машина уже ждёт у подъезда.

Выходим. Свежий воздух бьёт в лицо. Садимся в «Мерс» Е-класса, заранее попросил, чтобы водитель был отделён звуконепроницаемой перегородкой. Уточняю маршрут и прошу заехать в любой общепит, взять что-то перекусить; водитель советует точку, соглашаюсь с его выбором. Нас с Ольгой разделяет массивный откидной подлокотник, отделанный, как и весь салон, чёрной кожей. Девушка будто под прессом пытается держать спину ровно, но выходит плохо. Она смотрит в окно и вздрагивает от моего голоса.

– Оля, меня не интересует вся эта история с Гришей, – тихо говорю. – Но мне нужно знать о твоих мотивах. Выдуманные истории не пройдут, я умею различать ложь. Можешь начать хоть с детства, времени у нас много.

Она продолжает молчать. Машина останавливается возле кафе-столовой, водитель приоткрывает окошко перегородки:

– Вы что предпочитаете: кофе, чай, соки? Мясо кушаете?

– Оля, ты есть-то будешь? – уточняю.

Девушка, не поворачиваясь:

– Кофе. Если можно, курицу или рыбу.

Когда я учился в школе, моим любимым предметом была биология, просто потому, что голос учительницы казался необыкновенно красивым, будто задевал что-то внутри. Кажется, меня надо дисквалифицировать от общения с этой девушкой: её голос – просто близнец голоса той любимой учительницы. Женственно глубокий и мягкий, при этом с чуть резкими, цепляющими нотками. Нет, так не пойдёт. Делаю вдох Света на 50 свечей и выдыхаю в мозг, чтобы проветрился. Вроде подействовало.

Водитель делает заказ, потом передаёт нам два пакета, и мы начинаем есть. Оля ест с аппетитом, я тоже проголодался, да и еда оказывается достойной. Девушка доедает и наконец заговоривает:

– Извините, что я к вам спиной, – тихо произносит она. – Нам ведь ещё общаться, не хочу, чтобы этот мой образ остался у вас остался первым впечатлением обо мне.

Вот девчонки, нашла, о чём переживать. Голос всё-таки цепляет, но уже терпимо. Становится даже немного смешно от собственных борений.

– Да, я понимаю, – киваю. – Можно на «ты»?

– Конечно, можно, – отвечает она после короткой паузы, – но я пока на «вы».

– Оля, можешь не торопиться, – мягко говорю. – Но учти: рассказать всё равно придётся. Я не шутил и не преувеличивал, ложь не пройдёт.

– Хорошо, – она делает вдох. – Наверное, это вообще важно только для меня, так что и смысла нет что-то скрывать. Перед вами бывший оперативный кризис-менеджер крупнейшей транснациональной корпорации с большой долей нефтяного бизнеса в России. Я сделала карьеру в двадцать восемь лет. Естественно, на должности числился уважаемый сорокапятилетний Вадим Сергеевич, но делалось всё моими мозгами. Меня это устраивало, он всё понимал и собирал себе подушку на отставку. Против меня у него даже полшанса не было. Я планировала занять должность… вот сейчас примерно.

Оля на секунду замолкает, собираясь с мыслями.

– Три года назад мы шли с подружками вдоль дороги во дворе, между домами, – продолжает она. – Чётко помню тот вечер. Солнце наполовину ушло за сопку, ярко так светило, лето, клумбы, зелень вокруг. Мы смеялись, прям сильно над чем-то ухахатывались. Я почувствовала толчок в голову: парень на микрогрузовике засмотрелся в телефон и задел меня зеркалом сзади по голове. Он извинился, я сказала, что ничего страшного. Ещё помню, минут пять мы шли, а потом – темнота. И уже отрывками: меня сильно тошнит, всё вокруг кружится, голова болит. Пришла в себя на следующий день в больнице. На голове две шишки: одна сзади от удара о зеркало, вторая на виске – от падения на асфальт. Подружки не успели меня подхватить. Тяжёлое сотрясение мозга с отёком.

Она машинально тянется рукой за спину, ищет салфетки. Пододвигаю ей пачку.

– Потом курс восстановления, – Оля хмурится, будто снова проживает боль, – и началась деградация небольшого, но, как оказалось, важного участка лобной доли. Это я узнала уже через полгода, когда начались проблемы в построении оперативных планов. Я стала упускать важные детали, проявляющиеся только в перспективе. Это ударило по компании. Первый раз простили, на второй раз уволили Вадима. Он слил и меня, да и правильно сделал. Повторное МРТ мозга показало в динамике ухудшение. Процесс замедлился, но своё уже сделал. Нарушились какие-то нейронные связи между аналитическим участком и памятью. Теперь я не могу так же легко оперировать данными, как раньше.

Слушаю молча, чувствую, как внутри скручивается неприятный комок.

– Через пару лет карьера поломойки в вашем агентстве – это максимум, что мне светит, – горько усмехается Оля. – А потом меня останется только на грядку высадить…

Она снова шарит рукой за спиной, нервно комкает салфетку, вытирает глаза.

– Вот и приняла последнее решение в качестве кризис-менеджера собственной судьбы, – говорит она глухим голосом. – Не хочу терять себя, но и на самоубийство не могу пойти, очень страшно. Решила нарваться, но и тут просчиталась: ребята оказались не бандюками, а, наоборот, бывшие боевики из органов. Вы не подумайте, пока у меня ещё всё нормально с головой, даже в шахматы смогу на уровне КМС играть.

Девушка замолкает, смотрит в окно и продолжает мять салфетки. В салоне повисает тяжёлая пауза.

– Спасибо за честность, – наконец произношу. – Мы дадим тебе возможность отдохнуть.

Я действительно не знаю, что ещё сказать. Не могу же я сейчас начать раскрывать, что именно её должен был сегодня найти. А остальное вообще может перепугать до полусмерти. Вот же… Неужели это лучший претендент? Пересматриваю в голове событийный расклад. Блин, Анька! Только теперь замечаю, что почти все второстепенные свёртки – сердечки-черви. И намерение, небось, теми же сердечками подкрасила.

Оля, так-то, хорошенькая, но я пока даже не думал начинать отношения, особенно теперь. Но, с другой стороны, никто об этом, кроме меня, сейчас и не думает. Вот и я не буду.

Протягиваю Оле её сумочку:

– Вот, возьми, приведи себя в порядок. Я могу отвернуться. А то у тебя шея отвалится, так сидишь уже больше часа.

Оля берёт сумочку.

– Можете не отворачиваться, – говорит она чуть мягче. – Просто не подглядывайте.

Я достаю телефон и начинаю набивать запоздалое сообщение Диме: «Мы уже в дороге, будем примерно через полтора часа».

Ответ прилетает почти сразу: «Чего сразу не отписался? Мы тут переживаем. Особняк мне понравился, огромный, конечно, всё добротное, настоящее, сам увидишь».

«Суета была непредвиденная, упустил как-то. Аналитик мне тоже понравился, но вот это как раз лишнее, сам увидишь))» – отправляю. Пусть покусают локти от любопытства. Есть вероятность, что это их совместный заговор.

Оля стирает всё, что размазалось, обновляет чуть заметную розовую помаду и смотрит на меня. Красные глаза не закрасишь.

– А ведь и я бы могла вас попросить рассказать всё по-честному, – говорит она устало, – но мне не хочется. Начну опять просчитывать варианты и возможности. Мне действительно надо отдохнуть. Точно знаю: я вам нужна, и вы не желаете мне зла. Этого пока достаточно. Если не против, я посплю.

– Конечно, отдыхай, – киваю. – И поверь, не пожалеешь, что оказалась на этой дороге.

Может, тоже заснуть? Прямо сейчас попытаться выдернуть её к Жуковскому? Он поставит точный диагноз и, скорее всего, назначит лечение. Нет, так нельзя. Это слишком сильный удар, она может закрыться или, ещё хуже, спровоцировать психическое расстройство. Она точно не сновидящая, её сильная сторона – рациональный разум. Будем действовать осторожно и постепенно.

Пожалуй, и я отдохну. Нервы тоже напряглись, теперь можно и расслабиться.

Сон снится сумбурный, локация – в пустыне. Просыпаюсь от того, что машина останавливается, и водитель объявляет:

– Приехали, конечная точка маршрута.

Выходим из машины. Оля осматривается, оглядывая территорию.

– А это заправка? – тихо уточняет она.

– Машину нужно забрать, – поясняю. – Сами дальше поедем, вон тот «Фольксваген».

Дима оставил мою машину за восемь километров, ключ прилепил под бампером.

Проезжаем семь километров, сворачиваем с трассы, упираемся в шлагбаум. Тот открывается автоматически. Едем ещё полкилометра, объезжая небольшую возвышенность, которая загораживает особняк. Дело к вечеру, но солнце ещё не ушло за горизонт.

Здание постепенно выплывает из-за холма. Облицовка натуральным светло-серым камнем придаёт ему внушительность замкового укрепления: две прямоугольные каминные трубы, нарочито выделенные, отделяют центральную часть от левого и правого крыльев, напоминая крепостные башенки. Становится понятно, насколько большое у нас жилище. Створки кованных ворот разъезжаются, из сторожки нам козыряет человек в чёрной форме охранника.

Оля тоже разглядывает особняк и, по-любому, отмечает, как внимательно я всё осматриваю. Чем быстрее у неё сложится целостная картина, тем лучше. Всё-таки девушка чрезмерно напряжена, видно, что держится с трудом, короткий сон почти не помог.

Машину оставляем перед входом. Четыре квадратные колонны держат на себе необъятный балкон над массивными коваными дверями. Вот с таких балконов дамы и бросали платочек, чтобы начать рыцарский турнир. В окнах уже горит свет.

Проходим под балконом, открываю дверь. Большой зал для приёмов хорошо освещён двумя рядами люстр с каскадами хрустальных отражателей. Зал выглядит живым: видно, недавно поработал клининг, пыли нигде нет.

Друзья спускаются по широкой изогнутой лестнице со второго этажа. Дружно давят приветственные улыбки. Аня смотрит на нас и светится ярче люстры.

Я начинаю с места в карьер:

– Анечка, расскажи, кто тебя надоумил напихать в ПМ-расклад сердечек? Теперь понятно, почему ты тогда так быстро смылась. Подошла к делу с максимальной тщательностью. Даже боюсь представить, что ты ещё вложила в намерение, кроме аналитика. Небось, ещё и по гороскопу подбирала?

Оля ошарашена, видно, что её внутренний аналитик сейчас даёт сбой. Взглядом показываю Ане: мол, наворотила – теперь принимай.

Аня секунду рассматривает Олю, потом решительно подходит и крепко обнимает:

– Оленька, теперь всё будет хорошо. Ты дома.

Девушка обмякает, теряя сознание. Мы с Димой одновременно подхватываем её. Беру Олю на руки и перекладываю на диван, стоящий у стены. На столике стоит графин с водой, наливаю в стакан. Аня укоризненно смотрит на меня и шепчет:

– Кир, ты вообще когда последний раз с девушкой общался?

Шепчу в ответ:

– Она не просто девушка. Я и так выложился как мог, ну не специалист я по девчонкам. Как она?

– Всё нормально, эмоциональная перегрузка, – отвечает Аня, внимательнее всматриваясь в ауру. – Такой ауры я ещё не видела. Она действительно уникум. Так что не надо на меня бочку катить, расклад хороший.

Улыбаюсь:

– Когда ты так выражаешься, у меня культурный диссонанс происходит.

Димон обмахивает Олю подушкой, девушка открывает глаза и задаёт простой вопрос:

– Кто вы?

Мы переглядываемся и не можем сдержать улыбок. Протягиваю ей стакан:

– Мы – друзья, этого пока достаточно. Тебе здесь ничего не угрожает. И, более того, мы тебя не держим. Но хотели бы, чтобы ты пожила в этом доме, осмотрелась.

Передаю девушке паспорт, её расписку и заявление. Оля принимает документы и вдруг начинает рыдать – по-настоящему, громко, навзрыд. Аня активно машет рукой, показывая на дверь:

– Мальчики, идите пока в сад.

Мы выходим. Димон тяжело вздыхает:

– Ну что ж поделаешь, берём паузу на восстановление. Да и Мурзику тоже надо оклематься. Он там побеседовал с Жуковским, разорвал все свои записи и сказал, что надо начинать всё сначала. Сложно ему принять реалии наших практик в сочетании с научным подходом, – друг лукаво подмигивает. – Аналитик-то неожиданно симпатична. Она действительно специалист?

– Судя по карьере, она сильна в своём деле, – отвечаю. – Думаю, реально лучшее, что есть. Приехала с севера около недели назад. Я пересказывать её приключения не буду, пусть сама расскажет – это и в терапевтических целях полезно будет, – делаю строгий вид. – А вот насчёт «неожиданно красива» тут ещё вопрос.

Друг поднимает руки:

– Я не при делах, это всё Анька. Она, конечно, рассказала мне, но уже когда дело было сделано.

– У Оли есть медицинские проблемы, – продолжаю. – В данный момент она лишена большей части своих аналитических способностей. Но я уверен, это поправимо, иначе расклад бы по-другому сложился.

Из дверей высовывается Анна и строго смотрит на нас:

– Олю больше не пугать! Пойдёмте в столовую ужинать.

Мы проходим за стол. Еда была заранее приготовлена и заморожена, теперь разогрета и вкусно пахнет. Посуда тоже соответствует: хороший фарфор, позолоченные вилки и ложки.

Оля протягивает мне свою расписку:

– Кирилл, возьмите. Я вам должна. Не знаю как, но верну эти деньги. Мне так будет спокойнее.

Аня пинает меня под столом. Я молча беру листок.

Дима стучит по стакану, привлекая внимание:

– Денис завтра прилетает, будет у нас в обед. Предлагаю до обеда осмотреть наше имение. Там, в конюшне, есть две ездовые лошадки, один из охранников поможет тем, кто ни разу не садился в седло. Спортзал укомплектован, бассейн наполняется водой. Обсерватория тоже в порядке. Ну и устроим планёрку завтра в десять. Вопросы, предложения?

Оля отодвигает пустую тарелку:

– Дайте мне какое-нибудь задание, чтобы отвлечься. И да, я остаюсь. Мне не нужно много времени, чтобы принять решение.

– Задание найдётся, – киваю. – Во всё сразу мы тебя посвятить не сможем, но и таиться не будем. Ты ведь аналитик, используй свои способности, только без крайностей. Твоя главная задача – максимально быстро восстановиться. Первое, что тебе нужно сделать, – это освоить техники деконцентрации внимания и тренировать их. Методичку получишь. Информационные пристрастия есть?

Впервые за день Оля по-настоящему улыбается. У неё симпатичная улыбка: на левой щеке ямочка, а на правой, кажется, тоже вот-вот появится, что заставляет задержать взгляд.

– Аналитики телевизор не смотрят, – отвечает она. – Они его фаршируют.

Одобрительно киваю и продолжаю:

– Прими это как требование: полный отказ от инфо-мусора на время восстановления.

Оля опускает голову и сосредоточенно говорит:

– У меня есть один вопрос к вам. Я пока не хочу понимать, как именно меня нашли. Но вы точно ждали моего приезда, даже не скрываете это, – девушка чуть слышно, но отчётливо спрашивает: – Вы знали о моей проблеме?

Аня придвигается к Оле поближе:

– Нет, этого мы не знали, как и не знали, что встретим именно тебя. Пожалуйста, настройся на то, что мы решим эту проблему. Иначе ты бы тут не сидела.

Оля выпрямляется и оглядывает нас, в уголках её глаз поблескивает капельками надежда.

– Спасибо вам, – шепчет она. – Я очень устала. Ань, покажи, пожалуйста, где моя спальня.

Девушки выходят из столовой, дверь за ними закрывается.

Димон передвигается ближе.

– Ну всё, выдохни, бобёр! Дело сделано, а трудности нас делают сильнее.

Улыбаюсь другу.

– Показывай хоромы.

Дизайн в целом консервативно соответствует стилистике дома. Кубические узоры напольной мраморной мозаики в коридорах прикрыты ковровыми дорожками с чёрно-белым готическим принтом.

Два полукруглых лестничных пролета спускаются со второго этажа, как бы сходятся к центру зала. Поднимаемся на верх.

Вот и моя спальня: аскетичный и довольно стильный лофт. Кровать будто выросла из пола огромным пнём – круглая и невысокая. Две овальные тумбочки, вообще всё в комнате круглой или овальной формы.

Ребята позаботились о моих вещах, два чемодана стоят возле раздвижного шкафа.

Потом разберу, выхожу у парапета стоит Димон и разглядывает просторы приемного зала.

– Дим, ты не против вечерней тренировки?

– Конечно, пошли, – кивает он.

Заходим в спортзал. С одной стороны – зеркала в пол со станками, с другой – тренажёры, на стене баскетбольное кольцо. Пол – ореховый паркет, чуть пружинит под ногами. На стене – стенд с рапирами, шестами разной длины. Дима туда же пристроил тренировочные клинки Дениса и защиту.

– Ну давай уже, – ухмыляется он, – хвались своими достижениями.

Друг протягивает перчатки и рапиру. Надеваем защиту и шлемы для фехтования.

– Атакуй, – с азартом бросает он.

Сонарное зрение при мне, только докидываю Света, чтобы добавить детализации и скорости восприятия. Делаю резкий прямой выпад. Димон уходит, прикрываясь блоком, и сам выходит на контратаку. Максимально расслабляюсь, внутреннее время ускоряется, всё вокруг замедляется. Вот теперь нужно включить безмолвие: голова проясняется, рисунок боя фиксируется сам собой.

Начинаю движение. Разгон сознания лишь немного проседает при резких манёврах. Клинок друга двигается медленно, будто под водой. Легко отвожу его блоком в сторону. Выпад. Друг начинает отклоняться, опережаю, секу вдогонку. Клинок касается защиты, но не встречает сопротивления, просто проходит, будто сквозь призрака. Ловлю себя на том, что если ещё немного ускорю движение, порвутся связки. Оставляю как есть, отключаю безмолвие и уже в нормальном режиме делаю кувырок, гася инерцию.

– Димон, поздравляю, – выдыхаю. – Это реально достижение. Скорость-то и раньше демонстрировали, но неуязвимость?! Как это работает?

– Примерно так же, как и со скоростью, – отвечает он. – Безмолвие позволяет активировать тело сновидения. Правда, Свет при этом расходуется очень быстро, напрямую из резерва. На этот твой «тычок» ушло пятьсот свечей. Но оно того стоит, это же реально суперспособность!

– Да это вообще прорыв, который мы ещё долго будем осознавать, – киваю. – Значит, активированное тело сновидения при помощи Света позволяет обходить законы физики. Нужно отдать это Мурзику на проработку, физика – по его части.

– Мало того, теперь большую часть времени вам придётся его терпеть, – усмехается Дима, снимая шлем. – Иначе мы его можем потерять. Ты ещё его не знаешь: учитывай тот момент, что ему два месяца от роду. Разума там много, а мудрости – ноль. Кир, пожалуйста, убеди Мурзика, что сладкое вредно для здоровья. Заколебал: жрёт, а мне потом километры наматывать, сжигая калории.

Улыбаюсь, хлопаю друга по плечу.

– Постараюсь.

– Ладно, давай, до встречи! – он направляется в раздевалку. – Обещания надо выполнять, Мурзик ждёт своего выхода. Я тоже буду изредка появляться. Зарядку не проспи.

Друг закрывает за собой дверь раздевалки. Через пару минут выходит гений: тот же тёмно-синий джемпер грубого трикотажа и белая рубашка. На лице – щетина и очки. Теперь он ещё меньше похож на Диму, вроде даже форма черепа изменилась, хотя черты лица по-прежнему узнаваемы.

Он протягивает мне руку:

– Кирилл, мы с вами ещё не знакомы. Меня зовут Мурза Ибрагимович.

Жму руку.

– Здравствуйте, Мурза. Как вам дом?

– Много пространства, это хорошо, легче думается.

Тяжеловато начинать общение один на один с человеком, который вроде тот же, но другой. Обращение на «ты» сейчас кажется неуместным.

– Вы уже разобрались с устройством обсерватории? – интересуюсь.

– Конечно, – оживляется он. – Это лучшее место во всём доме. Пойдём, покажу.

Выходим обратно в зал. Под левой лестницей обнаруживается маленький лифт, поднимаемся на четвёртый этаж, затем по узкой лестнице – в купол. Просторное круглое помещение, в центре – массивный телескоп на механизированном постаменте. Вдоль стен – шкафы с измерительными приборами, склянками, весами; есть и письменный стол, и большой удобный диван. Классическая лаборатория учёного, видно, что именно под такой антураж и создавался дизайн.

– У вас прям рабочий кабинет, – замечаю.

– Так и есть, – подтверждает он. – Тут буду проводить большую часть времени.

Мурза на секунду отвлекается, затем внимательно смотрит на меня: