Кир – За пределом

– Так вы уже всё решили, что ли? – удивляюсь.

– Нет, просто знаю владельца. Можете начинать поиск подходящего мастера, договорюсь. Зуб даю! – улыбается он.

От неожиданности я чуть не брызгаю минералкой. Хороший мужик, с юмором. Сдаётся мне, законы притяжения в человеческих делах работают не хуже, чем в космических сферах.

Опережая мой следующий вопрос, агент поясняет про налоги:

– Посещений разных органов не будет, всё урегулировано. Так же, как с пожарной и санитарной службами.

Беру ручку и начинаю подписывать договор. Алексей следует моему примеру.

– Один нюанс, – добавляет он. – Как тут закончим, поедем в банковское хранилище. Договора под два ключа – в ячейку, на хранение. Доступ через меня, но, скорее всего, они вообще не понадобятся. В случае досрочного форс‑мажора с вашей стороны и если недвижимость в порядке, ни о чём можете не беспокоиться. Съезжаете спустя три месяца – запускается процедура возврата залога. Первый транш ожидаем от вас в течение трёх дней, но на всё – не более недели.

Он протягивает руку:

– Поздравляю, можете въезжать. Охрана предупреждена и будет в вашем распоряжении до тех пор, пока не завезёте своих бойцов. Временный управляющий всё объяснит по коммуналке, обслуге и окружающей инфраструктуре. Посоветую оставить его в должности приходящего управляющего для руководства клининговой бригадой.

Пошёл выносить мусор и по дороге умудрился снять поместье, а мусор так и не выкинул. Вот это я понимаю – свободная страна, что называется: «были бы деньги».

– Алексей, спасибо вам!

– Помните начало нашего разговора? – прищуривается он. – Я обещал вам бонус, и вы его получили!

Ага. Ничего, что я даже не торговался? Конечно, это ради нашей безопасности, но он‑то этого не знает. Улыбаюсь:

– Да, это приятно.

– Кстати, изначально ваша премия – один миллион рублей, теперь увеличена на полмиллиона. Премия ежегодная. Высылайте реквизиты.

Жирный заключительный аккорд в привязке внимания Алексея: теперь он предупредит нас, даже не подозревая об этом. Агент доволен.

Стук в дверь – курьер из сушечной приносит два внушительных сета.

– Как вам японская кухня? – интересуется Алексей.

– Мне нравится, иногда заказываю.

Чокаемся роллами с красной икрой. Когда я только успел проголодаться?

– Алексей Сергеевич, можно вашу визитку?

Агент окончательно превращается в добродушного дядьку.

– Берите две, – протягивает он карточки. – Может, ещё кому понадобится моя помощь.

– Алексей, вот честно, – говорю, – у меня такое чувство, что мы ещё воспользуемся вашими услугами. И это для вас будет чрезвычайно выгодно.

– Буду рад помочь, – улыбается он. – Да даже без денег, не всё же ими мерить. Жаль, что у вас всё так засекречено, можно было бы и на пикник, после карантина.

– Ну, мы в начале пути. Вот поднимемся повыше – тогда и на пикник можно будет.

– Прорвётесь, – серьёзно кивает он. – От сердца желаю вам удачи. Сейчас звякну другу – он нас без проблем доставит в банк.

Поездка на скорой помощи в банковское хранилище занимает минут десять. Машин мало, даже мигалку не включали. Договора – под замок, ключ в карман, теперь можно и домой.

– Я там мусор у вашей двери оставил, вы уж извините, – вспоминаю.

– Мелочи, не беспокойтесь, – отмахивается он. – Можете уже раздавать ЦУ управляющему, его контакт у вас есть, просто в первом сообщении отправьте номер договора. Хорошего вечера!

Жму протянутую руку. Довозят до подъезда.

– И вам всего хорошего.

Машина скорой, разъезжаясь с полицейской, скрывается за поворотом. Полиция останавливается возле нашего подъезда, дверь авто открывается, и довольная Аня выбирается из машины.

– О, меня встречают, как мило! Ну, помогай тогда, – протягивает мне объёмную, но лёгкую сумку, а у самой ещё две такие же.

– Спасибо, парни, хорошей смены вам! – машет она в сторону экипажа.

Лейтенант возле водителя‑сержанта весело козыряет:

– Анна, постарайтесь не нарушать режим карантина.

– Больше ни‑ни. Да меня и не выпустят уже, наверное, – смеётся она.

Машина уезжает. Садимся на лавочку перед подъездом.

– Как тебе пиковый туз? – Аня поднимает один из свёртков. – Это заключительная свёртка на сегодня, завтра твой дебют.

– Ага, хорошо, – киваю. – Надеюсь, Жуковский доведёт моё знание ПМ до идеала.

Аня внимательно смотрит на меня.

– А почему это у тебя такая довольная аура? Прям эйфория. Чего затеяли? Рассказывай. Всё равно там ещё этот невротик в свитере, – кивает в сторону подъезда.

– Решили Дениса взять начальником безопасности, – делюсь первой новостью. – Он послезавтра должен приехать.

Анька прищуривается.

– Это очень хорошее решение, – говорит она. – Но вот фейерверк вокруг тебя говорит, что это даже не половина новости. Давай уже колись. Я же ещё в машине это заметила!

– Помнишь, у КК есть такое испытание – «прыжок веры» называется? – начинаю издалека. – Там типа со скалы нужно прыгнуть и в полёте открыть что‑то вроде портала… ну или разбиться, если не откроется.

Она делает большие красивые глаза:

– Кто прыгнул?

– Да мы все вместе и прыгнули, в финансовом плане.

Почувствовав, что получила козырь против "шпилек" от Димона за шопинг, она аж расцветает.

– Вот вас вообще нельзя оставить… – качает головой, но в голосе больше радости, чем укора.

Теперь уже не скрываясь, сосредоточенно меня разглядывает:

– Погоди, это что же за сумма должна быть – на такую‑то яркость? Давай уже выкладывай все подробности!

– Нам же нужно завтра аналитика куда‑то поселить, – напоминаю. – Вероятность, что он местный, маленькая. И Денис Дмитриевич послезавтра приезжает. Мурзику опять же уединиться нужно, не будем же мы каждый раз из дома уходить.

Прозорливица погружается в задумчивость.

– Как‑то твоё объяснение всё ещё не дотягивает до твоего состояния, – медленно произносит она. – Но говоришь правду. Ну всё, не томи, показывай.

Разблокирую телефон, открываю галерею. Вместе начинаем рассматривать профессиональные фото: восемнадцать шикарных спален, в основном два стиля – первый для короля и королевы, второй – современный дорогой. Две спальни в лофт‑стиле, практически без острых углов. Сразу тычу в одну из них:

– Чур, это моя!

Аня молча листает фотки, а глазки‑то как заблестели – того и гляди, в истерике от счастья забьётся. Целует меня в щёку и тычет пальцем в экран:

– Там самый настоящий бальный зал, квадратов восемьсот не меньше! Как тебе это удалось?! Я же и так и сяк намекала, что нам пора бы дом сменить, даже прямо говорила, а он всё уворачивался…

– Сам до сих пор в шоке, честно, – признаюсь. – До последнего надеялся, что Дима меня одёрнет, а он только обрадовался.

Похоже, у Ани случилась лёгкая контузия от свалившегося на голову счастья. Естественно, все вопросы отпали, кроме одного:

– Когда можно заезжать?

Ну тогда держи контрольный по голове.

– Да хоть сейчас! – улыбаюсь. – Только, пожалуйста, без обмороков.

– Ага, хорошо. Кир, ты просто не представляешь, что это для меня значит, – Аня уже наполовину в своих воспоминаниях. – В детстве наша семья жила в бараке, одиннадцать человек в двух комнатах. Конечно, не всё так ужасно, жили дружно. Частенько я забиралась под стол, занавешивала одеялами створки, расставляла кукол и устраивала балы, потом закрывала глаза и в мечтах кружилась по залу.

Снова показывает в экран:

– По вот этому залу! А если совсем уж честно, то эта мечта никогда меня не оставляла. Только люди в ней менялись и становились старше.

Ну, настоящая девочка: то в восторг, то чуть не плачет.

– Теперь, получается, я стану хозяйкой бала, а не гостьей, – шепчет она. – Это, пожалуй, даже больше моей мечты.

Пихаю в бок мечтательницу:

– Ты как? Идти уже можешь?

Смеясь, поднимаемся с лавочки. Перехватываю второй пакет, и мы заходим в подъезд. Вставляю ключ в замок. Аня давит на звонок.

– Лучше так, – шепчет, – а то ещё напугаем Мурзика.

Открывает Димон.

– Ну, вы как раз вовремя, – довольно сообщает он. – Я только‑только выпроводил Мурзилку и чайник поставил.

Смотрит на наши руки и саркастически улыбается:

– Кир, ты что, тоже подцепил шоппинг‑вирус? В маске же был.

– Не‑е, это без меня, – отмахиваюсь. – Просто столкнулись у подъезда.

Аня незаметно подмигивает мне:

– Любимый, ну ты же понимаешь, что я не могла пройти мимо филиала настоящего французского ателье.

Димон строит из себя гипертрофированного скрягу:

– А деконцентрация на что? Значит, на глубине двадцати метров, в темноте, без воздуха получается сохранить разум, а рядом с бутиком превращаешься в зомби?

Анька не теряется: выхватывает у меня пакет, вытягивает вперёд руки со свисающими покупками, закатывает глаза и, подволакивая ногу, двигает на Димона. Повисает на нём и начинает разукрашивать его помадой со своих губ.

– Ладно, хватит подлизываться, – сдаётся он. – Да поделюсь я с тобой мозгами, прекрасная зомби. Раздевайтесь, мойте руки, будем ужинать.

Дима уходит на кухню, Аня – в комнату, я – в ванную. У двери меня перехватывает Анька.

– Давай ещё немножко потянем, пусть сам скажет.

– Как скажешь, мне не жалко.

На столе остатки деликатесов: всё аккуратно нарезано, вилки разложены возле тарелок, бокалы наполнены виноградным соком. Аня с интересом разглядывает стол.

– У нас событие?

Димон галантно отодвигает перед ней стул.

– Да, есть такое. Годовщина нашей случайной встречи перед знакомством.

Аня удивлённо поднимает брови.

– Даже так? А почему мы раньше её не отмечали?

– Ну как же, – усмехаюсь. – Тогда мы с Димоном были, когда я споткнулся о твой огромный пакет из «Гуччи».

Мы дружно загыгыкали. Протягиваю ключик другу. Он берёт его и торжественно передаёт Ане.

– Прими по праву хранительницы очага…

Димон смотрит ей в глаза и тяжело вздыхает:

– Дорогая, вот смотрю в твои глаза и думаю: вы что, решили измотать меня? Я тут уже десять минут пыжусь, гашу ауру, изо всех сил уворачиваюсь от твоего "детектора". А ты, оказывается, уже в курсе!?

Предвидя следующую пикировку в мою сторону, перехватываю инициативу.

– Да ты посмотри в её зелёные глаза, – показываю пальцем. – Цвет точь‑в‑точь как у дисплеев военных радаров, и возможности такие же. Она меня за минуту раскусила.

Аня придвигается к мужу и обнимает его.

– Во‑первых, серо‑зелёные, – поправляет. – Во‑вторых, дорогой, спасибо тебе и всему тому, что сберегло и соединило нас с тобой там, в Китае.

Девушка берёт бокал, мы присоединяемся.

– Давайте обнимем друг друга вниманием и выпьем за начало того, чего мы пока не понимаем, – говорит она. – Наша дружба зарождает нечто новое… Мне сложно это описать, ребят, честно. Вижу, будто над нами разгорается звезда.

Выпиваем. Дима берёт слово.

– Фотки резиденции уже все видели, – напоминает он. – Денис дал своё согласие, и послезавтра будет здесь. Верю, что завтра нам станет доступна вычислительная мощь аналитика.

Хлопаю себя по лбу.

– Совсем забыл сдать свою квартиру, так увлёкся процессом…

– Да всё нормально, – отмахивается Дима. – Не нужно сдавать, нам не помешает квартира в городе. Что там тех денег с неё?

– Если так, то хорошо. Как дела у Ибрагимовича? Он же должен был видеть фотки, порадовался новому дому?

Димон морщится.

– Не очень. Зашёл в тупик наш гений. Никак не может выбрать направление исследований. Сейчас он максимально уязвим, поэтому при каждом удобном случае хвалите его.

Понимающе киваю.

– Мне доброго слова не жалко, правда, я с ним ещё не пересекался.

Аня успокаивающе улыбается.

– Тебе лишь можно позавидовать.

Поднимаюсь из‑за стола.

– Давайте уже готовиться ко сну. Если получится осознать себя во сне – не дёргаемся, сразу переходим в режим «найди меня», то есть громко и чётко объявляем: «Кирилл, я здесь!» Если придёт спрайт в моём лице – игнорим.

Достаю распечатку.

– Вот справка по совместным ОСам: «Спрайт знакомого человека во сне является аналогом ссылки на сайт. Чтобы перейти к настоящему телу сновидения персоны, нужно как бы кликнуть по спрайту. Аналогом этого действия служит присоединение и ведение из НЛП. Встреча реального человека во сне – из ряда вон выходящее событие, спрайты это имитировать не умеют и спутать невозможно». Будем проверять. Осознав себя, постарайтесь пригасить эмоции.

Хлопаю ладонями.

– Всё, по коням!

Аня хихикает.

– Тоже мне Будённый.

Уже в комнате остужаю бурлящие эмоции. При помощи ДКВ гашу говорильню в голове. Выполняю цикл упражнений деконцентрации, в конце – созерцание. Приятная усталость автоматически запускает раскачку фантомного тела – так лихо, что аж дух захватывает, – и меня выкидывает.

Оказываюсь на подоконнике. Глянул на кровать – тело под одеялом. С ним буду разбираться потом. Света осталось двадцать процентов, надо пополнить запасы.

Толкаю створку окна, она открывается наружу. Высота внезапно ощущается всерьёз, и на секунду становится не по себе. Страшновато сделать первый шаг – восприятие уговаривает, что всё по‑настоящему. Но преодолеваю себя и вываливаюсь, повисаю, медленно спускаюсь к подъезду, который смотрит на меня чёрным порталом.

«А пусть он приведёт меня под Эйфелеву башню», – формулирую намерение, делаю шаг в темноту – и оказываюсь на лужайке под огромными железными лапами парижской гордости. Поздний вечер. Вокруг много огней, башня усыпана миллионами лампочек. По пешеходным дорожкам прогуливаются парочки. Вдалеке виднеется мост через Сену, тоже весь в иллюминации. Секунду просто стою и впитываю картинку: мир кажется одновременно хрупким и кристально чётким.

Хочется покреативить со сбором света. Выбираю позицию для обзора, чтобы в поле зрения было как можно больше огней. Растягиваю внимание на всё сразу, оптом. Максимальный акцент на светящиеся точки – и вдох.

Бар маны быстро наполняется, вспыхивает и упирается в максимум. Меня буквально распирает изнутри, ещё немного – и вывалю всё назад. Перевожу внимание на физическое тело – нет контакта. Добавляю в образ дверь подъезда, даю команду на сброс.

Ух, чуть не лопнул. Зато получилось: уже стою у кровати. Тогда займусь своей тушкой.

Только подумал – и становится как‑то не по себе. Реализм прибавился, теперь чётко вижу своё лицо. Вид себя спящего одновременно притягивает и отталкивает. Есть в этом какая‑то первобытная жуть, будто смотришь на себя из чужого мира.

Делаю шаг вперёд. Возникает мощное отвержение самого факта, что это я на кровати. Через «не хочу» протягиваю руку к лицу, касаюсь щеки. Миг – и меня подбрасывает к потолку, начинает мотать из стороны в сторону, как тряпку на ветру. Ощущение, будто сижу на спине разъярённого быка и бешено пытаюсь удержаться. Всё сильнее тянет в тело, я сопротивляюсь, но поток сносит.

Уже ловлю ощущения физического тела. В области солнечного сплетения возникает плотное давление. Устремляюсь к телу и зависаю лицом к лицу, рассматриваю в подробностях физиономию спящего себя. Тревожность исчезает, возникает мгновение осознания с третьей точки: я – тот, кто наблюдает, и эти двое тоже моя часть.

Открываю физические глаза, смотрю в потолок. Нет обычного чувства просыпания – я именно открыл глаза, без всякого перехода. Мыслей нет, внутренний диалог молчит, хотя думать можно, но состояние безмолвия куда привлекательней. Бар маны показывает сто процентов, и есть чёткое понимание, что общий объём вырос.

Встаю с кровати, включаю свет. Стараясь не шуметь, беру учебный клинок, делаю несколько выпадов, связку, блок, отход. Движения плавные, ошибки есть, но значительно меньше. Чувствую сверхъестественную уверенность в себе, будто сняты все ограничения. Каждое движение приносит радость, тело слушается, как хорошо настроенный инструмент.

Проверяюсь на турнике – результат на треть выше обычного, серьёзный прирост. Видимо, это и есть настоящая «Остановка Внутреннего Диалога». Значит, нужно из него выйти осознанно, чтобы иметь возможность фиксации для последующей активации. Ещё раз хорошенько отслеживаю все ощущения: тишина внутри, лёгкая плотность внимания, ясность движений.

Начинаю в уме обратный отсчёт: десять, девять… ноль. Состояние становится обычным, переход заметить не удаётся, как будто кто‑то незаметно щёлкнул тумблер. Очень странно: ничего подобного никогда не испытывал. И вот сейчас понимаю, насколько полными были все ощущения минуту назад.

Это определённо нужно использовать во время тренировок – да и не только. Правда, общаться в таком состоянии будет сложно: думать там труднее, чем делать, будто сами мысли сразу становятся действием. Надо будет ребятам распиарить настоящий ОВД. Пусть осваивают как можно быстрее. Правда, как к этому должен прийти сталкер или видящий, не имею понятия, но это уже их личное дело.

Можно дальше спать: следующая остановка в шесть утра, телу сновидения тоже нужен отдых.

Будильник уже не раздражает, наоборот – интерес влечёт скорее встать, сбросить сонное состояние. Предрассветный квест пройден. У ребят тоже какое‑то шевеление, но мы договорились в это время не пересекаться, чтобы не выпадать из режима.

Обратно в кровать. Закрываю глаза и просто наблюдаю за мыслями, каждый раз одёргивая себя, если начинает литься мусор сознания. В какой‑то момент само ожидание превращается в мысль – и вдруг обнаруживаю себя сидящим на краю кровати, чего‑то жду.

Понял, не дурак. Встаю, провожу «диагностику систем». Все части тела на месте, с пальцами только перебор – шесть штук, ну, больше не меньше. Гляжу на себя спящего в кровати. Наконец‑то вижу, как есть, без маскировки одеялом. Лежу на боку. Всё‑таки надо худеть – вот же животяру отрастил.

Тревожности нет, но теперь точно связываю себя осознающего и спящее тело как одну сущность. Тело трогать не буду – надо срочно к Жуковскому и разыскивать ребят.

Подхожу к двери, пытаюсь ухватить ощущение своего стабилизированного шара сновидений с домиком. Закрываю глаза, открываю дверь и делаю шаг – в мягкую траву.

Сегодня солнечно. Летают бабочки в поисках цветов повкуснее, поют птицы на несколько голосов, кузнечики тянут трель. Жуковский делает вид, что красит стену. Дом он успел преобразить в довольно большую двухэтажную помещичью избу из брёвен небольшого диаметра, но стиль всё‑таки соскользнул в современность – панорамные окна, куда же без них.

Крыша покрыта гладкими и блестящими черепичными плитами из глазурованной керамики. Они сверкают на солнце, будто дом усыпан драгоценными камнями. Фасад в меру украшен резными декоративными элементами и изящными узорами. Широкое крыльцо выдается метров на восемь, накрыто крышей‑карнизом, опирающейся на столбы, увитые каким‑то очень пушистым вьюном, больше похожим на зелёную шубу. Всё это напоминает не просто крыльцо, а целую беседку. С левой стороны двери – стол и стулья, картинка завершена. Входные резные двери будто зазывают внутрь.

Впечатлил. Молодец, Николай Григорьевич постарался.

Заметил меня, показывает на вход.

– Какие люди! Заходи, угощение уже всё на столе.

Проходим внутрь. Почти весь первый этаж занимает зал‑столовая. Вдоль окон стоит широкий стол, по четыре стула с двух сторон и по одному с торцов. На полу светлый паркет, как будто покрытый тем же составом, что и черепица: слегка поблёскивает, но не слепит, и через слой видно живое дерево. Полированный, но не скользкий, идеально для танцев.

Большой камин‑очаг с кованой оградкой выдается из стены вместе с дымоходом. Выложен чёрным полупрозрачным камнем, кладка нарочито асимметричная, но всё подогнано идеально. Перед камином – большой чёрный меховой полукруг, похожий на медвежью шкуру, только ворс мягче. Едва сдерживаемая красота – так можно назвать всё, что попадается на глаза.

– Молодец, Жуковский, времени не терял, – оглядываюсь. – Мне очень нравится, прям чувствуется русский дух.

– Тут можно устраивать баталии и балы, – довольно кивает он. – Не то что в прежнем домике, даже размахнуться негде было.

– Сенсей, помоги, нужно улучшить бар маны. Вроде запас возрос, а в процентах это не увидишь, надо в цифры перевести.

Жуковский берёт из посудного шкафа свечу в подсвечнике и ставит на стол.

– Зачерпни десять процентов из запаса. Зажги эту свечу.

Выполняю указание. Вдох, аккуратно удерживаю в себе нужное количество, бар подтверждает: в остатке девяносто процентов. Зажигаю свечу. Жуковский её тут же тушит.

– Снова зажигай.

Опять задувает. Всё повторяется по кругу.

– Понял смысл? – уточняет он.

Киваю.

– Надо посчитать, сколько смогу зажечь свечей на эти десять процентов, – проговариваю вслух. – Полученное число умножить на десять – это и будет мой запас.

– Кирюша, ты умница, быстро соображаешь! – улыбается. – Действуй.

Десяти процентов хватает на сто пятнадцать поджигов. Значит, общий запас около 1150.

– Теперь нужно это как‑то отразить, – заключает Жуковский.

Он отодвигает стул и садится.

– Сейчас у тебя осталось ровно тысяча. Вот и прожги это число прямо на внутреннем экране, под баром маны. Только перед единицей поставь пять нулей, мало ли вдруг тебя разнесёт.

Выполняю. Зажигаю первый ноль – ощущение, будто на солнце глянул: чуть больновато и немного ослепило.

– Как‑то это… неприятно, – морщусь.

Николай смеётся:

– Терпи, атаман, генералом станешь.

Дорисовываю последние цифры, получается 975. Всё правильно: сам прожиг забрал часть запаса.

– Заодно прожги в понимании, – добавляет он, – что это лишь индикатор. Не полагайся на него полностью, не забывай ощупывать вниманием свой резерв. Чего ещё изволит барин?

Жуковский выглядит довольным.

– Мне бы друзей сюда вытянуть, – формулирую следующую задачу.

– Понял, не мешаю, – кивает он. – Свет не используй, спрайт должен быть чистым. Я наверху, если что.

Поднимается по боковой лестнице на второй этаж.

Подхожу к входной двери, закрываю глаза и представляю Диму. Чуть за метр девяносто, выше меня на дюжину сантиметров. Седины чуть меньше, чем чёрных волос. Улыбка – обязательна, куда без неё. Глаза при таком освещении, наверное, серые будут: они у него всё норовят подстроиться под свет. Плечи чуть шире… Вроде похож.

Вызываю то самое ощущение, которое возникло между нами, когда я встречал ребят дома. Резко открываю дверь – и отшатываюсь.

В проёме стоит Димон и озирается. От него исходит какой‑то невидимый, но ощутимый свет, особенно ярко светятся глаза, наполненные жизнью. На их фоне всё вокруг блекнет, человеческая красота бьёт по чувствам сильнее любой архитектуры.

Фигура друга начинает таять. Сверху, шурша складками кимоно, спускается сенсей и на ходу командует:

– Возьми его за руку, только не резко, осторожно, и перекачивай в него свой свет маленькими порциями, по единичке.

Выполняю команду. Димон снова становится плотным, очертания стабилизируются.

– Я же так понимаю, он собственной персоной? – уточняю.

– Да, – кивает Жуковский. – Видимо, у вас сильная связь. Пусть попривыкнет, настроит свои ощущения.

Димон как блаженный озирается, пожирая всё вокруг взглядом.

– Со мной всё хорошо, даже как‑то чересчур, – говорит он.

Голос друга стал более грудным и глубоким. Мы всё ещё держимся за руки.

– Ты давай бери в руки эмоции, тоже мне сталкер, – ворчу. – Присосался хуже пиявки.

Друг кивает, делает пару медленных вдохов‑выдохов.

– Попробуй отпустить руку, – предлагает Жуковский.

Размыкаю пальцы. Вроде всё стабильно, Димон не растворяется. Жуковский протягивает ладонь:

– Николай Григорьевич.

– Дмитрий. Приятно познакомиться, – отвечает тот и, рассматривая сенсея, добавляет: – Я ваш портрет на уроках физики разглядывал.

Жук отмахивается:

– Двоечник. Учиться надо было, а не интерьер разглядывать.