Разлучница для генерала дракона

Кожа дочки еще сильней побледнела, глаза затуманены. Каждая минутка казалась мне мучением, словно я наблюдала, как уходит из жизни, погибает драгоценная частичка меня.

Величественные стены чужой детской, покрытые выгоревшей позолотой и тяжелыми гобеленами, казались мне чужими – такими же холодными, как и безмолвное сердце этого дома.

Я даже не обращала внимание на окружающих. Я знала только то, что ровно в шесть экономка пьет чай, устраивая себе целый ритуал.

И что жена генерала каждый вечер наряжалась и куда-то уезжала. Но перед этим служанки сбивались с ног, нося то платья, то ленты в ее роскошные покои.

В такие моменты я сидела у окна, баюкала маленькую Каролину, и спрашивала у экономки, пытаясь скрыть свою тревогу в голосе:

– Когда приедет генерал? Когда он вернется домой?

Но она всегда повторяла: “Скоро!”. И лишь изредка интересовалась, а какое у меня к нему дело.

Я же понимала, что рассказывать щепетильной, боящейся любой заразы женщине о болезни моей дочки было бы верхом глупости. Поэтому осторожно съезжала с темы.

Сквозь трещины в сердце я пыталась сохранить спокойствие, но внутри все трещало – как разбитое стекло. Мне казалось, что теперь время идет слишком быстро, и каждая секунда – это шаг к утрате, которую я не могла предотвратить.

Проснувшись рано утром, я сразу почувствовала, что что-то не так.

Глава 14

В комнате стояла тишина, такая же, как обычно, если не считать тихого, слабого дыхания, исходящего от моей малышки. Ее дыхание было почти неслышным. И между вдохом и выдохом проходило несколько секунд.

“Всё. Это конец!” – подумала я, понимая, что вот-вот случится неизбежное.

Когда я приблизилась к Мелиссе, сердце мое сжалось.

Я заметила, что она совсем не шевелится, и внутри меня мгновенно поднялась волна паники. Ее ручки, которые раньше хотя бы цеплялись, сейчас были безвольными.

Мои руки задрожали, когда я осторожно взяла дочь на руки. Тело крошки было холодным, словно она уже умерла, и я почувствовала, как ледяной страх охватывает меня.

– Господи, помоги… – мой голос задрожал, и слезы хлынули из глаз.

Я быстро вытерла их рукавом, чувствуя, как сердце сжалось до боли.

Руки мои дрожали так сильно, что я чуть не уронила дочку.

Слезы теперь струились по щекам, капая на белоснежную пеленку. Я рыдала, словно человек, потерявший все, и внутри ощущала, как вся моя сила уходит, уступая место отчаянию.

Дыханием я пыталась согреть ее маленькие ручки.

– Не умирай, пожалуйста, – прошептала я, сжимая ее в объятиях. – Не покидай меня… Ты – всё, что у меня есть! Ты – то, ради чего я живу.

Внутри меня всё сжалось, словно я держала в руках крохотное зеркало своей боли.

Я встала, чуть задыхаясь, посмотрела на часы, опомнилась и поспешно пошла к генеральской дочке, чтобы успеть накормить её грудью.

Маленькая Каролина, крошечный комочек, лежала у меня на руках, а я смотрела на нее и думала о своем горе.

В этот момент я почувствовала себя эгоисткой, ведь эта малышка тоже лишена чего-то важного.

Она лишена матери.

Ее теплых рук, нежных поцелуев, звука ее голоса и любви.

Ни разу герцогиня не навестила крошку. Лишь изредка через экономку справлялась о здоровье и успехах ребенка.

Если бы герцогиню Моравиа действительно что-то волновало, кроме ее платьев и званых ужинов, то она бы хотя бы зашла сюда, посидела, обняла. Но нет.

Ни разу роскошный, расшитый драгоценностями башмачок не переступал порога этой комнаты. Ни разу по полу возле колыбели не шуршало роскошное платье.

Мое сердце вздрогнуло от нежности и желания прижать малышку к себе покрепче, чтобы подарить ей ту любовь, которую должна дарить мать.

Маленькая Каролина радовалась моему появлению, затихала у меня на руках, смотрела на меня серыми глазенками с тем самым детским любопытством, с которым изучают лицо мамы.

– Я тут, я рядом, – шептала я в ее маленькое ушко. – И я люблю тебя…

Я говорила искренне, от сердца.

Я чувствовала, как оно колотится в груди – громко, почти болезненно, словно предчувствие скорой утраты.

– Ну что? Мы покушали? Вкусно? – с улыбкой спросила я, видя, как маленькая ручка схватила мой палец.

В этот момент я услышала шаги за дверью, и в комнату вошла экономка – высокая, с тонкими чертами лица и строгими глазами.

В руке она держала часы и нервно поглядывала в коридор, словно ожидая кого-то.

– Через час приедет лучший доктор столицы. Он должен юную мисс, – строго произнесла она. – Будьте так любезны подготовить юную мисс к осмотру. И вам стоит красиво и нарядно одеться. Будьте готовы отвечать на вопросы доктора.

Доктор.

Слово, словно хлопок выстрела в воздухе.

Осмотр.

Внутри все сжалось.

Глава 15

Я услышала, как экономка вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь. Я снова осталась в комнате одна, держа на руках малышку Каролину. В её глазах читалось безмятежное спокойствие сна, её тёмные волосики переливались в мягком свете свечей. Она была так похожа на мою Мелиссу, что сердце моё сжалось от боли.

Внутри бушевали страх, безысходность, отчаяние. Я чувствовала, как будто кто-то вынул мою душу из тела, и теперь она висит где-то между жизнью и смертью.

Я стояла и смотрела на Каролину, что тихо спала в роскошной колыбели, украшенной тончайшим кружевом и золотыми нитями.

– Как же вы похожи, – прошептала я.

И тут мои глаза расширились.

“Похожи!”, – пронеслось тихим шепотом в голове.

Ах, если бы могла, я бы положила свою собственную дочь сюда, в эту роскошную колыбель, чтобы доктор осмотрел ее и вылечил.

Эта мысль напугала меня, но в то же время подарила надежду.

От волнения у меня сердце забилось так гулко, что я прижала руку к груди, боясь, что оно выскочит.

– Это безумие, – прошептала я, прижав руку к губам. – Даже не думай. Неправильно, ужасающе неправильно.

Мне казалось, что тихий шепот страшной мысли продолжает шуршать внутри меня. И с каждой секундой он становился все отчетливей.

– Так нельзя, – прошептала я в свою ладонь. – Если кто-то узнает, мне конец…

Внутри боролись две силы: одна – стойкость, мораль и совесть, говорящие мне, что это преступление, за которое я могу поплатиться жизнью.

Вторая – отчаяние, которое шептало мне: «Если не сделаешь этого, твоя дочь умрет. И тогда ничего не останется – ни любви, ни совести, ни надежды».

И снова воображение рисовало мою малышку в роскошной колыбели и силуэт доктора над ней.

– Нет, – дрогнула я. – Это… это…

Я знала, что это – преступление. Самое страшное, что я могла сделать. Но иного выхода не было.

Девочки очень похожи. Тем более, что они еще маленькие. И вряд ли кто-то, кроме меня, заметит разницу!

Экономке я не говорила, что мой ребенок серьезно болен. Если бы я это сказала, то мнительная экономка вряд ли взяла бы меня на работу.

Поэтому есть шанс, что мою крошку вылечат.

Мои пальцы нервно заиграли с кружевом на рукаве, а дыхание стало учащенным и прерывистым.

– Я ведь ненадолго. Всего-то на несколько часов… Просто, чтобы доктор осмотрел и вылечил, – прошептала я, словно пытаясь оправдаться перед самой собой.

И в ту минуту я поняла – я должна сделать это.

Когда смерть уже стояла у порога, я решилась на последний, отчаянный шаг. Я взяла на руки спящую Каролину и подошла к двери, прислушиваясь, есть ли кто в коридоре.

В коридоре было тихо, и я бесшумной тенью выскользнула за дверь.

Казалось, что это не я, а кто-то другой мягко ступает на роскошный ковер, чтобы не издать ни звука.

Добравшись до своей комнаты, я дрожащими руками вытащила чистую пеленку и завернула в нее генеральскую дочь.

В роскошные шелковые пеленки я завернула Мелиссу.

Две девочки лежали рядом.

“Похожи!” – пронеслось в голове.

Каждое движение давалось с трудом, дыхание стало тяжелым и учащенным, словно я вдыхала воздух сквозь вату.

Мои руки нервно задрожали, когда я прижала к себе Каролину.

– Малышка, – прошептала я. – Милая Каролина… Я тебя очень люблю… Но… Я должна так сделать… Прошу тебя. Не обижайся… Ты сама того не знаешь, спасешь жизнь… И я…

Мой голос надломился, а я прижалась губами к ее лобику.

– Я буду до конца жизни тебе благодарна. Ты себе не представляешь как…

Я проглотила слезы.

– Я буду любить тебя как родную. Потому что ты подарила моей дочке шанс… – прошептала я. – А теперь полежи тихо и не плачь. Хорошо?

Маленькие глазенки смотрели на меня, а я гладила ее щечку.

Я уложила ее в теплое гнездышко, прижав к груди Мелиссу.

Осторожно открыв дверь, я вышла и стремительно направилась обратно, в роскошную детскую комнату.

Мне казалось, что счет шел на секунды.

Главное, чтобы меня не поймали и никто не заметил моего отсутствия.

Словно сама судьба улыбнулась мне, когда я спустилась в коридор. В нем было тихо. Никого.

Я поспешила к комнате, потянула ручку двери и…

Глава 16

В комнате тоже никого не было. У меня как камень с души упал.

В этот момент я знала – этот день навсегда изменит мою судьбу.

Я успела вовремя.

Вдруг в дверь постучали. Я вздрогнула, но не испугалась. Напротив, внутри меня зародилось странное чувство предвкушения. Я встала, стараясь не издавать ни звука, и подошла к двери. Сердце билось все быстрее, но я старалась сохранять спокойствие.

– Войдите, – прошептала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

Дверь открылась, и в комнату вошел мужчина. Его появление было неожиданным, но в то же время я почувствовала, что это именно тот человек, которого я ждала.

– А! Вот и наша маленькая пациентка! – послышался добродушный мужской голос. – Как поживает наша юная Каролина Моравиа?

К колыбельке прошел высокий, статный мужчина с серебристыми волосами, аккуратно зачесанными назад. Его лицо было спокойным, словно вырезанным из камня, а глаза – холодными и проницательными, будто он видел сквозь меня. На его щеке виднелась вмятина шрама.

– Сюда, доктор Рейвс. Это – наша кормилица. Со справкой! – заметила не без гордости экономка, а я учтиво поклонилась, чувствуя, как на щеках вспыхивает румянец.

Доктор Рейвс подошел к колыбельке, и я заметила, как его лицо стало серьезным. Он наклонился, чтобы лучше разглядеть мою дочь, и его брови нахмурились.

– Это нехорошо, – произнес он, а у меня сердце подпрыгнуло. “Ах!”, – экономка прижала руки к лицу.

Доктор тут же поставил свой саквояж на пол и начал доставать из него какие-то странные кристаллы. Его движения были уверенными и точными, но в них сквозила тревога.

– Как давно она так себя чувствует? – спросил доктор Рейвс, обеспокоенно глядя на меня.

– Сегодня с утра она плохо кушала, – прошептала я, чувствуя, как голос предательски дрожит.

– О, неужели она заболела? – прошептала экономка, едва не плача. – Как чувствовала, что нужно вызвать доктора! Что ж вы мне не сказали?!

– Да, девочка больна, – кивнул доктор Рейвс, положив кристалл на грудь Мелиссы. – Очень больна!

– О, боги! – всхлипнула экономка, пока я стояла ни жива, ни мертва.

– А вчера такое было? – встревоженно спросил доктор, резко повернувшись ко мне.

– Нет, – прошептала я. – Немного вялая. Но я списала это на то, что я ее разбудила.

– Простите, – прокашлялся доктор, глядя с ужасом на почерневший кристалл. Он держал его на цепочке, словно не веря своим глазам. – Мне нужно связаться с генералом. Не могли бы вы вызвать мне господина генерала!

Я увидела, как экономка торопливо рисует на зеркале какой-то знак, а потом начинает нервно заламывать руки. Тишина в комнате была почти осязаемой, когда вдруг в зеркале начал клубиться дым. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, и не смогла сдержать дрожь.

И тут в зеркале появился генерал. Высокий, невероятно красивый мужчина с темными волосами и серыми глазами смотрел на меня с тревогой. Его лицо было гораздо красивее, чем на портретах, которые я видела раньше. В его взгляде читалась сила и власть, а каждое движение было наполнено грацией и уверенностью.

– Что-то случилось? – спросил он, и его голос прозвучал как удар хлыста.

– Да, господин доктор хочет с вами поговорить, – пролепетала экономка, и я заметила, как ее руки начали дрожать.

– Не могли бы вы покинуть комнату? – вежливо, но твердо произнес доктор. – Я бы хотел переговорить с генералом наедине.

– Да, да, – прошептала экономка, побледнев и поспешно выходя за дверь.

Я осталась стоять возле двери, чувствуя, как сердце колотится в груди. “Господи! Что же я наделала?!” – пронеслось у меня в голове, когда я закрыла дверь. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь щелчком замка.

– Мисс Грейс! – позвала из другого конца коридора обеспокоенная служанка.

– Потом! – раздраженно произнесла мисс Грейс, строго глядя на служанку.

– Там на кухне беда! Кухарка просила вас позвать! Просила срочно! – заметила служанка, а мисс Грейс тут же закатила глаза и направилась в сторону кухни.

Я осталась одна, чувствуя, как напряжение внутри меня нарастает. Осторожно приблизившись к двери, я услышала, как доктор и генерал о чем-то тихо переговариваются. Их голоса доносились до меня приглушенно, но я пыталась уловить каждое слово.

Глава 17

Стены вокруг казались тяжелыми, мертвыми, словно знали мою тайну и хранили ее в своих холодных каменных объятиях. Каждая трещина в штукатурке, каждый уголок, каждый звук – все это было против меня. Мое сердце билось так сильно, что я боялась, что его стук можно услышать даже за толстым деревянным дверным полотном.

Руки нервно сжались в кулаки, пальцы побелели, как будто я пыталась удержать саму себя от того, чтобы не броситься в комнату и во всем признаться.

Кровь приливала к щекам, словно мое тело пыталось выдать мое внутреннее состояние. Внутри меня все бурлило: страх, тревога, надежда и острое чувство опасности.

Ведь этот разговор мог вызвать подозрения, которые могли выдать меня с головой!

Голос Доктора Рейвса доносился из-за двери, спокойный, но в нем звучала тонкая нотка настойчивости, которая заставляла меня напрягаться еще больше.

Я прильнула к дверной щели, словно боясь упустить что-то важное, но в то же время стараясь не выдать своего присутствия.

– Господин генерал, нам нужно поговорить, – произнес доктор тихо, но твердо, как будто знал, что каждое его слово может иметь последствия.

Его голос был ровным, но в нем чувствовалась уверенность, которая не оставляла места для сомнений.

– Ваша дочь очень серьезно больна, – послышался голос доктора.

Я зажмурилась, чувствуя, как внутри меня что-то сжалось, как будто весь мир вокруг меня стал меньше. Каждая клетка моего тела напряглась, пытаясь расслышать каждое слово, каждый звук. Я боялась, что если что-то пойдет не так, то все мои усилия будут напрасны.

– Но перед тем как провести лечение, я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз, – голос доктора прозвучал мягко, но в нем была настойчивость, которая не оставляла места для отказа.

Он словно знал, что это важно, и не собирался отступать.

Мои глаза расширились, и сердце забилось еще сильнее. Я ощущала, как вены под кожей пульсировали, а дыхание стало прерывистым.

Мне показалось, что доктор что-то заподозрил!

Его слова, его тон – все это говорило о том, что он не просто врач, а человек, который знает больше, чем показывает.

– Лечение сложное? – голос генерала прозвучал тревожно, словно он уже чувствовал, что что-то не так. Его слова были наполнены беспокойством, но в то же время в них звучала решимость.

– Нет, одно дорогое зелье, – ответил Доктор Рейвс, стараясь сохранить спокойствие в своем голосе. – Но я бы хотел с вами переговорить… лично. – он сделал паузу, словно пытаясь выбрать слова, которые могли бы не вызвать подозрений.

В моем сердце заиграла надежда, но она была смешана с тревогой. Я чуть сглотнула, чувствуя, как внутри всё сжалось от волнения. Каждое мгновение казалось вечностью, и я не знала, что будет дальше.