Разлучница для генерала дракона

Кристина Юраш

Разлучница для генерала дракона

Пролог

– Это я во всем виновата. Я подменила детей, – произнесла я тихо, почти шепотом. – Всё началось с того, что доктора поставили моей дочке страшный диагноз. Она больна! Очень больна. Доктор сказал, что лекарство есть. Но лекарство – очень дорогое, доступное только аристократам. Я… Я решила поступить к вам в дом кормилицей, чтобы поговорить с вами… Но вас не было. Вы были там, на передовой…

Голос мой дрожал, и я чувствовала, как внутри всё сжалось ещё сильнее. На глазах начали появляться слезы, и я едва могла сдерживаться, чтобы не расплакаться.

– В то утро моей доченьке стало совсем плохо, – продолжила я, чуть собираясь с силами. – Я не могла больше ждать! Тогда я решила подменить ребенка. Я сделала это, потому что боялась, что моя дочь умрет, если не получит нужное лекарство. Я знала, что это неправильно, но больше не могла смотреть, как она страдает.

Я опустила глаза, не в силах больше скрывать своих чувств. Мое сердце было разорвано, и я чувствовала, как из груди вырываются рыдания. Внутри всё трепетало, словно я находилась на грани полного разрушения.

– И тогда я просто поменяла местами детей. Чтобы доктор вылечил мою девочку, – мой голос стал чуть тише, чуть слабее. – Я знаю, что поступила неправильно. Но она – все, что у меня есть. Она – мое все! И я не могла смотреть, как она умирает. Когда вы появились, было уже слишком поздно. Я надеялась, что доктор ничего не заподозрит. Но, видите, как все получилось.

Я ощущала, как внутри всё трепещет, словно я стояла на краю пропасти, готовая сорваться вниз. В этот момент я была абсолютно открыта, без защиты, без маски. Просто – очень устала, очень одинока и очень виновна.

Потом мне было просто страшно говорить правду… Я обняла себя обеими руками, словно пытаясь согреться.

– Это я разрушила вашу семью, – выдохнула я, покаянно опуская голову. – Поэтому ваш семейный артефакт показал, что ребенок не ваш… Я готова понести любое наказание. И готова немедленно покинуть дом. Но если вы позволите, я готова отработать все до последнего лорнора… Я выдохнула, вытерла слезы и смотрела на генерала Леандра Моравиа, ожидая, что последует за его молчанием.

Внутри бушевали чувства, и я понимала – сейчас всё может измениться навсегда.

Я смотрела на генерала, словно впервые видела этого человека – его строгие черты, высокие скулы, красиво очерченные губы.

Глаза были холодные и проницательные, а в них – что-то недосягаемое. Вся его фигура излучала силу и уверенность, и, несмотря на мою растерянность, я не могла не замечать его красоту.

Я понимала – генерал не из тех, кто уступает или сомневается.

Я втайне понимала, что такие мужчины мне не светят.

В моих мыслях всплывал портрет моего мужа – судя по портрету, милый, добрый человек, которого я даже не знала.

Я ведь очутилась в чужом теле в тот момент, когда некая Филисента Талбот, молодая беременная жена лейтенанта Джеймса Талбота, услышала страшную новость о его гибели.

Маленький, чуть поцарапанный портретик я всегда вожу с собой, чтобы показывать его доченьке Мелиссе. Чтобы она знала, что у нее был отец. Мне почему-то казалось это важным. Этот портрет не вызывал у меня никаких чувств. Ни тепла, ни боли. Он – просто напоминание, что когда-то в чужой жизни была любовь, счастье, подарившее жизнь маленькой девочке.

Сейчас я не отрывала взгляда от генерала, хотя сердце билось так сильно, что казалось, вырвется из груди.

Леандр Моравиа посмотрел мне прямо в глаза, и я почувствовала, как напряжение внутри меня усиливается. В этот момент он произнес спокойным, безупречно ровным голосом:

– По вашему совету, я решил перепроверить всё сегодня утром. Сегодня утром в колыбельке была моя дочь?

Я медленно кивнула, ощущая, как внутри всё сжалось в комок, который трудно разжать.

– Да! – ответила я тихо, почти шепотом. – Ваша.

Генерал чуть наклонил голову, и в его взгляде появился холодный блеск.

– А вот родовая магия так не думает, – произнес он, глядя на свой перстень с драконом.

Я остолбенела, не в силах поверить.

– Что? – опешила я, чувствуя, как по коже пробегает мелкая дрожь. – Что вы имеете в виду?

Глава 1

Я стояла в изысканно обставленной комнате, освещенной мягким светом, пробивающимся сквозь тяжелые бархатные шторы.

В руках я держала драгоценный сверток, который казался слишком легким для того, что внутри.

Это был мой ребенок, моя маленькая дочь, но она не издавала ни звука.

Ее маленькое исхудавшее тельце едва дышало, словно в ожидании последнего вздоха.

Она не плакала, как все младенцы.

Не открывала своих больших глаз, чтобы изучить этот любопытный мир.

Она не спала, ее лицо было неподвижно, как маска.

Моя дочь умирала.

Это бледное, почти фарфоровое личико, с тонкими, как паутина, венами, просвечивающими сквозь прозрачную кожу, казалось, было лишено жизни. Ее маленькие ручки дрожали, а глаза, безжизненно серые, словно мрамор, смотрели в никуда, как будто она уже покинула этот мир.

Я ощущала, как внутри меня нарастает волна тревоги, готовая затопить меня с головой. Нервозность отражалась в каждом моем движении: ладони были липкими от пота, сердце билось так сильно, что я боялась, как бы оно не выпрыгнуло из груди. Я чувствовала, как воздух становится тяжелее, словно его пропитала моя паника.

– Ну что ж, показывайте, мисс, – прокашлялся доктор Эндрюс, стоя у стола, заваленного множеством склянок, микстур и зелий. Его голос был холодным, но в нем слышалось что-то, что заставляло меня нервничать еще больше.

Мое сердце отчаянно надеялось на чудо.

Вдруг среди всех этих зелий найдется что-то, что сможет спасти мою дочь?

Но сейчас доктор смотрел на меня, словно все понимая.

Служанка. Ребенок. От кого, кроме как от хозяина? Может, он и сочувствовал в глубине души, понимая, что у молодой симпатичной девушки нет шансов отказать тому, кто в любой момент может вышвырнуть ее на улицу. Но осуждал, как и все общество.

– Миссис. Миссис Филисента Талбот! – поправила я его, чувствуя, как внутри меня вспыхнуло раздражение.

Я знала, что все вокруг думают, будто я просто служанка, брошенная своим хозяином после новости о беременности. Но я была замужем. И это очень много значило в мире, в который я случайно попала.

Доктор Эндрюс – человек с седыми, гладко зачесанными волосами и строгим, чуть осуждающим лицом склонился над моей Мелиссой. Его холодные голубые глаза внимательно осмотрели девочку, затем медленно поднялись на меня. В его взгляде читалось неприкрытое недовольство, словно я что-то сделала неправильно, довела бедную доченьку до такого ужасного состояния.

– Вы замужем? – переспросил он, словно это было неожиданно. – Где ваш муж? Я бы хотел поговорить с ним.

Голос доктора звучал так, будто он уже знал ответ, но все же хотел услышать подтверждение. Я сглотнула, чувствуя, как внутри все сжалось. Мое сердце забилось еще быстрее, и я почувствовала, как меня охватывает странное ощущение, будто я оказалась в ловушке стереотипов.

– Я – вдова, – тихо прошептала я, стараясь не смотреть ему в глаза. – Недавно овдовела.

Доктор кивнул, его лицо стало еще более серьезным. Но я почувствовала, как отношение ко мне меняется.

– А отец? Брат? Есть кто-то из родственников, с кем бы я мог обсудить самочувствие ребенка? – повторил он.

Его вопрос прозвучал как удар хлыста, и я почувствовала, как внутри меня все сжалось. Мое сердце забилось быстрее, и я ощутила, как меня охватывает чувство беспомощности. Обычно такое спрашивают, когда все очень плохо.

– Мой муж умер. Родственников нет, – сказала я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри меня бушевала буря эмоций. – Я одна. Если вы что-то хотите обсудить, то вам придется обсудить это со мной.

Доктор Эндрюс снова кивнул, но его взгляд остался холодным. Он продолжал внимательно изучать мою дочь, его руки двигались с точностью часовщика, проверяя пульс и дыхание. Я наблюдала за ним, чувствуя, как каждая секунда становится вечностью.

– Что с ней? – спросила я, стараясь не дрожать. Мой голос был тихим, но в нем звучала мольба не томить.

Глава 2

Эта неизвестность была невыносимой. Я чувствовала, как мое сердце сжимается от страха и отчаяния. Мне казалось, что я сойду с ума, если не узнаю, что происходит с моей дочерью.

Доктор Эндрюс вздохнул, и я заметила, как его лицо приобрело выражение, которого я никогда раньше не видела – это была смесь серьезности и сострадания, как будто он сам страдал от того, что должен был сказать.

Он повернулся ко мне, его глаза, обычно такие холодные и отстраненные, на мгновение вспыхнули искрой понимания. Я почувствовала, как внутри меня что-то дрогнуло, как будто он знал, что я сейчас чувствую.

– У вас есть от этого лекарство? – спросила я, подавшись вперед, словно надеялась, что он скажет «да», и все мои страхи исчезнут. Мой голос был хриплым, почти шепотом, и я сама удивилась, насколько сильно дрожали мои руки.

При мысли о лекарстве я почувствовала, как внутри меня вспыхнуло что-то теплое, почти ослепляющее. Я была готова на все, отдать все, что у меня есть, лишь бы спасти своего ребенка. Даже если это означало бы продать старый дом, отдать все свои сбережения, я бы сделала это не раздумывая.

Доктор посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то, что я не смогла понять. Он нахмурился, словно собираясь с мыслями, а затем медленно и взвешенно начал говорить, как будто каждое слово могло разрушить мою последнюю надежду.

– Мадам, у меня есть для вас неутешительные новости, – начал он, и я почувствовала, как кровь застыла в моих венах. – У вашей девочки магическая болезнь, которая, к сожалению, очень опасна. Она не заразна, но это не делает ее менее страшной. Видимо, у вас в роду были аристократы или чародеи, – добавил он, и я почувствовала, как мой мир рушится.

– Еще раз, – прошептала я, разлепив пересохшие от волнения губы. Мои пальцы впились в подлокотники кресла, как будто я пыталась удержать себя от того, чтобы не упасть.

– Если говорить проще, то ребенка убивает собственная магия, – заметил доктор. – По какой-то причине ее тело отказывается ее принимать. Хотя такого быть не должно. Грубо говоря, у нее аллергия на собственную магию. Очень редкая болезнь. Я за свою практику ни разу с ней не сталкивался.

Это что за магическая аллергия? Я впервые про такое слышу. Я не могла поверить своим ушам. Как такое возможно? Как магия может быть болезнью?

– То, что вы видите – это реакция тела на собственную магию, – вздохнул доктор, поправив свои очки. – Тело вашей дочери борется с магией, словно она – чужеродная. Хотя изначально оно должно ее принять.

Мое тело обмякло, словно я потеряла контроль над собой. Каждая клетка внутри меня протестовала против этих слов, как будто мое тело знало правду, которую мой разум еще не принял. Я чувствовала, как внутри меня поднимается волна паники, как будто я задыхалась.

– И какие прогнозы? – спросила я безнадежным голосом, чувствуя, как слезы подступают к глазам.

– Она может прожить максимум неделю, – нахмурился доктор.

Его слова прозвучали как приговор, как будто он говорил о том, что уже ничего нельзя изменить.

Я почувствовала, как меня охватывает дрожь. И вдруг – словно удар молнии – на глаза навернулись слезы. Сердце сжалось, дыхание стало тяжелым, словно кто-то надавил мне на грудь невидимыми руками.

– Нет… – прошептала я едва слышно. – Нет, это не может быть правдой!

Доктор вздохнул. Его лицо оставалось спокойным, но в его уставших глазах я увидела сочувствие, которое он, казалось, не хотел признавать. Он мягко подошел ко мне и положил руку мне на плечо, как будто пытаясь утешить.

– Мадам, я понимаю, каково вам, – негромко произнес он, и я чуть не разрыдалась. Его голос был таким мягким, таким утешительным, но в то же время в нем была скрытая печаль. – Но я не хочу вас обнадеживать. Есть одно лекарство, однако, вы вряд ли сможете им воспользоваться.

– Почему? – удивилась я, чувствуя, как в душе встрепенулась надежда. Мои пальцы впились в его руку, как будто я пыталась удержать его, не дать ему уйти.

Глава 3

– Потому что оно доступно только аристократам. Вам его даже не продадут, – голос доктора Эндрюса стал чуть мягче, но я понимала, что каждое его слово – это приговор для моей малышки.

Он смотрел на меня с холодным, почти безразличным выражением лица, словно перед ним была лишь еще одна пациентка, еще одна отчаявшаяся вдова.

– Оно стоит очень дорого. Я бы даже сказал, баснословно дорого, – продолжал доктор, его глаза смотрели куда-то вдаль, будто он размышлял о чем-то своем. – Достаточно одного флакона, и болезнь будет побеждена.

“Баснословно дорого”, – эхом отозвалось в моей голове. Я задыхалась, словно меня кто-то сжимал за горло невидимой рукой. Сердце колотилось так быстро, что я почти теряла сознание. Кровь стучала в висках, а перед глазами все плыло. Я не могла поверить, что это происходит со мной.

Я перевела взгляд на свою малышку, лежащую без движения. Ее бледное личико было почти прозрачным, словно она уже не принадлежала этому миру. В ее больших, безжизненных глазах отражался свет лампы, но казалось, что она не видит ничего вокруг. В этот момент я поняла, что больше не могу позволить себе плакать. Слезы уже не помогут.

Внезапно я почувствовала, как внутри меня рождается отчаяние. Оно было холодным и тяжелым, как могильный камень. Я прошептала:

– Но… может быть, есть что-то, что…

Я понимала, что это звучит как безнадежная попытка бороться с судьбой.

Доктор Эндрюс поднял глаза, и я увидела в них легкое сочувствие.

– Я бы мог выписать вам какую-нибудь микстуру, – сказал он, его голос был мягким, почти отеческим. – Так, для успокоения души. Но, знаете, я не наживаюсь на горе людей. Тем более, на горе вдовы! В отличие от многих моих коллег.

Он бросил взгляд на мою старую, поношенную одежду, на мои руки, дрожащие от усталости и отчаяния.

Я почувствовала, как несправедливость мира обрушивается на меня всей своей тяжестью. Я всего лишь служанка в богатом доме, не экономка, не горничная. Просто девочка, подай – принеси.

На мгновение я представила, как было бы, если бы у меня были деньги, если бы я была аристократкой. Если бы я могла позволить себе лучшее лечение, лучшее будущее для своей малышки. Но это было лишь мечтой, недостижимой и прекрасной.

Доктор Эндрюс отвел глаза, и я увидела, что ему тоже обидно. Его обида была другой, более сложной. Он был хорошим и честным доктором, бывшим военным, который видел слишком много боли и страданий. Он знал, что иногда помочь невозможно, и это знание делало его еще более человечным, чем другие доктора.

Я не могла больше сдерживать свои эмоции. Слезы хлынули из моих глаз, как дождь в самый мрачный день. Я рыдала беззвучно, не в силах произнести ни слова. Весь мир вокруг меня казался пустым и бессмысленным.

Недаром мне говорили, что он очень хороший и честный доктор. Бывший военный.

В этот момент мое сердце сжалось так сильно, что казалось, оно вот-вот лопнет.

– Возможно, так будет лучше для вас самих. Знаете, ребенок – это хлопоты. А в вашем положении, когда вам приходится самой зарабатывать себе на жизнь, это может стать спасением, – тихо произнес доктор.

Я еще была в своих мыслях и не понимала, о чем это он.

– Может быть, так вам будет проще искать работу и жениха. Вы – молодая, привлекательная женщина. Я уверен, что как только ваша жизнь снова устроится, вы обязательно встретите достойного мужчину и родите здорового ребенка.

И тут до меня дошло, что доктор имеет в виду. Он готовил меня с тому, что моя дочь умрет! Он хотел, чтобы я смирилась с этой мыслью! Что смерть дочери развяжет мои руки!

Я не смогла сдержать слез. Они хлынули из моих глаз градом, как дождь в самый мрачный день. Я рыдала, не в силах ничего ответить.

– Ладно… Кажется, я знаю, как вам помочь, – сказал доктор Эндрюс, его голос был твердым, но в нем также слышалась надежда. – Вы у кого работаете?

В моей душе вспыхнула искра паники и безумной веры в чудо. Я подняла глаза на доктора, и в этот момент мне показалось, что весь мир вокруг нас замер.

Глава 4

– У Армфельтов, – ответила я, чувствуя, как внутри поднимается волна тревоги. Я знала, что мои дни в этом доме сочтены, и это осознание давило на меня, словно невидимая тяжесть, как срок подходящего платежа по кредиту.

Где-то уже маячил призрак голода!

Скоро я снова окажусь на улице в лихорадочных поисках работы из-за не в меру подозрительной и ревнивой престарелой хозяйки, которой какие-то демоны нашептали, что моя дочь – это внебрачный ребенок ее мужа. И ничего, что ее мужу за семьдесят, что он выглядит как сушеная мумия в дорогом костюме и иногда забывает, кто он и где находится. Единственное, что заставляет его ожить, – это газета и звон ложечки, размешивающей сахар.

Однако все это не имеет значения в глазах истеричной и ревнивой супруги, подозревающей, что мы успели согрешить против нерушимых уз брака за те пять минут, пока я подавала и размешивала старику чай. Видимо, она что-то знает о супруге, чего не знаю я.

Расстегнутая пуговица манжета – попытка стриптиза, случайный взгляд – неприкрытое кокетство, бантик в волосах – дерзкая попытка соблазнения при живой супруге.

Моё увольнение было лишь вопросом времени. Я знала это, и это знание терзало меня изнутри. Но я не могла позволить себе отчаяние. Я должна была найти выход.

Раньше найти работу женщине с ребенком было почти невозможно. Но так получилось, что после очередной войны количество вдов резко возросло. Поэтому король издал указ о том, чтобы вдов брали на работу в первую очередь. Вне зависимости от наличия детей.

– Знаете, а вы не хотели бы попробовать себя кормилицей? – спросил доктор Эндрюс. – Сейчас Моравиа ищут кормилицу для дочери. Она ровесница вашей девочки. Я слышал краем уха. Так что у вас есть шанс получить работу в самом богатом доме королевства!

– Я? Кормилицей? – удивилась я.

О таком я даже не думала!

– Ну да! Кормилицам платят намного больше, чем горничным или посудомойкам! К тому же вы сможете попросить у господина генерала помощи, – улыбнулся доктор. – Я думаю, что он вам не откажет.

– Ну, я даже не думала, – заметила я, чувствуя, как в сердце зажглась надежда.

Но идея уже захватила меня. Быть кормилицей в богатом доме! Это было бы так замечательно!

Быть может, будь на моем месте кто-то другой, он бы поблагодарил и наивно отправился попытать счастья, но я понимала, что со своей изящной фигуркой не выдержу сравнения с пышными деревенскими красавицами.

В голове тут же созрел план. Я должна была использовать все свои знания и умения, чтобы получить преимущество. Жизнь в другом мире научила меня многому, и я знала, как можно использовать эти знания в свою пользу.

Чувствую, сейчас доктор будет в недоумении.

А я ведь многого не попрошу!

Глава 5

Я шла по узкой мощеной улице, когда длинные тени вечера уже сливались с наступающей ночью.

В руках я держала свою крошечную дочь – слабую, почти прозрачную, с бледным лицом, словно кукла без жизни.

Ее тонкие пальчики безжизненно сжались, а глаза, серые и без выражения, смотрели в никуда.

Ее дыхание было слабым, почти незаметным, и я чувствовала, как сердце сжимается от страха и безысходности.

Мои руки дрожали, пока я нежно прижимала к себе драгоценную ношу, будто пыталась согреть её, хотя внутри меня бушевал холод.

Тревога и тяжесть камнем лежали в груди. Я размышляла о своем внешнем виде. Уставшая, изможденная заботами, с преждевременными морщинами, появившимися из-за постоянных переживаний.

Растерев лицо рукой, я понимала, что ничто так не старит женщину, как боль собственного ребенка, безысходность и невозможность помочь. Эта проклятая боль отдается прямо в сердце, не дает спокойно жить, дышать.

Мне кажется, что сейчас я выглядела не на двадцать три, как по местным документам, а на все сорок пять.

Мои губы дрожали, и сердце билось всё сильнее, когда я приближалась к дому генерала Моравиа – огромному особняку с высокими стенами и тяжелыми коваными железными воротами.

Я остановилась перед воротами, которые казались преградой между мной и надеждой.

В памяти пронеслись события этого утра.

“Ах, расчет?”, – потирала руки прежняя хозяйка, баронесса Армфельт. – “Конечно, дорогая моя!”.

Кажется, в одном доме сегодня большой праздник. Старому барону Армфельту уже ничего не угрожает. Никакие женские прелести не будут маячить перед его равнодушными глазами. Никакая роковая обольстительница не будет телепать сахар в его кружке. Отдать должное, старый барон даже не пошевелился в своем кресле, когда я вежливо попрощалась.

Стоило мне приблизиться к воротам, они открылись, словно приглашая меня внутрь. «Магия!» – пронеслось у меня в голове. Я шла по аллее, поражаясь роскоши особняка и парка. Всё вокруг было настолько величественным и изысканным, что я чувствовала себя ещё более ничтожной.

На третьей-четвёртой ступени лестницы, ведущей к входной двери, я почувствовала неуверенность. Мои ноги гудели от усталости, а мысли были полны страха перед новым испытанием. Но я взяла себя в руки и сделала глубокий вдох, готовясь к встрече.

Перед дверью я сделала глубокий вдох – последний, решительный – и постучала по дереву.

Внутри меня всё сжалось, словно я стояла на грани, готовая упасть в свое отчаяние, если мне откажут. Мои ноги гудели от усталости, будто я шла целую вечность. Страх перед новым испытанием разъедал мои мысли.

Дверь медленно открылась, и на пороге появилась высокая немолодая женщина в строгом темном платье. Её лицо было холодным, с острыми чертами, и в глазах я уловила пренебрежение, словно я – всего лишь мешок тряпья, недостойный внимания.

Согласна.

Мои ботинки выглядели так, словно истоптали половину земли, но старое платье цвета светло – зеленой шелковицы намекало, что не вся моя жизнь – сплошная безнадега. Даже в ней бывали экономические просветы.

– Что вам нужно? – спросила сухо женщина, не приглашая войти.

Ее колючие глаза смотрели на меня с высока.

Я сглотнула, ощущая, как сердце колотится в груди. Голос мой прозвучал немного хрипло, от волнения и усталости:

– Я пришла по объявлению. Меня зовут Филисента Талбот, я вдова лейтенанта Талбота. Я ищу работу кормилицей.

Она взглянула сначала на меня, а потом на мою дочь, и в её холодных глазах мелькнула искра недовольства.

– У вас есть хоть какие-то рекомендации? – спросила она с явным пренебрежением.

Я почувствовала, как внутри что-то сжалось, словно я оказалась в плену чужого взгляда, который словно говорил – ты ничтожна.

Внутри закипали эмоции. В груди зазвучала смесь боли, гнева и страха. Я знала, что в моих глазах – отчаяние, а в голосе – надежда, которая борется с чужим сытым безразличием.

– Нет, у меня нет рекомендаций, – прошептала я, стараясь не показывать своей слабости. – Но я готова работать честно и усердно.

– Дорогая моя, нет рекомендаций – нет работы! Моравиа кого попало с улицы не принимает! – произнесла дама, словно я теперь должна ей за потраченное на меня время.

Глава 6

Женщина посмотрела на меня с холодным недоверием, её глаза скользнули по моему лицу, словно она уже успела составить обо мне мнение.

В её взгляде читалось пренебрежение, словно я была не более чем жалкой попрошайкой, пытающейся урвать кусок хлеба.

Внутри меня всё закипало от злости и отчаяния. Я сжала зубы, стараясь не показать слабость. Моё тело дрожало не только от усталости, но и от осознания того, что эта встреча может стать последним шансом для меня и моей дочери.

Внутри всё кипело – страх, надежда, отчаяние. Я сжалась, собирая все силы, чтобы сказать:

– Я буду стараться изо всех сил. Пожалуйста, дайте мне работу. У меня достаточно молока, чтобы выкормить двоих детей.

Я не соврала. Молока у меня было хоть отбавляй.

Я понимала, что, несмотря на холодность этой женщины и её пренебрежительный взгляд, я должна бороться за свою дочь, за свою жизнь. И сдаваться не собиралась.

– Ах, дорогая моя, – произнесла женщина с высокомерием. Я поняла, что передо мной простая экономка, которая строит из себя невесть что. – Вы посмотрите на себя. Вы выглядите как-то нездорово!

– Я недавно овдовела, – произнесла я, стараясь говорить спокойно, но с достоинством, подражая интонациям экономки. – Мой муж героически погиб во время битвы при Фроствейле. Я поклялась беречь память о нём до конца своих дней. Что касается моего здоровья. У меня есть подтверждение!