Полная версия
Зиккураты, младенцы, цитадели и носороги. О фильмах 2010–х
Зиккураты, младенцы, цитадели и носороги
О фильмах 2010—х
Денис Саблин
© Денис Саблин, 2025
ISBN 978-5-0068-6714-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вместо предисловия
Однажды интернет-портал SQD (ныне мирно почивший), ознакомившись с кое-какими моими искусствоведчески-культурологическими виршами, предложил мне написать несколько обзоров к актуальным на тот момент продуктам киноиндустрии. Обзоры были написаны – с моей стороны – и опубликованы – со стороны редакции. Наше сотрудничество затянулось на славных три с лишним года: с 2010 по 2014 гг.
Теперь, глядя на список фильмов, я вряд ли смогу сказать, почему именно эти названия попали в число обозреваемых. Что-то было продиктовано производственной необходимостью: редакция просила срочно отреагировать на актуально идущий в кинозалах фильм. Что-то выбирал я сам – ибо был не в силах устоять перед шармом или, напротив, вопиющей чудовищностью той или иной картины.
Собранные здесь кинообзоры напечатаны в хронологическом порядке – так, как они когда-то и публиковались в реальном времени. Среди прочего, я делаю это для того, чтобы воссоздать атмосферу тех лет, когда эти фильмы (а большинство обзоров написаны по свежим впечатлениям от премьеры) выходили на экраны друг за другом именно в таком соседстве.
Сейчас, спустя полтора десятка лет, когда мы знаем, как дело кончилось и чем сердце успокоилось, – что стало со всеми этими режиссёрами и их киновселенными, – время уже начало расставлять всё по своим местам. О некоторых картинах уже почти забыли, другие были «первыми ласточками», и после них только намечавшийся тогда тренд теперь стал общим местом – и мало кто может припомнить, что некогда было иначе.
Спустя годы некоторые пассажи этих обзоров удивляют и даже слегка озадачивают. Но в этом и кроется вайб ушедшей эпохи начала 2010-х.
Стоит сказать, до некоторых пор я был уверен, что всё, что я делаю в области кинокритики, приносит удовольствие лишь мне одному (кроме, разумеется, некоторой практической пользы сайту-заказчику). Это моё заблуждение жило до тех пор, пока я как-то раз не получил сообщение от неизвестного доселе мне человека. Человек не поленился найти меня через соцсети и написал следующее (цитирую): «Спасибо за эту работу, поскольку было крайне интересно читать, в подавляющем большинстве случаев интереснее, чем смотреть». Вот, оказывается, как. Простите, дорогие кинематографисты.
И приятного всем чтения!
Д. Саблинфилософ, культурологноябрь 2025Об островитянах, оксюморонах и пакетированном чае
(«Холодная лихорадка» Ф.-Т. Фридрикссона, 1995)
«Cold Fever» Фридрика Тоура Фридрикссона глазами материкового жителя
И вот ведь какая история.
Есть люди, привыкшие, к примеру, макать в пластиковую кружку пакетик, к примеру, «Липтона». Хорошие, разумные люди. Они знают, что и чай этот неплох. Ведь от пакетика «Майского» у них дежурная изжога, а от пакетированного «Брук-Бонда» долго саднит в мочевом пузыре. И они правы, их выбор верен, их вкус уважаем. Хотя люди эти никогда толком не поймут, что хорошего в троекратно слитой мутновато-зеленоватой полуслепой чайной заварке. Даже, пожалуй, скажут, что мало ценного в том, весьма мало ценного. Что же скажут дегустаторы тайских улунов? Они же восхитятся тем, как вкус Ли Шань раскрывается к четвертому омовению.
– А, улун, да-да, это чай такой, кажется, чего-то слышали, было дело, кто-то рассказывал. А так, в принципе, знаем, по жизни: чем гуще – тем лучше, чем популярней – надёжней, чем дороже – прикольней. А пятый раз через одну заварку воду гонять… ну, наверное, бывает хорошо, хотя…
Так и с малым кино. Кинематограф малых стран, отдаленных территорий, национальных меньшинств, сверхскромных бюджетов.
И как нелегко завести разговор о нюансах, к примеру, послевкусия вин урожая 1956 года юго-западных склонов Божоле с, к примеру, нормальным любителем малорусской водки и крепкого сальца, так и не каждый кинолюб, уважающий нетленные достоинства ядрёного мирового кинематографа, заставит себя проникаться тихими радостями неспешного северного кино. И им что Мика, что Аки. Какие там страны-то вообще? Финляндия, Норвегия, Дания…
– А что, и в Исландии снимают кино?
– Да, делают кинематограф, кто бы подумал.
Впрочем, есть немало тех, кто ценит его тянущее послевкусие и его горьковатый цвет. Остальные их не поймут. И даже, посмотрев два-три северных шедевра, с трудом разберут нюансы художественного превосходства.
Я лично, скорее, из этих.
И вот ведь в чем штука: смотришь на всю эту малую авиацию и то и дело ловишь себя на мысли, что думаешь о её авторах как о малых детях: «Ну вот кое-что тут слабовато, но это ничего, это им простительно, они же ещё маленькие – что не позволено Юпитеру, простительно быку. Видал я ихнюю Исландию на карте…» И в этом благородном высокомерии выплескиваешь вместе с младенцем в студеный мировой океан добрую часть смыслов, замыслов и вымыслов режиссёра. И тут впору по-хорошему задуматься, кто же из нас дальше ушел от цветастого заборчика детского сада.
Фридрик Тоур Фридрикссон – мэтр исландского кино, самый известный из местных и сравнительно доступный для чужеземцев режиссёр. Его «Соколов» чем-то там награждали, «Ангелов Вселенной» смотрели все, кто себя причисляет, по «Детям природы» когда-то Оскар плакал. Фридрикссон снимает хорошее кино. Простое, трогательное, понятное, в меру ироничное – пара десятков режиссёрских работ.
И вот сижу я и пересматриваю «Холодную лихорадку», извлекая из каждого своего позыва поиграть в снисходительного старшего брата, на миг осаживая себя, изюминки откровений.
Есть у жителей маленьких островных государств одна странная черта: они бесконечно ценят тот кусочек суши, на котором живут, они любят его людей и нравы, его капризы и катаклизмы. И на вкус среднеевропейского обывателя выглядит это глуповатым и провинциальным. Тут впору было бы объяснить всё очередным клише про комплексы малой нации, поговоркой о куликах, болотах и пиаре или редьке, слаще которой кое-кто ничего не ведал, – в общем, чем-то в этом роде. Но, видимо, есть тут и другое. Фигура мысли более фундаментальна.
Мы – жители материка – в глубине сердца знаем, что, если долго идти вперед, кончится одна страна и начнется другая, а там, глядишь, и третья: не по нраву одно – всегда доступно другое. Островитянин же с рожденья – генетически – знает, что другого нет: куда бы ты ни пошёл, твой путь уткнется в гулкий океан, а потому бессмысленно не любить то, что у тебя уже есть.
И вот всей державой они выходят на улицы, чтобы затаив дыхание смотреть, как падают невзрачные лепестки подвядшей сливы, или вопреки рабочему расписанию бегают голышом по заснеженной пустыне и надираются, провожая полярный день и т. п. – на каждом острове радуются своему – тому, что у них есть.
И Фридрикссон – истинный уроженец своего острова. Он любит Исландию, искренне любит людей, её населяющих, и не важно, снимает ли он фильм про рок-музыкантов или пенсионеров, сумасшедших или инвалидов. Его герои колесят по крошечному мирку, эклектичному, пестрому и неповторимому, вместе с тем исполненному цельным многовековым ровно-незыблемым духом.
В «Холодной лихорадке» этот «синдром островитянина» если не возводится в квадрат, то как минимум удваивается.
Собственно, для всех, кто смотрел и кто собирается смотреть этот фильм, наверняка не является секретом основная его фабула – она отчеканена во всех анонсах и аннотациях: «Молодой японец Ацуси Хирата (почему-то обязательно приводится его имя) едет в Исландию, чтобы совершить обряд на месте гибели родителей. На пути к сердцу далёкого острова с ним происходят мистические и комические события».
Надо сказать, от самого такого задела у продвинутого эстета уже могут потечь слюнки: каково, взять жителя одного странного острова и отправить в одиночку на противоположный край света путешествовать по другому странному острову – вот это притык!
Медленно гаснет свет, и мы погружаемся в волшебный мир кино.
И тут же сознанию большого материкового брата, уже почти обезвоженного от потери слюны, приходится утешаться очередным виртуальным похлопыванием по плечу неискушенных островных детсадовцев от кинематографа.
В первые же десять минут фильма происходит, по всем понятиям, что-то весьма труднообъяснимое: ну ладно, родители погибли когда-то – это понятно, ладно, дедушка (а дедушка ли?) сам не смог поехать, послал внука – тоже понятно. Но мы же не в сказке про Иванушку-дурачка! Зачем вменяемому менеджеру преуспевающей рыбной компании, планирующему отпуск на Гавайях, проводящему досуг по караоке-барам и за просмотром глуповатых телешоу, отнюдь не религиозному и вовсе не сентиментальному, – какие-то ритуалы?
Дословно: «С какой стати, – откровенно возмущается главный герой на чистом японском языке, – мне, современному человеку, нужно ехать на Северный полюс и петь какие-то заклинания на берегу какой-то реки? Не поеду!»
И через пару минут экранного времени он туда едет.
– Не верю! – резюмирует в ответ великоматериковый дока в глубине души каждого неискушенного зрителя. – Такого в жизни не бывает! Сценарист – минотавр, так торопился перейти к самой вкусной части фильма, что просадил начало. Врубай свет, жми на стоп, идем курить – видал я ваши исландские улуны!
Кто поискушённей, берётся перебирать остатки здравых аргументов в пользу такого японского выбора.
Что мы знаем про японцев? Что они очень скромны, очень ответственны и трудолюбивы, очень четко блюдут иерархию своего общества, всякие там кодексы и правила, оттого жизненно важными считают вопросы карьеры и социальной атрибуции.
Вспомнили. Делаем вывод: решение японца зачем-то ехать в Исландию понятней не стало. И тут впору снова глянуть куда-то глубже, на генный уровень культуры японского островитянина.
И вот ведь что там находим. Примерно в том же месте, где, к примеру, генетический пофигизм русского народа программируется универсальным курочкиным «не плачьте, дед да баба, – снесу я вам другое яичко, не золотое, так простое», каждый японец слышит такую историю.
Как-то раз давным-давно, где-то на мостике между первонебесами и первоводами, первый мужчина Идзанаги и первая женщина Идзанами решили устроить божественную первосемью, дабы стать богами-прародителями островов, духов, людей, ну и всего остального видимого земного мира.
Сказано – сделано: сочетались браком и приступили к производству на свет потомства. А потомство толком не выходит – ни острова, ни духи, ни люди, там, ни всё остальное.
Обратились они к высшим богам, дабы те открыли, в чём причина того, что потомство их так неудачно. И был ответ: причина-то в том, что совершённый брачный ритуал исполнен был неверно. Совершили ритуал правильно – стали тогда выходить острова, духи, люди и всё остальное на свете, вполне себе ничего.
«Не поеду!» – утверждает главный герой на чистом японском языке. И не поехал бы… Если бы его мир не был создан первородителями Идзанаги и Идзанами по тем законам, по которым был создан (никто же его с тех пор не переделывал): чтобы жизнь твоя смогла быть жизнью, нужно верно выполнять все ритуалы. Просто должно правильно исполнять то, что должно.
Знал ли исландец Фридрикссон этот миф и, если знал, придавал ли какое-то ему значение, – нам не известно. Нам известно только, что капали капли с острия меча первомужчины Идзанаги, твердели и становились островами. На островах с названием Гавайи стало солнечно и тепло, на островах Исландии – холодно и пустынно.
И отправился человек с островка Хонсю на другой островок, вместо того, чтоб поехать на третий, – вместо тёплого и комфортного на холодный и мёртвый, чтобы правильно всё исполнить. Отправился в странный путь в сердце странной страны, среди странных людей, странных духов и прочих странностей остального видимого мира.
Путь этот оказался того же рода, что некогда сумел преодолеть норштейновский Ёжик, а до него так толком и не смогли пройти герои Куросавы, и лишь после отправились все, у кого были на то силы: от персонажей Тарковского до джармушевского Вильяма Блейка и форд-копполовского отставного капитана, неизбывно плывущего в свою Камбоджу.
Путь не наружу. Они все пошли, думая: «Я дойду туда». И дошли туда, но дошли не теми, кем выходили. Тот, кто выходил, и тот, кто дошёл, оказались разными людьми. То есть, в общем-то, не дошли. Так-то вот.
Возвращаемся из курилки, нажимаем на «play», дёргаем за влажную ниточку в полуостывшей кружке. Перед глазами неизвестный и непонятный нам островитянин совершит-таки вояж через мистические исландские льды внутрь своего «я». Впрочем, как сказал один хороший знакомый великого Винни: «Я» бывают разные. Это дело личное. Вполне возможно, что лично для вас урожай в Бургундии в этот год не удался, как-то всё это зелено-мутновато и слито по пятому разу. Не спорю, «Липтон» круче.
Чашка пустеет. На экране титры. За окнами рассвет. Единственное, что заставило поморщиться, – последние секунд сорок. Смазливая панорама а-ля Мальборо-кантри с живописно возвращающимися после нелёгкого трудового дня мужчинами на конях, сопровождаемая непонятно с какого художественного перепугу взявшимся закадровым голосом. Скупая дань банку-инвестору, совету продюсеров и выпускающей компании: «Всё должно быть хорошо, зритель должен уйти на возвышенной ноте, чтоб снова билет купил и пришёл».
Да, дорогие дяди, спите спокойно, у героя фильма всё хорошо, у зрителя тоже, ваши банковские счета в порядке. Только мы-то с младшим братом понимаем. Путь в страну мёртвых – он всё-таки бывает только в одну сторону. Может, когда-то и вас это пугать перестанет.
Вот ведь какая нехитрая история.
Да, к слову говоря, при чём там «лихорадка» и почему она «холодная», по просмотру фильма мало кому понятно. Это действительно косяк подстрочника англоязычного «Cold Fever», произносимого как примитивный оксюморон. Тут даже панибратское высокомерие ни при чём. Просто косяк перевода. Если немного вдуматься, эту фигуру удаётся более-менее корректно реконструировать в «Жар льдов» – по крайней мере, в контексте произносимых персонажами реплик это более логично.
А если вдуматься ещё крепче, то зазвучит тут слово о нестерпимой горячности или, если хотите, в подлинном смысле «горечи» раскалённой лавы, редко кому видимой тут во внешнем холоде, что лишь раз в столетья прорывается из нутра Фудзи или Геклы. Из тех глубин, куда человеку путь заказан.
И он вынужден ютиться тут, снаружи, мыкаясь с одного на другой крошечный клочок чуть поостывшей суши, улыбаясь начальству, смотря глуповатые телешоу, мечтая о тёплых пляжах, выполняя предписанные ритуалы.
А мне лично пакетированный приелся, будь он даже «Инглиш» и «Нумбер ван»…
[ноябрь 2010]Восьмиклассница, а-а… («Неадекватные люди», 2010)
– Знаете, кто мировой лидер кинопроизводства в минувшем году?
– Америка? Неужели нет? А! Сейчас угадаем: Индия! Болливуд – песни-пляски, любовь до гроба… Ну а второе место – Америка?
Нет. Второе место занимает Нигерия. Две с половиной тысячи лент за год.
Ну, мы же все знаем нигерийское кино: сколько номинаций на «Оскар», сколько «Пальмовых ветвей» и «Львов»! Неужели не видели, не слышали? То есть – если кто с арифметикой не дружит – штук шесть полнометражных фильмов в день, и ни одного выдающегося? Вы не понимаете, для чего тогда это снимать?
А я вот так понимаю: для того, чтобы уставший нигерийский люд, придшед в кинотеатр, подышал прохладным свежим воздухом. Храмов киноискусства там немного, но в каждом есть архиважный для африканского климата прибор – кондиционер. Вот зритель и дышит, а попутно смотрит историю про любовь, кровь или иную новь сугубо отечественного производства.
А вообще, кино там сразу продают людям на DVD, и те диски охотно покупают и смотрят по нескольку штук на дню.
Я верю в то, что российские кинопроизводители не могут не равняться на лидеров мировой индустрии.
Логика гениально проста: незачем делать фильм, в котором есть запутанная история, неординарные яркие герои… фильм, который что-то цепляет в голове или сердце, который хочется пересмотреть, чтобы заново посопереживать судьбе персонажей. Тогда же вместо покупки нового диска будут снова и снова ставить старый, а это не наш путь – минус один в карму.
Так догоним и перегоним Нигерию!
И в этом смысле воодушевляет раскатистый голос диктора, бубнящий вечера напролёт из-за хрущёвских стен спальных районов: «На нашем канале каждую неделю новые отечественные мелодрамы…» Новые. Каждую.
Итак. Он и Она, оба отягчены своими жизненными обстоятельствами. У Него – личная драма, у Неё – приличная мама. Она хочет изменить свою жизнь, и Он решает жить по-другому. В этот важный момент судьба сводит их друг с другом.
Не правда ли, свежо? Неужели это вам что-то напомнило?
У Героя обязан быть друг (мужская роль второго плана), и он есть. У Героини обязана быть подруга (женская роль второго плана), и она есть. Далее. Для образования любовного треугольника у Неё должен быть бойфренд-претендент (ещё одна мужская роль второго плана, комический персонаж), к которому ревнует Главный Герой – и Он к нему ревнует, залихватски ломая ему ноги и скулы.
Для образования ещё одного любовного треугольника у Него должна быть брюнетка-сердцеедка (ещё одна женская роль второго плана, комический персонаж), превосходство над которой ощущает Главная Героиня. Она и ощущает…
Не знаю, как у вас, а у меня перед глазами листок из конспекта уч-ся первого курса сценарного факультета. Зеркально-симметричная схема «бабочка».
Читаем далее: финал. После крайне немногочисленных перипетий Он и Она так и не могут признаться себе и друг другу в своих чувствах. Он уезжает, и эта разлука ставит всё на свои места. Герои снова встречаются, и мы наконец видим долгожданный Первый Поцелуй. ЗТМ. Титры.
Ой, я ничего не выболтал, не раскрыл ли какую интригу? Похоже, нет… А, вы не поняли – это не курсовик, это фильм такой: «Неадекватные люди» (Россия, 2010). Вы тоже не понимаете, для чего это было нужно снимать?
Кстати, в титрах после ЗТМ в графах режиссёр, сценарист, композитор, монтажёр значится одна и та же фамилия – Роман Каримов. Судя по всему, это именно его конспект первокурсника сценфака мы и видели.
И среди актёров тоже мелькает та же фамилия. Вроде даже не нигерийская. Пытаюсь проникнуться уважением к этому человеку.
Самое обидное, что первые 15—20 минут экранного времени реально получаешь колоссальное удовольствие от фильма. Но ровно до тех пор, пока не всплывает остов. Каждая следующая сцена становится всё предсказуемей и предсказуемей, и в конце концов тебя убивает безысходная слащавость схематизированной мелодрамы. Хотя нет, извините – молодёжной романтической комедии.
Есть в отечественном кинематографе такие имена-значки, с помощью которых очень удобно характеризовать кино. Например, говорят тебе: «фильм с Гошей Куценко» – и не надо спрашивать ни о сюжете, ни о бюджете, сразу понятно, что это за кино. Или, там, с Панкратовым-Чёрным – тут же всё ясно.
Для меня таким именем-значком становится Евгений Цыганов – и я сразу знаю, что это должен быть в общем-то неплохой фильм-мелодрама о нелёгких поисках и переживаниях молодого поколения в наши дни. И в этом фильме он тоже играет – роль второго плана, друга главного героя. И это вроде должно хорошо говорить о картине.
Но вспомним «Питер FM», «Прогулку», «Русалку» (простите, больше под кондиционером почти не доводилось сидеть). Каждый из них по-своему пусть и не концептуален, но оригинален. Сценаристы, при всей любви к возрастной переживательности и сентиментальности, в каждом из них пытались уйти от банальщины: кто в стройность минимализма, кто в притчу, кто в игру ситуаций. А на этом фоне «Неадекватные люди» выглядят не ахти.
На место единственной «оригинальности» может претендовать то, что героиня нашей мелодрамы – несовершеннолетняя школьница, а объект её любви – человек предыдущего поколения. Но как-то ни «Лолитой», ни даже «Леоном» и близко не пахнет. И пахнуть по замыслу автора не должно.
Вообще, есть ощущение, что под присмотром продюсеров герои на всякий случай сделаны такими, чтобы ничто не препятствовало их появлению на упомянутом отечественном телеканале в сенокосную пору. Такими правильными-правильными, чтобы ни один нигерийский комар носа не подточил.
Вдвойне обидно, что фильм чисто с режиссёрской стороны вполне неплох. На полную обыгрываются ситуации, порождённые исходными обстоятельствами: главный герой-провинциал в контексте столичных пригламуренных офисов.
Тут и сарказм по поводу московских нравов: все поголовно дамочки, что с виду одинаково цинично-надменно-беспардонны, по итогу оказываются не светскими львицами, а кто затюканной семейной овечкой, кто алкоголичной садо-нимфоманкой, кто просто школьницей-переростком. Вот и весь дутый столичный феминизм.
Хорошо переданы игры с возрастным барьером. Вообще, для жанра комедии режиссёрски очень точно выверен баланс реализма и гротеска, абсурда и узнаваемости. Диалоги изобилуют забавными поворотами (в основном, впрочем, это хамские остроты подростковой тематики, но иногда это вполне смешно).
Актёры местами прилично играют: не делают больших влажных глаз и мхатовских пауз, как это принято в родных телесериалах с романтическим контентом. Кинодебютантка Ингрид Олеринская на удивление по-актёрски разнообразна и достоверна в подростковом амплуа. Её партнёр Илья Любимов выглядит более однобоко, всю дорогу играя изумление провинциала лицом, очень напоминающим Ярмольника времён «цыплёнка табака» (впрочем, с таким «охреневающим» выражением лица в вечность вошли Харрисон Форд и Брюс Уиллис, но это другая история).
Актёры второго плана играют попрямее и пофальшивее, но картины не портят. И глаз радуется – много хороших наблюдений и точных находок.
И всё бы ничего, только взять диск и посмотреть этот фильм заново почему-то не хочется.
Хочется даже увидеть что-то ещё хорошее с Цыгановым, хочется проверить, будет ли интересна Олеринская в следующих работах, хочется разузнать о режиссёрском пути Каримова. Только что-нибудь другое, не этот фильм, какой-нибудь другой.
Да, впрочем, всё правильно – наши производственники бодро осваивают нигерийские технологии. Равняемся на лидеров – плюс один в карму.
А, и самое главное. Любви в фильме нет. Не чувствуется она ни в трепетной груди «восьмиклассницы», ни в депрессивных страданиях «провинциала». Ну никак.
[февраль 2011, по заказу Sqd]Чайковский с мясом
(«Черный лебедь»
Д. Аронофски, 2010)
Много лет назад одна моя знакомая, будучи в то время студенткой института психоанализа и при этом натурой, всецело увлечённой соответствующими глубинами человеческой души, имела о кинематографе некое особое мнение: она делила продукты последнего на фильмы «ну так себе» и «офигенные фильмы – про Психоз».
И будь снят в те годы, «Чёрный лебедь» Даррена Аронофски занял бы, я полагаю, в её табели о рангах достойное место. Бред, глюки, кровь, мутации тела, расщеплённая реальность, контуженная на всю голову мама не менее контуженной юной героини, секс-наркотики-ПетрИльич. Ух! И да возрадуется глаз продвинутой молодой интеллигенции.
Быть может, когда-нибудь какой-нибудь грамотный искусствовед мне объяснит, чем авторское кино отличается от мейнстрима. А пока я нашёл лишь один критерий, не теоретическое бла-бла-бла об «авторском взгляде», а по факту.
Хотите, сами проверьте: зайдите в какой-нибудь интернет-киносклад, откройте рубрику «независимое и авторское» и не поленитесь потратить вечерок-другой на созерцание десятка-другого наименований. Если вам всю дорогу показывают сиськи-письки, но вовсе не для того, для чего обычно, или если кинокадр глючит и пучит, как правило, с наркоты, а то и по доброй воле, или просто всё кинопространство инкрустировано кровью, плотью и фекалиями – это авторское кино.
Нет, не мужской туалет районного ПТУ после дискотеки – с валяющимися пользованными шприцами и презервативами, выпотрошенным «Беломором», выплюнутыми окровавленными зубами и соответствующим обсценным декором по стенам, – а независимый кинематограф. Тот же пубертат, знаете ли, но вид сбоку, неумело облечённый в малобюджетный целлулоид. Это инди.
На зов взрослеющей души добавить в фильм чего-нибудь конструктивного многие независимые соблазнялись, становясь «зависимыми» – Линчами, Поланскими и иже, – протаптывали тропки из пэтэушного сортира артхауса в мейнстрим. Глюков в кадре становилось меньше, смысла – больше.
Но свято место пусто не бывает – им на смену приходили новые «авторские взгляды», возмущённые тем, что их прогрессивную пионерскую правду не показывают на большом экране, и наивно полагающие, что такого до них никто не додумывался снять. У Аронофски по молодости хватило ума совершить ту же миграцию. Впрочем, для меня лично вопрос этого трипа до сих пор остаётся открытым.
