Тайна Либереи

Она сделала шаг к столу, намереваясь взять пергамент и футляр. Но Сергей был быстрее. Он не делал резких движений, просто слегка сместился, оказавшись между Смирновой и столом. Едва заметное движение, но оно было наполнено таким вызовом, что майор на мгновение замерла.

– Майор Смирнова, – сказал Сергей, глядя на нее прямо. В его глазах она прочитала не страх и не подобострастие, а холодную, расчетливую оценку. Опыт. Опыт, которого она не ожидала встретить у университетского преподавателя. – Прежде чем что-то изымать, возможно, стоит выслушать экспертов. То, что лежит на столе, является ключом. Ключом к одной из величайших исторических загадок России. Его изъятие и засекречивание в каком-нибудь архиве на долгие годы будет преступлением против науки. И, смею предположить, против самого государства, чью историю мы пытаемся понять.

Он видел, как в ее глазах мелькнуло легкое удивление. Она привыкла к тому, что ее власть и статус не обсуждаются. А этот… этот циничный историк с глазами старого волка осмелился бросить ей вызов.

– Ваши предположения, господин Воронов, не являются аргументом для ФСО, – отрезала она, но в ее голосе впервые появились нотки чего-то, кроме безличного официоза. Легкое раздражение. – Моя задача – протокол и безопасность.

– А наша задача – истина, – парировал Сергей. – И иногда протокол мешает и тому, и другому. Вы говорите об угрозе. А я вижу угрозу в том, чтобы утратить эту нить. Уже сейчас, я уверен, не все участники находки молчат. Информация утекает. И если вы сейчас заберете это, вы можете передать его в руки тех, кто ждал этого момента гораздо дольше нас.

Он блефовал. Но блефовал уверенно, глядя ей прямо в глаза. Он играл на ее поле, на языке угроз и безопасности.

Смирнова изучала его. Молчание снова повисло в кабинете, но на этот раз оно было иным – напряженным, наполненным невысказанным противостоянием двух миров. Мира тайной власти и государства и мира тайного знания и истории.

– Что вы имеете в виду? – наконец спросила она, и ее голос потерял часть своей металлической бесстрастности.

– Я имею в виду, что эта находка – не случайность, – сказал Сергей, видя, что его слова возымели эффект. – Это первая ласточка. Кто-то знал, что она там есть. Или догадывался. И если мы, ученые, нашли ее первыми, это не значит, что другие не придут следом. Люди, для которых историческая истина – не цель, а разменная монета. Или оружие.

Он посмотрел на пергамент, затем снова на Смирнову.

– Давайте поступим так. Дайте нам немного времени. Двадцать четыре часа. Для предварительного анализа. Мы находимся здесь, под вашим наблюдением, если хотите. Мы делимся с вами всеми находками. Если по истечении этого срока вы сочтете, что угроза существует, – изымайте. Но дайте нам шанс.

Гольдберг смотрел на Сергея, как на сумасшедшего. Он предлагал сотрудничество с ФСО? Добровольно?

Ирина Смирнова не сводила с Сергея глаз. Она взвешивала. Оценивала риски. С одной стороны – нарушение протокола. С другой – его слова об информации, которая уже могла утечь, и о потенциально большей угрозе. И была в этом человеке какая-то уверенность, знание, которое шло изнутри. Не просто амбиции ученого. Что-то более глубокое.

– Двенадцать часов, – наконец сказала она. Ее голос снова стал официальным, но решение было принято. – Я остаюсь здесь и наблюдаю. Каждый ваш шаг, каждый вывод – фиксируется и сообщается мне. Вы не предпринимаете никаких активных действий без моего одобрения. Никаких выездов на места. Чисто теоретический анализ. В случае малейшего намека на угрозу или несанкционированные действия – операция прекращается, артефакты изымаются, а вы оба будете доставлены для дачи объяснений. Ясно?

Гольдберг хотел было возразить, но Сергей опередил его.

– Ясно.

Он понимал, что это была победа. Маленькая и хрупкая, но победа. Они выиграли отсрочку. И теперь у них было двенадцать часов, чтобы разгадать загадку, которую не могли разгадать четыреста лет. Под пристальным взглядом майора ФСО, которая смотрела на него с холодным любопытством, смешанным с недоверием.

Он повернулся к столу, к пергаменту. Охота начиналась. И впервые за долгие годы Сергей Воронов почувствовал не страх и не боль, а странное, забытое чувство – азарт. Он был в своей стихии.

Глава 3. Первая кровь

Двенадцать часов.

Эти слова висели в воздухе кабинета Гольдберга, как дамоклов меч, отсчитывая каждую секунду отсрочки. Атмосфера мгновенно преобразилась. Из возбужденно-академической она стала напряженно-оперативной. Майор Смирнова, не тратя времени на пустые разговоры, отодвинула стопку книг на свободный стул у стены, села, положила на колени планшет и без всяких эмоций заявила: «Я начинаю протокол наблюдения. Приступайте».

Сергей почувствовал, как знакомый адреналин, горький и острый, снова заструился по его венам. Он ненавидел этот вкус. Ненавидел то, как тело само по себе приходит в боевую готовность – зрачки расширяются, слух обостряется, мышцы спины и плеч непроизвольно напрягаются. Это была реакция хищника, которого выпустили из клетки, в которую он сам себя и посадил. Он бросил взгляд на Ирину. Она сидела идеально прямо, ее поза была непринужденной, но собранной, как у спортсмена на старте. Ее глаза, эти серые сканеры, были прикованы к ним, не выпуская из поля зрения ни пергамент, ни его руки.

«Ладно, Гольдберг, – Сергей с силой ткнул пальцем в свою схему с координатами. – Отложим астрономические знаки и геометрию. Нам нужен человеческий фактор. Расскажи про реставраторов. Подробно».

Борис Исаакович, все еще бледный от столкновения с властью, засуетился.

– Ну, как же… Их было двое. Иван Семенов, бригадир, мужчина лет пятидесяти, опытный. И его помощник, молодой парень, Андрей, кажется. Я не запомнил фамилию.

– Кто из них нашел футляр? – уточнил Сергей. Его голос сменился, в нем появились нотки, знакомые по допросным комнатам. Твердые, настойчивые.

– Иван. Он сказал, что сам достал его из ниши. Позвал Андрея, они вдвоем вскрыли его, увидели пергамент и перстень… Испугались, вызвали начальство, а начальство, зная о моих исследованиях, связалось со мной.

– И где они сейчас? – спросила Смирнова, не поднимая глаз от планшета, на котором ее пальцы быстро выбивали какой-то текст. Вероятно, запросы в базы данных.

– На объекте, я полагаю, – развел руками Гольдберг. – Работают.

– Нет, – резко сказал Сергей. Он почувствовал ледяную тяжесть в животе. – Они не работают. Смирнова, вы можете проверить?

Ирина подняла на него взгляд, в ее глазах мелькнуло легкое раздражение от того, что он отдает ей приказы, но кивнула. Она достала служебный телефон, небольшой, защищенный аппарат, и, отвернувшись, продиктовала в трубку несколько фраз: «Проверить явку на объект реставраторов Грановитой палаты. Семенов Иван. Второй, Андрей, фамилия неизвестна. Срочно».

Ожидание заняло не больше пяти минут. Для Сергея оно растянулось в вечность. Он смотрел на пергамент, но уже не видел шифров. Он видел лицо Кати. Он видел грязный переулок и стекающую по стеклу кровь. Он знал, как работает этот механизм. Находка. Свидетель. Ликвидация.

Служебный телефон Смирновой завибрировал. Она поднесла его к уху, выслушала. Ее лицо, обычно бесстрастное, стало напоминать ледяную маску. Холод сконцентрировался в уголках губ и в глазах.

– Семенов не вышел на связь после обеда, – отчеканила она, опуская телефон. – Коллеги говорят, что он пожаловался на недомогание и ушел домой. Молодой, Андрей Петров, на месте. Говорит, что последний раз видел Семенова около часа назад, когда тот уходил.

– Адрес Семенова, – потребовал Сергей, уже вставая. Его голос был низким и жестким.

– Господин Воронов, – Смирнова тоже поднялась. Ее поза стала еще более прямой, если это было возможно. – Я не позволю вам…

– Адрес! – рявкнул Сергей, ударив кулаком по столу. Стопка бумаг с грохотом съехала на пол. Гольдберг вздрогнул. – Они убили его! Вы понимаете? Или собираются это сделать! Мы сидим здесь, играем в ученых, а человека уже нет в живых! Или сейчас не станет!

Он смотрел на нее, и в его глазах горел такой огонь ярости и отчаяния, что Ирина на секунду отступила. Это был не гнев ученого, лишенного своей игрушки. Это была ярость человека, который уже проходил через это. Который знал цену промедления.

Она сжала губы. В ее протоколе не было места таким эмоциям. Но и игнорировать потенциальное убийство она тоже не могла. Риск был слишком велик.

– Хорошо, – сквозь зубы произнесла она. – Но вы действуете по моим правилам. Вы рядом со мной. Никаких самостоятельных действий. Вы – консультант. Я – оперативный сотрудник. Понятно?

– Как стекло, – бросил Сергей, уже хватая свою куртку.

Гольдберг хотел что-то сказать, попроситься с ними, но Сергей резко оборвал его: «Вы остаетесь здесь, Борис Исаакович. Дверь на замок. Никому не открывайте. Если что-то случится – звоните…» Он посмотрел на Смирнову.

Она коротко назвала номер своего служебного телефона. Гольдберг, бледный, как полотно, кивнул и беспомощно опустился в кресло.

Выход из университета был похож на вылазку в тыл врага. Смирнова шла быстро и целеустремленно, ее взгляд метался по сторонам, фиксируя лица, машины, возможные угрозы. Сергей двигался рядом, его движения были плавными, но готовыми к взрыву. Он не смотрел по сторонам. Он чувствовал пространство кожей. Старые, почти забытые инстинкты просыпались с пугающей скоростью.

У выхода их ждала неприметная, темно-серая иномарка. Смирнова села за руль, Сергей – на пассажирское сиденье. Машина тронулась с места с тихим урчанием мощного двигателя.

– Вы слишком эмоциональны, Воронов, – сказала Ирина, не глядя на него, ловко лавируя в потоке машин. – Эмоции мешают работе.

– А бюрократия убивает, – отрезал он, глядя в окно. – Вы видели достаточно смертей, майор? Настоящих? Не в отчетах, а вот так, вблизи? Когда кровь теплая и липкая, и ты понимаешь, что это уже не человек, а просто мясо? И что ты опоздал на пару минут?

Она промолчала, но ее пальцы чуть сильнее сжали руль. Ответ был красноречивее любых слов.

– Вы не обычный историк, – констатировала она через несколько кварталов.

– И вы не обычный офицер ФСО, которая бегает за старыми бумажками, – парировал он. – У вас глаза… видевшие дело. Настоящее дело.

Больше они не разговаривали. Оба погрузились в свои мысли. Сергей чувствовал, как его разум раздваивается. Одна часть, холодная и аналитическая, уже выстраивала версии. Кто? Зачем? Почему именно сейчас? Другая часть, израненная и уставшая, кричала от ужаса. Он снова бежал. Снова опаздывал.

Андрей, молодой реставратор, дал адрес Семенова без лишних вопросов, испуганный звонком «из органов». Семенов жил в старом районе, в кирпичной пятиэтажке советской постройки. Двор был заставлен машинами, детская площадка ржавела под дождем.

Машина Смирновой бесшумно подкатила к подъезду. Она выключила двигатель и повернулась к Сергею.

– Правила просты. Вы за моей спиной. Не касаетесь ничего. Не мешаете. Если я скажу «назад» – вы немедленно возвращаетесь в машину и вызываете подкрепление по этому номеру. – Она снова показала ему свой служебный. – Поняли?

– Понял, – кивнул Сергей, хотя не был уверен, что послушается. Он уже вышел из машины.

Подъезд пах сыростью, старым линолеумом и капустой. Лифт, судя по табличке, не работал. Семенов жил на четвертом этаже. Они поднялись по лестнице, ступени скрипели под ногами. Сергей отмечал каждую деталь: облупившаяся краска на перилах, пятно на стене на третьем этаже, разбитая лампочка на площадке перед четвертым.

Квартира Семенова была под самой крышей. Дверь – обычная, деревянная, с глазком. Ирина жестом отстранила Сергея назад, сама встала сбоку от косяка, положила руку на кобуру, скрытую под пиджаком, и нажала кнопку звонка.

Тишина.

Она нажала еще раз. Дольше.

– Иван Семенович? Майор Смирнова, ФСО. Откройте, пожалуйста.

Снова тишина. Но Сергей почувствовал нечто. Не звук. Изменение атмосферы. За дверью было пусто. Слишком пусто.

– Ничего, – прошептал он. – Ни телевизора, ни шагов. Мертвая тишина.

Ирина нахмурилась. Она прислушалась. Затем достала телефон и набрала номер Семенова. Из-за двери донесся приглушенный, но отчетливый звонок мобильного. Он звонил и звонил, никто не подходил.

– Возможно, он спит или… – начала было Ирина, но Сергей уже не слушал.

Он опустился на корточки и провел пальцами по щели между дверью и полом. Ни пыли, ни сора. Чисто. Слишком чисто.

– Взлом, – тихо сказал он. – Профессиональный. Фомкой или бамп-ключом. Следов почти не оставили, но тут… видишь? – Он показал на едва заметную царапину на замковой пластине. – Сработали быстро.

Ирина смотрела на него с новым, незнакомым выражением. Удивление? Уважение? Она кивнула, ее лицо снова стало каменным.

– Отойдите.

Она достала какой-то электронный прибор, приложила его к замку. Раздался тихий щелчок. Затем она резко, но без лишнего шума, нажала на ручку. Дверь не поддавалась. Цепочка.

– Семенов! – громко крикнула она. – Открывайте! Полиция!

Ответом была та же мертвая тишина, нарушаемая только назойливым звонком телефона изнутри.

Ирина отступила на шаг, оценивая ситуацию. Затем, с силой, которую трудно было предположить в ее хрупком на вид теле, она нанесла точный удар ногой в область замка. Дерево вокруг цепочки треснуло с громким, сухим звуком. Второй удар – и дверь распахнулась, ударившись о стену.

Запах ударил в ноздри, знакомый и тошнотворный. Запах смерти. Не свежей, но и не давней. Запах разложения, смешанный с чем-то еще… химическим? Резким, как ацетон.

Ирина первая переступила порог, ее пистолет был уже в руке. Сергей последовал за ней, игнорируя ее приказ оставаться сзади.

Прихожая была маленькой и темной. На полу валялась разбитая ваза, земля и искусственные цветы раскиданы по всему линолеуму. Следы борьбы. Не яростной, а короткой, отчаянной. Кто-то попытался оказать сопротивление, но был быстро и эффективно нейтрализован.

Гостинная. Стол перевернут. Книги с полок сброшены на пол. Кто-то искал что-то. Быстро, но тщательно.

– Господи… – прошептала Ирина, осматривая комнату. Ее пистолет был направлен в пол, но палец лежал на скобе спускового крючка.

Сергей не смотрел на беспорядок. Его взгляд был прикован к балконной двери. Она была приоткрыта. Через щель просачивался серый, тяжелый свет. И оттуда, с балкона, шел тот самый запах. Густой и тяжелый.

Он двинулся к двери.

– Воронов, стой! – резко скомандовала Ирина. – Это уже место преступления. Мы должны ждать подкрепление и экспертов.

– Мы уже опоздали, – бросил он через плечо и толкнул балконную дверь.

Балкон был маленьким, заставленным ящиками с прошлогодней картошкой и всяким хламом. И посреди этого хлама, прислоненное к перилам, сидело тело Ивана Семенова.

Он был в той же рабочей одежде, в которой, вероятно, пришел домой. Его голова была запрокинута назад, глаза, широко открытые, смотрели в затянутое облаками небо с выражением немого ужаса и удивления. Рот был приоткрыт. Но самое ужасное было на его шее. Тонкая, почти изящная проволока, врезавшаяся так глубоко в плоть, что казалось, она разрезала трахею. Кровь запеклась темным, почти черным ожерельем на вороте куртки.

Сергей замер на пороге. Не из-за страха или отвращения. Он видел достаточно смертей. Его мозг, вопреки воле, начал работать, анализировать. Поза. Расположение тела. Характер раны. Это было не просто убийство. Это было послание. Казнь. Быстрая, эффективная и безжалостная.

Ирина, подойдя сзади, резко выдохнула. Даже ее железная выдержка дала трещину при виде этой картины.

– Черт возьми, – выругалась она тихо, но с такой силой, что слово прозвучало как выстрел. – Назад, Воронов. Немедленно. Ты сейчас наследишь на месте преступления.

На этот раз он ее послушался. Он отступил в гостиную, его лицо было пепельно-серым. Он чувствовал себя так, будто его ударили по голове. Это было не абстрактное «возможно, ему угрожает опасность». Это была жестокая, осязаемая реальность. Человека убили. Из-за того, что он нашел. Из-за пергамента. Из-за них.

Ирина действовала молниеносно. Она отступила в прихожую, достала служебный телефон и начала отдавать быстрые, четкие команды: «Код 187. Место преступления. Нужна группа захвата, криминалисты, медицинские эксперты. Адрес… Пострадавший один, мужчина, лет пятидесяти. Без признаков жизни. Подозрение на убийство. Возможно, профессиональное. Просьба заблокировать район».

Она повесила трубку и повернулась к Сергею. Ее глаза горели холодным огнем.

– Вы довольны? Вы хотели действий? Вот они. Человек мертв. Из-за вашей чертовой библиотеки.

– Не из-за библиотеки, – тихо, но с железной твердостью ответил Сергей. Он смотрел на балконную дверь, за которой была смерть. – Из-за тех, кто за ней охотится. И они уже здесь. Они на шаг впереди. Они знают, что мы ищем. И они не остановятся.

Он посмотрел на Ирину, и в его взгляде не было ни страха, ни паники. Была только холодная, беспощадная ясность.

– Ваши двенадцать часов истекли, майор. Теперь это не научная экспедиция. Это война. И вы либо с нами, либо на их стороне. Третьего не дано.

Он обвел взглядом разгромленную гостиную, его взгляд упал на маленький письменный стол в углу, на котором лежала открытая записная книжка. На верхнем листке, в спешке, детской рукой, было нарисовано что-то… Знакомое. Два изогнутых серпа. Печать Грозного.

Они не просто убили его. Они пытали его. Выведывали информацию. И Семенов, умирая, попытался оставить им знак.

Сергей подошел к столу, игнорируя протестующий возглас Ирины. Он не прикасался к книжке, только смотрел. Рисунок был грубым, но узнаваемым. А под ним – несколько цифр, написанных дрожащей рукой. «3… 7… 1…»

– Смирнова, – сказал он, не отрывая взгляда от цифр. – Посмотри на это.

Она подошла, нахмурившись.

– Что это?

– Предсмертная записка, – прошептал Сергей. – Он пытался нам что-то сказать. Печать… и эти цифры. Это не случайность.

Снаружи, вдали, послышались звуки сирен. Приближающиеся. Подкрепление.

Ирина посмотрела на Сергея, затем на рисунок, затем на балкон, где сидело мертвое тело. Ее лицо было каменным, но в глазах бушевала война. Война между протоколом и инстинктом. Между долгом и необходимостью.

– Возьмите книжку, – неожиданно тихо сказала она. – Аккуратно. Мы не можем оставить это здесь. Криминалисты все сотрут, а это… это может быть ключом.

Сергей посмотрел на нее с удивлением. Она нарушала свой же протокол.

– Вы уверены?

– Нет, – честно ответила она. – Но вы были правы. Это уже война. И нам нужны все козыри, которые мы можем получить. Быстрее. Пока они не приехали.

Сергей, используя край своего рукава, чтобы не оставить отпечатков, аккуратно вырвал листок с рисунком и цифрами и сунул его во внутренний карман.

Сирены завыли уже прямо под окнами. Ирина глубоко вздохнула, собираясь с духом перед встречей со своими коллегами и необходимостью объяснять присутствие гражданского лица на месте свежего убийства.

– Готовьтесь к тяжелому разговору, Воронов, – сказала она, направляясь к выходу. – И не говорите ни слова без моего разрешения.

Сергей кивнул, его пальцы инстинктивно потянулись к карману, где лежал тот самый листок. Цифры. 3, 7, 1. Что они означали? Координаты? Шифр? Код?

Он снова посмотрел на балкон. На мертвого Семенова. Это была уже не просто историческая загадка. Это стало личным. Кто-то заплатил жизнью за их любопытство. И Сергей Воронов поклялся себе, что это будет не напрасно. Он найдет этих ублюдков. И он заставит их ответить.

По всем правилам. Или без них.

Глава 4. Тень Слободы

Возвращение в университет после квартиры Семенова было похоже на пересечение незримой границы между двумя враждебными мирами. Один мир – яркий, шумный, наполненный беззаботными студенческими голосами, скрипом мела и запахом старых книг. Другой – темный, липкий, пропахший смертью и страхом, мир, где правила диктовала тонкая проволока на шее ничего не подозревавшего человека.

Кабинет Гольдберга превратился в импровизированный оперативный штаб. После короткого, но напряженного разговора с прибывшими коллегами из следственного комитета, где Ирина, щадя нервы профессора, представила Сергея как «гражданского консультанта, находившегося с ней в момент обнаружения тела», им удалось вырваться. Теперь они стояли перед картой Владимирской й области, развернутой на столе, поверх которой был брошен тот самый злополучный листок с цифрами «3-7-1» и рисунком печати.

– Итак, – Борис Исаакович нервно потирал переносицу, его энтузиазм окончательно сменился тревогой. – Убийство. Боже правый, настоящее убийство. Из-за пергамента?

– Не из-за пергамента, – поправил его Сергей. Его голос был хриплым от усталости и сдерживаемых эмоций. – Из-за того, что он означает. Они не просто хотели замести следы. Они выпытывали у него информацию. Смотрели, не запомнил ли он чего-то еще, не скопировал ли. И он… он попытался нам помочь. – Он ткнул пальцем в цифры. – 3-7-1. Это не координаты. Это слишком просто. И не дата.

– Номер страницы? Шифр? – предположила Ирина. Она стояла чуть поодаль, скрестив руки на груди. Ее безупречный костюм казался единственной твердой точкой в этом рушащемся мире. Но Сергей заметил легкую тень под ее глазами. Смерть Семенова не прошла для нее даром.

– Возможно, – Сергей закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от давящей тяжести произошедшего. Его разум, привыкший к сложным логическим построениям, лихорадочно искал связь. – Но в контексте пергамента… Мы расшифровали отсылку к Александровой слободе. Что, если это уточнение? Указание на конкретное место внутри Слободы?

Он схватил свой блокнот с первоначальной расшифровкой, где были выписаны числовые значения слов.

– Смотрите. Третье слово в седьмом предложении… «Подземелье». Первый символ в этом слове… Буква «П», которая в кириллической нумерации имеет значение 80. Ничего не дает. – Он отшвырнул блокнот с раздражением. – Черт. Мы думаем не в том направлении.

– А если это не текст? – тихо сказал Гольдберг. Все взгляды устремились на него. – Мы смотрим на бумагу. Но Иван Грозный был каменщиком. Он мыслил категориями камня, кладки, пространства. Что если это не шифр, а инструкция? Простая, как кирпич.

Сергей замер. Мысль была до гениальности проста.

– Три, семь, один… – прошептал он. – Три шага на восток от входа? Семь на север? Один вниз? Но вход куда? В Успенскую церковь? В подвал?

– В Рождественскую, – поправил его Гольдберг, и в его глазах снова вспыхнул огонек. – Успенская – перестроена. А Рождественская… ее подклет, подвалы… они сохранились почти в первозданном виде со времен Грозного. Именно там была его первая молельная комната, его тайные опричные сходки.

Решение созрело мгновенно, без лишних слов. Ехать. Сейчас. Пока убийцы не опередили их снова. Пока тропа не остыла.

Ирина на этот раз не возражала. Убийство Семенова стерло все формальности. Теперь это было дело принципа. Она кивнула, ее лицо выражало холодную решимость.

– Хорошо. Но теперь – по-моему. Полный контроль. Я за рулем. Вы, профессор, остаетесь здесь на связи. В случае чего – немедленно звоните. – Она бросила взгляд на Сергея. – И вы… делайте, что должны. Ищите свои артефакты. Но безопасность – на мне.

Дорога в Александрову слободу, древнюю загородную резиденцию московских князей, ставшую на полтора десятилетия столицей опричного террора, заняла чуть больше двух часов. За окном машины мелькали унылые осенние пейзажи, подернутые дымкой моросящего дождя. Сергей молчал, уставившись в лобовое стекло, но его ум был далеко. Он мысленно переносился в XVI век, представляя себе этот путь, который проделывал Иван Грозный, бежавший из Москвы в декабре 1564 года. Бегство, положившее начало опричнине. Что он вез с собой в обозах? Сокровища? Книги из своей легендарной библиотеки?

Ирина, напротив, была сосредоточена на настоящем. Ее взгляд постоянно скользил по зеркалам заднего вида, отслеживая возможное наблюдение. Она выбрала не самый прямой маршрут, несколько раз сворачивая на второстепенные дороги, чтобы проверить, нет ли «хвоста». Ее пальцы время от времени сжимали руль. Она нарушала десяток инструкций, взяв гражданское лицо на потенциально опасную операцию. Но что-то в этом настойчивом, израненном историке с глазами старого волка заставляло ее идти на риск.