Ты под моими шрамами

Ёль Фрем

Ты под моими шрамами

Глава 1

Сорим выросла в убеждении, что любовь – это не объятия и не слова, а полная до краёв тарелка. Родители всегда заботились о ней, кормили с трепетом, граничащим со страхом, будто в любой момент её щёки могли потерять свой румянец, а в глазах – появиться грусть или голодная тоска. «Съешь ещё кусочек, для папы», – и Сорим съедала, потому что пустая тарелка была пропуском в мир родительского одобрения. Так, с самого детства, в ней закладывалось твёрдое, как кости, убеждение: еда – это синоним заботы, а сытость – единственная гарантия, что тебя любят.

Но когда на свет появился младший брат Сорим, алтарь внимания, на котором воспитывалась девочка, вдруг опустел. Сорим, ещё вчера бывшая центром этого маленького мира, в одно мгновение стала его периферией. Теперь ласка и забота родителей доставались Джихуну, а ей оставалось лишь тихое одиночество. И единственным, что по-прежнему согревало душу и приносило утешение, были сладости. Пирожные, словно мягкие объятия, гасили обиду; шоколад растапливал в горле комок невысказанных слов. Вкус печенья ощущался вкусом былого счастья.

Тело Сорим мягко и безропотно откликнулось на это сладкое утешение. Девочка округлилась, стала пухлой, как ангелок с рождественской открытки. Полные, нежные щёки оттеняли большие глаза, делая её похожей на фарфоровую куклу – милую, трогательную, беззащитную. В этом был свой шарм, и люди часто улыбались, глядя на неё. А сама Сорим, замечая своё отражение в зеркале, ещё не знала, что её тело медленно превращается в тихую крепость, которую скоро придётся защищать от всего мира.

Брат подрастал, и странная перемена случилась с родителями – они словно заново открыли для себя существование дочери. Но их внимание оказалось колючим и неприятным. Теперь за семейным обедом царила не уютная атмосфера, а напряженное молчание, которое регулярно прерывалось язвительными комментариями.

«Сорим, может, хватит уже? Посмотри на себя – щеки вот-вот стол отдельный потребуют», – бросала мать, протягивая Джихуну очередную порцию риса.

«Лучше брату оставь, он растущий организм, а тебе бы и построже диету держать», – вторил отец, одобрительно глядя на сына, и недовольно на дочь.

Каждая такая фраза впивалась в сознание Сорим острыми занозами. Она молча отодвигала пустую тарелку, чувствуя, как жгучий стыд разливается по телу. Еда – когда-то бывшая источником утешения – превратилась в повод для унижения. В этих бесконечных замечаниях зарождалось нечто уродливое: тихая ненависть к родителям, которые сначала сделали еду символом их любви, а теперь стыдили за последствия. И самое страшное – глубокая, разъедающая неприязнь к самой себе.

В школе оказалось не легче. Шепотки за спиной, обидные прозвища, смешки, когда она проходила по коридору. Сорим научилась носить маску равнодушия – смотрела куда-то вдаль, делала вид, что не слышит, погружалась в себя. Она искренне не понимала, что сделала не так этим стройным, насмешливым одноклассницам. Почему ее тело, такое мягкое и привычное, вызывало у других такую жестокость? Она просто жила, как умела, а мир вокруг будто ополчился против нее.

По ночам, лежа в кровати, Сорим вглядывалась в потолок и шептала: «Я нормальная. Со мной все в порядке». Но с каждым днем верить в это становилось все труднее.

Судьбоносной точкой, переломившей её отношение к себе, стал чирлидинг.

Сорим пришла на просмотр с замиранием сердца, глядя на стройные, подтянутые фигуры девушек из команды. Их тела казались воплощением грации и силы – каждая мышца казалась отточенной, кожа сияла здоровьем, а улыбки излучали уверенность. Сорим представила себя среди них, в яркой форме, с помпонами в руках.

Но её мечта разбилась в одно мгновение. Капитан команды, высокая спортивная девушка, смерила её с ног до головы пренебрежительным взглядом.

«Милая, ты скорее пол под собой проломишь, чем оттолкнёшься для прыжка», – прозвучало громко, на всю школу, и кто-то сзади сдавленно хихикнул.

Сорим не помнила, как добралась до дома. Заперевшись в ванной, она уставилась на своё отражение в зеркале. Заплаканное, опухшее лицо. Полные плечи. Мягкие бока, выпирающие из-под футболки. И эти ноги – совсем не такие, как у тех девушек из команды…

Впервые она по-настоящему увидела себя. Не милую девочку с пухлыми щёчками, а неповоротливую, толстую девочку подростка. Каждый сантиметр тела вдруг стал свидетельством её несовершенства.

В тот вечер Сорим и впервые в жизни отказалась от ужина. Мама удивлённо спросила: «Ты что, нездорова?» Со лишь покачала головой, чувствуя странное смешение стыда и твёрдой решимости. Это был её первый шаг к войне с самой собой – войне, которую она была полна решимости выиграть.

Сорим начала эту битву с телом правильно, как прочитала в блогах тренеров и моделей. Она вставала на рассвете, пока город еще спал, и бежала по пустынным улицам, чувствуя, как горят легкие и ноют мышцы. Сорим скачала приложение для подсчета калорий и скрупулезно взвешивала каждую порцию – 100 граммов риса, 50 граммов индейки, овощи без соли и специй. Ее жизнь превратилась в цифры: потраченные калории должны быть больше потребленных.

Но однажды стрелка весов замерла на месте, будто насмехаясь над усилиями Сорим. Неделя за неделей, а тело отказывалось меняться. Отчаяние начало подкрадываться тихими шагами – сначала робко, потом все настойчивее.

И тогда в сознании Сорим родилась простая, но разрушительная мысль: если есть меньше – результат будет быстрее. Сначала она полностью убрала ужины. Потом сократила завтраки. Вскоре ее дневной рацион составляли яблоко и горсть листьев салата.

И – о, чудо! – весы наконец-то сдвинулись с мертвой точки. Эта маленькая победа стала точкой невозврата. Так Сорим погрузилась в омут экстремальных диет, голодовок и изнурительных тренировок. Эти жертвы на пути к красоте, как она сама мысленно их называла, стали смыслом ее жизни, новым культом, заменившим все остальное.

К выпускным экзаменам преображение стало заметным всем. Исчезла отечность с лица, ушел живот, ключицы опасно натягивали кожу. «Ты так похудела! Как тебе это удалось?» – слышала она от одноклассников. «Просто правильно питаюсь и занимаюсь спортом», – отмахивалась Сорим, заставляя себя улыбаться в ответ.

Они хвалили ее, восхищались силой воли, а Сорим ловила на себе эти взгляды и чувствовала горькое удовлетворение. Никто не видел головокружений по утрам, не слышал урчания пустого желудка по ночам, не знал, что ее ногти стали ломкими, а кожа – бледной. Люди вокруг видели только результат – и этот результат они одобряли. А для Сорим это стало главным смыслом. Цена уже не имела значения.

То лето перед колледжем оказалось для Сорим финальным актом преображения. Дни, наполненные до отказа тренировками, подсчётом калорий и борьбой с каждой крошечной слабостью, сделали своё дело. Когда она впервые примерила новую форму для чирлидинга и увидела в зеркале своё отражение – подтянутое, стройное, с чёткими линиями мышц – в груди что-то ёкнуло. Это был тот самый идеал, к которому она так отчаянно стремилась. Тот самый образ, что годами жил в её голове и, наконец, воплотился в реальности.

Когда тренер команды колледжа одобрительно кивнула и вписала её имя в состав команды, Сорим почувствовала головокружительную победу. В этот момент она решила: всё, хватит. Цель достигнута, можно остановиться. Война выиграна.

Но оказалось, что демоны, которых Сорим так усердно кормила все эти месяцы, не желали отпускать свою хозяйку. Обратного пути из лабиринта жёстких ограничений не существовало. Попытка «начать есть нормально» обернулась паникой. Каждый лишний кусок, каждая съеденная без подсчёта калория вызывали приступ острого чувства вины и страх – страх потерять контроль, снова стать «той самой толстой девочкой».

Тело, привыкшее к скудным приемам пищи, бунтовало против самой мысли о нормальной еде. К счастью, или же наоборот, суровая реальность тренировок по чирлидингу встала на сторону Сорим. Невозможно было выдерживать многочасовые нагрузки на пустой желудок. Головокружение, тремор в руках и подкашивающиеся ноги после сложных элементов были более красноречивы, чем любой внутренний голос. Еда снова, как в детстве, стала необходимостью – но теперь не для утешения, а для выживания в новом, завоеванном ею мире. Сорим ела, потому что была вынуждена. Поглощала пищу без удовольствия, как топливо, с холодной, отстранённой необходимостью, мысленно тут же подсчитывая, сколько времени ей придётся провести на беговой дорожке, чтобы это «топливо» сжечь.

В колледже Сорим расцвела, но цветком холодным и неприступным. Её популярность была стремительной и заслуженной: идеальная фигура, вымученная годами борьбы, отточенные движения солистки команды чирлидеров и та особая, ледяная аура, которой она невольно окружала себя. Сорим была живой легендой колледжа – все её знали, многие восхищались, но почти никто не решался подойти близко.

Её личная жизнь стала предметом самых жарких сплетен. За все время обучения – ни единого свидания, ни одного поцелуя, ни намёка на роман. Одни шептались, что Сорим просто слишком горда и занята учебой и спортом. Другие предполагали, что её сердце было разбито в прошлом. На самом же деле эта неприступность была крепостью, возведённой из страха. Боязни, что кто-то прикоснется и почувствует под тонким слоем мышц ненавистный когда-то жирок. Страха, что восхищение в глазах собеседника сменится разочарованием, если он увидит её настоящую – ту, что всё ещё жила внутри и помнила себя толстой и неуклюжей девочкой.

Большинство смирилось с её статусом «снежной королевы». Ухажёры, получив вежливый, но недвусмысленный отказ, обычно отступали. Но сейчас, в середине третьего курса, на её горизонте появилась проблема. Новенький. Тот, кого все уже окрестили «золотым мальчиком» за его спортивные победы и беззаботную улыбку. И он, в отличие от других, не собирался сдаваться после первой же неудачи.

Его настойчивость стала её новой головной болью, каплей дёгтя в и без того переполненной чаше тревог. Потому что проблем у Сорим и так было выше крыши.

Почти два года с момента поступления в колледж Сорим жила в хрупком, но таком желанном перемирии с собой. Она ела, не подсчитывая каждую калорию, тренировалась ради удовольствия от движения, а не из одержимости сжечь грехи, и даже позволяла себе расслабиться в компании друзей. Мысли о диетах и весе отступили на второй план, став тихим, почти забытым шёпотом. Казалось, она наконец вырвалась.

Но трясина старых комплексов никогда не отпускает по-настоящему. Она лишь выжидает, чтобы затянуть обратно.

Первым кинжалом в спину стали слова родителей. Заскочив домой неожиданно, Сорим застыла в прихожей, услышав из кухни обрывок разговора: «…Тебе не кажется, что она опять поправляется? Снова щёки округлились…» – это был голос матери. В ушах зазвенело. Они обсуждали её. Тайком. Снова оценивали, взвешивали, выносили приговор.

Второй удар пришёл от сокомандника. После сложного прыжка тот, поймав и опустив на землю, одобрительно хлопнул Сорим по плечу, но в голосе прозвучала не похвала, а лёгкий укор: «Сорим, ты великолепна, как и всегда! Но, знаешь, если бы скинула пару кило – была бы вообще невесомая в полёте». Фраза, завёрнутая в комплимент, впилась в самое больное место.

Но самым отвратительным, самым унизительным стал, казалось бы, невинный эпизод на хэллоуинской вечеринке. Две милые девушки, слегка навеселе, подошли к ней, умильно улыбаясь: «Сорим, ну какое же у тебя милое личико! Такие пухленькие щёчки, прямо как у хомячка! Хочется потрогать!»

В тот миг что-то в Сорим снова надломилось. Не «стройная», не «спортивная», не «сильная». А «Пухленькие щёчки». «Хомячок». Всё, чего она боялась, всё, с чем боролась годами, вернулось – и было сказано вслух как нечто «милое». Кошмар Сорим воплотился наяву и стал чужим комплиментом.

Тихое болото наконец накрыло её с головой.

В тот момент в ней что-то окончательно надломилось. Если первое падение в пучину расстройств пищевого поведения было отчаянной попыткой что-то изменить, то теперь это стало осознанным саморазрушением. Казалось, хрупкий мост к нормальной жизни, который она с таким трудом строила, рухнул, унося с собой последние остатки надежды на исцеление.

С того дня сознание Сорим сузилось до размеров тарелки и цифр на весах. Весь мир поместился в подсчете калорий – не больше пятисот в день. Часто – ноль. Пустота в желудке стала навязчивым спутником, слабость – новым состоянием бытия. Тренировки превратились в самобичевание: она изнуряла тело до седьмого пота, до темноты в глазах и дрожи в коленях, пытаясь сжечь даже не калории, а саму свою сущность, ту девушку с «пухлыми щечками», которую все так любили обсуждать.

Но парадокс был в том, что чем яростнее Сорим боролась, тем труднее давались победы. Прыжки, которые раньше были легкими, теперь требовали нечеловеческих усилий. Тело, лишенное питания и энергии, отказывалось подчиняться. Она ловила на себе встревоженные взгляды друзей, слышала их осторожные вопросы: «Сорим, с тобой все в порядке? Ты выглядишь уставшей».

Из всего круга общения лишь одна Эшли, лучшая подруга со школьных времен, знала всю подноготную, всю историю многолетней войны Сорим со своим телом. Однако больше Сорим ни с кем не хотела делиться этим позором. И теперь даже Рид, чье мнение ей всегда было небезразлично, оставалась в неведении. Зачем ей знать, что идеальная, собранная Сорим на самом деле – это истощенная, одержимая девушка, чьи мысли снова день и ночь крутятся вокруг еды, которую она себе запрещает? Нет, уж лучше оставаться для всех сильной и неуязвимой. Пусть лучше видят ее худобу, чем слабость.

Выступление на недавней игре стало для Сорим настоящей пыткой. Каждый взмах рукой, каждый шаг давались с невероятным усилием. Когда она отталкивалась для прыжка, мир на мгновение уплывал из-под ног – в висках стучало, в глазах темнело, а земля будто уходила вниз. Пара секунд в воздухе показалась вечностью, полной головокружительной слабости.

При приземлении её сильно качнуло, и она едва удержала равновесие, сделав два неуклюжих шага-рывка. Сердце бешено колотилось, вырываясь из груди. Но сила воли – единственное, что оставалось в истощённом теле, – заставила мышцы вновь напрячься, а лицо – расплыться в ослепительной, вымученной улыбке. Сорим махала болельщикам, кричала вместе со всеми, изображая безудержную радость, в то время как внутри всё замирало от ужаса и истощения.

Их футбольная команда в очередной раз победила. Трибуны ревели от восторга, и Сорим тоже хлопала, как и все, глядя на поле. Победа была во многом заслугой того самого «золотого мальчика» – новичка, чья стремительная карьера в колледже уже стала легендой. Он забил решающий тачдаун, и его подбрасывали в воздух ликующие однокурсники.

Сорим смотрела на эту сцену с горьковатым чувством. С одной стороны – именно этот новичок невольно стал частью её кошмара, причиной изнурительных тренировок и выступлений. С другой – в его победе была и её крошечная доля. Та самая, что далась ей ценой почти потери сознания на глазах у сотен людей. Тогда она улыбалась всё шире, чувствуя, как дрожь в ногах медленно сменяется ледяным онемением. Выступление закончилось. Но собственная битва Сорим только перешла в самую тяжёлую фазу.