Сирийский рубеж 5

Тут на меня с удивлением посмотрели военные испытатели и мои однополчане по Торску.

– Саныч, ты чего-то от нас утаил? – спросил у меня Володя Горин.

– На методсоветы нужно ходить. Там иногда интересные вещи обсуждаются, – ответил я.

– Ну, знаешь! Я и не думал, что традиционная баня в штабе Центра по субботам у нас называется методическим советом, – улыбнулся Горин.

А зря! Обычно у мужиков так всегда. Самые важные решения принимаются за столом или в бане.

Я ещё раз повторил моё предложение по установке такой антенны.

– Выставляем «макушку» антенны из-за естественного укрытия на местности. Будь то сопка или кроны деревьев. Неважно. И можно скрытно осуществлять поиск целей, причём не только для себя, но и для других машин, участвующих в бою.

– Ну да! Объект наметили и выполняем «подскок». И всеми ПТУРами можно отработать. Также скрытно и уйти, – обрадовался Кеша, похлопав один из вертолётов по хвостовой балке.

Ми-28 слегка качнулся на один бок, а дверь в кабину оператора самостоятельно открылась. А ведь она, как мне казалось, была закрыта на защёлку.

Тут люди, знакомые со способностями Петрова, замерли в ожидании самого страшного. Немая пауза продолжалась несколько секунд. Я и сам ждал, что вот-вот что-то отвалится.

– Вы чего? – спросил Иннокентий.

– Кеша, иди сюда, братишка, – позвал я Петрова.

– Только ничего больше не трогай, – улыбался Занин.

Его мы уже познакомили с возможностями Кеши.

День закончился тем, что в модуле был накрыт небольшой стол. Пригласили представителей инженерной бригады, чтобы обсудить завтрашние полёты. Уже перед сном я вышел в беседку, чтобы подышать ночным воздухом.

Территория авиабазы хорошо освещалась. Обстановка на стоянках тихая и мирная. Только лопасти аккуратно покачивались у вертолётов от дуновения ветра.

– Не спится? – из темноты услышал я знакомый голос с большим акцентом.

Через секунды на свет вышел командир 976-й эскадрильи Рафик Малик в футболке и спортивных штанах. В зубах была сигарета. Редко мне попадались сирийцы-курильщики.

– Вышел подышать, – ответил я.

Рафик улыбнулся и подошёл ко мне ближе, щёлкая бензиновой зажигалкой.

– Мы с вами неправильно начали общение, Саша. Дядя мне уже сделал замечание по этому поводу.

Что и требовалось доказать! Салех Малик – действительно родственник Рафика.

– Он для вас авторитет, как я понимаю.

– Да. Полковник заменил мне отца. Он погиб во время войны за Голанские высоты.

Рафик имел в виду Шестидневную войну 1967 года. Именно тогда Сирия потеряла столь важную для себя территорию.

– А я сирота.

– И вы никогда не хотели узнать своей семьи? – спросил Малик.

Я сразу не стал отвечать. О поисках родственников никогда не думал – ни в этой, ни в прошлой жизни.

– Хороший вопрос.

Малик затушил сигарету и пожал мне руку, пожелав спокойной ночи.

– Саша, а можно вопрос. Вы приехали в Сирию как наёмник или как друг?

Возможно, стоило ответить так же как и на предыдущий вопрос. Но реально ответ был иным.

– По приказу, Рафик. Мы все здесь по приказу. Не приехал бы я, приехал бы кто-то другой.

Сирийский комэска кивнул и ушёл в сторону своего жилища.

На следующее утро первыми в воздух поднялось наше звено Ми-28. Сирийцы сегодня решили не летать, так что небо полностью отдали нам.

Первый же вылет и мы с Кешей решили хорошенько проверить манёвренность нашего борта.

Воздушный поток от винтов рвал и кружил песок, забрасывая его в воздух мутными вихрями.

– Ориентир наметил, – доложил мне по внутренней связи Кеша из кабины оператора.

– Понял. Только это я обязан делать, – ответил я и начал выполнение манёвра.

К этому моменту мы снизились ещё ниже и буквально скользили в нескольких метрах над выжженной солнцем пустыней. Мелкие камни щелчками били по броне, а жгучий зной заполнял кабину, превращая её в настоящую парилку.

Начал выполнять боевой разворот. Ми-28 быстро накренился влево, выполняя манёвр. Скорость падает, а вертолёт быстро развернулся на нужный угол.

Начал выполнять горку. Ручку отклонил на себя. Нос задран, к креслу слегка придавило. Подошли к верхней отметке и я начал выполнять разворот. Перед глазами уже не голубое небо, а жёлтые пески пустыни.

– Пикируем, – сказал я по внутренней связи, направляя вертолёт вниз.

Подошли к отметке вывода и вновь тяну ручку на себя. Вертолёт хорошо реагирует на все отклонения. Всё замечательно!

– Кеша, а ты поработать не хочешь? – спросил я, предлагая Иннокентию тоже поуправлять.

Благо у нас с ним модификация с двойным управлением.

– Как скажешь, аль-каид! – ответил Петров, назвав меня «командиром» по-арабски.

– Управление передал, – сказал я по внутренней связи, и Кеша моментально начал выполнение манёвра.

Ми-28 медленно начал накреняться вправо, выполняя неинтенсивный разворот. Скорость по прибору продолжала находиться на отметке в 240 км/ч, но никакой особой интенсивности это не добавляло.

– Энергичнее, – сказал я, когда Кеша закончил выполнение первого боевого разворота.

– А по-моему я выполнил всё чётко. Только не то, что нужно, – посмеялся Петров.

– И вышел с курсом на солнце. В бою – самое хреновое.

– Тогда выполняю влево, – ответил Кеша и отклонил ручку управления.

Солнце пробивалось сквозь блистер. Даже опущенный светофильтр не спасал – слепящие лучи больно резали глаза, превращая горизонт в дрожащее марево.

Крен по прибору Кеша установил правильный. А вот с координированным отклонением ручки управления и педалей у него проблемы.

– Давай покажу. Держишься аккуратно за органы управления и повторяешь за мной, – произнёс я, взявшись за ручку управления.

Быстро разогнал вертолёт прямо над шоссе, ведущем в Дамаск. Скорость на приборе 280 км/ч. Остальные параметры тоже в норме.

– Готов? И… плавно ручку на себя! – начал я выполнять боевой разворот так, как это положено.

Тангаж подошёл к отметке в 10° за 2 секунды. Пора начинать разворот!

– Пошли влево. Крен 20°. Смотрим за положением остекления кабины, – обратил я внимание Кеши на внешние признаки правильного выполнения фигуры.

Усилия на ручке управления возросли. Крен начал увеличивать до отметки в 45°. Перегрузка проявилась, но ненадолго. Скорость подошла к отметке 230 км/ч и стало проще.

– Подходим к выводу из разворота, – продолжил я комментировать действия и выровнял вертолёт по курсу. – Теперь опять сам. Управление передал.

После моего показа Кеша всё же выполнил боевой разворот как надо. Следом ещё пару манёвров, которые у него получились неплохо. Взглянув на часы, я понял, что пора возвращаться на аэродром. На сегодня отработку фигур сложного пилотажа пора заканчивать.

– Иннокентий, на базу, – дал я команду, когда Кеша выводил вертолёт из пикирования.

– Понял, аль-каид, – ответил Петров, отворачивая в сторону аэродрома.

Вертолёт слегка задрал нос, чтобы пролететь над небольшой сопкой. Впереди поднимался тёмный силуэт холма Тель-Асфара – основной господствующей высоты этого района.

Очередной разворот и мы уже огибаем вершину, оставляя за собой столбы песка, поднятые мощными лопастями. Внизу, среди барханов, медленно брели верблюды – их длинные тени вытягивались на раскалённом песке, создавая иллюзию странных фантастических существ.

Ещё манёвр, и под нами мелькнула ровная тёмная лента шоссе, уходящего к Дамаску. На фоне бескрайней пустыни оно выглядело словно чёрный шрам на коже земли.

На посадке Кеша сильно раскачал вертолёт, так что садились на площадку снова вдвоём.

– Давай повисим, – сказал я, отпуская ручку управления.

– Я подустал, если… честно, – натужно хрипел по внутренней связи Иннокентий.

– Заканчиваем? – уточнил я, готовясь вновь взяться за ручку.

Вертолёт слегка вздрагивал и раскачивался над бетонной поверхностью. Техники, прятавшиеся от жары под навесом, внимательно смотрели и ждали посадки. Но Кеша решил ещё поработать.

– Минуту ещё. Вроде… сам… сбалансировал, – ответил Петров.

На посадку уже зашли наши товарищи, а мы ещё пока не закончили работу. В эфире пробивался чей-то голос, но у меня не получалось разобрать сообщение.

– 101-й, надо садиться и готовить вертолёт, – произнёс в эфир Занина.

– Понял, 104-й. Садимся, – ответил я.

Кеша снизился, однако мягко приземлить не получилось. Но стойки шасси не сломал.

После выключения, мы с Кешей передали вертолёт техсоставу, а сами направились в беседку. Подальше от солнца.

– Воды? – предложил я Иннокентию, и он взял у меня пластиковую флягу.

– Устал, Саныч. Как ты можешь столько времени управлять вертолётом? Я за 15 минут вспотел, как лошадь на свадьбе, – снял с себя куртку лётного комбинезона Кеша.

Футболка у него была мокрая насквозь, а рука слегка вздрагивала.

– Это всё с налётом приходит. Сначала и пять минут тяжело, потом проще. Зато я порой удивляюсь, как ты быстро всё считаешь. Подумать не успеваю, а у тебя уже весь маршрут проложен.

– Да тут ничего сложного. Нарисовал и лети.

Мы с Кешей посмеялись от такого простого решения проблем навигации. Только я убрал флягу, как в беседку буквально влетел старший испытательной бригады.

– Сан Саныч, у меня пренеприятное известие.

– Ревизор? – хором спросили мы с Кешей.

– Нет, президент.

Глава 6

За время службы мне доводилось несколько раз участвовать на встречах высокого начальства. Сценарий у всех один и тот же.

Сначала весь личный состав должен убрать территорию. Желательно несколько раз и как можно быстрее. Затем обязательно построить несколько зданий, которые потом никто не будет использовать. Вновь убрать территорию. Естественно подготовить форму одежды, которую проверят на строевых смотрах. И опять убрать территорию.

А потом, в день приезда высокого гостя, всем скажут свалить с глаз долой. Но перед этим, само собой, убрать территорию.

В случае с приездом президента Асада для моих товарищей всё было совсем не так. Приехал представитель штаба главного военного советника, а именно заместитель по политической работе в звании полковника. Он сразу начал «короткий» инструктаж с нами, и вот уже как два часа не получается его закончить.

В ангаре, где нас собрали, начинало становиться крайне тихо. Люди не выдерживали и засыпали. А замполит стоял у доски и продолжал. Глыба, а не человек!

– Говорить только на русском. Стараться не шутить, поскольку это президент Сирии, генерал, боевой лётчик! – продолжал рассказывать полковник. – На кону престиж нашей Родины!

Сидящий рядом со мной Кеша сначала даже записывал. Но с каждой минутой его почерк всё больше превращался в кардиограмму.

– Иннокентий, не спи, – толкал я Петрова.

– Сан Саныч, лучше пристрели. Не могу уже. Вон, палец до крови искусал, чтобы не уснуть, – показал он мне средний палец. – Надо будет его забинтовать завтра.

– И так заживёт, – сказал я, представив, что завтра Кеша будет размахивать рукой с перевязанным пальцем.

Люди могут неправильно понять.

Замполит в течение пяти минут закончил выступление и всех распустил. Оставил меня и лётчика-испытателя Василия Занина.

– Товарищи, у вас будет задача посерьёзнее. Президент Асад и представители военного руководства Сирии хотят лично осмотреть наши новые вертолёты Ми-28. Вам, по согласованию со старшим советником генералом Борисовым, доверено их представить.

Я и Занин согласно кивнули. И если у Василия вопросов не возникло, то у меня они были.

– Товарищ полковник, Ми-28 – вертолёт новый. Некоторое оборудование на нём имеет особую ценность. Осуществить показ для президента Асада – разумно. Для высшего военного руководства – логично. А вот кто будет с ним в делегации?

Заместитель по политической работе задумчиво посмотрел на меня, почесав подбородок.

– Думаете, в окружении Хафеза аль-Асада есть шпионы? Сомневаетесь в компетенции его мухабарата? – намекнул замполит на главное управление безопасности Сирии.

– Я лишь предлагаю ограничить круг лиц, который может заглянуть в кабину. В воздухе нас и так уже вся провинция Эс-Сувейда видела.

Полковник кивнул и обещал передать моё предложение главному советнику. Полковник в сопровождении своих коллег направился на выход. Однако, у самых ворот, замполит неожиданно подозвал меня к себе.

– У меня ещё кое-что для вас. В целях открытости и подтверждения нашего пребывания здесь только в качестве советников, завтра с вами побеседует корреспондент одной из советских газет, – сказал замполит.

– Понятно.

– Не вижу энтузиазма, – улыбнулся полковник.

– Не считаю, что нам нужно показывать свои лица на весь мир.

– Вы можете думать что угодно. Ваша обязанность – выполнять приказы. Мы друг друга поняли?

– Так точно.

Полковник крепко пожал мне руку, пожелал успехов завтра и вышел из ангара.

Я вернулся к Занину, но тот явно не собирался со мной общаться. У меня сложилось впечатление, что Василий не особо рад моей компании.

– Всё нормально, Вась? – спросил я.

– Ага. Слушай, мне просто интересно, чем ты так хорош, Клюковкин? Без обид.

– Не знаю. На арабском чуть-чуть говорю, стихи знаю, летаю неплохо…

– Шутки шутишь. Рекомендации от Саши Клюковкина принимают инженеры охотнее, чем от меня. Знаний у тебя тоже не меньше. Почему ты ещё не в испытателях?

– Вася, я так узко не смотрю. Мне вот хочется своё собственное конструкторское бюро создать.

Мы с Заниным посмеялись. Но всё равно на лице Василия была нервозность.

– Сложно это всё.

– Что именно? – спросил я.

– Работа нашего конструкторского бюро. Его престиж! Ты ещё не понял всей проблемы?

– Говори уже прямо. Который день ходишь вокруг да около. Что за проблема?

Я подошёл ближе к Василию. Вижу, как он вспотел от напряжения и разговора на повышенных тонах. Его ноздри заметно расширялись и сужались с каждым вздохом.

– Воротник поправь… те, Василий, – сказал я, указывая на ворот песочного комбинезона Занина.

Вася выдохнул, вытер лоб от пота и поправил воротник.

– А теперь всё по порядку рассказывай. В чём проблема?

Со слов Занина в авиационной промышленности назревала «большая жопа». Новое руководство Министерства Авиапрома начало свою деятельность весьма смело, но бездумно.

В Авиапроме перемены, перераспределение финансов, поддержка не самых лучших проектов. Естественно, это всё зацепило и вертолётостроение.

Как по мне, так всё идёт как нельзя лучше. Вон, даже авианосец «Леонид Брежнев» уже в строю, а КБ МиГ, Сухого и Яковлева выполнили первые посадки на палубу.

– У самолётчиков не всё гладко. Что-то зарубают, что-то удаётся протолкнуть, но с каждым разом всё сложнее. Нашему КБ и вовсе предъявляют ультиматум: не будет контракта с сирийцами, о развитии линейки Ми-28 можно забыть. У «камовцев» есть более интересные проекты.

Об одном я знаю. В-80 или «изделие 800» в эти годы начинали создавать. Чуть позже весь мир будет знать эту легендарную машину под названием Ка-50 и прозвищем «Чёрная акула».

– И ты нервничаешь потому, что именно мы с тобой будем представлять Ми-28? Ты мне не доверяешь? – удивился я.

Василий достал пачку сигарет.

– Никому нельзя доверять. Машину нужно красиво представить. У тебя же нет опыта подготовки к авиационным выставкам.

– Пф! Зато у меня есть опыт общения с людьми. Если хочешь, будешь сам представлять свой вертолёт, а я рядом постою. И только попробуй мне запнись. Так что бросай курить и пошли в модуль, – вырвал я у Васи сигарету, похлопал по плечу и потянул за собой к выходу.

На следующее утро я и Занин, совместно с инженерной бригадой, выкатили один из Ми-28 на площадку перед арочным укрытием. Вертолёт находился в тени, как вся наша группа.

Сама делегация и президент уже находились на базе и проводили совещание в штабе. Пока к нам ещё никто не пришёл, можно было медленно поморгать, лёжа на ящике из-под запасного имущества. Вася же в это время отрабатывал речь, которую мы с ним вчера написали.

– Вертолёт Ми-8… тьфу! Ми-28 является ударным вертолётом… самолётом… тьфу! Опять сбился, – нервничал Занин.

– Вася, у тебя правая рука не болит?

– Нет.

– Подними её вверх. Да повыше! Поднял? – спросил я, посмотрев на взмокшего в новом светлом комбинезоне Васю.

– Да.

– А теперь резко опусти и скажи: пошло все на хрен! И успокойся.

Идея Занину не понравилась, но хотя бы он перестал мельтешить перед глазами. Тут на горизонте возникли несколько человек.

Двое в военной полевой форме – сирийской и советской. А ещё один человек был одет в гражданскую одежду.

Группа быстро приближалась, но я не торопился вставать с ящика. Судя по возрасту нашего советского военнослужащего, он был буквально вчерашним выпускником военного училища. Как только эта маленькая «делегация» подошла к вертолёту, тут же начались вопросы.

– Чего лежишь? Президент и генералы ходят! – наехал на меня офицер из советского советнического штаба.

Просто неоткуда больше ему взяться.

– Чего кричишь? Майор Клюковкин. Нахожусь на задании советского руководства, – ответил я.

– Эм… товарищ майор, а что за задание такое?

– Тебя как зовут? – я встал с ящика, чтобы поздороваться с парнем.

– Старший лейтенант Балдин, переводчик.

– Вот что, старлей, ящик очень важный. Мне приходится его сторожить буквально своим телом. Поэтому садись и не вставай, пока я не вернусь.

Усадив Балдина и уговорив сделать тоже самое его сирийского коллегу, я подошёл к гражданскому, который пришёл по мою душу.

Парень достал из нагрудного кармана блокнот и приготовил ручку для записи. На нём была одета рубашка песчаного цвета с коротким рукавом, а из-под воротника виднелась белая майка. Телосложение прям мускулистое. Лицо обветренное, с лёгкой щетиной. Карие глаза внимательные, цепкие, с прищуром человека, привыкшего замечать детали.

И самая интересная деталь у этого журналиста – на левом локте два шрама от пули, прошедших по касательной. Достаточно свежие.

Парень вытянулся и протянул мне руку.

– Алексей Карелин, корреспондент газеты «Правда», – представился он.

Голос у военкора был низкий, с лёгкой хрипотцой. Я пожал его руку, почувствовал зарубцевавшиеся ожоги на ладони.

– Майор Клюковкин, – коротко представился я.

Меня сразу удивило то, как он держался: слишком расслабленно, и в то же время уверенно. Мне казалось, что столь молодые журналисты суетятся. Либо стараются держаться в тени, а этот выглядел так, словно тут командовал он.

– Вы давно в Сирии? – спросил я, пристально разглядывая Карелина.

Вопрос был с намёком. Ну не во время же подготовки репортажа про работу сборщиков хлопка он такие раны получил.

– Достаточно, чтобы быть в курсе всех событий, – спокойно ответил Алексей. – Работаю с нашими военными советниками. Бывал и в Ливане, и во всех областях Сирии. Как видите, и в переделках тоже побывал.

Я только кивнул, но внутри уже закралось подозрение. И ранения, и выправка, и крепкие мышцы. Откуда у него такая свобода передвижения? Почему он оказался здесь, да ещё и с доступом на такое мероприятие?

– Значит, и с сирийскими, и с ливанскими группами населения на короткой ноге? – продолжил я спрашивать, не скрывая скепсиса.

Карелин чуть усмехнулся.

– Война – штука сложная, Александр Александрович. Если хочешь выжить и делать своё дело, надо уметь находить общий язык с разными людьми. А ещё иметь профессиональное везение, как у вас. В вашем возрасте и такой послужной список… То ли вы гений, то ли сорвиголова. Но это две крайности одной и той же сущности. Может перейдём к делу? Я вас не задержу. Совещание у президента закончилось. Скоро придут к вам.

Я согласился с Карелиным, и мы пошли ближе к вертолёту. Я вкратце рассказал ему про Ми-28. Только то, что дозволено. Алексей сделал пару заметок и предложил отойти в сторону.

– Я вам назову только одно словосочетание, а вы уже сами решите верить мне или нет. Готовы? Блэк Рок начало свою работу.

Ну вот! Очередной разведчик под прикрытием. Теперь ещё и военкор.

– Пока я смутно понимаю, о чём вы, – делал я вид, что мне эта частная военная компания незнакома.

– Вам главное – слушать. Сегодня ночью было совершено покушение на израильского посла в Лондоне. Он не погиб, но на всю жизнь останется инвалидом. Это уже точно. Не дожидаясь расследования, у Израиля появилась информация о тех, кто организовал теракт. Догадываетесь, на кого все стрелки?

Я угадаю организаторов с одной ноты – палестинцы. И всё выглядит ой как логично! Сначала в Риме был взорван их представитель. И вот их ответ, и уж очень быстрый. Мгновенный практически!

Только терзают меня сомнения, что в Италии поработал МОССАД. Эти ребята обычно убирают людей гораздо тише и «красивее». Отсюда и вывод: кто-то убрал палестинца, а затем быстро совершил покушение на израильского посла. Всё очень похоже на обоюдные акции Палестины и Израиля. Итог: у обеих сторон повод к началу боевых действий. Браво!

– По-вашему, стравливание израильтян и палестинцев произошло? – спросил я.

– Да. И это не моя мысль. Вам привет от Виталия Ивановича. И он вам напоминает – не забудьте про ту самую татуировку.

Фраза про татуировку сказана Алексеем специально. Казанов, я и Римаков только были при том самом разговоре, когда я вспомнил об аббревиатуре на руке одного из бойцов Блэк Рок.

Выходит, что Карелин и правда человек конторы. С ним можно работать.

– Хорошо. Что от меня нужно товарищу Казанову? – спросил я.

– Пока ничего. Сирия не собирается вступать в войну. Однако, вам следует быть наготове и… эти Ми-28 тоже подготовьте.

Только Карелин закончил говорить, как я заметил в нашем направлении движение большого кортежа.

Жаркий воздух дрожал над бетонными плитами авиабазы. Сквозь раскалённую дымку вдали виднелись силуэты стоящих в ряд самолётов и вертолётов, которые показывали делегации.

– По местам, – скомандовал я, и вся бригада разошлась по площадке к своим точкам показа.

Тут же «оторвали задницы» от ящика сириец и переводчик Балдин. К их удивлению, я не соврал про важное задание.

В ящике прятали от посторонних глаз новые ПТУРы, которые наша страна может поставить в Сирию.

– Выставляй в таком порядке: «Фаланга», «Штурм»… – начал управлять бригадой Вася.

В течение минуты всё было выставлено. Площадка показа готова.

Я и Занин заняли места у вертолёта, изображая экипаж. Форму поправили, Ми-28 осмотрели и продолжили ждать. Кортеж только что остановился недалеко от охранения арочного укрытия.

– Сань, а если скажут «прокатить» президента? Кто полетит? Ты читал, как один лётчик-испытатель возил члена политбюро Русова на МиГ-29?

– Читал. Предоставляю тебе это право, – ответил я.

– Спасибо.

Двери машин открылись и на бетонную поверхность начали ступать высокие гости. Я внимательно смотрел на приближающуюся к нам делегацию. Народу там было настолько много, что я сбился со счёта где-то на двадцати. И всех возглавлял он – главный человек в этой стране, сирийский президент Хафез аль-Асад.

Генерал-лейтенант первого класса, военный лётчик, бывший главком ВВС и министр обороны – всё это он.

На первый взгляд – невысокий, поджарый, с аккуратными усиками и зачёсанными набок волосами. Но его осанка, уверенная поступь и спокойный взгляд выделяли его среди окружения.

Он был одет в военную оливковую форму, напоминающую лётный комбинезон с генеральскими погонами на плечах. За спиной президента, чуть поодаль, следовали его соратники и советники, военные в глаженой форме и представители службы безопасности, зорко осматривавшие всё вокруг. Но ближе всех к Хафезу Асаду был наш главный советник генерал-полковник Яковлев.

Было приятно видеть, что их общение выглядит как беседа двух хороших друзей.

– А вот и тот самый новый ударный вертолёт, господин президент, – указал на Ми-28 Яковлев.

Хафез Асад подошёл сначала к Василию и поприветствовал его. Следующим был я.

– Майор Александр Клюковкин, – представился я.

Президент подошёл ближе и протянул мне свою сухую, морщинистую руку. Я ответил крепким рукопожатием. Его хватка сразу показалась мне куда твёрже и увереннее, чем у тех, кто до этого подходил и высказывал нам своё уважение за присутствие в Сирии. В этом рукопожатии не было лишних слов – оно само по себе выражало признательность, власть и характер.

– Вы боевой лётчик, а вы – испытатель. Хотелось бы послушать научный взгляд и впечатления от практического применения этого авиационного комплекса, – сказал нам Асад, указывая на Ми-28.

Вася прокашлялся и начал доклад. Несмотря на волнение, мой коллега представлял вертолёт четко и без запинок. Сам Асад говорил по-русски, и переводчик ему не требовался.