Сирийский рубеж 5

Время остановилось. Шаурма выскользнула из рук и попала прямо на светлое, явно дорогое платье девушки в тёмных очках.

Девушка замерла, медленно опустила взгляд на испачканную ткань, затем вскинула глаза на меня.

– Клюковкин! Ты это специально сейчас сделал?

Я моргнул, и ткнул пальцем в живот Антонины Белецкой, чтобы проверить, не мираж ли она. Ну не могло быть так, чтобы мы не встретились в Сирии.

Глава 4

Петров в суматохе не заметил произошедшего со мной казуса и продолжал удаляться.

– Привет, Тоня! Рад тебя видеть, – поздоровался я.

Пока что Тося не могла мне ответить тем же. Она продолжала вздыхать над испачканным платьем.

Тося с момента нашей последней встречи в Лашкаргахе изменилась – стала более женственной. Её тёмные волосы блестели в лучах солнца, пробивающихся через небольшие отверстия в металлической крыше рынка. Голубые глаза смотрели на меня, переливаясь различными оттенками.

– Выглядишь очень хорошо, – произнёс я, пытаясь быть как можно более приветливым.

Белецкая надула щёки и сильно сжала лямку сумочки. Да так, что костяшки пальцев побелели.

– Это моё любимое! – сжав губы, громко произнесла Антонина, указывая на испачканное платье.

– Рад тебя видеть, – по слогам произнёс я, намекая, что нужно поздороваться со старым другом, а потом выяснять отношения. Тем более что моё душевное равновесие от потери вкуснейшей еды, тоже было нарушено.

– Здравствуй, – тихо произнесла Тося, и полезла в сумку.

Взгляд у Белецкой оставался дерзким. В эти мгновения она выглядела сильной и уверенной в себе.

– Это всё твой бутерброд! Нашёл где есть. Тем более что эта еда неполезная! – продолжила ворчать Антонина.

Вот теперь желание придушить стало ещё более сильным.

– У каждого свои слабости. Считай, что я упустил обед.

Я привык жить по советским законам и соблюдать порядки. Все четыре года мне хотелось вкусить жирной, нездоровой, но очень вкусной шаурмы. А теперь это чудесное произведение арабской кухни доедают две собаки!

– У меня платье в жире, а ты про еду! – сказала Тося, достав платок.

Даже я уже успокоился из-за потерянной шаурмы, а вот Белецкая продолжала «вскипать».

Пожалуй, надо как-то успокоить Антонину. Только я собрался сказать что-нибудь подбадривающее, как появился ещё один фактор раздражительности.

– Тоська! Ты какими судьбами?! – радостно Кеша поприветствовал Белецкую, пережёвывая остатки шаурмы.

– И тебе привет, Петров. Не трогай меня сейчас, – выдохнула Тося.

Но разве Кешу остановишь.

– Слушай, а чё это у тебя с платьем? Тоже ела шаурму? И как тебе? – спросил Иннокентий.

Глядя на Тосю, мне уже стало страшно за Кешу.

– Да ты не нервничай. Застираешь, – махнул рукой Петров.

Тося промолчала, отвернулась и стала пытаться хоть немного почистить платком платье.

– Кеша, пойди ещё шаурму купи. Через 30 минут у машины встретимся, – отправил я Петрова подальше от эпицентра поражения гневом Антонины.

– Да я наелся уже. А чего она нервничает?

– Кеша, ты не наелся. По глазам вижу. И запомни, что фраза «ты не нервничай» всегда хорошо помогает привести человека в состояние бешенства. Двадцать минут – время пошло, – подтолкнул я товарища, и Кеша скрылся в толпе.

Я подошёл к Антонине ближе и рассмотрел внимательно пятно на платье.

Наряд действительно был испорчен. На глазах у Тоси наворачивались слёзы. Для любой девушки испортить красивое платье весьма болезненно.

– Я не так представляла нашу встречу. И не на рынке, – тихо сказала Антонина. – Ты… ты извини. Глупо как-то получилось.

– Да ладно. Банально было бы, если б мы встретились в медпункте или где-нибудь в местах проживания. А тут есть что вспомнить.

По обе стороны от нас располагались прилавки, заваленные товаром: от сверкающих золотых украшений и чеканных подносов до тончайших тканей с затейливыми узорами. Торговцы зазывали покупателей то на английском, то на арабском, азартно нахваливая свой товар.

– Лучший шафран! Настоящий, из Ирана! – протянул Антонине пригоршню алых нитей усатый продавец.

– Друг, попробуйте халву, свежая, только сегодня сделали! – пододвинул деревянный поднос парень в белой рубахе.

Где-то рядом заскрипела тележка, нагруженная керамическими кувшинами

Мимо носились мальчишки, переговариваясь на арабском. Вдалеке слышалась мелодия духового инструмента – кто-то играл, развлекая публику.

Мы шли, рассматривая расставленные на витринах кинжалы, чеканные лампы и медные кофейники. В воздухе стоял густой запах корицы и кардамона, вперемешку с едва уловимыми нотами жасмина, доносившимися от лавки с маслами и благовониями.

Хоть немного, но Антонина повеселела. В течение 10 минут мы обменялись нашими историями о приезде в Сирию.

Тося приехала работать в госпиталь, находящийся на территории одного из советских зенитно-ракетных полков в 40 километрах от Дамаска. А сейчас она в, так называемом, увольнении.

– То есть, ты прям на базе живёшь? И как там условия?

– Да никак. Модули что в Афганистане, что в Думейре. Вот на пару дней в столицу приехала. Переночую у подруги в «Синем доме» и назад, – ответила Тося и вновь чуть не расплакалась, взглянув на платье.

– Ладно. Пошли со мной.

– Куда? – спросила Тося.

– С прошедшим 8 Марта тебя поздравлю, – ответил я и взял Антонину за руку.

В десяти метрах от нас начинался ряд, где продавали одежду. В женских нарядах я разбирался не особо, так что пришлось общаться с продавщицей.

– Здравствуйте! Нам наряд для девушки, – обратился я к сирийки в платке.

Она тут же отложила все дела и споры с соседкой.

– Да. У меня есть прекрасный вариант и для вас. Одну минуту.

Продавщица взяла Тосю за руку и повела за прилавок. Обычно не весь товар выставляется у сирийцев. Где-то в глубине хранятся самые изысканные наряды.

Прошло пять минут, и передо мной появилась переодевшаяся Антонина. И если честно, я чуть слюну не пустил.

– Самый лучший наряд, – начала нахваливать платье продавщица.

И действительно – Антонина появилась передо мной с распущенными волосами, одетой в белую джалабию. Это платье, которое было щедро украшено тоннами позолоченных украшений. Цвет платья отлично подчёркивал её бронзовый загар.

– Что скажешь? – улыбнулась Тося, покрутившись на месте.

Только я хотел сказать, что мне нравится, комментарий вставила продавщица.

– Вы на церемонии будете выглядеть просто отменно! – радостно заявила она.

– Какой церемонии?

– Молодой человек, джалабию часто надевают на церемонии и свадьбы. Вы же к свадьбе готовитесь?

Так-так, пока рано даже и намёки делать в сторону «кольцевания». Не настолько мы друг другу нравимся.

У меня из головы совсем вылетело, что такое платье, как джалабия может быть не только домашним.

– Тоня, что-то не так в этом платье. Попроси вариант с… абайей, – вспомнил я название нейтрального платья.

Продавщица была в недоумении, но быстро сориентировалась. Разницы за что ей с нас брать деньги у неё однозначно нет.

Я посматривал на часы. Уже почти истекли 30 минут, которые я отвёл Кеше на вторую порцию шаурмы. Тут появилась Тося в новом одеянии. И оно мне понравилось даже больше. Уж очень хорошо оно облегает фигуру.

На голове у Тоси была надета шайла нежно-розового цвета, подчёркивающая её смуглую кожу. Под абаей Антонина надела маргруну – традиционное сирийское платье, характеризующееся приталенным лифом и расклёшенной юбкой. И всё это из шёлка.

– Теперь у вас настоящая восточная красавица! Перейдём к оплате? – спросила сирийка.

От ценника уши у меня слегка завернулись. Но раз обещал, нельзя скупердяйничать.

Как только мы закончили с покупкой, появились и коллеги Антонины.

– Тонечка, ты прям такая, что нету слов!

– Просто шахризантема!

Ну и всё в этом роде. Вопросов, кто я такой избежать тоже не получилось. Однако с прекрасными дамами, Тося мне не дала поговорить и всех отправила… ещё за покупками.

– Спасибо, Саш! Такое красивое! – поглаживала себя Антонина.

– Пожалуйста, но мне пора. Меня ещё сирийцы ждут. А вы будьте осторожны. Украдут ещё! – улыбнулся я и пошёл на выход, но Тося поймала меня за руку.

– Саш, мне не по себе. Если ты приехал, значит, что-то не так. Я прям чувствую, – тихо сказала Тося.

Хотелось бы мне ей сказать, что это не так. Слегка приобняв её, я посмотрел в лица людей, проходящих мимо.

Рынок в это время жил своей жизнью, яркой, шумной, полной запахов и звуков, словно настоящий восточный водоворот.

Пока ещё никто не чувствует приближение большой войны. Никто и не думает, что ракеты и бомбы могут полететь по Дамаску и мирная жизнь закончится. А пройдёт много лет, и этот древний город погрязнет в протестах и огне гражданской войны.

Я это видел и знаю. А как исправить, непонятно.

– Да всё нормально, Тося. Ты главное больше не пачкайся, – ответил я, подмигнув.

Тоня посмеялась и отпустила меня. Так мы и разошлись. Каждый в своём направлении.

В течение следующих нескольких дней обстановка была спокойной. Группа под моим руководством освоилась на базе Эль-Мезза, проводя большую часть времени в «хабирке», которую нам отвели сирийцы.

Это было небольшое здание, сравнимое по размерам с теми, где на аэродромах размещается инженерно-технический состав эскадрильи. Сирийцы обеспечили нас всем – бумагой, канцелярскими принадлежностями и даже мебелью. Сервис на уровне! Кеша был счастлив узнать, что нас поставили на довольствие в столовой при местном офицерском клубе.

Однако был один большой минус – мы просто сидели в «хабирке» и ничего не делали, касаемо наших прямых обязанностей. И так уже продолжается три дня.

На четвёртый день мне стало понятно, что надо уже начинать что-то делать.

Пока я пытался дозвониться до командира 976-й эскадрильи, с которой мне первоначально предстояло работать, мои товарищи усердно коротали время до обеденного перерыва.

Кеша периодически подходил к карте и мечтательно смотрел на Средиземное море.

– Вот бы там искупаться. Чего нас в Латакию не отправили? – указал он на провинцию в западной части Сирии.

– Искупаешься ещё. Скоро там базу нам разрешат построить, и все будем на пляж ездить, – ответил ему Володя Горин, переставляя шашку в партии в нарды.

Против него играл Занин и поединок был принципиальный. Всё же играет военный лётчик против испытателя.

Остальные в это время «очень внимательно» следили за происходящим. Настолько, что даже не моргали и лишь изредка всхрапывали, откинувшись на двух мягких диванах.

В это время я пытался дозвониться в штаб 976-й эскадрильи.

– Что у нас с полётами? Мы уже готовы, а вы пока их даже не планировали, – спросил я, когда майор Рафик Малик поднял трубку.

– Русия, зачем? Завтра пятница, и у нас выходной. И у вас выходной! – радостно заявлял Рафик Малик.

– Завтра четверг, – поправил я коллегу.

– Ну мы уже ничего не успеем. Отдыхайте или приходите ко мне. Поговорим, – пригласил к себе Малик.

Поговорить я действительно был не против. Вот только не с ним, а с его командиром. Повесив трубку, я взял берет и направился к выходу.

– Саныч, ты куда? – спросил у меня Занин, бросая «кости» на доску.

– С играми заканчивайте и готовьтесь к полётам. Думаю, что завтра начнём, – ответил я.

– А как же постановка? Стандартная сдача зачётов? – удивился Валера Зотов, который резко проснулся от услышанного.

– Тут всё нестандартно, – сказал я и вышел из кабинета.

Найти кого-то из командования в штабе авиабазы было сложно. Даже самого Рафика не оказалось в кабинете. Дождавшись его, мы вошли в прохладное помещение.

Малик налил мне чай. Я ему вкратце объяснил, что времени на подготовку мало.

– Ситуация в Южном Ливане накаляется. И ты это знаешь, Рафик.

– Саша, ибн-Саша, ты не торопись. Мы только недавно получили ваши Ми-25. Ещё не все даже научились на них летать, – сказал мне Малик, широко улыбаясь.

Это хорошо, что он не нервничает. Но меня его легкомысленность поражает.

– А как же ваше обучение в Советском Союзе?

– Кхм… давай не будем об этом. Нас хорошо обучали, но пока мы не готовы применять Ми-25.

– Почти 1000 танков на границе стоит. «Газель» – вертолёт хороший, но это небоевой вертолёт в априори.

– Зато им легко управлять, – посмеялся Малик.

Только я собирался ему ответить, как дверь в кабинет открылась. На пороге появился не совсем типичный сириец.

Естественно, что при виде человека, у которого на погонах две большие звёзды и герб, Рафику было уже не до улыбок. Я тоже не остался сидеть на месте и встал.

Вошедший полковник был вспотевшим, в лётном серо-синем комбинезоне. В руках был белый шлем, из которого выглядывали чёрные кожаные перчатки. Он был рыжеволосый и внешне походил на обыкновенного нашего мужичка откуда-нибудь из Рязанской области. Только выражение лица властное.

– Господин полковник… – вытянулся в струнку Малик.

– Что тут у тебя происходит? Кто это? – указал на меня полковник.

Малик продолжал «вибрировать» и совершенно потерялся. Даже не смог меня представить, а только беззвучно открывал рот.

– Мир вам, господин полковник! Майор Александр Клюковкин, – представился я.

Тут полковник слегка успокоился и подошёл ко мне ближе.

– И вам мир, господин Клюковкин, – подошёл он ко мне и пожал руку. – Можем перейти на русский.

Я согласился, и полковник предложил мне сесть. Однако, для Малика ничего ещё не закончилось.

– Почему не работаете? Согласован план работы с русскими друзьями, но вся база его не выполняет.

– Этому есть объяснение, – начал говорить Малик, но полковник его остановил.

– Ещё скажи, что Рафик полностью невиновен.

Я еле-еле сдержал улыбку после крайней фразы полковника.

– Рад вас здесь видеть, майор, – повернулся он ко мне. – Меня зовут Салех Малик. Я командир 10 дивизии. Теперь вы мой хабир.

Похоже, что я теперь советник у комдива. И стало быть, он ещё и родственник Рафика.

– Мне вас представили в штабе ВВС как опытного лётчика. Вы воевали в Афганистане? – спросил полковник Малик.

– Да. Много времени провёл там.

– Это хорошо. Но армия Израиля – это не афганская оппозиция. Работы много. Когда хотите начать?

Рафик по-прежнему стоял и смотрел на нас, сидящих на стульях.

– Готовы завтра, – ответил я.

Полковник кивнул и сурово посмотрел на Рафика. Махнув рукой, он показал, что сирийский комэска может сесть. Полковник глубоко вздохнул и продолжил:

– Нам не дают небо над Эль-Мезза. Какие у вас будут предложения?

Не самая большая проблема. Я сразу подумал, что вблизи границы с Ливаном отрабатывать слётанность не стоит.

– Значит, нужно перебазироваться туда, где есть небо. Что думаете насчёт Эс-Сувейда?

Это была база армейской авиации на приличном расстоянии от границы.

Полковник взглянул на меня и Рафика. Не прошло и секунды, как Салех Малик согласился.

– Летим сегодня. Перебазируемся только на Ми-25 и Ми-8. На завтрашний день объявляются тренировочные полёты.

Глава 5

Полковник дал указания Рафику по перебазированию, а сам позвал меня на выход.

Покидать прохладное помещение кабинета командира эскадрильи мне не особо хотелось. Но с «подсоветным» спорить не стоит.

– Вы уже готовы приступить к полётам с моими лётчиками? – спросил Салех Малик, когда я закрыл дверь кабинета.

– Готовы, но есть нюансы.

Командир дивизии прокашлялся и стал задумчивым. Думаю, его поставили в известность, что основная наша работа – продемонстрировать возможности Ми-28. Всё же, на территории Сирии мы действуем в интересах своего государства. Советническая помощь – второстепенна.

– Знаю. Поэтому и хочу, чтобы вы были с моими лётчиками рядом. После недавних событий летать в окрестностях Дамаска небезопасно, – ответил мне полковник, когда мы пошли по коридору.

– Можете уточнить, каких именно событий? – спросил я.

В одном из кабинетов громко работал телевизор. Салех предложил мне самому послушать последние новости и пропустил меня вперёд. Мы вошли в помещение, которое было подобием нашего строевого отдела.

Две девушки и парень с сержантскими погонами на плечах, быстро подскочили со своих мест и отдали воинское приветствие полковнику.

– «Очередной теракт был совершён сегодня в Риме. Жертвой стал представитель палестинской организации…» – рассказывал корреспондент.

Взрывное устройство было заложено в автомобиль и, судя по всему, приведено в действие дистанционно.

– Провокация, – произнёс я, когда закончился репортаж.

Выйдя с Салехом из кабинета, мы направились на выход из штаба.

– Возможно. Израиль и не такое может провернуть. Сейчас палестинцы вновь начнут обстрел приграничной территории, и ЦАХАЛ ответит тем же. Израилю нужен только повод. И тогда Южный Ливан снова запылает. Тут уже не до полётов в Эль-Меззе.

Мы вышли на улицу. Жара стояла невозможная, но полковника это не смущало. Он будто намеренно старался вести разговор в самых некомфортных условиях.

В районе стоянки вертолётов началось активное движение техников. Пришёл в движение спецтранспорт, а лётный состав начал выходить из домиков эскадрилий на построение.

Малик объяснил, что им нужна больше теоретическая помощь. Его больше интересует тактика противодействия танковым соединениям, на которые сухопутные войска Израиля будут делать основную ставку.

– Вы можете что-то предложить на этот счёт прямо сейчас? – спросил полковник.

Проходящие мимо нас сирийские военные переходили на строевой, отдавая воинское приветствие Малику. Как в такой обстановке вообще можно о чём-то серьёзно разговаривать.

– Само собой. Но не думаю, что это стоит делать здесь. Хоть в курилку пойдём отойдём.

Салех улыбнулся и предложил встретиться уже в Эс-Сувейда завтра утром. Я согласился и попрощался с ним.

В течение двух часов нам организовали транспорт на авиабазу Халхала, что находится в мухафазе Эс-Сувейда. Именно так и называют области или провинции в Сирии.

Старший советник командующего ВВС генерал-майор Борисов провёл с нами быстрый инструктаж перед убытием. Основной упор он сделал на соблюдение безопасности полётов. Естественно, по возможности. В условиях работы Ми-28 в новом для него регионе это будет сделать весьма сложно.

Ближе к вечеру мы уже ехали по ровной трассе в сторону Эс Сувейда.

Я сидел у окна в раскалённом салоне РАФа, локтем опираясь на узкий подоконник, и смотрел, как за окном тянулась бескрайняя пустыня области Эс-Сувейды. Мотор натужно гудел, колёса поскрипывали по горячему асфальту, а ветер, врывающийся в открытую форточку, был не освежающим, а сухим, словно дыхание раскалённой печи.

Песчаные равнины уходили к горизонту. Иногда попадались редкие кусты, а где-то вдалеке маячили невысокие холмы, иссушенные солнцем. Всё вокруг выглядело неподвижным, будто застывшим в вечном ожидании. Здесь время текло иначе – не сутками и часами, а сменой теней, дуновением ветра, следами, которые скоро сотрёт песок.

– Сан Саныч, у меня нехорошее предчувствие, – сказал мне Кеша, сидящий со мной рядом в микроавтобусе РАФ.

– В чём дело? – спросил я и начал осматривать салон машины.

– Мне кажется, что в этой Хал… Халве нас не ждут. Чего в столице не остались? Там и покушать есть где.

Ну уж если Кеша думает про еду, то всё хорошо. Хотя, он про неё всегда думает.

– Не Халва, а Халхала. Так деревня называется, рядом с которой авиабаза. Не умрём от голода. Нас сирийцы покормят.

– А я бы ещё шаурму сейчас съел. Даже две, – мечтательно закатил Иннокентий глаза.

И тут, словно мираж на фоне знойного марева, появились очертания авиабазы. Две большие взлётно-посадочные полосы и командно-диспетчерский пункт, вращающиеся антенны локаторов, огромное количество стоянок, большое число арочных укрытий и различных ангаров для защиты и хранения техники – настоящий «авиационный оазис» в пустыне.

Разместившись в модуле, мы отправились осмотреть наши боевые машины. Только мы вышли из жилого дома, как встретили старшего испытательной бригады. Он предложил проводить нас к укрытию, где хранились Ми-28.

– Изначально так и планировалось, что группа Олега Печки будет работать в Тифоре. Нас же рекомендовано было разместить в Эс-Сувейде, – объяснил он.

– По каким соображениям? – уточнил один из моих однополчан Владимир Горин.

Инженер пожал плечами, но я решил Володе объяснить. И всем остальным тоже.

– Держать на одной базе, пускай и далеко от границы, всю нашу технику неправильно. Тем более что если поступит приказ, отсюда ближе всего до одного из направлений предполагаемого наступления.

– Голанские высоты? – спросил Занин.

– Именно. Там погранпереход Эль-Кунейтра. И прямая дорога на Дамаск, если он падёт.

– Засадный полк, значит? – уточнил один из военных испытателей Керимов.

– Всё верно.

На лётном поле становилось шумно. Постепенно стоянки заполнялись прилетевшими вертолётами, которых старались расставить как можно дальше друг от друга. Обычное рассредоточение техники в действии.

Уже на подходе к арочному укрытию, меня позвал в сторону один из коллег.

– Саныч, я с тобой поговорить хотел. Ты как расцениваешь слова генерала Яковлева? – спросил у меня испытатель Занин, когда мы остались с ним одни.

Остальные, миновав оцепление из наших морпехов, зашли через огромные распашные ворота.

– Он главный военный советник. Считай командующий всем нашим военным контингентом в Сирии. Его слова – приказ.

– Вот-вот. Это он для тебя командующий. Я же человек сугубо гражданский.

Услышав это, я остановился от неожиданности и посмотрел в глаза Василию. Видно было, что он слегка нервничает.

– Тебе никто не говорит, что нужно лететь и бомбить. Мы работаем по своему направлению – проводим испытания Ми-28. Помогать советом и координировать действия тоже нужно правильно.

– Советы, координация… проходили мы это.

– Пройдём ещё раз. А пока не ной. Тем более, как ваше КБ собирается демонстрировать товар? Я про возможную покупку Сирией Ми-28.

Тут Василий задумался. Его с коллегой Лагойко, а также двух военных испытателей – Зелина и Керимова отправляли сюда именно для рекламирования Ми-28.

Занин кивнул, и мы пошли на осмотр техники. Войдя внутрь, стало сразу приятно ощутить прохладу внутри арочного укрытия. Все четыре Ми-28, выполненные в пустынном камуфляже, стояли рядом друг с другом. И это уже были вполне себе доработанные образцы.

У всех были Х-образные рулевые винты, подвижные пушечные установки, а также возможность применения управляемых ракет «Атака». А один из бортов и вовсе оснастили надвтулочной РЛС.

Если честно – фантастика!

– Итак, что вам рассказать, товарищи? – радостно спросил у меня и Занина, старший испытательной бригады.

– Наши последние рекомендации были учтены? – подошёл я к первому Ми-28, на который уже начали наносить опознавательные знаки сирийских ВВС.

Хоть наши друзья ещё и не купили их, но конспирация не помешает.

– Сан Саныч, дорогой! Лично ваши рекомендации были просто незаменимы, – радостно крикнул из-под фюзеляжа один из инженеров, осматривающий ленты из двух патронных ящиков на турели подвижной пушки.

Старший инженерной бригады объяснил, что на всех четырёх машинах провели целый комплекс мероприятий для повышения боевой живучести.

– Разнесли двигатели, проводки системы управления и электросети по бортам. Разделили их главным редуктором. Как ты нам и говорил ещё в прошлом году, чтобы разом два двигателя или парных агрегата одним выстрелом не поразить.

– Оперативно вы сработали, – удивился я.

– Стараемся. Теперь дальше, – ответил инженер, и мы пошли с ним вокруг вертолёта.

По итогу теперь Ми-28 имеет большую надёжность в агрегатах при поражении с земли. Плюс бронирование кабины было сделано вкруговую.

– Если двигатель в отказ ушёл или подбили, оставшийся автоматически выводится на максимальный режим. Мелочь, но очень приятная, – улыбался инженер.

– А что по смазке? – спросил я, залезая в кабину лётчика и усаживаясь в кресло.

– Есть возможность работы важнейших систем вертолёта некоторое время без смазки. У меня все твои рекомендации были записаны.

Посмотрев на приборы и многофункциональные экраны, я провёл по одному из них пальцем. Тут же остался след от пыли.

– Непорядок, – показал я грязный палец инженеру.

– Исправим. Лично прослежу.

Вылезая из кабины, я продолжал слушать новшества, которые появились на вертолёте. Особо инженер остановился на РЛС, расположенной на одном из бортов.

– Пока что это единственный прототип. Много косяков. Надёжность хромает, но возможность скрытного применения, которую вы в Торске предложили, в конструкторском бюро оценили.