Принцесса Восточного Созвездия

– Санджар Робер, посмотрите, какой у нас великолепный город! Разве он не прекрасен? – подливал в топку горючего внезапно активировавшийся Деорса.

– Прекрасен. – Я вздохнул, призывая себя к спокойствию.

Это всего лишь люди с отсталой планеты. У них нет культуры убирать за лошадьми, складывать мусор в отхожие места и координированно вывозить из города, не орать в общественных местах, не толкаться…

Всему своё время.

– А дворец эмира Идриса Свет Истины? Приезжие купцы из соседних городов говорят, что у нас самый красивый и защищённый дворец, даже султан живёт проще!

На возвышении действительно располагалось величественное здание из белёного кирпича с бирюзовыми куполами, словно сахарное безе, покрытое лазурью. Ровные стены цвета слоновой кости были испещрены искусной каллиграфией, а на необычных по форме окнах привлекали внимание резные деревянные ставни. Изящные арки, сложные геометрические узоры, открытые галереи, утопающие в пальмовых листьях, и белоснежные колонны… Красиво. Действительно, очень красиво, особенно если принять во внимание, что всё это – ручная работа – ведь на Террасоре нет техники.

– Да, это самый красивый дворец, который мне доводилось увидеть, – вежливо похвалил я.

К этому моменту острые бета-колебания горожан уже молотом били по вискам. В эмиссары Службы Безопасности Цварга берут мужчин с развитыми и чувствительными рогами, потому что они помогают в работе. Я бы многое отдал, чтобы перестать чувствовать всё это хотя бы на час.

«А тебе надо будет продержаться на Террасоре ровно столько, сколько потребуется, чтобы выяснить загадку повышенной смертности девушек в пещерах», – услужливо напомнил внутренний голос. Я поморщился, отгораживаясь от него – мне бы до дворца эмира добраться, а там решим.

Неожиданно кто-то совсем уж пронзительно закричал, завыла псина, моя кобылица встала на дыбы. Действуя скорее на инстинктах, чем осмысленно, я с неё соскочил. Наверное, любовь к гравибайкам сказалась – если попадаешь в аварию, надо попытаться спрыгнуть так, чтобы не придавило. Большинство травм случается, когда транспорт спрессовывает ноги.

Во рту и на языке осела горькая пыльная крошка, замелькали цветные платья, натренированный взгляд выхватил источник всех бед – огромное деревянное колесо с железным ободом слетело с телеги с финиками и покатилось вниз по улице. Оно было кривым и уже начинало вихлять восьмеркой – рано или поздно упадёт, – вот только метрах в десяти ниже замерла испуганная девочка.

– Уйди в сторону!

Бесполезно.

Она в шоке распахнула глаза, не в силах пошевелиться. Я рванул к ней и в последний момент успел дёрнуть за руку, уволакивая вбок. Громоздкое колесо прокатилось вниз ещё несколько метров и упало с грохотом крышки канализационного люка.

Девочка, которую я держал за руку, вся сжалась и задрожала словно осиновый лист. Ещё секунда – и разревётся, а моя голова взорвётся от боли. Я взглядом нашарил тучного мужчину с двумя амбалами-охранниками, которые во все глаза уставились на нас, и почувствовал, как раздражение трансформируется в закипающую ярость.

Отлично!

Сами спаслись, от опасности увернулись, а про ребёнка даже не подумали! Что отец, что охрана – высший класс!

– Вы вообще за ребёнком смотреть собираетесь?! – рявкнул во всю глотку на горе-папашу, подтягивая съёжившуюся перепуганную девочку за собой.

Отец мелкой несколько секунд смотрел то на меня, то на неё, а затем словно очнулся – набрал в грудь воздуха и тоненько-истерично завизжал:

– Да как вы смеете! Вы осквернили её!

– Я спас её. Её бы это колесо зашибло насмерть.

– Вы её трогали! На людях!

Что за чушь? У нас на родине тоже следует спросить разрешения, прежде чем дотронуться до цваргини, но до абсурда никто никогда не доводит: если дело касается жизни или здоровья, взять за руку, да что там – обнять! – и то вполне допустимо.

Я перевёл взгляд на всё ещё дрожащую девочку, убедился, что с ней всё в порядке, а я держу её даже не за голую кожу, а за какой-то широкий браслет.

– Считайте, что я трогал её украшения, – подтолкнул девчонку к отцу.

Давай, иди уже.

– Вот именно! – Одутловатое лицо мужчины вдруг налилось кровью. – Вы потрогали её за рукавицу! Теперь вы должны взять её в жёны! А я не для того растил свою кровиночку…

В жёны?! Я снова перевёл ошалелый взгляд на девочку. Да ей же максимум четырнадцать! Ребёнок совсем! А этот истеричный ведёт себя так, будто я его дочурку на виду у всех как минимум поимел.

– Значит так, милейший санджар как-вас-там! – Я решительно перебил крикуна, шагнул вплотную и понизил голос: – Вы сейчас замолкаете и отправляетесь со своей дочерью и амбалами туда, откуда пришли. – Я осмотрел канареечное платье и такой же яркий тюрбан на мужчине, которые никак не походили на скромные одежды селян. – Вы же торговец, верно?

– Почётный член купеческой гильдии, – он гордо вздёрнул подбородок, – лучший по тканям…

– Вот собирайте все свои рулоны и быстро уходите.

– Но что скажут люди?! – зашипел в ответ красный как рак папаша. – Вы потрогали мою дочь! Вы должны…

– А кто узнает из вашего города, что кто-то трогал вашу дочь?

Мужчина открыл рот и закрыл, при этом дряблая кожа на шее затряслась как мясистый гребешок у петуха. Я расценил этот ответ как «да», развернулся, подхватил валяющееся колесо и, не слушая, что кричит возничий поломанной телеги, просто поставил деталь на место.

– Закрепить не забудьте, – бросил террасорцу и только по тому, как он замолк, выпучив глаза, понял: никто из цваргов до меня на этой планете не демонстрировал физическую силу.

Вот же шва-а-арх… Фабрис будет недоволен.

Ладно, чего уж… Спишу на экстренную меру, авось местные и позабудут о странном инциденте.

Решительно тряхнув головой, я запрыгнул на лошадь и направил её в сторону дворца. Деорса и его спутники всю оставшуюся дорогу почтительно косились на меня. Резонаторами я чувствовал изумление, если не сказать потрясение, и корил себя за неосторожное поведение лишь больше: я не должен вмешиваться в дела террасорцев, не должен сильно отсвечивать, хватает уже и нетипичной внешности, и просто обязан как-то научиться справляться с обрушившимися бета-колебаниями.

Подъездная дорога ко дворцу встретила квадратной керамической плиткой, безупречно подстриженными кустами кипарисов и огромным фонтаном. Я передал лошадь подбежавшему конюшему, мечтая поскорее оказаться в тишине, но увы! На пороге дома эмира поджидала необъятных форм дамочка, обвешанная безвкусными драгоценными цацками, как ёлка новогодними игрушками, с отвратительными эмоциями и удушающе терпкими духами. Вуалеска на ней действительно отличалась от тех, которые я видел у селян. Эта была ближе к собачьему наморднику – столько цепей громыхало, когда она поворачивала голову.

– Санджар Робер, мне велеть приготовить еду в главном зале или вы хотели бы на веранде с видом на главную улицу?

Туда, куда выливают помои? Увольте…

– Извините, санджара Франгаг, я устал с дороги и, пожалуй, удалюсь в выделенную комнату. Пускай мне сообщат, как градоправитель будет готов принять.

– Но как же ужин… – Растерянное лицо дамы вытянулось от обиды.

Очевидно, отказ от совместного приёма пищи здесь является оскорблением, но ещё немного, и я сойду с ума от головной боли. Мне действительно нужно посидеть в комнате одному и дать хоть какую-то передышку резонаторам.

– Извините, в дороге порвалась одежда. – Я взмахом руки указал на небольшую прорезь на рубашке, которую получил, пока спасал ребёнка из-под колеса. Люблю качественный шёлк, но, к сожалению, любая зацепка мгновенно превращается в дыру. – Моя комната там, да?

– Да, но еда…

– Ничего страшного, я не голоден.

Глава 7. Знакомство

Шейна

Я наскоро подмела пол в самых больших гостевых апартаментах дворца, проверила, что в отхожей комнате стоит чистый горшок, зажгла благовония и перестелила постель. К сожалению, готовой горячей воды на кухне не оказалось. Я попросила Силис поставить на огонь хотя бы один котелок, чтобы сделать ванну для гостя тёплой, а сама рванула с ведром во внутренний двор к колодцу.

Хоть бы успеть всё сделать, пока он будет ужинать. Хоть бы он не разгневался от того, что вода слишком холодная…

Три раза я птицей сбегáла по лестнице и выливала вёдра, на четвёртый, каюсь, присела на бортик колодца и позволила себе перевести дыхание. Судя по громкому голосу Франгаг, цварг как раз пожаловал в замок. Отлично, ещё хотя бы полчаса точно есть, пока он будет ужинать.

Подхватив тяжёлое ведро за неудобную ручку и поморщившись от болезненной мозоли на ладони, я уже медленнее направилась в гостевые апартаменты на второй этаж дворца. Двор, коридор, лестница, снова коридор. Дверь скрипнула, я прошлёпала по расписанной разноцветными узорами плитке и поставила край ведра на высокий бортик ванны. Внезапно позади раздался шорох, и я испуганно обернулась, так как шум шёл не от входной двери. На пороге отхожей комнаты стоял цварг.

«Какой же он красивый!» – ошеломляющей молнией пронеслось в голове.

Время повернулось вспять…

Он был совсем другим, не таким, как наши мужчины. Цварг оказался красив чужеземной красотой: сливовый цвет кожи, непривычно длинные тёмные волосы и величественные витые рога цвета коры молодого кедра, тонкие черты лица, почти чёрные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Я такого оттенка прежде не встречала. У террасорцев глаза обычно водянисто-голубые, светло-зелёные или серые, а тут тёмные, почти чёрные, как оникс. Мужчина был существенно выше того же Гафура или Идриса, тоньше в кости, но при этом в нём чувствовалась такая сила, что мгновенно пробрало до мурашек.

Многослойные чёрные одежды поблёскивали и лоснились в солнечном свете, так что теперь точно стало ясно: это не атлас, эта ткань куда как дороже. Я никогда не видела ни таких мелких стежков, ни чтобы ткань облегала, словно жидкость какая. И, конечно же, самую верхнюю и более плотную одежду украшала блестящая брошь цвета серебра. Теперь, увидев вблизи, я могла сказать, что она напоминает скорпиона.

Я стояла и смотрела на цварга, наверное, целую вечность, прежде чем осознала, чем занимаюсь.

«Это же грех! Шейна, прекрати пялиться!» – колоколами зазвенело в голове. Я резко дернулась, позабыв, что ещё не вылила воду в ванну – раздался грохот упавшего ведра.

«Владыка, чем же я тебя так прогневила?!»

Стопам резко стало холодно. Огромная лужа воды разливалась по полу.

Только бы не розги…

Только бы не крупа…

Только бы не стеклянный песок…

***Янн Робер

Тишина. Наконец-то!

Я захлопнул дверь апартаментов, на которые мне указала маленькая девчушка, и осмотрелся. Второй этаж. При желании можно выпрыгнуть через окно, ноги не переломаю, но и ко мне могут забраться по стене, это надо учитывать. Хотя… Я бросил взгляд на простую дверь без засова и вздохнул: будем честны, если террасорцы вдруг решат открыть охоту на меня, то зайдут и через парадную дверь.

В комнате терпко пахло удушливыми благовониями, совсем как духами у Франгаг, поэтому первым делом разыскал источник – ароматические палочки – и потушил его. Открыл деревянные резные ставни, вдохнул более-менее свежий воздух и порадовался, что окно выходит во внутренний двор – до носа доносились смешанные ароматы выпечки и сена, и никто не догадался выливать помои. Что ж, жить можно… Я как-то не подумал, что десять километров для местных – приличное расстояние, да ещё и эмир оказался занят. Хотел решить всё побыстрее, но, видимо, придётся ночевать во дворце, а не на корабле.

Я повторно обвёл взглядом комнату. Сразу же в глаза бросились многочисленные подушки – крохотные и гигантские, обитые тканью, гладкой кожей и бархатистой замшей, они лежали повсюду. Кровать тоже представляла собой скорее ложе, так как привычный цивилизованному гуманоиду каркас отсутствовал: толстые матрасы, набитые верблюжьей шерстью, лежали один поверх другого, создавая нужную высоту. Тонкие расписные ковры на стенах вызвали закономерный вопрос: а изобрели ли террасорцы средства санитарной обработки? Надо будет прихватить с «Галилеи» что-нибудь подходящее. Брезгливость у нас, видимо, семейная черта. Вон Фабрис, сколько его знаю, всегда перчатки носит.

По центру комнаты торжественно стояло выстеленное кипенно-белой простыней корыто метр на полтора. В нём приветливо плескалась вода чуть ниже колена. Надо предполагать, что это корыто – прототип современного джакузи. Только без форсунок, из местных материалов, а простыня… А шварх [1]его знает, зачем нужна ткань. Я нагнулся, потрогал температуру – ледяная, – умылся и осмотрел прилегающие комнаты.

В одной побольше располагался бамбуковый шкаф, несколько сундуков с бумажными книгами, стол с масляной лампой и единственный на все апартаменты стул – видимо, рабочий кабинет, совмещённый с гардеробной. Вторая комната поменьше ввела меня в лёгкое замешательство. Среди мозаичных стен на полу стоял низкий глиняный горшок – и всё.

– Фабрис, да ты издеваешься?! Задери тебя космос! – в сердцах выругался я, когда наконец сообразил, для чего предназначено сие место.

В этот момент в главной комнате раздался подозрительный звук, я стремительно отбросил горшок и открыл дверь.

Девушка с золотистыми косами обернулась, и на меня уставились огромные влажные серо-голубые глаза-озёра. На ней была кожаная вуалеска, но куда аккуратнее, чем у крестьян в полях. За воздушным одеянием в пол с диковинными клёш-рукавами угадывалась изящная фигурка незнакомки, а за высоким воротом – лебединая шея. Узкий поясок подчёркивал тонкую талию. Впервые за всё время пребывания на Террасоре я потрясённо замер – настолько ласковые, словно весенний ветерок, бета-колебания коснулись резонаторов.

Однако мне довелось любоваться незнакомкой лишь удар сердца, не больше. Ведро из её рук неожиданно выпало прямо на пол, меня затопило страхом террасорки, которая со словами: «Не гневайтесь, санджар, я всё уберу!» – испуганно присела, тщетно пытаясь найти тряпку. От этого действия подол её чудесного платья стремительно намок, а вместе с ним и длинные рукава. Влага поднималась выше по одежде, а я внезапно одернул себя, что стою как баран.

А ведь вода ледяная!

Кто знает, какое здоровье у террасорок? Вдруг такое же слабое, как у людей? Вдруг этого ей достаточно, чтобы простудиться?

***Шейна

Вода… Холодная вода повсюду, это же катастрофа!

Что же делать? Надо найти тряпку и убрать пол! Но откуда? Ах, Владыка, не бежать же в намокшей одежде в дальнее крыло дворца в подсобку за тряпкой?..

Я так испугалась, что снова колени будет саднить от крупы, на которую меня неминуемо поставят за эту оплошность, что на несколько секунд растерялась.

– Санжар, я бесконечно виновата! Я всё уберу, только не надо ничего говорить Франгаг! – Я взмолилась, отчаянно пытаясь придумать хоть что-то.

– И не собираюсь, – ответил он.

А дальше мужчина внезапно откинул тяжёлую верхнюю одежду с брошью, оставшись лишь в непривычно укороченной тонкой рубашке, подвернул рукава, выхватил полотно из купальни и скрутил простыню до побелевших костяшек пальцев.

Я с ужасом смотрела, как он обращается с самым дорогим комплектом белья во дворце. Если простыня порвётся – мне не жить. Франгаг сказала, чтобы я ни в коем случае не опозорила её мужа, а потому я взяла у прачки лучшее…

Цварг скрутил полотно, отжав воду, и бросил на пол.

– Стойте! – крикнула я, заламывая руки, но было поздно.

Простыня уже лежала на полу и впитывала в себя воду. Я, конечно, успела подмести, но вряд ли она отстирается, и уже точно никогда не будет такой же мягкой.

– Отойди, – хмуро ответил цварг, даже не обратив внимания на моё отчаяние.

А может, ещё не всё потеряно? Он же не елозил ею по полу?

Я наклонилась, чтобы поднять полотно для купания, но мужчина неожиданно перехватил меня и ловко взял на руки. Мир покачнулся.

Щёки обожгло огнём стыда. Ни один мужчина не трогал меня так откровенно! Да что там – просто не трогал! Даже лекарь эмира всегда спрашивал разрешения и дотрагивался через специальную вуаль.

А что позволил себе этот чужак?!

Он прижал к своему торсу… Позор-то какой! Сердце заполошно заколотилось где-то в горле, а когда мужчина дотронулся до поясницы, оно и вовсе пропустило удар.

– Держись! – скомандовал он, и пришлось обхватить широкие плечи руками.

Я не знала, куда деть глаза. На мужчин нельзя смотреть! Нельзя! Владыка покарает.

В непосредственной близости мелькнула высокая, абсолютно гладкая скула, крепкая шея с острым кадыком и длинные чёрные волосы, стянутые в тугой конский хвост, такой же густой, как хвост любимого жеребца эмира. Наши паладины длинных причёсок не носят, это считается слишком женственным. Но чужак не стеснялся.

На миг он прижал меня к себе теснее. Я непроизвольно вдохнула головокружительный и ни на что не похожий аромат незнакомца, а под тончайшей тканью ладонью ощутила перекат твёрдых мышц.

Гореть моей грешной душе…

Если эмир или его старшая жена заподозрят, что меня трогал мужчина, то наказание будет жестоким – розги и стеклянный песок покажутся сущим пустяком.

«А может, это действие что-то значит в традициях этого мужчины? Какая-то вежливость?» – тихо шепнул внутренний голос, стараясь меня хоть как-то успокоить.

– Отпустите, умоляю!

– Да-да, конечно. Посиди, пожалуйста, вот здесь…всё уберу… вода ледяная… прости, тут больше ничего нет…

Честно говоря, большую часть его слов я не расслышала: сердце забилось так громко, что меня оглушило. Кровь бросилась в лицо, пульс застучал в висках.

Намокшие холодные рукава туники противно липли к коже, впрочем, как и шаровары. Но неприятные ощущения отошли на задний план, когда я с запоздалым ужасом осознала, что чужак опустил меня напостель.

«Если Мужчина указывает Женщине на ложе, она обязана ему подчиниться, ибо лучшая добродетель – это послушание…» – всплыли в голове строчки священной книги «Саги Первых Дней».

Остро захотелось разрыдаться. Чем же я прогневила тебя, Владыка?!

Не думала, что этот день наступит в моей жизни настолько неожиданно.

Перед глазами заплясали цветные круги, воздуха стало как-то резко не хватать, я зажмурилась. А когда распахнула веки, то обнаружила, что мужчина с лиловой кожей и чёрными рогами уже вытирает оставшуюся воду и выжимает в ведро.

– …Не надо больше носить воду в мою комнату, хорошо?

***

Янн Робер

Тихая робкая девушка сидела на кровати, гордо выпрямив спину и поджав под себя ноги. Первым же делом, как я её усадил, она спрятала под длинным подолом узкие лодыжки с изящными ножными браслетами. Я поймал себя на лёгком сожалении, что не посмотрел на эти щиколотки ещё некоторое время.

«М-да-а, Янн, я был о тебе лучшего мнения, – сказала собственная совесть почему-то голосом старшего брата. – Если у тебя такие проблемы с личной жизнью, что возбуждаешься при виде чьих-то ступней, то прямая дорога в райский дом на Тур-Рин, но точно не стоит домогаться невинной девочки».

То, что террасорка невинна, было буквально написано у неё крупными буквами на лбу. Её всю затрясло от волнения, когда я подхватил её на руки, чтобы переставить из лужи. Вспомнился купец, который требовал жениться на его дочурке-подростке только потому, что я подержал ту за руку. Наверное, я сейчас нанёс этой девушке оскорбление, что вот так обошёлся с ней?

Я бросил косой взгляд на террасорку, вспомнил курс психологии и, чтобы как-то сгладить неловкость от собственного поступка, принялся убираться и громко болтать ни о чём:

– Я даже представить не мог, что у вас тут нет нормальной подачи воды. Там, откуда я родом, кладут шланги… Хм, такие длинные трубы, и по ним течёт вода. Никто на себе тяжести не носит, и уж тем более по десять килограммов за раз. Это же адский труд! Хотя с учётом пустыни под боком вода наверняка у вас недёшево стоит… Не надо больше таскать вёдра в мою комнату, хорошо?

Она робко кивнула.

– Хорошо. Если вы гневаетесь, что вода слишком холодная, уверяю, на кухне есть ещё котелок с кипятком. Я не успела его принести.

– Да нет же!

Я с раздражением откинул отжатую тряпку и ощутил резонаторами, как девушка испуганно вздрогнула.

«Стоп, Янн, аккуратнее. Похоже, она тебя боится… Ну или вообще всего боится», – мысленно приказал себе.

Террасорка замерла на краешке матраса словно богиня, крылья её точёного носика слегка подрагивали, но при этом она смотрела исключительно в пол. Её пшеничные волосы были уложены в воздушный узел на голове и многочисленными косами спускались почти до поясницы, а в прядях сияли жемчужные нити. Вся она как будто сияла… сотканная из света. Такая красивая и такая недоступная.

Почему недоступная? Понятия не имею…

Наверное, потому что притронуться к такой страшно. Я, конечно, перенёс её на кровать, но всё равно такое ощущение, что чтобы её коснуться, надо спросить у кого-то разрешения. И впервые это чувство не из-за законов Цварга, а потому что поступить иначе – духа не хватит.

Я вздохнул.

– Прости, если показался грубым. Я имел в виду, что не надо носить тяжести. Как тебя зовут?

– Шейна. – Светлые ресницы взмахнули вверх, а затем вниз.

Какое-то неземное создание.

– Шей-на-а, – протянул я медленно, смакуя то, как перекатываются гласные во рту, наслаждаясь им словно карамелью. Это имя неожиданно очень подходило незнакомке: такое же тягучее, нежное и при этом грациозное.

– А вы санджар Робер? – Розовый язычок маняще скользнул по губам, и я, каюсь, завис. Давно так не зависал. – Я… слышала, как вас называла жена эмира.

Упоминание обвешанной с головы до ног ювелиркой бабищи с отвратительным ментальным фоном вернуло меня в текущее пространство-время.

«Янн, соберись! Что это с тобой?! Ведёшь себя как подросток в пубертатном периоде».

В какой-то мере так оно и было, если учесть, что я даже приблизительно не мог припомнить год, когда у меня был секс. С Эсми разладилось всё настолько давно, что проще сказать, когда он у нас ещё был, а был он первые несколько лет, пока я наивно верил, что нужен ей сам, а не мой бумажник. А райские дома тоже давненько не посещал.

Вот и получилось… что реагирую на обнажённые стопы и язык. Какой кошмар, совершенно точно после Террасоры надо будет зарулить на Тур-Рин, чтобы сбросить напряжение.

– Зови меня Янном, – попросил я, пытаясь сосредоточиться на происходящем.

– Й-ан? – Она мельком подняла пронзительный серо-голубой взгляд и снова опустила в пол.

– Янн, – поправил я. Не знаю почему, но мне вдруг в резонаторы стукнуло: хочу, чтобы эта девушка звала меня по имени.

– Санджар Янн, – послушно повторила она.

– Просто Янн.

– Я не могу так к вам обращаться… – В воздухе послышался лёгкий испуг, и я поспешно перебил террасорку:

– Пока мы наедине, ты же можешь меня называть по имени? На людях называй так, как у вас принято, не претендую.

Ровные зубы прикусили розовую губу, а я мысленно отметил, что либо у Шейны великолепная генетика, либо террасорки всё-таки отличаются от людей, потому что, как я понял, стоматологией на этой планете ещё даже не пахнет.

Немного поразмыслив, девушка кивнула.

– Да, хорошо. Конечно, я буду называть вас так, как вам больше нравится.

С «вы» осталось поработать, перейти на «ты» – и будет совсем прекрасно, но, как говорится, не все звёзды сразу…

– Шейна?

– М?

– А почему ты на меня не смотришь?

Только сейчас я осознал, что всякий раз, когда она поднимала на меня взгляд, то останавливалась – самое высокое – на подбородке. Я присел на корточки, как перед ребёнком, и уточнил:

– Ты меня боишься?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, что вы, Янн. Как можно бояться мужчину? Мужчина – это отражение Владыки на земле и песке. Это, скорее, вы должны бояться такой, как я.

– Чего-о-о?! – Наверное, я слишком сильно выразил своё удивление, так как девушка, осмелившаяся было поднять взгляд до моего носа, вновь наклонила голову вперёд.

– Простите, глупость сказала, Янн.

Ох, и как это ей только удается?

Я сижу перед ней на корточках, она старательно отворачивается, а чувствую идиотом из нас двоих себя я! И каким идиотом… Такая красивая девушка передо мной, такие вкусные бета-колебания, что я аж слегка ошалел.

Так как Шейна сосредоточенно смотрела куда угодно, но только не на меня, я не выдержал: коснулся костяшкой указательного пальца полоски кожаной маски на подбородке и приподнял.

Ох…

Это были самые потрясающие глаза, которые я когда-либо видел на свете. У цваргинь таких не бывает: огромные, светлые и голубые, как озёра в девственно чистых лесах. Я смотрел и утопал. Кажется, я разучился плавать.