Память небытия

Очередным штрихом, тем самым, что привел их в эту лавку, должна была стать одежда. Та, в которой они покинули Вествуд, включая подарки Ани, успела изрядно поистрепаться. В былые времена он бы просто заштопал все дыры, в том числе арбалетную прореху на бедре, вытряхнул бы прочь пыль, въевшуюся в ткань после долгой дороги и инцидента в башне. Но в столице проблемы решались иначе – властно поведя рукой, Лира отправила их снять мерки, отчего глаза Ани тут же загорелись.

Сэт расставаться со своим одеянием наотрез отказался, мерки с Парацельса торговка сняла сама, на глаз. А после, уже в городе, коршуном атаковала суетящегося перед ними портного, заставляя его ворошить рулоны тканей, один за другим, перебирать пуговицы и ленточки, назначение которых было для Эдвина загадкой. В глазах торгаша мелькало раздражение, постепенно сменявшееся восхищением; к концу он уже не спорил, а восторженно уточнял: «Не желает ли дама добавить еще что-нибудь?» Эдвин за это время успел изучить каждую трещинку в половицах и облегченно выдохнул, когда с него сняли все иголки и выпустили обратно на свет – с наказанием вернуться через несколько дней. За срочность в качестве задатка на прилавке осталось столько монет, что глаза его заслезились. И это при том, что торговке удалось скостить значительную часть запрашиваемой суммы.

Пока он упражнялся в воспоминаниях, стопка на стойке прекратила расти, была тщательно отсмотрена, изучена и ощупана. Все замерли. Торгаш смотрел на Ани с толикой благоговения, Эдвин косился в ее сторону с опаской. Наконец девушка благосклонно кивнула.

– Хорошо. Просто здорово. Я бы даже сказала – отлично. Бася, будь так добр…

Портной и Эдвин почти синхронно выдохнули. Здоровяк запустил руку под плащ, прогудел:

– Сколько?

– Три золотых… – Голос торгаша сбился до лепета.

Вздох Эдвина прекратился в хрип, он закашлялся. Ани уставилась на него своими темно-карими глазами, но промолчала. Бася без лишних слов вытянул на свет кожаный кошель, развязал тесемки, по одной отсчитал на стойку три монетки.

– Сдачи не надо, – сказал серый плащ, тем самым вогнав владельца лавки в небольшой ступор. После чего одной рукой подхватил все покупки и замер у двери, ожидая, когда Эдвин и Ани первыми выйдут за порог.

Юноша взялся за ручку и толкнул дверь. Лицо его окатило жаром, лето все никак не желало передавать бразды правления осени. Ноздри тут же забились от кучи запахов; если Эдвин был сейчас не в центре столицы, то в ее носу – точно. Аргент умудрялся одновременно благоухать и вонять. По ушам ударили звуки, издаваемые сотнями ртов. Он придержал створку, давая проход спутникам, и, шагнув на улицу, Ани салютовала ему от виска, Бася сдержанно кивнул. Эдвин задрал голову, в очередной раз поражаясь высоте местных зданий. Улочки торгового квартала можно было назвать «улочками» лишь по привычке; даже здесь, на задворках, меж домов могли спокойно разминуться две телеги. Дома высились над головой, и даже самые небольшие, до трех этажей, за счет высоты потолков казались огромными.

Почесав затылок, он уточнил:

– В библиотеку?

Ани развернулась и прищурила один глаз.

– Зачем? И что там делать? Честно сказать, мы еще успеем выслушать все наставления паломницы. Без обид, – она стрельнула глазами в Басю, тот никак не отреагировал, – а пока предлагаю отдохнуть. День только начался.

– Отдохнуть…

Это слово хотелось подержать на языке, распробовать как следует. По ощущениям, он давно не занимался ничем, что можно было бы назвать отдыхом. Эдвин стер капли пота со лба, провел рукой по ежику на макушке. По его собственной просьбе (и настоянию паломницы), голову наконец обрили нормально, а не так, словно сумасшедший решил заточить о юношу грабли.

Итог все равно оказался неутешительным: если в пути он мог видеть свое отражение лишь в совсем мизерных и искаженных формах, то в Аргенте стало окончательно ясно – седина разрослась по голове куда сильнее, чем казалось поначалу. Потоки бледных волос растеклись по всей голове, уже всерьез конкурируя с его обычной темной шевелюрой. Такими темпами даже короткий ежик будет выдавать его, что называется, «с головой». Парацельс выразил надежду, что Эдвин сможет сойти за любого из полукровных северян, щеголяющих не светлыми глазами и волосами, а чем-то одним из этого. Но приятного все равно было мало, и он с нетерпением ждал, когда жара хоть немного спадет: вновь нацепить чепец в нынешних условиях было бы невыносимо.

«Что ты можешь знать о безысходности?»

Эдвин даже не дернулся, пусть для этого и пришлось собрать волю в кулак. Шепот, затаившийся было, недолго баловал его своим отсутствием и вернулся, будучи куда более пространным и едким. Где бы Годвин ни находился, в целости или нет, отголосок его сознания явно давал понять: ничего хорошего изначальных на той стороне не ждало. Во всяком случае в той форме, на которую себя обрек главный из них.

Ани истолковала его замешательство иначе.

– Ты еще здесь? Эй, не кажется, что долгое путешествие с Лисом на тебя дурно влияет? Скоро тоже будешь хмуриться на всех исподлобья, хрипеть о том, как погана жизнь, и все такое?

– Мне кажется, дурно влияют на меня другие вещи.

– Тоже верно. – Ани помрачнела, но тут же хмыкнула. – Но тем важнее развеяться, пока есть возможность. Уважаемый сопроводитель по городу, – она повернулась к Басе, – не соизволите ли отвести нас в место, где мы сможем укрыться от полуденного солнца? Мои полномочия закончились после того, как были совершены все покупки.

Плащ и бровью не повел. Эдвин так и не разобрался: может, в ордене с корнем выкорчевывали чувство юмора и какие-либо эмоции, а может, их спутнику и правда было наплевать на все, кроме узкого круга обязанностей. В ответ на иронический выпад торговки Бася размеренно молвил:

– Пошли.

После чего развернулся и двинулся в сторону, противоположную той, откуда они пришли. На каждый его шаг Эдвин делал своих полтора, а Ани – два, они суетливо поспешили следом. В таком темпе вести болтовню было не с руки, но, к счастью, не прошло и пары минут, как Бася затормозил у деревянного крыльца и сделал приглашающий жест ладонью.

Эдвин справедливо заподозрил, что плащ особо не мучился с выбором, а просто отвел их в ближайшее место. Весь этот процесс, должно быть, выглядел для него как сопровождение пары детишек, которых ему навязали без возможности отказаться. И это несмотря на то, что, если отбросить могучий вид, на лицо Бася навряд ли был сильно старше самого Эдвина и едва подобрался к тридцати годам.

– Крыльцо, определенно мы сядем на крыльцо. – Глаза Ани загорелись.

Эдвин сдержался, но ее энтузиазм разделял. Все трактиры, в которых он успел побывать или увидеть со стороны, во многом напоминали забегаловку его родной деревни, отличаясь по большей части размерами. Тянущиеся вдоль стены деревянные стойки, забитое столиками пространство, камин и пышущая жаром кухонька в углу. Порой – лестница на второй этаж. Питейное царство начиналось сразу за порогом и ни шагом раньше. В столице все было иначе, город отстаивал свой главенствующий статус.

В месте, к которому их привел Бася, часть заведения была вынесена прямо на деревянное крыльцо, достаточно широкое, чтобы без проблем разместить тройку лошадей. Но все пространство было занято двумя широкими столами (по обе стороны от лесенки), вдоль которых тянулись длинные скамьи. Вход был утоплен в здание, скамейки пустовали и терялись в тени, от полуденного солнца их защищала выступающая кровля второго этажа.

Они прошествовали по ступеням, под Басей доски жалобно скрипнули. Мужчина возложил тюки на одну из скамеек, Эдвин расположился с другого конца так, чтобы видеть улицу, Ани уселась по левую руку, подперев собой стопку покупок. Серый плащ, не споря, устроился напротив – темный силуэт на фоне искрящихся на солнце домов.

Эдвин моргнул в замешательстве, всю свою жизнь за кружкой чего угодно он прогуливался до стойки и обратно. Ответом ему был скрип входной створки – оглянувшись через плечо, он увидел, что здесь роль владельца выполняет дама добротного, прямо сказать, телосложения. Ее мощные загорелые руки лучше любых слов могли рассказать о сотнях и тысячах наполненных емкостей, переправленных от бочки до пересохших ртов. Пробурчав что-то похожее на приветствие, она уставилась на них пустым взглядом и замерла в ожидании.

– Эль. Светлый. – В своем заказе Бася был столь же лаконичен, как и во всем остальном.

Эдвин пожал плечами.

– То же самое…

Еще раньше Ани открыла рот, без сомнений, намереваясь запросить некую высокородную ерунду, например охлажденный напиток, сваренный из известных-только-большим-шишкам горных трав. Несмотря на заверения, что ее жизнь в верхнем городе Вествуда закончилась после смерти отца, в столице заложенные с детства повадки проявились сполна: Эдвин уверился, что при желании Ани могла заткнуть своим гонором и обитателей самых высоких этажей.

Это одновременно отпугивало и привлекало. Он чувствовал разделяющую их пропасть, ставшую еще шире после озвученных Лирой предзнаменований. Но побороть свой интерес не мог. Все в ней, от огонька в темно-карих глазах до небрежного почесывания загорелого затылка, заставляло желудок делать настоящее сальто, порой в совсем не подходящие для этого моменты. Как сейчас, например.

Ани, не ведая о его мыслях, поперхнулась заготовленными словами. С укором оглядела обоих мужчин за столом, почти сочувственно вздохнула. Но правила игры все же приняла.

– Мне тоже.

– Эль. Три кружки. Светлые.

Без лишних вопросов женщина удалилась исполнять заказ. Ани закинула ногу на ногу.

– Ребята, в вас никогда не было жажды новых впечатлений? Кружку напитка, именуемого «эль», можно заказать в любом трактире, от южного края континента до северного. А мы, кто бы мог подумать, в столице. В столице! Наконец-то. М?

Эдвин решил оставить очевидно риторический вопрос без ответа. Бася же сдвинул брови, словно выпад торговки и правда заставил его пошевелить извилинами. Оперся локтями на стол.

– Можно. Но во многих местах тебе его наберут из отхожего места. Пиво пиву – рознь.

Быть может, чувство юмора в ордене и не выкорчевывали. Торговка и Эдвин переглянулись. Плащ вновь замер, будто не произнес только что самую длинную фразу за все время, приуроченную к разливу содержимого ночного горшка. Ани заглотила крючок:

– А ты… Много где был? Я хочу сказать… – Она неуверенно покрутила пальцем в воздухе. – Паломничества и все такое – это ведь много походов… В паломничества? А значит, много новых мест?

Вновь несколько секунд на раздумье. Эдвин понял, что Бася ни капли не глуп, впрочем, в обратном сомнений и не было. Пожалуй, он был даже слишком умен, взвешивая каждое слово, которое могло выпорхнуть из его рта.

– Достаточно. Особенно в былые годы. В последнее время – не так часто.

– Почему?

– Лира нужна в столице.

Имя паломницы было отчеканено таким образом, чтобы сомнений не осталось: куда двинется она, туда и Бася. Эдвин подметил оттенок печали в его словах, но причин распознать не смог. С другой стороны, у каждого из них было достаточно поводов для грусти в последнее время.

Почему «Лира нужна в столице», вопросов не возникло. Ждала, пока к ней в руки попадет блестящая безделушка, украденная в далеких землях. Вот только донес ее не опытный, закаленный войной ветеран, а юный дурак, оказавшийся не в то время и не в том месте. И все пошло прахом.

– И как выглядит паломничество? – Ани явно была намерена вытянуть из разговорившегося плаща побольше информации. – Намечаете какую-нибудь интересную штуковину, оставшуюся со времен Го… С древних времен… И скачете к ней на лошадях?

Три кружки со стуком соприкоснулись со столешницей, капли напитка потекли по стенкам. Бася ссыпал в руку трактирщицы горстку медяков, она, все так же молча, удалилась. Пригубил пенную шапку, проглотил, облизнул губы.

– Это поверхностное суждение. Человека, не знакомого с орденом. Большинство известных Миру святынь были обнаружены многие десятилетия назад. Десятки из них – уничтожены временем и чужими руками, сотни – всего лишь подделки. Подделки, которые мы не раскрываем, чтобы самолюбие отдельных жадных душ тешилось сполна.

Эдвин тоже пригубил прохладный эль и весь обратился в слух.

– Те немногие вещицы, которые и правда когда-то застали эпоху изначальных, – все они существуют под пристальным взором ордена. Не все из них таят секреты, подобные тому, который открылся нам совсем недавно. – Бася задержал взгляд на Эдвине. – Но если подобное произойдет… Уже произошло. Мы готовы. Были и будем.

Он ощутил холодок. Шел ли он от упрятанной в карман безделушки или нет, сказать было сложно. Сэт настоял, чтобы медальон и впредь покоился у него за пазухой, дабы не нарушать уже установленный порядок.

«Ты пронес ее сквозь кошмар, и вот мы здесь. Оставь его в покое, и, будь уверен, сразу произойдет какое-то дерьмо».

Несмотря на то, как неприятно безделушка оттягивала карман, Эдвин был склонен согласиться. С проклятой вещицей он почти сросся. Оставалось еще и смириться. Насчет этого пока были большие сомнения.

– Я должен поблагодарить тебя.

Бася уже успел осушить половину кружки, но слова явно шли от сердца, а не от языка. Эдвин подавился вторым глотком.

– За что?

– Последние месяцы прошли под знаменем ожидания. В моем случае это было ожидание того, чего я желаю меньше всего.

Эдвин сглотнул, Ани озвучила очевидное:

– Пока вы ждали прибытия Сэта, чтобы отправиться в путь, ты знал, что план Лиры погубит ее?

– Да.

Воцарилась тишина, юноша спрятал лицо в кружке. Взгляд Ани потух, напускной энтузиазм ушел. Прозвучавших в библиотеке истин она паломнице так и не простила. Бася размеренно продолжил:

– Я не могу пойти против чужой воли и воли ордена. Но твое прибытие порушило старые планы и возвело новые. Пусть мои с Лирой дороги из-за этого расходятся, я сделаю все, чтобы исполнить ее волю. И брошу на это все силы, зная, что ей ничего не угрожает.

– О чем идет речь? Дороги расходятся? – Прежде чем вопрос прозвучал, Эдвин догадался и сам.

– Когда время придет – я отправлюсь с вами.

Сказав это, Бася вновь отпил прохладный напиток и замолчал, будто его слова были чем-то само собой разумеющимся. Ани нервно дернулась.

– С нами? С нами на север? Зачем? И какой в этом толк? Я уверена, Сэт…

– Старый лис, скорее всего, противится этому прямо сейчас. Лира обещала обсудить это с ним и с целителем Гаазом сегодня утром. Но, как бы то ни было, он достаточно мудр, чтобы в конце концов понять необходимость подобного решения.

– А поподробнее?

– Это долгий путь.

– Об этом мы и так знаем. – Ани скрестила руки на груди.

Эдвин подумал, что он-то как раз слабо представляет, какое количество дорог им придется пройти. Судя по общему настроению – немало. Даже путь до столицы получился вымученным и долгим, по ощущениям. Что уж говорить о предстоящем броске к северному краю континента. Бася тем временем спокойно ответил:

– На этом пути вам понадобится защита и поддержка.

– Но Сэт…

– Лис искусен, но ему будет чем заняться, помимо того, чтобы охранять каждого из вас. «Защита и поддержка» – это девиз каждого серого плаща. Поэтому я иду с вами. Кроме того, у ордена налажены дипломатические отношения по всему континенту. Это пригодится, во всяком случае до тех пор, пока мы не окажемся совсем уж далеко от Столичных и прилегающих земель.

– Ты уже знаешь, каким путем мы двинемся?

– Предполагаю. Но лучше это обсудить в присутствии всех остальных.

Одной тайной меньше. Даже двумя. Понятно, почему в некоторых словах плаща сквозила такая тоска: предстоящая вынужденная разлука с паломницей подтачивала его изнутри. Однако противиться приказам и долгу Бася не мог. И не хотел. Также стало понятно, почему его отправили с ними в город. Не просто в качестве проводника и охраны. Своеобразная подготовка к новой роли и новым условиям. Как для него, так и для Эдвина с Ани.

Торговка так и сидела – скрестив руки на груди, но напряжение из позы выветрилось быстрее, чем исчезал эль из Басиной кружки. Она с самого начала ревностно относилась ко всему, что могло повлиять на успех их вынужденного путешествия. Впрочем, тут и дураку было ясно: серый плащ и правда может быть полезен. И ему тоже пришлось идти на жертвы.

Разве что их вновь разросшаяся группа будет привлекать еще больше внимания, но иначе было никак. Иллюзорный зуд в бедре не давал Эдвину забыть: помимо бродящего по городу, выпрыгнувшего с верхнего этажа башни убийцы, по их следу шла Далия. С каждым днем фора шла на убыль, а расстояние между ними и решительной воительницей с востока только сокращалось.

Ани, либо не желая проявить должный такт, либо не в силах совладать с любопытством, все же уточнила:

– Но вроде как по долгу службы в ордене вы неразрывны с Лирой. Путешествие выйдет долгим, это верно. Что будет с ней, пока ты в отъезде?

– Лорек справится. И еще…

Кто-то мог бы подумать, что голос Баси сорвался под напором нахлынувшей тоски. Однако спустя мгновение Эдвин понял, что нет, плащ выдержал паузу намеренно, придавая веса тому, что хотел сказать.

– И еще вы должны знать: нет ничего важнее этого похода. Лира это понимает, поэтому отправляет меня с вами. Я это понимаю, поэтому повинуюсь приказу. И ты, Эдвин, – он встретился с юношей взглядом, – тоже это понимаешь. И поэтому согласился исполнить свой долг.

– Я бы поспорила со словом «свой»… – но заканчивать фразу Ани не стала.

Повисло молчание, нарушаемое лишь стуком кружек. Эдвин сделал последний глоток. Понимая, что скоро придется двинуться в путь – во всех смыслах, высказал мучивший его вопрос:

– Ты опасался за жизнь Лиры. Нет, не так. Ты знал, что если она примет бремя ношения медальона на себя, то погибнет. Там, в библиотеке, она обрисовала все иначе. Скажи мне теперь, оплот защиты и поддержки: ты веришь в ее слова о том, что мы с Сэтом сможем выбраться? Если сильно постараемся?

Бася убрал локти со стола, проигнорировав воинственные нотки в голосе юноши. Слизнул капли пойла с верхней губы. Будь проклят этот орден и его представитель, берущий столь длинные паузы в диалоге. Момент растянулся для Эдвина в вечность. Он со страхом осознал, что серый плащ явно не из тех, кто обманывает. А ответ, который у него заготовлен, присутствующим явно не понравится. Но здоровяк сказал только:

– У тебя есть все возможности удивить меня.

Должно быть где-то там далеко шепот взорвался безумным хохотом, но до ушей Эдвина издевательский смех не дошел. Скупо кивнув, он оперся на стол, поднялся со скамьи.

– Умою лицо и двинемся в обратный путь. Нужно будет многое обсудить. Как минимум, предстоящую дорогу.

Ани посмотрела на него с тревогой, но Бася просто кивнул. Эдвин быстрым шагом преодолел крыльцо, нырнул в прохладу помещения: благодаря навесу комната не успела нагреться. Внутри был занят всего один стол, кучка парней заливались пивом с самого утра, забившись в уголок. Трактирщица за стойкой даже не подняла головы, юноша пересек главный зал, свернул в узкий коридорчик, ведущий, скорее всего, на задний двор.

Как и ожидалось, в небольшой нише упокоился побитый жизнью рукомойник. Без каких-либо столичных изысков, местный архитектурный гений обошел это здание стороной, воду внутрь заливали по старинке, из бочки. Сделав пару движений ладонью, Эдвин смочил влагой затылок. После чего оперся лбом в стену, тупо глядя на шершавые доски перед собой.

Сердце бешено колотилось в груди с тех самых пор, как он встал со скамьи. Внезапно ему показалось, что из коридора выкачали весь воздух, голову повело в сторону, Эдвин сипло вздохнул. По груди под рубашкой потекли капли; он не мог понять, вода это или пот. Пространство вокруг стало тягучим, вязким, каждая попытка вдохнуть лишь усиливала панику. Он понял, что руки дрожат, а виски словно сдавило тисками.

И вдруг – будто натянутая струна лопнула. Сердце всё ещё билось часто, но уже не вырывалось из груди. Воздух стал проходить глубже, легче. Мир больше не плыл перед глазами, а руки, дрожащие мгновение назад, теперь казались просто слабыми, как после долгой работы. Тепло и холод сменяли друг друга, оставляя после себя странную опустошённость. Окружавший его вязкий кошмар не исчез окончательно, но отступил в тень, как хищник, затаившийся в темноте. Осталось только тяжёлое дыхание, усталость и чувство, словно тебя выбросило к берегу после долгих попыток не уйти ко дну.

Можно сколько угодно храбриться в присутствии других. Ощущать за спиной Старого лиса, смотреть в мудрые глаза доктора, любоваться ужимками торговки. Обладать поддержкой древнего ордена и опираться на плечо здоровяка в сером плаще. Готовиться, собираться, обсуждать и принимать решения.

И все же сейчас, наедине с собой, глядя на грубую поверхность стены, Эдвин прекрасно понимал: он не готов к смерти. Но точно так же он знал: где-то далеко, в одном из лесов, шумит дерево, из которого сделают его гроб.

Глава 3. Пристанище для больных

Холодный пот стекал по вискам, а от боли хотелось выть. Впрочем, в сравнении с пережитым это и болью-то было стыдно назвать. Скорее назойливый, подтачивающий изнутри зуд. Шуршащий где-то в горле, отдающий в нос и в голову, сдавливающий виски. В груди хрипло клокотало, из ноздрей текло. Да, прогуливаться в ночи по развалинам Фарота было плохой идеей.

К счастью, все страдания бренного тела уходили на второй план, пока кровоточили рубцы на душе. Райя прекрасно знала, что они не закроются: не в ближайшее время и, быть может, никогда. Комната, отведенная ей в доме Фрея, расплывалась, гардины на окне были зашторены, узкий лучик закатного света терялся в ворсе ковра. Все вокруг было серым, безжизненным.

Она почти приросла к кособокому креслу, сиротливо стоящему в уголке. Развернула его так, чтобы видеть входную дверь. Села на мягкую подушку и не нашла в себе сил встать. То было почти сразу после возвращения из замка. Потом – не было ничего.

Конечно же, иногда в связи с телесными капризами приходилось выбираться из своего логова. Но стоило опорожнить организм и насытить его новой порцией питательной массы (из-за забитого носа вкус все равно почти не чувствовался), как она возвращалась в свою обитель, прямо к зашторенному окну и закрытой двери напротив.

Почему Райя смотрела на нее? Опасаясь вторжения тех, кто желал зла ее стране и близким? Отнюдь. Навряд ли им была интересна опростоволосившаяся высокородная, потерявшая на своем пути все. Или почти все. Остались только приказы, которые она не смогла и не могла выполнить.

На появление кого-то дружественного надеяться не приходилось. Коска стучался поначалу, желая выведать как можно больше. Уточнить. Подсказать. Но бравый капитан оказался в том же положении, что и она: в изоляции, с грузом на душе. И без возможности все исправить. Они оба подвели тех, с кем отправились в дорогу. Последние пару дней Райя видела его только за обеденным столом.

Фрея она не видела даже там. В доме не было трактирной стойки, столь привычной лысому здоровяку, а потому домой он приходил засветло, пару раз разорвав вуаль ее сна стуком дверей и тяжелой нетвердой поступью. Одинокая хрустальная рюмка, служившая почти символом «Кошачьего двора», сменилась посудой куда менее изысканной. Зато наполненной до краев, что для бывшего трактирщица теперь было немаловажно.

И совсем уж сказкой представлялся приход тех, кого Райя правда ждала. Ждала и понимала, что живет в мире иллюзий. Рик, Вернон и Гойб упокоились где-то там, под крепостными стенами. Отец, если еще был жив, расположился неподалеку. В заточении и, быть может, мучимый своими тюремщиками и тиранией Осфетида. Последнее было справедливо для всего континента.

Первые дни она пыталась сделать хоть что-то. Разобраться в происходящем, придумать новый план. Остановить грехопадение Фрея и исправить собственные ошибки. Донесения просачивались сквозь щель под дверью, и каждая новость всегда была хуже предыдущей.

Война. Двадцать с лишним лет это слово казалось лишь отзвуком былого. Чего-то далекого, пережитого их отцами и дедами, а сейчас оставшегося лишь на страницах летописей и языках болтунов. Теперь война вновь была прямо за окном, прямо на улицах Фарота. И стремительно неслась прочь, выплеснувшись за его стены и рассчитывая снова заполонить весь континент.

В то же утро, когда они вернулись из своего путешествия в подвалы обители, риторика стоящих на помостах церковных (и не очень) болтунов в одночасье ужесточилась. Если до этого они поносили ее родной город, владыку и всех причастных, то отныне для пространных фраз и оскорблений не было места. Власть захватила ее величество конкретика. Как известно, истину плодят те, кого слушает народ. И плевать, что правды в их речах не было отродясь.

С годами тирании покончено! Половина города уничтожена, а что делает Аргент?! Заместо поддержки и послаблений пытается отобрать последнее! Люди достаточно страдали! Мы заберем то, что наше по праву! Терять уже нечего!