Искусство быть чужими

Наш диалог завязался легко и непринуждённо, словно мы и не расставались все эти годы. Мы вспоминали школьные проделки, учителей, смешные случаи, делились тем, как сложилась наша жизнь после выпуска. Оказалось, Оксана не замужем, хотя я прекрасно помнила, как Саша, девочка из параллельного класса и одноклассница Оксаны (а по совместительству двоюродная сестра моей лучшей подруги Венеры, благодаря которой мы, собственно, и познакомились) рассказывала, что главной мечтой Оксаны с детства было замужество. Странные мечты, никогда их не понимала, но каждая имеет право на существование.

– Так всё-таки, с кем ты здесь? С братом или другом? – не удержалась я от любопытства.

– Там действительно история долгая, – она снова застенчиво усмехнулась. – Серафим – мой друг детства. Мы росли, считай, вместе. Наши родители дружили, жили в соседних квартирах, на одной лестничной клетке. В общем, из-за такого плотного контакта мы стали друг для друга как брат и сестра, только вот… – она не успела договорить, потому что в наш уютный мирок ворвался ледяной вихрь по имени Северин.

– Милая, я тебя везде ищу, куда же ты пропала? – его голос был мягким, наполненным поддельной нежностью, но глаза, эти пронзительные голубые льдины, оставались пустыми. В них не было ни капли беспокойства, лишь раздражение от того, что его аксессуар оказался не на месте.

– Представляешь, встретила школьную знакомую, – я жестом указала на Оксану, чувствуя, как под его взглядом снова превращаюсь в ту самую куклу. – Это Оксана. Оксана, познакомься, это мой муж, Северин.

– Очень приятно, наслышана о Вас, – пробормотала Оксана, и её улыбка стала ещё более неловкой. На него было сложно смотреть без робости.

– Взаимно, Оксана, – его ответ был гладким и вежливым, как отшлифованный камень. – Позвольте я украду свою супругу на пару слов? Не волнуйтесь, она скоро вернётся к беседе.

– Да, конечно, – кивнула она, и я почувствовала себя вещью, которую только что одолжили.

Отойдя к ближайшей стене, где толпа была не такой плотной, Северин наклонился ко мне, и его шёпот обжег мочку уха.

– Сейчас начнётся презентация новых продуктов. Прошу тебя присутствовать недалеко от сцены. Ты будешь мне там нужна.

– Для чего это? – вырвалось у меня, и я сама удивилась собственному тону. В нём прозвучало неподдельное изумление.

Его слова были громом среди ясного неба. Наш негласный договор всегда был прост: я кружусь где-то неподалеку, изображая счастливую и любящую супругу, пока он ведёт свои деловые беседы. Я была живым доказательством его семейного благополучия, которое так высоко ценили его инвесторы – солидные господа, предпочитавшие видеть рядом с успешным мужчиной такую же успешную и стабильную пару. Никогда прежде я не была ему «нужна» в непосредственной близости от эпицентра событий.

– Просто сделай, как я прошу, без лишних вопросов, – отрезал он, и в его голосе зазвучали стальные нотки, не терпящие возражений. – Можешь возвращаться к своей подружке, но через десять минут будь готова.

С этими словами он развернулся и ушёл, оставив меня в полном недоумении. С «величайшего» позволения мужа я поплелась обратно к Оксане. Её брат-друг Серафим, по всей видимости, тоже был занят налаживанием связей с «нужными» людьми.

– А муж у тебя замечательный, – сказала Оксана, как только я подошла. Её глаза сияли неподдельным восторгом. – Между вами так и летают искры!

Если бы она только знала, что эти «искры» – всего лишь брызги от столкновения двух айсбергов. Раз она убеждена в нашей «любви», значит, мы играем правильно. Переубеждать её не было ни сил, ни желания. Так даже лучше.

– Да, так и есть, – солгала я, и в голосе моём прозвучала такая сладкая, такая ядовитая надежда, что хоть когда-нибудь эти слова станут правдой. Хоть с ним, хоть с кем-то другим. – Пойдём ближе к сцене? Сейчас начнется сама презентация.

Она охотно согласилась, и мы заняли позицию в первых рядах, как того и требовал Северин. Прошло ещё несколько томительных минут, наполненных гулом голосов и звоном бокалов, прежде чем на сцене появился он сам, держа в руке микрофон.

– Попрошу минуточку внимания, – его голос, усиленный динамиками, легко перекрыл шум зала, и в помещении воцарилась тишина. – Для начала, хочу поблагодарить всех и каждого, кто присутствует здесь сегодня. Давайте же начнем презентацию нашей новой линейки. Прошу внимание на экран.

Я почти с интересом уставилась на огромный экран. Компания моего мужа специализируется на производстве люксовой уходовой косметики для женщин. Странный выбор для мужчины, но факт оставался фактом. Темой сегодняшней презентации была новая линейка средств для ухода за кожей лица и тела.

И тут на экране появилась я.

Для промо-ролика меня облачили в струящееся белоснежное платье без бретелек, волосы были накручены на крупную плойку в мягкие волны, а лицо оставалось практически без макияжа – тот самый пресловутый образ «естественной красоты». На видео я с томным, отрешённым видом наносила на кожу различные крема, сыворотки и лосьоны. Камера крупно показывала мои руки, шею, ключицы, лицо. Я смотрела на себя со стороны, и это зрелище было одновременно лестным и жутковатым. Я участвовала в съёмках, но не видела итогового ролика. Я думала, его покажут по телевидению или в соцсетях, но уж точно не здесь, не сегодня.

Краем глаза я видела, как Оксана переводит взгляд с экрана на меня и обратно, её лицо выражало смесь восхищения и полного потрясения. Когда ролик закончился, на сцену снова вышел Северин.

– Хочу представить вам нашу новую линейку средств для ухода за кожей, – начал он, и посыпались сложные названия, перечисление действующих веществ, их благотворное влияние на тело, душу и чего только не. Его речь была сухой, техничной, но подана с такой уверенностью, что даже скучные термины звучали как заклинания.

И вот, когда я уже подумала, что самое интересное позади, он сделал новую паузу, на этот раз более драматичную.

– Ну а теперь, я хочу сделать официальное объявление во всеуслышанье, – его голос зазвучал торжественно. – Хочу представить вам новое лицо нашего бренда – Апрелию Македонскую, мою жену.

Словно по команде, все взгляды в зале устремились на меня. Десятки пар глаз – любопытных, оценивающих, завистливых – впились в меня. Я застыла на месте, чувствуя, как кровь отливает от лица. Меня будто не провозгласили лицом бренда, а оплевали с ног до головы этим внезапным, ни с чем не сообразным решением. Внутри всё закипело от возмущения. Я была растеряна, как школьница, пойманная на списывании, и могла лишь неловко улыбаться, пытаясь сохранить остатки самообладания перед этой публикой.

– Апрелия, милая, поднимись на сцену, скажи пару слов нашим гостям.

Мои ноги стали ватными, но я заставила себя двигаться. Походка моя, должно быть, со стороны казалась уверенной, но внутри всё кричало от протеста.

На лестнице меня ждал Северин. Он протянул руку, чтобы помочь мне подняться, и его прикосновение показалось мне особенно фальшивым. Его пальцы обожгли мою кожу, но не теплом, а холодом фарса этого спектакля.

– Всем добрый вечер, – мой голос в микрофоне прозвучал хрипловато, поэтому я как можно незаметнее прочистила горло и продолжила играть свою партию. – Я не готовила никаких речей, потому что для меня, как и для вас, эта новость стала сюрпризом. Хочу поблагодарить моего мужа и всю команду за этот… жест – мне очень приятно. Я буду много работать, чтобы вас не подвести. Увидимся на рекламных баннерах, дамы и господа. Спасибо всем, кто пришёл.

Я попыталась передать микрофон обратно Северину и уйти, но он был непреклонен. Его рука скользнула вокруг моей талии, крепко и властно прижимая меня к себе. Он снова превращал меня в куклу, в живой реквизит для своего шоу, заставляя стоять и улыбаться, пока он произносил заключительные слова.

– На этом официальная часть нашего мероприятия подошла к концу. Благодарим всех за присутствие.

Едва дверь машины захлопнулась, отсекая нас от внешнего мира, маска слетела с моего лица:

– Объясни мне, что за чёрт тебя дёрнул это сделать? – мой голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. Внутри всё горело, каждый нерв был оголён.

– Не надо разговаривать со мной в таком тоне, – его же ответ был спокоен, как поверхность озера в безветренный день. – Мы можем всё спокойно обсудить.

Игра закончилась. В салоне автомобиля, в этой движущейся клетке, мы снова стали самими собой – двумя чужими людьми, связанных брачным контрактом.

– Спокойно обсудить? Ты издеваешься? – я вложила в свои слова всю накопленную горечь, стараясь, чтобы мой голос звучал так же леденяще, как и его.

Он был невозмутим, а во мне бушевал пожар, выжигающий всё изнутри. Но я научилась прятаться за маской непоколебимого спокойствия и сейчас продолжала наступление:

– Ты мог хотя бы поставить меня в известность, что собираешься это сделать! Тогда я бы не выглядела, как полная дура, а ты прекрасно знаешь, насколько сильно мне не нравится чувствовать себя полной дурой. Только вот, тебе же нет до этого дела, верно?

– Хватит нести чушь, Апрелия. Это был сюрприз. Разве тебе не понравилось? Вы ведь, женщины, любите, когда вам посвящают что-то особенное.

– А ты общался с многими женщинами, чтобы так судить? Не думаю. Да даже если бы всем женщинам на свете это нравилось, я – не все. У меня свои предпочтения. И я предпочитаю, чтобы меня ставили в известность, а не ставили перед фактом. Ты думаешь, я бы препятствовала? Мне всё это, конечно, безумно льстит, но, если бы я знала о твоих намерениях, уверяю – реакция была бы иная.

Я была готова рвать и метать, но не позволяла себе сорваться. Пусть думает, что я такая же холодная. Пусть видит, что он не достоин моих истинных эмоций. И пусть пока не знает, что играет уже не он, а с ним. А когда поймёт – будет уже поздно.

– Апрелия, хватит. Это был жест уважения к тебе, а ты всё переворачиваешь с ног на голову.

– Конечно, теперь я ещё и виновата. Ну супер. Так держать, Северин.

Оставшуюся часть пути мы проделали в гробовом молчании, ставшем нашим единственным общим языком. Дома нас ждала та же леденящую душу тишина, в которой каждый звук отзывался эхом нашего общего поражения. Ничего нового. Я давно перестала этому удивляться. Просто привыкла.

Горький осадок после сегодняшнего вечера перечёркивал все его мимолетные приятные моменты. Да, быть лицом бренда – лестно. Но быть марионеткой в его руках – невыносимо унизительно.

К сожалению, наши отношения оставляли желать лучшего. Но, как ни горько это было признавать, эта жизнь всё равно была лучше той, что я оставила позади. Золотая клетка, пусть и тесная, всё же была лучше той, из которой я сбежала.

Глава 3. Внимание

Просыпалась я медленно и нехотя, продираясь сквозь ватную пелену усталости и тяжесть неспокойного сна. Я проспала всё на свете. Прогрессивный и современный будильник, который должен был будить меня нежными вибрациями, – молчал. Из-за вчерашнего происшествия, если этот публичный спектакль с моим «назначением» можно так назвать, я забыла о его существовании, выключив звук на телефоне в порыве раздражения. Моё тело, измождённое нервным напряжением, требовало покоя, и разум предательски ему поддался.

И словно этого было мало, утро отяготил пронзительный, настойчивый звонок, врезавшийся в тишину спальни. Я уткнулась лицом в подушку, надеясь, что он стихнет, но он повторялся с маниакальным упорством. Сердце упало. Это была та самая особа, которую я хотела бы слышать меньше всего в эту минуту. Да чего уж, я не хотела разговаривать с ней в принципе.

Мама.

Словно повинуясь какому-то древнему инстинкту, моя рука сама потянулась к звенящему устройству. Я чувствовала, как по спине пробегают мурашки – предвестники неизбежной бури.

– Да? – сонно, почти беззвучно протянула я, прижимая телефон к уху.

– Лия! Ты почему мне не позвонила? Я уже вся извелась! – её голос, громкий и пронзительный, не оставлял сомнений в состоянии собеседницы. В нём не было тревоги – лишь привычный, удушающий контроль.

– Мам, я сплю, – попыталась я вставить слово, чувствуя, как нарастает раздражение. – У нас с Северином была поздняя презентация. Я устала.

– Опять эти твои вечеринки! – фраза прозвучала как обвинительный приговор. – Ты хоть поела нормально? Не пила лишнего? Я читала, у вас в том районе светофор снесло, и он упал прямо на машину! Ты не там была? И вообще, дай мне номер Северина, на всякий случай.

Её слова, как шипы, впивались в моё сознание. Она не спрашивала, не интересовалась, а обвиняла, требовала отчёта и тут же выносила вердикт. Каждый её вопрос был очередным кирпичиком в стене моей вины.

– Мама, остановись, – голос мой дрогнул, но я попыталась вложить в него твёрдость. – Со мной всё в порядке. Я взрослый человек, и это моя личная жизнь.

На другом конце провода воцарилась краткая пауза, и я мысленно представила, как сжимаются её тонкие губы, а в глазах загораются знакомые огоньки ярости. Её голос, когда она заговорила снова, дрожал, но не от слёз, а от сдерживаемой злобы.

– Взрослый! Пока я жива – ты мой ребенок! Я не перестану волноваться! Ты даже не представляешь, что со мной было, когда я увидела новости! У меня давление подскочило! Это из-за тебя!

И вот опять. Классика. Я виновата в её плохом самочувствии, в её тревогах, в том, что позволила себе жить своей жизнью. Всегда я виновата.

– Мам, я всё поняла. Спасибо за заботу, – произнесла я монотонно, отрабатывая давно заученную роль. – Мне нужно идти, Северин ждёт.

– Вот всегда ты так! Сбегаешь от разговора! – её крик прозвучал как последний аккорд в этом неприятном симфоническом произведении. – Ладно, я позвоню тебе вечером, чтобы убедиться, что ты дома. Целую.

Я не стала ждать, пока она первая положит трубку. Мой палец сам нажал на красную кнопку, разрывая болезненную связь. Тишина, наступившая после, была оглушительной. Я лежала, уставившись в потолок, чувствуя, как от её голоса у меня снова раскалывается голова. И, кажется, начинала ныть поясница – старый, верный спутник стресса. Но это уж точно было не дело рук матери. Это было следствие жизни в постоянном напряжении.

С неохотным вздохом я сбросила с себя одеяло. Пол оказался ледяным под босыми ногами, но это ощущение было почти приятным – оно возвращало к реальности. Мне нужен был чай. Горячий, крепкий, почти обжигающий. Это было единственное средство, которое хоть как-то могло привести мои нервы в порядок и прогнать остатки тяжелого сна.

Выйдя на кухню, я замерла на пороге. Картина была привычной, но сегодня в ней была одна странная деталь: Северин сидел за барной стойкой, уткнувшись в экран планшета. В его руке была та самая белая фарфоровая чашка с отвратительно горьким кофе. Но странным было то, что он всё ещё находился дома. Обычно Македонский покидал наше «семейное гнёздышко» задолго до полудня, оставляя после себя лишь запах дорогого парфюма и ощущение пустоты. Внеплановый выходной? Или что-то пошло не по плану?

Он не поднял на меня взгляда, когда я вошла. Его внимание было всецело поглощено цифрами и графиками.

– Долго спишь, – бросил он в пространство, его голос был ровным, без интонаций.

Разговор с матерью всё еще звенел в ушах, оставляя после себя осадок горечи и раздражения. Его фраза, такая нейтральная, прозвучала для меня как вызов.

– С какого момента тебя волнует, сколько я сплю? – язвительно парировала я, направляясь к чайнику.

Он на секунду оторвался от экрана, его взгляд скользнул по мне, холодный и оценивающий.

– Всё ещё обижаешься из-за вчерашнего? – спросил он, и в его тоне я уловила лёгкое, почти неуловимое раздражение.

– Ты действительно хочешь это обсудить? – огрызнулась я, чувствуя, как внутри всё закипает.

– А ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? – его губы тронула едва заметная усмешка, но до глаз она не дошла.

Нервы мои были на пределе. Утренний звонок матери сделал меня уязвимой, и теперь его отстранённость ранила сильнее обычного.

– Если бы ты хоть чуточку больше уделял мне внимания, может, знал бы ответ, – вырвалось у меня прежде, чем я успела обдумать слова. – Может, вообще много чего знал.

Я тут же пожалела о сказанном. Я была зла не на него, а на мать, на всю эту ситуацию. Но он был рядом, он был удобной мишенью, и в этом была моя вина.

Северин медленно, почти театрально, повернулся на вращающемся стуле, чтобы встретиться со мной взглядом. Его глаза стали пристальными, изучающими. В них не было гнева – скорее, клинический, отстранённый интерес, с каким учёный разглядывает новый, неопознанный вид насекомого.

– Внимания? – переспросил он, и в его голосе прозвучала лёгкая насмешка. – Интересное утверждение. Я, если честно, всегда считал, что внимания тебе предостаточно. – Он сделал небольшую, вежливую паузу, словно на деловой встрече, давая собеседнику усвоить информацию. – Прошу прощения, я, видимо, заблуждался. Так сколько, по-твоему, будет… «достаточно»? И в какой конкретно форме ты его недополучала? Составлю список.

Его слова, такие рациональные, такие бездушные, повисли в воздухе. Я не понимала, что он чувствует. Способен ли он вообще на что-то, кроме этой леденящей душу расчётливости?

– Что и требовалось доказать, – с горькой усмешкой произнесла я. – У тебя ко всему подход «деловой».

Он подошёл ко мне. Не спеша, с той уверенностью хищника, который знает, что его территория неприкосновенна. Я прекрасно понимала, что это движение было не порывом к близости, а попыткой установить дистанцию доминирования, продемонстрировать, кто здесь главный.

– Хорошо, – его голос был тихим и ровным, но в нём явственно слышалась сталь. – Давай начистоту. Ты хочешь больше внимания? Прекрасно. Озвучивай свои… потребности. Конкретно. Время, формат, частота. Я исполню. Но имей в виду, – его глаза сузились, – я не собираюсь разгадывать ребусы. Ты получишь ровно то, что попросишь. Ни грамма больше.

От его слов стало физически тошно. Он снова всё превращал в сделку, в бизнес-план, где у каждого чувства была своя цена и свой график поставок.

– Сколько не говори, ты всё равно не понимаешь, о чем я, – прошептала я, чувствуя, как по щекам предательски катятся слезы. Я быстро смахнула их.

– Что на этот раз не так? – в его голосе прозвучало искреннее, почти детское недоумение.

– Ты снова все свел к сделке и даже не понял этого! – голос мой сорвался, выдавая всю накопленную боль. – Я не хочу ничего «озвучивать»! Я хочу, чтобы меня просто услышали! Поняли! «Слушать» и «услышать» – разные вещи, Северин!

– А как ты хочешь, чтобы тебя услышали, если ты молчишь? – его ответ был быстрым и резким, как удар хлыста. – Научись озвучивать свои потребности. Я не обладаю даром ясновидения.

С этими словами он одним решительным глотком допил оставшийся кофе и с такой силой опустил чашку на стол, что хрупкий фарфор издал печальный, жалобный звон, едва не разлетевшись на мелкие части. Затем он развернулся и ушёл. Ушёл от меня, от этого разговора, от ответственности за мои слезы и нашу разбивающуюся на глазах иллюзию брака. Как обиженный ребёнок, не получивший желаемую игрушку.

У меня закипал мозг. Сегодня все, абсолютно все, решили меня доконать. Сначала мать со своим удушающим «контролем», теперь муж с его ледяной логикой, не оставлявшей места простым человеческим чувствам. И, как вишенка на торте, – это нарастающее, знакомое напряжение вдоль позвоночника, плавно перетекающее в ноющую боль в пояснице. Прекрасное начало дня. Просто замечательное.

Прошло всего пару часов, а мне казалось, что я провалилась в какую-то временную петлю. Я сидела в гостиной, уставившись в одну точку, и сотню раз прокручивала в голове наш утренний разговор. Внутри меня бушевала целая война. С одной стороны, я чувствовала острую вину: он ведь правда не может читать мои мысли, он не ясновидящий. Но, с другой стороны, яростный протест кричал, что он совсем не тугодум и должен понимать, что «семья» – это не контракт и не партнерское соглашение. Здесь действуют другие законы, здесь важны не только цифры и факты, но и чувства, которые нельзя измерить и внести в таблицу Excel.

От мучительных раздумий меня отвлекло короткое, но яркое сообщение на телефоне. Я взглянула на экран.

«Прикупи себе что-нибудь))» – писал Македонский.

Стиль был его – лаконичный, без лишних слов. И, как по волшебству, следом пришло уведомление от банка о зачислении на мою карту кругленькой суммы. На мою карту, где и без того лежали немалые средства – один из немногих, но весомых плюсов быть женой успешного бизнесмена.

Северин всегда был щедр, если мерить щедрость в денежном эквиваленте. Он никогда не скупится на подарки, превращая их в нечто само собой разумеющееся. На нашу свадьбу он подарил мне огненно-красный «Порше» – машину мечты, хотя у меня тогда даже не было водительских прав. Поэтому, в придачу, он тут же оплатил мне уроки у лучшего инструктора в городе. На медовый месяц мы отправились на Багамские острова, остановившись в вилле с собственным выходом на пляж. На мой первый день рождения в статусе миссис Македонская я получила шикарный комплект украшений: серьги, кольцо и колье из платины с бриллиантами чистотой в целый карат. Я чаще носила золото из-за аллергии на серебро, которое обожала, а платина, как выяснилось, имела тот же серебристый оттенок. В общем и целом, мой муж знал толк в дорогих подарках. Он умел выбирать вещи, которые кричали о его статусе и его финансовых возможностях.

Только никакие, даже самые роскошные подарки, не могли заменить самого простого – реального времени, проведенного вместе. Не деловых ужинов или светских раутов, а простых вечеров, когда двое людей говорят не о работе, а о чем-то своём, сокровенном. Когда можно молчать, и это молчание будет комфортным, а не тягостным. Но понять этого ему, человеку, чьим главным языком были контракты и сделки, было, вероятнее всего, не суждено.

Настроение моё было ниже плинтуса после утренней ссоры. Теперь у меня был полный арсенал: непонимающий сути простых слов муж и целое состояние на банковском счёте. Если с первым я не имела ни малейшего понятия, что делать, то со вторым проблем не возникало. Я достала телефон и набрала номер Венеры.

– Вер, привет! Не хочешь составить мне компанию? Торговый центр, пару часов… – начала я, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

– Конечно, хочу! – её ответ был мгновенным и таким жизнерадостным, что на мгновение мне стало легче. Это было так на неё похоже – быть лёгкой на подъём и всегда готовой прийти на выручку. – Встречаемся у главного входа через час?

– Да, отлично.

Торговый центр в час дня во вторник был почти пуст. Шаги отдавались эхом под высокими сводами, а продавцы смотрели на нас с немым вопросом, видя в нас редких гостей. Мы с Венерой неспешно прогуливались между бутиками, и я чувствовала, как напряжённые мышцы спины понемногу расслабляются. Сегодня её длинные, чёрные волосы, обычно прямые и гладкие, были уложены в аккуратные, блестящие локоны. Её карие глаза, полные озорства, сегодня казались немного уставшими, с лёгкой краснотой по краям.

– И как поживает твоя «свобода»? – Венера улыбнулась, но в её взгляде читалась неподдельная забота.

– Честно – даже не спрашивай, – я махнула рукой, стараясь сделать вид, что всё пустяки.

Говорить на тему моего брака я никогда не любила. А сейчас, после утреннего разговора с Северином, и подавно не хотелось выносить сор из избы.

– Всё плохо? – она прищурилась, изучая моё лицо с присущей ей проницательностью.

– Нет, Вер, ты же знаешь, я бы обязательно рассказала тебе, если бы что-то было не так, – я выдавила из себя улыбку, надеясь, что она не выглядит слишком фальшиво.

Я никогда не говорила Венере о реальном положении дел в моём браке. Для неё мы с Северином были образцовой парой – красивые, успешные, живущие в роскоши и, по её мнению, в полной гармонии. Она видела лишь фасад, тщательно выстроенный для окружающих. Я не хотела, чтобы она знала, что моя сказка – психологический и архетипический хоррор в чистом виде. Я всегда была для неё сильной, готовой прийти на помощь подругой. Я не та, кого поддерживают, а та, кто поддерживает. Сказать ей правду означало бы сломать этот образ, показать свою слабость. А на это я пойти не могла.