Сердце из света и тьмы. Обретенные крылья

Свет и Тьма… После того, как Элис побывала в том безвременье, где эти два начала сплелись воедино, она начала понимать: одно не существует без другого. И сейчас, когда ее магия заговорила – это был не акт воли, а отклик. Ответ на ее благодарность.

Она вложила этот импульс в Дениза – в его искалеченное тело, которое, как она знала, заслуживало больше, чем вечное кресло. Нити света стекали по ее рукам, срывались с пальцев и проникали в кожу, в кости, в ту безжизненную плоть, что так долго не ощущала ни боли, ни прикосновения.

Сначала все шло тихо. Потом – резкая боль, иглы в ладонях, в плечах, в спине. Магия будто бы сопротивлялась, или, наоборот, не хотела останавливаться. Элис ощущала, как теряет контроль. Как силы уходят, унося с собой остатки ясности. В какой-то миг ей показалось, что она больше не управляет собой, будто дар использует ее, а не наоборот.

Но она не прерывалась. Она не имела права.

Когда поток иссяк, Элис тяжело выдохнула. Плечи опустились, спина согнулась, будто она провела на войне не час, а месяц. Все тело ныло, как после лихорадки. Веки горели. Пальцы покраснели.

– Что ты сделала? – спросил Дениз, потрясенно глядя на собственные ноги. В его голосе звучало что-то между страхом и надеждой.

Элис прижала ладони к груди, стараясь уловить дыхание.

– Не вставайте сразу, – сказала она, едва справившись с дыханием. – Нужно время и тренировки. Вы снова почувствуете мышцы, научитесь опираться. Это не чудо – это только начало пути. Но если вы проявите терпение, то однажды пойдете.

Он потрогал свою ногу. Покалывание в пальцах было легким, как утренний ветер, но он чувствовал то, чего не было всю жизнь.

– Это невозможно…

– Невозможно, – согласилась Элис с выдохом. – Для лекарей. Но не для магии.

Дениз смотрел на нее так, будто впервые видел – не как спасенную, не как жертву, а как существо… иное.

– Ты подарила мне шанс, о котором я не осмеливался даже мечтать, – проговорил он и замолчал, осознавая масштаб произошедшего.

– Я просто… хотела сделать хоть что-то хорошее, – произнесла она, опустив взгляд. – За то, что вы верили. Что хранили меня.

– Ты должна быть осторожна, Элис. Я говорил и повторю. Магия сейчас как крик среди молчания. Охотники найдут тебя, если ты дашь им след.

– Обещаю, буду внимательнее, – ответила она, но внутри знала – лукавит. Магия больше не была чем-то, что можно просто отложить в сторону. Она стала частью ее самого дыхания, ее сущности. Отказаться от нее – все равно что отрезать часть себя.

– Конечно, я бы предпочел, чтобы ты осталась в безопасности, – тихо проговорил он. – Здесь, со мной, где много стражи.

– Я не могу. Я чувствую, что должна идти, даже не знаю, куда. Но должна.

– Тогда хотя бы возьми моих людей. Я в них уверен.

– Спасибо, но нет, лучше идти одной. Мне нужно понять, что со мной происходит, познакомиться с тем, кем я стала. И… с этим новым миром.

Он вздохнул и улыбнулся.

– Тебе явно не хватало приключений за эти пять лет.

Она улыбнулась в ответ устало, но светло.

– А еще… Элис Рейнхарт официально мертва. Я могу стать кем угодно. Пусть это будет что-то простое. Бродячая аптекарша. Или сказительница. Люди любят сказки.

– Особенно, когда в них прячется правда, – добавил он.

Она встала, выпрямилась, несмотря на боль в теле. Дар требовал покоя, но она не могла задерживаться.

– Тогда пусть моя сказка продолжается, – прошептала она. – На этот раз – по моим правилам.

Глава 3. Костер праведных

После непродолжительного, но тяжелого сна, в котором грезы и явь странно переплетались, Элис встала с ощущением тихого нетерпения в груди. Слуги Дениза, уже знавшие о ее намерениях, аккуратно сложили для нее небольшой узелок с провиантом, сменой одежды и теми мелочами, что могут пригодиться в дороге. На столе, как и прежде, лежал ее меч – тяжеловатый для утонченной женщины, но до странности родной. Кожа на рукояти была потемневшей от времени, но, сжав ее, Элис ощутила ту же уверенность, что много лет назад, когда она только пришла.

Дениз вновь попытался уговорить ее взять сопровождение – лучших людей из своей личной охраны.

– Лишние глаза, лишние уши, – покачала головой Элис. – Они привлекут внимание, а мне нужно идти тихо, быстро. И одной.

Она знала, что он беспокоится, но и знала, что в пути ей нужна будет свобода, а не охрана.

Перед тем как уйти, она долго изучала разложенные на столе карты. Пергамент шуршал под ее пальцами, линии рек и гор переплетались, словно приглашая к дороге. Южное направление казалось самым разумным – там, среди орландских деревень, пряталось Анкедо, где жила ее старая знакомая Вея. Мысль о встрече с ней согревала. Элис уже представляла, как они вместе сушат травы, как Вея подсказывает рецепт новых настоев, а вечером они сидят в бане, лениво обмениваясь историями, словно все эти годы между ними не было разлуки и перемен.

На прощание Дениз предупредил:

– Мертвецы встречаются реже. Совет много сил положил на борьбу не только с магией, но и с порождениями Тьмы. В этом есть толк.

Элис кивнула. Было отрадно слышать об этом. Меньше всего сейчас ей хотелось вновь столкнуться с черными пустыми глазами, с дыханием гнили и холодом, который они приносили в этот мир.

Собрав волосы в тугой хвост, она накинула свой старый потертый заплечный мешок, взяла провизию и меч и ступила на камни двора.

Утренний воздух был прозрачен и холоден. Где-то за стенами замка кричала чайка, предвещая перемену ветра. Элис шла легко, почти бесшумно, и с каждым шагом чувствовала, как тяжесть последних разговоров остается позади.

Орландо утопал в красках – багряных, золотых, медных, словно художник пролил целую палитру на каменные улицы и крыши домов. В осеннем свете он казался яркой живой картиной, и постороннему взгляду трудно было бы поверить, что в этих стенах когда-то прятались тени и страх. Но для Элис город всегда будет пахнуть не свежим хлебом и дымком от очагов, а сыростью подвала замка, и кровью.

Она могла бы узнать столицу с другой стороны – с ее рынками, музыкантами на площадях, тихими садами. Могла бы… но уже поздно.

Чем дальше она уходила, тем чище становился воздух, и вскоре каменные улицы растворились в деревенских тропках, а за ними в бескрайних, полных тишины просторах. Лес встретил ее запахом прелой листвы и грибницы. Он дышал прохладой и чем-то родным, что она забыла за годы, проведенные в каменных стенах, а затем и в холодной темноте усыпальницы.

Дождь, прошедший ночью, оставил на листьях прозрачные капли, и те сверкали в лучах солнца, как мелкие осколки стекла. Влажная земля хранила пряный аромат перегноя, а под ногами мягко пружинил мох. Элис замедлила шаг. Запахи будили в ней странный голод – не только телесный, но и душевный, как будто ей хотелось снова почувствовать вкус прежних лет.

Она свернула с тропы, решив поискать грибы. В одном из мешков хватало запасов на несколько дней, но сейчас дело было не в еде. Ее влекла сама охота, азарт выживания, желание руками прикоснуться к тому, что земля дает человеку. Грибной суп на костре… Этот простой ужин мог бы скрасить вечер и вернуть ее в воспоминания – в то время, когда она только вступала во взрослую жизнь с романтичными ожиданиями от путешествия.

Тогда рядом был Джозеф. Они шли по похожим тропам, собирали ягоды, ночевали под звездами, спорили о том, какой дорогой идти дальше. Он всегда смеялся, когда она выбирала слишком крупные червивые грибы, а сам приносил целое полено опят, будто вытянутое прямо из земли.

Джозеф… Боль от его утраты была все такой же острой, будто годы ничего не изменили. Ей всегда будет не хватать брата – его веры в нее, хрипловатого голоса, того, как он умел одним взглядом сказать: «Я рядом». Он отдал жизнь за то, чтобы довести ее до замка, но что, если бы он выжил? Как бы повернулась ее жизнь?

Позволил бы он Маркусу соткать вокруг нее тот кошмар? Удержал бы ее от самых страшных ошибок? Или, может быть, они бы вместе нашли дорогу, по которой не ступала Тьма?

Элис подрезала с мха крепкий белый гриб средних размеров и медленно выдохнула, прогоняя слишком тяжелые мысли.

Сейчас ее путь лежал в никуда. Не было конечной точки, срочной миссии или чужих ожиданий, тянущих за плечи. Элис решила просто идти, вдыхать воздух, слушать дорогу и не бороться за идеалы, от которых уставшее сердце просило передышки. Она сделала достаточно, чтобы мир изменился – только вот, к лучшему или к худшему, предстояло еще узнать. Настало время, когда можно позволить себе роскошь отдыха.

Ветки потрескивали, когда она по ним ступала, медленно и осторожно, чтобы не спугнуть тишину.

Но ее шаги все же привлекли внимание. На стволе старого дуба, в тени длинных мшистых ветвей, вдруг раздалось недовольное верещание. Белка, с надутыми щеками и хвостом, взъерошенным, как метла, прижалась к коре и прожигала Элис черными бусинами глаз. Явно где-то здесь, в дупле или среди корней, были спрятаны несметные богатства – орехи, желуди, шишки – и незнакомка воспринималась как вор.

Элис, едва заметно улыбнувшись, подняла руки ладонями вперед и сделала пару шагов назад:

– Ладно-ладно, я не собираюсь тебя тревожить. Выберу другое место, – сказала она почти шепотом, как бы уважая право хозяйки на этот кусочек леса.

Она отошла подальше, и белка спрыгнула на землю, деловито и нервно обнюхивая листву, проверяя, что ее сокровища в безопасности.

Место для ночлега нашлось быстро – у небольшого родника, что журчал так, будто пел для нее одну и ту же бесконечную песню. Поблизости росли грузди и сморчки, их было достаточно, чтобы приготовить простой ужин. Элис опустилась на колени, собирая грибы, а затем разложила их на платке, тщательно очищая от земли и хвои.

Сухих веток в округе оказалось предостаточно, и костер разгорелся охотно, мягко подсвечивая деревья оранжевыми бликами. Вода в легком походном котелке зашумела, и Элис бросила в нее грибы и горсть ароматных трав, что носила с собой в мешочке.

Запах был теплым, уютным – смесь лесного духа и пряных ноток сушеных трав. В мешке нашлась свежая лепешка, испеченная утром орландским поваром. Она была мягкой, податливой в пальцах, и Элис не удержалась и надкусила край еще до того, как суп был готов. Хлеб казался слаще меда.

Она села у костра, подтянув колени к груди, и слушала, как потрескивают ветки, как ветер переговаривается с листвой, как родник бежит своим вечным путем. Любая еда вкуснее, если есть ее в тишине леса, под небом, где начинают загораться первые звезды.

Вскоре суп был готов. Элис зачерпнула ложку, и вместе с теплым ароматом почувствовала умиротворение.

Темнело на удивление быстро, будто кто-то нетерпеливо гасил свет, подталкивая мир к отдыху. Теплая дорожная одежда надежно укрывала Элис от осеннего холода, и даже колкий ветер, пробирающийся сквозь кроны, был ей нипочем. Вечерняя прохлада не отталкивала, а напротив, в ней было что-то притягательное, словно сама ночь звала ее в свои мягкие объятия.

Элис разложила вокруг себя гладкие камни, которые грела у костра, и теперь они медленно отдавали тепло ей. Подготовленное укромное место прятало ее от любопытных взглядов и случайных шагов. Она давно научилась выбирать такие ночлеги – с закрытым обзором с трех сторон, недалеко от воды, но на достаточном расстоянии в стороне от звериных троп. С животными, как правило, проблем не было – им достаточно было знать, что человек не собирается вторгаться на их территорию. А вот с чудовищами… тут уж не угадаешь.

Элис отогнала мимолетные неприятные мысли, ведь если позволить им зацепиться, сон убежит надолго. Она перевернулась на бок, подтянула колени к груди, слушая, как в темноте дышит лес: где-то над головой тихо ухала сова, в ветках шуршала мелкая жизнь, а вдали, в низине, бормотал ночной ручей. Эти звуки вплелись в ее мысли, и вскоре грезы унесли ее в теплую полудрему, а затем и в крепкий сон.

Так прошла ночь. Потом еще одна, и еще. Дни тянулись неспешно. Элис не торопилась покидать леса: прохладный рассвет с легким туманом, грибные тропы, родники с ледяной водой – все это было простым и правильным. Она наслаждалась каждым шагом, каждым вдохом свежего воздуха, будто отвоевывала у мира те мгновения, которых ее лишили в прошлом.

И все же рано или поздно дорога должна была привести к людям. На рассвете очередного дня, когда туман уже начал рассеиваться, вдали показались первые очертания деревни. Теплый дымок из труб, запах свежеиспеченного хлеба и ленивый лай собак будто приглашали в Анкедо. Элис задержала шаг, позволяя себе еще мгновение подышать лесным воздухом, а затем без оглядки направилась к деревенским домам.

Домик Веи располагался на отшибе и был скрыт от лишних глаз. В пруду возле него плавали утки, а сад, за которым старательно следила травница с ее слов, сейчас выглядел заброшенным. Цветы и растения возле дома были нещадно вытоптаны, стены исписаны грязными ругательствами. Элис постучала и принялась ждать. Дверь долго не открывали, и она повторила стук. Но и тут никто не отворил. Рейнхарт прошлась вокруг, думая, что может застать Вею за сбором трав, но той нигде не было.

Собравшись уходить, Элис заметила трех пожилых женщин, выходивших из бани. Щеки их были красны, глаза чуть блестели от жара и пара. Они шли медленно, разговаривая о чем-то своем.

– Извините, – шагнула к ним Элис, – вы не подскажете, где сейчас Вея? Я хотела ее проведать…

Две из них обменялись быстрыми взглядами и, не проронив ни слова, отвернулись и ускорили шаг. Только третья остановилась. Ее лицо помрачнело, она покачала головой и, приблизившись, сказала почти шепотом:

– Веи не стало уж как четыре года.

Элис почувствовала, как холод пробежал по спине.

– Что?.. – Голос сорвался, едва не перешел в хрип.

– Ее сожгли… как ведьму. – Старушка чуть отвела взгляд, будто боялась увидеть реакцию. – Хотя зла она никому не причиняла.

Элис закрыла рот ладонью, чтобы сдержать звук, который рвался наружу. Злость и боль поднялись мгновенно, остро, как порез.

– Она… не была ведьмой, – выдавила она.

– Тише, дитя, не шуми так. Я тоже слыхала про нее, что она ничего кроме своих трав и не умела. Может слово доброе скажет, но оно ж как действует – сам послушаешь и легче станет.

– Тогда почему? – Голос Элис стал резким, как натянутая струна.

– Соседка донесла, – вздохнула старушка. – Мужа приревновала. Он засматривался на Вею… а какой мужик не засматривался? Красива была, но никогда этим не кичилась.

Элис молчала, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.

– Гонения тогда начались, – продолжила женщина. – Совет призывал выдавать всех, кто пользуется магией без их разрешения. Лирики не позволяли иначе. Плати налог или служи – вот и весь выбор.

– Лирики… – тихо повторила Элис, и в голосе ее слышалось отвращение.

– Говорят, они спустились с небес, чтобы очищать мир, – пожала плечами собеседница.

Элис лишь покачала головой.

– Никто ее защищать не стал. Приговорили быстро. А она… шла к костру прямо, гордо, не опустив головы, даже не посмотрела на тех, кто кричал. Улыбалась… будто это поход на рынок, а не на плаху. Такой и ушла – с добрым сердцем.

Горло Элис сжало, в глазах защипало.

– В тот день… – она отвела взгляд, – женщины с детьми плевались и кричали ей вслед, мужчины… смотрели так, что стыдно вспомнить. Наверное, надеялись, что огонь сначала сорвет с нее одежду. А ведь она лечила и их детей, и их жен… В тот день все забыли об этом.

– Какой ужас… – прошептала Элис, и голос ее дрогнул.

– Я… думала, она не закричит. – Старушка вдруг заговорила тише, словно признавалась в грехе. – Что выдержит и уйдет быстро. Но она кричала… долго. Слишком долго. Крик был… – Женщина запнулась, подбирая слова. – Крик был таким, что я, казалось, умру рядом с ней от стыда. И до сих пор он у меня в ушах.

Она быстро смахнула влагу с глаз, не дав слезам упасть.

– Такая женщина должна была умереть в своей постели, в старости… а не так.

С каждым словом старушки сердце Элис будто трескалось по тонким, едва заметным трещинам. Она не могла отмахнуться от мысли, что смерть Веи отчасти и ее вина. Не рука, держащая факел, не голос, выкрикнувший обвинение, но именно она выпустила в мир нечто куда более страшное, чем жестокость Маркуса Мехрана.

Теперь мертвый император представлялся ей не более чем назойливым комаром – мелким, раздражающим, но смертным. А вот магия и Совет… Это было нечто иное. Что-то, страшное и опасное, то, что так просто не уничтожить.

Имела ли она право идти дальше, «открывать мир», когда этот самый мир спокойно казнил невинных за шепот соседки, за косой взгляд, за неосторожное слово? Но что она могла противопоставить Совету? Даже с магией – странным, живущим в ней даром, который она не умела контролировать, – Элис казалась себе жалкой песчинкой перед ураганом.

– Я должна уйти отсюда, – вырвалось у нее вслух. Голос прозвучал глухо, будто слова выходили сквозь холодную воду. – Поскорее.

– Темнеет сейчас быстрее, чем летом. Не успеешь оглянуться, как ночь пришла. – Старушка наклонила голову, изучая ее взглядом. – Дитя, ступай со мной, дам ночлег. Сыновья давно выросли, служат у короля Дениза, а дом мой пустует.

– Я не могу, – машинально покачала головой Элис, но в ее голосе не было твердости – лишь отголосок мыслей, которые все еще крутились вокруг костра, дыма и крика Веи.

– Что ж… – вздохнула женщина. – Спасибо тебе за то, что выслушала. Никто не хочет об этом говорить, а я… я несу в себе эту боль четыре года. Вея не раз спасала мои колени от проклятой ломоты, а когда мой младший умирал у меня на руках, только она смогла вернуть его к жизни. – Старушка опустила глаза. – Она помогала всем… а те же самые люди потом стояли и смотрели, как она горит.

Элис осторожно взяла ее за руки. Кожа под пальцами была теплой, сухой, и в этом простом человеческом прикосновении было больше утешения, чем в любых словах.

– Если тебе негде остановиться, мои двери открыты, – повторила старушка, чуть крепче сжав ладонь Элис.

– Хорошо, – наконец сказала та и посмотрела на горизонт, к которому медленно плыло солнце. – Уже поздно, а мы… мы еще можем выпить чая и поговорить.

Улыбка на лице женщины вышла усталой, но искренней. Она подхватила Элис под локоть, и они пошли по узкой улице. Деревня будто вымерла: ни голосов, ни звука топоров во дворах, лишь шелест опавших листьев под ногами.

Элис вдруг поняла, что если бы она шла не одна, а в окружении стражников Орландо, взгляды людей прожигали бы ее, а языки уже нашептывали бы за спиной. Сейчас же их шаги тонули в тишине, словно никому до нее не было дела.

Домик женщины изрядно покосился, словно годы и ветра медленно сгибали его к земле. Ему явно требовался ремонт: кое-где доски на стенах потемнели от влаги, крыша местами провисла, а в нескольких местах торчали ржавые гвозди. Трещинки в облупившейся синей краске выглядели так, будто сами напрашивались, чтобы их поддели ногтем, и краска осыпалась бы легкими чешуйками, обнажая серое, уставшее дерево.

– Мое жилище, – окинула морщинистой рукой дом хозяйка и будто бы виновато покачала головой. – Сыновья изредка навещают меня, потому все пришло в упадок, а на плотника не хватает средств.

Элис вежливо улыбнулась, будто убеждая женщину в том, что ей не требуется оправдываться перед гостьей. Наверное, с их домом в Ундервуде через пару десятков лет случится то же самое. Матери пришлось не сладко, когда ее дети покинули дом так надолго. А жива ли еще Маргарет? Элис помнила ее как еще сильную вполне молодую женщину, но знала, что жизненные трудности очень старят человека.

Внутри дома было бедно, но прибрано. Видно, что старушка всеми силами старается поддерживать порядок. Она достала из старого буфета печенье, прикрытое полотенцем, и оглядела свои запасы в поисках еще какого-нибудь угощения. Не до конца разогретый чай был вкусным и ароматным. Элис попыталась определить все добавленные в него травы, но несколько ингредиентов так и остались неузнанными. Неудивительно, на востоке росли незнакомые ей растения, о которых, может, и рассказывала Вея, но если их не пробовать, то в жизни не назовешь.

Вея…

– То есть, теперь Совет верит на слово всякому, кто обвинит своего недруга в использовании магии? – Эта информация никак не укладывалась в голове Элис. Когда она проводила время в Лирии, то убедилась, что многие законы были несовершенны, но этот вел к смерти любого, кому ты мог просто не нравиться.

– Конечно, они пытаются во всем разобраться, но все так, как ты и сказала. Им проще устранить проблему, чем ждать реальных доказательств.

– Это же варварство!

– Пусть так. Но в их строгости есть и достоинство – в Совете не церемонятся с мертвецами. Когда тех стало чересчур много, то лирики успешно отслеживали нападения и немедленно направляли туда наемников. Люди перестали бояться и начали чаще покидать свои дома, а раньше… И вспомнить страшно, что творилось. Анкедо увидел много смертей. Сейчас же все спокойно.

«Может, Совет и занимается хорошим делом, но борьба с магией похожа на истребление всех неугодных…», со злостью думала Элис, но решила больше не поднимать тему смерти Веи с хозяйкой. Это было непросто обсуждать, и очень-очень больно.

Хозяйка, словно почувствовав, что разговор зашел в тяжелое русло, решила сменить тему. Она с охотой заговорила о сыновьях, которых давно не видела, но все еще называла мальчишками. В ее голосе появилось тепло, а в словах мягкая гордость. Когда истории подошли к концу, женщина поднялась и достала из сундука стопку вышитых полотенец.

– Вот, – сказала она, бережно разворачивая ткань, – все моими руками.

Тонкие нити образовывали узоры – цветы, птицы, причудливые переплетения. Для постороннего взгляда это были просто красивые орнаменты, но хозяйка уверяла, что каждый из них хранит воспоминание. «Этот – о рождении первенца, этот – о ярмарке в Орландо, этот – о весне, когда вернулись журавли…»

Элис долго смотрела на них, и ее память отозвалась – магические нити, которые она когда-то сплетала, выглядели так же: замысловатые, полные скрытого смысла, понятного только ей. Узор, который для других был просто украшением, для нее становился целым рассказом, зашифрованным в цветах и формах.

Раннее утро звало ее. Обернувшись на выходе из деревни, она увидела маленький покосившийся дом, за которым в пруду плавали утки, и поняла – в ее памяти это место останется не только как напоминание о жестокости, но и как островок доброты в мире, что слишком быстро учится ненавидеть.

Дорога на юг звала, и впереди уже маячили холмы, за которыми лежали земли, где она еще никогда не бывала.

Глава 4. Путь под белой луной

Элис уже приближалась к землям Зиары. Леса таяли за ее спиной, уступая место безбрежным степям, где земля и небо соединялись в далекой, зыбкой линии горизонта. Травы, выгоревшие от солнца до медово-золотого оттенка, колыхались под ветром, как волны бескрайнего моря. Здесь не было привычной тени и влажного запаха хвои, только терпкий аромат сухих стеблей и бесконечный простор, в котором каждый звук уносился вдаль.

Холмистая земля то поднимала ее все выше, открывая новые виды, то заставляла осторожно спускаться, держась за упрямо торчащие из почвы корни и камни. Но за каждым перевалом открывалась та же картина – бесконечное золото степи, уходящее за край мира.

Где-то далеко впереди за этими землями скрывалась пустыня. Ее описывали по-разному – как мертвую, беспощадную, и как хранительницу древних тайн, засыпанных песком. Элис хотелось хотя бы раз увидеть ее своими глазами, почувствовать дыхание места, которое веками пугало и манило путешественников.

Ночи в степи проходили настороженно. Она спала урывками, лежа на боку, с рукой, сжимающей рукоять меча. Здесь нельзя было позволить себе беспечность: любое шуршание травы или странный звук мог обернуться угрозой. Иногда тревога оказывалась ложной из-за порыва ветра или тени от облака. Но в глубине души она знала, что однажды это будет не ветер.

Пару раз на ее пути попадались степные лисицы, быстрые и осторожные, и серые волки, крадущиеся за беззащитными сурками и юркими антилопами. Хищники не спешили нападать, но она все же меняла маршрут, не желая проверять их терпение.

Путь был тяжелым, но мир вокруг пока казался дружелюбным. Ни чудовищ, ни людских распрей. Только степь, небо и ветер, что властвовал здесь с начала времен.

И все же, шагая по этим просторам, Элис иногда чувствовала странную пустоту, будто бы сама земля что-то выжидает. Тишина была слишком глубокой, а в покачивании травы временами чудилось невидимое присутствие. Она отгоняла эти мысли, но взгляд все чаще цеплялся за далекий горизонт, словно предчувствуя, что за ним ее ждет не просто новый пейзаж, а испытание.

Спустя несколько дней бродяжничества по выжженным солнцем степям Элис заметила впереди город с необычным, почти певучим названием – Хаар-Алат. Высокие частоколы кольев, увенчанные заостренными наконечниками, тянулись на добрую версту, словно гигантский забор, охраняющий чужой мир. По обе стороны ворот лениво паслись табуны гнедых и вороных лошадей, перебирая губами сухую траву и время от времени фыркая, когда до них доносился шум из города. Ближе к реке животные выбирали самые сочные пучки зелени, брызги от воды блестели на их боках в солнечных лучах.