Безмолвные осколки

– Мы убили его, – прошептал он.

– Чтобы спасти себя, мы убили страдающую жизнь, мы убили часть Элис.

– Они играют грязно, – тихо сказала Айви, все еще дрожа.

–Они заставляют нас выбирать между целью и нашей сущностью.

Тереза медленно свернула свою иглу.

– Он копировал не просто жесты. Он копировал саму природу наших сил. Моя игла едва смогла его удержать.

– А я… я не смог его успокоить, – проговорил Лион, и по его лицу потекли слезы.

– Он был как… как чистая злость. В нем не было ничего живого.

– Не вини себя, дитя, – обняла его Тереза.

Его песня… была такой горькой, – едва слышно прошептала Лира.

–А в конце… просто тишина.

Финн поднялся, его лицо было строгим.

– Мы совершили акт насилия над тем, что поклялись исцелить. Наш путь оказался испепелен яростью, еще до того, как мы сделали и шаг. Мы должны быть осторожны. Иначе мы сами станем орудием в их руках.

Каю нечего было возразить. Гонка только началась, а они уже совершили свою первую ошибку.

Глубоко в недрах Хромии, в сердце заброшенной пещеры…

Багрово-черное сияние Осколка Гнева пульсировало в такт тяжелым, мерным ударам, словно гигантское сердце, высеченное из ненависти. Создатель стоял перед ним, впитывая энергию, его шрамы светились в такт этому адскому ритму.

И вдруг ритм сбился.

Не гром, не взрыв – а тихий, леденящий душу хруст. Звук ломающейся хрустальной ветви, который прозвучал не в ушах, а в самой основе бытия. Багровый свет Осколка Гнева на мгновение дрогнул, померк, и в его глубине, словно в огромном глазу, мелькнула вспышка чистой, невыразимой агонии.

Воздух в пещере вымер. Давление упало, заложив уши. Это была не просто потеря силы. Это была ампутация. Фантомная боль от утраченной конечности.

Создатель ахнул, схватившись за грудь, чувствуя отголосок этой боли в своих шрамах.

– Они… уничтожили его… – просипел он в ледяной тишине.

И тогда из Осколка Гнева донеслось нечто, от чего кровь стыла в жилах. Не ярость. Не крик.

Тихий, прерывистый смешок.

Он был похож на скрежет сломанных ребер, на шелест ядовитых лепестков.

– Уничтожили… – прошептал Голос, и в его шепоте плескалась странная, извращенная нежность.

– Да… Они стерли его с лица реальности. Превратили в прах и пепел.

Перед изумленным взором Создателя в багровом сиянии на мгновение возникло видение: чахлое деревце, охваченное чистым, серебристым светом, и затем – горстка серого пепла на ладони Корбина.

– Они убили его. Своими же руками. – Голос Осколка Элис звучал все тише, но от этого лишь страшнее.

– Не забрали. Не попытались исцелить. Не обратили его страдание в свою пользу. Они… принесли жертву. Ради своей никчемной победы.

Багровый свет вдруг вспыхнул с новой, ликующей силой. Он уже не был цветом ярости – он был цветом торжества.

– ОНИ ПРОИГРАЛИ, АЛАРИК! – Голос прорвался вперед, полный жуткого, нечеловеческого восторга.

– Понял ли ты? Они думают, что одержали победу, отняв у меня солдата… а на деле они совершили первое ритуальное убийство! Они переступили черту, которую сами же и провели!

Создатель медленно выпрямился, до него начинало доходить. Уголки его рта поползли вверх в уродливой ухмылке.

– Они… осквернили свои же принципы.

– Именно! – Осколок Гнева пульсировал, словно в лихорадке.

– Сила того осколка была в хрупкой, страдающей жизни. Они могли бы попытаться ее успокоить, принять в себя… но нет! Они предпочли УНИЧТОЖИТЬ! Они выбрали путь силы! Мой путь!

Видение в сиянии сменилось. Теперь оно показывало не пепел, а лица команды: отчаяние Корбина, ужас Лиры, слезы Лиона, мертвенную бледность Айви.

– Смотри, Создатель! Смотри на их «победу»! – Голос злорадствовал, словко наслаждаясь каждым оттенком их муки.

– Они платят за нее кусочками своих душ! Эта горечь, это сомнение… О, это слаще, чем если бы они просто забрали его силу! Эта победа – мой трофей!

Багровый свет сгустился, и из него, словно из раны, медленно выползла новая фигура Эхо. Оно было еще более размытым, нестабильным, но в его очертаниях теперь читалась не просто угроза, а нечто глубинное, психологическое – олицетворение самой вины.

– Пусть наслаждаются своей первой победой, – проскрежетал Создатель, с наслаждением впитывая новую тактику.

– Пусть думают, что поняли правила.

– Правила? – Голос Осколка стал шепотом, полным смертоносных обещаний.

– С каждым их шагом, с каждым их «спасением» или «уничтожением»… я буду менять их. Я буду подкладывать им все более невозможный выбор. И рано или поздно…

Новый Эхо молча склонил голову, его безликая маска обратилась к выходу из пещеры.

– …они сами станут моими лучшими охотниками. И даже не поймут этого.

Охотник растворился. Осколок Гнева продолжал мерцать, но теперь его пульсация напоминала тиканье часов на бомбе, чья мишень – не тела, а души.

Глава 4. Цена пепла

Холод пустоши был иным, нежели прежде. Он пробирался не сквозь кожу, а внутрь, оседая ледяной тяжестью в груди. Они разожгли костер на развалинах старой сторожки, но его тепло не могло разогнать мороз, принесенный их собственной победой.

Молчание было густым, как смола. Лион, свернувшись калачиком, смотрел на языки пламени, и время от времени по его щеке скатывалась слеза, оставляя блестящую дорожку на запыленной коже. Лира обняла колени, ее певчий голос был мертв, и она лишь качалась из стороны в сторону, словно от внутренней боли. Корбин не выпускал из рук тот самый осколок – холодный, почерневший уголечек, бывший когда-то частью живой души. Он перекатывал его в пальцах, его обычно твердое лицо было искажено тихим отчаянием.

Айви сидела рядом с Каем, ее плечо касалось его плеча, ища хоть какой-то опоры. Ее иллюзии, всегда такие яркие, сейчас казались потускневшими.

– Мы поступили правильно, – тихо, но четко сказал Кай. Его взгляд блуждал по лицам товарищей.

– Он был оружием. Он убил бы нас.

–Он был ребенком! – сорвавшись, выкрикнул Лион.

–Ребенком, привязанным к дереву! И мы его… мы его…

Он не смог договорить, снова подавив рыдание.

– Он был и тем, и другим, – глухо проговорил Корбин, не отрывая взгляда от осколка.

– И в этом был весь ужас. Они не посылают против нас монстров. Они посылают против нас нашу же жалость.

Тереза, достав свою серебряную иглу, принялась чистить ее, механически и тщательно.

– Эхо копировал не просто жесты, – напомнила она, и ее голос прозвучал как приговор.

– Он копировал намерения. Саму природу наших сил. Это не просто магический автомат. За этим стоит разум. Злой, изощренный.

Все взгляды невольно обратились к Финну. Ученый сидел поодаль, его лицо, освещенное огнем, казалось высеченным из старого камня.

– Финн, – мягко позвала его Айви.

–Этот «Голос», который они там упоминали… Ты думаешь, это просто метафора, часть силы Создателя?

Финн медленно поднял на нее глаза. В них не было страха, лишь тяжелое, безрадостное знание.

– Нет, – ответил он просто.

– Поведение Эхо, сама тактика… это не стиль Создателя. Аларик, судя по всему, воин, тактик. Он создает солдат. Но то, что мы видели… это не солдатство. Это садизм. Это тонкая, психологическая пытка. За Создателем стоит кто-то другой. Нечто, для которого наши страдания – не побочный эффект, а цель.

Ледяная тишина встретила его слова.

– Осколок? – тихо спросил Кай.

– Один из осколков Элис управляет им?

– Или использует его, – кивнул Финн.

– И это меняет все. Потому что если против нас действует не просто человек, а искаженная часть души, которую мы пытаемся собрать… то мы должны понять правила этой игры.

– Что будет, если мы продолжим их уничтожать? – спросил Корбин, сжав осколок так что костяшки его руки побелели.

Финн не спешил отвечать, делая паузу, давая ужасу этого вопроса проникнуть в их сознание.

– Представьте душу как мозаику. Каждый осколок – это фундаментальная часть целого. Эмоция. Воспоминание. Уничтожая осколок Страха быть покинутым, мы не просто убили монстра. Мы совершили акт насилия над самой душой Элис.

– Что будет, если уничтожить больше? – спросил Кай, отчеканивая каждый слово.

Финн вздохнул, глядя в темноту.

– Есть несколько сценариев, и все они ужасны. Первый: необратимый распад. Если мы уничтожим критическую массу, душа Элис будет стерта. Окончательно.

Лира тихо ахнула.

– Второй, – продолжил Финн,

– это создание Монстра. Если мы уничтожим все «слабые» осколки – Страх, Печаль, Нежность… что останется?

– Гнев, – прошептал Корбин, сжимая в кулаке почерневший осколок.

–Отчаяние. Ненависть.

–Именно. Останется квинтэссенция самой темной силы. Не душа, а чистая, неодушевленная деструкция. Пламя, которое сожрет все.

– А третий? – спросила Айви, почти не дыша.

– Третий… это то, чего, возможно, и хочет тот, кто стоит за Создателем, – голос Финна перешел на шепот.

– Он может желать, чтобы мы уничтожили всех его «соперников». Чтобы он остался единственным. И тогда он не просто вернется в тело Элис. Он перепишет ее под себя. Она будет жива. Но это будет не она. Это будет он.

Вокруг костра воцарилась гробовая тишина. Их «победа» обрела новое, чудовищное измерение.

– Значит, мы не можем их уничтожать, – заключила Айви с безысходностью.

– Но мы не можем и оставлять их этому… «Голосу». Он превращает их в оружие.

– Мы должны их исцелять, – сказала Лира, и в ее слабом голосе зазвучала надежда.

– Как я пыталась спеть тому дереву.

– А если не получится? – жестко спросил Сайлас.

– Если следующий Охотник окажется сильнее, и на кону будет наша жизнь?

На этот вопрос у Финна не было ответа.

Корбин наконец разжал пальцы и посмотрел на почерневший осколок.

–Тогда мы будем выбирать каждый раз, – прошептал он.

– Между быстрым путем воина и тернистым путем целителя. И с каждым разом этот выбор будет оставлять в нас шрамы. Но теперь мы знаем главное: наш враг не просто хочет нас убить. Он хочет, чтобы мы сами уничтожили то, за чем пришли.

Он поднялся и, подойдя к костру, бросил осколок в огонь. Тот исчез в пламени, будто его и не было.

– Мы не можем ему поддаться, – сказал Корбин, поворачиваясь к команде.

– Если мы станем бездумными разрушителями, мы проиграем, даже выиграв. Нам нужно найти способ спасать. Или мы погубим Элис своими же руками.

Они сидели у костра, объятые холодом и тяжестью выбора. Врагом был не только могущественный некромант, но и тень, прячущаяся в осколках самой души, которую они поклялись вернуть. И эта тень уже заставила их сделать первый шаг в ее пропасть.

Рассвет застал их все так же сидящими у догорающего костра. Бессонная ночь и тяжелые мысли оставили темные тени под глазами, но в их взглядах появилась новая решимость. Теория Финна о «третьем пути» – не уничтожения, но и не пассивности – стала тем спасательным кругом, за который они ухватились.

Они молча свернули лагерь и направились к ближайшему городу у подножия холмов – крупному торговому поселению под названием Каменный Перекресток. Надежда была на то, что в суматохе рынков и трактиров удастся подслушать хоть какие-то слухи о других аномалиях, похожих на ту, что они встретили в карьере.

Город встретил их гомоном, запахом специй и пота. Кай и Сайлас растворились в толпе, прислушиваясь к разговорам наемников и охранников караванов. Айви и Лира отправились на рынок, где болтовня торговцев и местных жителей иногда бывала ценнее любой разведсводки. Финн направился в чайную, где собирались ученые и любители старины. Лион и Тереза отправились в парк, подслушивая разговоры гуляющих мамочек.

Именно там, в облаках ароматного пара, за чашкой терпкого чая, Финн услышал это. Два пожилых картографа, разбирая свитки, оживленно обсуждали «чудо».

– …каждую ночь! Говорю тебе, старина, как по часам. Взлетает к самой луне, вспыхивает ярче сотни факелов и превращается в пепел.

– А на рассвете – снова цел и невредим. Парит над утесом, словно и не было ничего. Прекраснее птицы я не видывал. Прямо как в старых легендах, Феникс, ей-богу!

– Феникс… – фыркнул второй.

–Попытки были. И смельчаки, и охотники за диковинками. Никто даже близко подойти не может. Жара такая, что камень плавится. Не птица, а живой костер.

Сердце Финна учащенно забилось. Он не стал ничего выспрашивать, лишь отпил чаю с невозмутимым видом, запоминая каждую деталь.

Сгорает и возрождается… Неподступен… Живой костер…

Вечером, собравшись в углу постоялого двора, они поделились услышанным. Сведения сошлись воедино. В двух милях к востоку, на Забытом Утесе, живет мифическая птица. Никто не может к ней приблизиться.

– Это он, – тихо сказала Лира, и в ее глазах вспыхнула надежда, которой не было с самого карьера.

–Осколок. Тот, что не хочет, чтобы его трогали. Тот, что… возрождается.

– Осколок Надежды? – предположила Тереза, задумчиво вертя в пальцах иглу.

– Или… упорства? Жизненной силы?

–Или осколок Самопожертвования, – мрачновато добавил Корбин.

– Вечное сгорание и возрождение… это ведь форма жертвы. Цикл боли.

– Неважно, – решительно сказал Кай, его взгляд был твердым.

–Это наш шанс. Мы не можем убить его, даже если бы захотели, судя по слухам. И он не нападает на людей, просто защищает свою территорию. Это именно та возможность, которую мы искали. Мы попробуем поговорить. Успокоить. Спасти.

Идея витала в воздухе, заряжая их новой энергией. После мрачной безысходности карьера, эта цель казалась светлой и чистой.

На следующее утро, запасившись провизией и – по настоянию Финна – несколькими амулетами защиты от огня, которые он спешно приобрел на рынке, команда покинула шумный город и направилась к Забытому Утесу.

Дорога вела вверх, по каменистой тропе. Воздух становился разреженным и, как им показалось, чуть более теплым, чем того требовало солнце. Они шли молча, но уже не под гнетом вины, а с сосредоточенной решимостью. Они не знали, как подступиться к мифическому существу, как до него «достучаться». Но они знали, что должны попробовать.

Они уже почти достигли подножия утеса, когда воздух сгустился и поменял вкус. Он стал сладковатым и приторным, как запах гниющих цветов.

– Стоп, – резко поднял руку Кай, но было уже поздно.

Из самого марева, из дрожащего воздуха, словно из искаженного стекла, возник он. Новый Охотник. Команда его даже не заметила. Его форма была менее угрожающей, чем у Эхо, более обтекаемой и плавной. Его черты были размыты, но в них угадывалась кажущаяся доброта, обманчивое понимание. Он не напал. Он просто стал обволакивать их, шепча прямо в душу.

Охотник повернул свою безликую маску к Каю.

– Ты хочешь спасти ее, Кай, – прозвучал в их сознании голос, нежный и убедительный.

–Ты прав. Уничтожение – не путь. Но и твой «третий путь» – иллюзия. Душа, разорванная на части, не исцеляется словами. Ей нужна сила. Моя сила. Я – не Гнев. Я – Цельность. Отдай мне осколки, и я верну тебе твою Элис. Целой и невредимой. Без страданий.

Видения захлестнули разум Кая. Он увидел Элис – не призрачный образ, а живую, улыбающуюся, с ясными глазами. Она протягивала к нему руки. Искуситель не атаковал, он предлагал. И в этом была его смертельная опасность.

– Не слушай его, Кай! – крикнула Айви, но ее голос словно тонул в медовой ядовитости голоса Охотника.

– Они не понимают, Кай. Они боятся. Но ты – ты сильный. Ты всегда ищешь самый верный путь к победе. Это он и есть. Быстро. Решительно. Без мучительных выборов.

Кай замер, его рука бессильно опустилась на рукоять меча. В его глазах бушевала война между долгом и обещанным избавлением от всех мук. Он видел, как остальные члены команды застывали в странных позах: Лира с надеждой смотрела в пустоту, Корбин с гневом отбивался от невидимых когтей, Лион плакал, прикрыв лицо руками. Искуситель играл на самых сокровенных струнах их душ, и он уже почти победил без единого удара.

В этот момент из-за скал вышел он.

Незнакомец в длинном, пыльном плаще с капюшоном, наброшенным так низко, что не было видно лица. Он шел спокойно, его шаги были бесшумны по раскаленному камню.

Охотник резко развернулся к нему, и его облик на мгновение исказился волной раздражения.

Незнакомец не произнес ни слова. Он просто поднял руку. Но это была не магия, к которой они привыкли – не щиты Лиона, не иллюзии Айви, не песня Лиры. Воздух вокруг Искусителя сгустился, превратившись в подобие текучего, прозрачного хрусталя. Охотник замер внутри этой внезапной тюрьмы, его соблазняющий голос оборвался, словно перерезанный.

Он не исчез, не рассыпался в пыль. Он был просто… изолирован. Отрезан от их разумов, от самой реальности, которую он пытался исказить.

Чары Искусителя рухнули. Кай судорожно вздохнул, отшатнувшись, будто очнувшись от кошмара. Остальные тоже пришли в себя, с недоумением и страхом оглядываясь.

Незнакомец стоял неподвижно, его рука была все еще поднята, удерживая хрустальную тюрьму вокруг бессильно бьющегося Охотника. Затем он повернул голову в их сторону. Из-под капюшона на них упал всего лишь луч тени, но они почувствовали на себе тяжелый, изучающий взгляд.

Он не сказал ни слова. Просто развернулся и, не опуская руки, словно ведя за собой плененного Охотника, шагнул обратно за скалы. Через мгновение его не стало, а вместе с ним исчез и Искуситель, и сама та хрустальная тюрьма.

Команда осталась стоять в гробовой тишине выжженной пустоши, с разбитыми сердцами и единственной мыслью, витавшей в раскаленном воздухе.

Кто этот незнакомец… и почему он сражается с Охотниками, но отказывается их уничтожать?

Глава 5. Испытание Огнем

Тишина, наступившая после ухода Незнакомца, была оглушительной. Воздух больше не был сладким и ядовитым, но он все еще дрожал от недавней битвы воли и того, что ей положило конец. Кай первым нарушил молчание, вытерев тыльной стороной ладони пот со лба.

– Кто бы он ни был… его метод работает, – произнес он, и в его голосе звучало не облегчение, а твердое понимание.

– Он не уничтожает. Он изолирует.

– Но мы не можем призывать его каждый раз, как напасть, тем более неизвестно встретимся ли мы снова – мрачно заметил Корбин, все еще сжимая свой меч.

– Нам нужно научиться делать нечто подобное самим.

Значит, начнем тренироваться прямо сейчас, – сказала Айви, ее голос обрел новую силу. Она смотрела на пылающий контур Забытого Утеса вдали. – С Фениксом. Мы не будем его уничтожать. Мы попробуем его… успокоить.

Путь к подножию утеса был недолгим, но жар нарастал с каждым шагом. Воздух звенел от энергии, пахло озоном и раскаленным камнем. И тогда они увидели Его.

Птица не была просто существом из плоти и огня. Это был живой костер, пульсирующий в такт невидимому сердцу. Ее перья были языками пламени, а глаза – двумя угольками расплавленного золота. Она парила над гнездом из раскаленной лавы на самой вершине утеса, и от нее исходила не слепая агрессия, а глубокая, древняя скорбь. Это был вечный страж собственной боли.

– Он не нападает, – тихо прошептала Лира, и ее глаза наполнились слезами от переполнявших ее чувств.

– Он… горит от горя.

– Осколок Самопожертвования, – кивнул Финн, снимая с плеча свою сумку с инструментами.

– Теория подтверждается. Его цикл – это не атака. Это ритуал. Вечное повторение акта жертвы. Наша задача – не разорвать его, а… перенаправить.

– План? – кратко спросил Кай, поворачиваясь к команде.

План рождался на ходу, в шепоте и быстрых взглядах, в которых читалась общая решимость.

Первый ход сделала Айви. Она вышла вперед, закрыла глаза и подняла руки. В воздухе перед Фениксом заплясали марева. Но это были не обманчивые видения. Это были образы из прошлого Элис – момент, когда она, еще цельная, закрывала собой от падающих камней маленького щенка; как она отдавала свой паек голодающему старику в их деревне. Иллюзии Айви показывали не причину страдания, а причину жертвы – ту любовь и сострадание, что ее двигали.

Феникс замер, наблюдая. Пламя его крыльев вспыхнуло чуть ярче, но жар не усилился. Это был знак любопытства, а не гнева.

– Теперь я, – прошептала Лира.

Ее голос, поначалу тихий и неуверенный, окреп, наполнившись силой. Она не пела колыбельную. Она пела гимн продолжению. В мелодии не было грусти по утрате, а была благодарность за спасенные жизни, за свет, оставшийся в мире благодаря чьей-то жертве. Ее песня говорила:

Твой поступок не забыт. Он имел значение. Теперь можно отдохнуть

Птица издала пронзительный, скорбный крик. Она вспыхнула ослепительным светом, готовясь к ритуальному сгоранию. Жар стал невыносимым.

– Щит! – скомандовал Кай.

Лион, собрав всю свою волю, шагнул вперед. Его силовой барьер возник перед командой – не как монолитная стена, а как сложная, многослойная мембрана, которая не отражала жар, а рассеивала его, поглощая и преобразуя в безобидные всполохи света. Он не пытался победить огонь. Он просто держал его на безопасном расстоянии, и его лицо искажалось от невероятного усилия.

– Он не слышит нас! – крикнула Айви, чувствуя, как ее иллюзии начинают таять в огненной ауре.

– Его боль слишком глубока! Он заперт в своем цикле!

– Корбин! Финн! – Кай посмотрел на них.

– Ищем слабость в паттерне! Не для атаки! Для связи!

Корбин, прищурившись, наблюдал не за самой птицей, а за потоками энергии вокруг нее.

– Смотри! – он указал пальцем.

–Перед тем как вспыхнуть… пламя на мгновение меркнет. В его сердцевине! Это не слабость… это…

– …это момент сомнения, – закончил за него Финн, лихорадочно листая свои записи.

– Миг, когда жертва вспоминает, ради чего она это делает! Кай, теперь ты!

Кай глубоко вздохнул. Он отбросил в сторону все мысли об атаке. Он представил себя скалой, о которую разбиваются волны. Он вышел из-за щита Лиона, чувствуя, как жар опаляет его кожу. Он не достал меч. Он просто поднял пустую ладонь в сторону Феникса, встречая его горящий взгляд.

– Мы не враги, – сказал он, и его голос, тихий, но стальной, был слышен даже над ревом пламени.

–Твоя жертва была не напрасна. Но Элис нужна целой. Ей нужна ты, а и твоя боль. Вернись к нам.

В этот момент мерцания, указанного Корбином, Айви вложила в свою иллюзию последние силы – образ улыбающейся, цельной Элис, протягивающей руки не для защиты, а для объятия. А песня Лиры стала тихой колыбельной, обещающей покой.

Феникс взревел. Огненный вихрь поднялся к небу. Но это был не взрыв ярости. Это было высвобождение.

Птица не просто сгорела. Она растворилась в миллионе искр. Эти искры, похожие на золотые слезы, не погасли, а понеслись по ветру, и затем, как железные опилки к магниту, устремились вниз – в маленький, мерцающий кристалл, который Финн успел достать и поднять навстречу этому огненному дождю.

Когда последняя искра поглотилась кристаллом, воцарилась тишина. Жар спал. На вершине утеса осталось лишь потемневшее от жары гнездо.

Финн бережно сжал в руке теплый, пульсирующий мягким золотым светом кристалл.

– Мы… сделали это, – выдохнула Лира, и по ее лицу текли слезы, но это были слезы облегчения.

–Мы не убили. Мы спасли.

Корбин тяжело опустился на камень, вытирая пот со лба.

– Да, – его голос был хриплым.

– Но это заняло у нас все силы против одного, неагрессивного осколка. Что мы будем делать с настоящим Гневом?

Они стояли там, у подножия утеса, ощущая сладость первой настоящей победы и леденящий душу груз понимания того, сколько трудных битв еще впереди. Но теперь они знали – их метод работает. У них появилась надежда.

В сотне ярдов от них, на гребне черной базальтовой скалы, стоял Он. Длинный плащ не колыхался на ветру, словно ткань была соткана из самой тени и неподвижности. Капюшон был наброшен низко, и из-под него не было видно ничего, кроме густого мрака.

Он наблюдал.

Его тяжелый, изучающий взгляд скользнул по фигурке Лиры, вытирающей слезы облегчения, по Корбину, сидящему в изнеможении, по Финну, бережно убирающему кристалл с осколком. Он видел, как Кай положил руку на плечо Айви, и как та слабо улыбнулась в ответ.

Они не чувствовали его присутствия. Ни магия Айви, ни чутье Корбина, ни бдительность Кая – ничто не выдавало его. Он был призраком, пятном небытия на фоне выжженного пейзажа.

Когда золотые искры Феникса устремились в кристалл, тень под капюшоном дрогнула.

Неодобрительно?

С интересом?

Этого было невозможно разобрать.

Он видел их слаженную работу. Видел, как щит Лиона рассеивал жар, а не отражал его. Видел, как иллюзии Айви показывали не ложь, а забытую правду. Слышал песню Лиры, что была не оружием, а лекарством. Он видел, как Кай, воин до мозга костей, убрал свой меч и говорил с пламенем с помощью телепатии.