Глубокий рейд. Книга 3 НОВЫЕ

Они оглядываются, рассматривая окружающую их растительность при помощи ПНВ, и тут как раз заскрежетал баклан. Резко, противно заскрежетал… где-то… где-то недалеко. Но ему никто из сородичей не ответил. Если он один, то не страшно, не рискнёт напасть. Тупая тварь… Не такая уж и тупая… Людям в броне он, конечно, не опасен, но Аким на всякий случай снял дробовик с предохранителя. И снова уставился в монитор рации. А там ничего. И тогда он говорит:

– Мирон, давай-ка то же сообщение – ещё раз.

Тот выполняет команду. А потом они молча движутся несколько минут. И когда Саблину кажется, что ему не ответят, маленький зелёный светодиод вспыхивает: есть приём.

– Ну, – торопит прапорщик радиста. Чего копаешься, текст-то не кодированный. – Что там?

И тот чуть отодвигается, чтобы дать Акиму увидеть экран рации: на, мол, сам смотри. И Саблин, придвинувшись, читает:

«Что вам нужно?».

Действительно, а что ему нужно? Сказать им, что у него голова того, чей код он забрасывает в эфир? И что этого человека нужно… вылечить, что ли? Ну, это бред… Связь просто оборвут – и всё.

– А откуда сигнал приходит? – наконец спрашивает он у Карасёва.

– Импульсы… – отвечает урядник. – Трудно их сразу запеленговать, нужно ещё послушать, но, кажись… север-восток-восток. Расстояние вообще не определить, но ежели прикинуть, считать по частоте, то не больше сорока километров, да в сплошном рогозе… Рассеивание сигнал поест.

– Ладно, пиши, – говорит Аким. Он понимает, что диалог нужно продолжить. – У меня есть то, что вы заказывали.

– Угу… – откликается Карасёв, и рация пищит: передача прошла.

И снова тянутся минуты. Тянутся и тянутся. Там, где-то за десятки километров от их лодки, за передатчиком, кто-то либо сильно сомневается в его словах, либо решает, как устроить встречу, но так, чтобы себя не обнаружить. Проходит одиннадцать долгих минут, от которых у Саблина испарина на лбу. И наконец приходит ответ, рация реагирует на приём:

«Координаты нашей прошлой встречи. Идите туда. Будьте осторожны».

Это ощущение называется «Камень с плеч». Он отваливается от рации. Хватает свой планшет. Метрах в двадцати снова орёт баклан, он бьётся в рогозе, слышится шум, всплески… Баклан кого-то поймал, или кто-то жрёт баклана, но Аким на это вообще никакого внимания не обращает, он снова заглядывает в планшет. И снова находит на карте ту точку, координаты которой ему передали Пивоваровы. Но… если это не то место, не место последний встречи Савченко и заказчиков… Он даже не будет знать, что делать дальше.

– Аким, так куда едем-то? – интересуется Калмыков.

– Пока держи восток ровно, – отвечает Саблин, не отрывая камер от планшета.

– Значит, как и планировали… на Талую идём?

– Угу… – коротко бросает прапорщик.

Тогда Мирон и говорит ему:

– Слушай, Аким, чего-то я не пойму – так ты, что, никого не знаешь из тех людей, к которым мы едем? А кто же тебе эти контакты дал? – продолжает допытываться радист. – Это тот парень… тот… ну, который в кубрике?.. – Карасёв явно имеет в виду Савченко.

Он снова раздражает Акима; прапорщик вообще не хочет рассказывать обо всём этом. Хотя… Он, конечно, понимает, что всякому нормальному человеку хочется знать, во что он ввязался.

Всякому хочется, но вот Денис почти ничего не спрашивает сверх того, что Саблин ему рассказывает сам. Ну, то Денис… А Карасёву надо сейчас отвечать. И он отвечает:

– Нет, не он… Друзья его.

– А что же они сами не поехали?

– Они не казаки, не болотные… – Саблин осматривает местность. – Они бы тут сгинули. Вот меня и просили.

– А… Ну, ясно, – говорит Карасёв и тут же напоминает: – Эти… ну, с которыми мы связывались… просили, чтобы мы были осторожны.

– Просили, – соглашается Саблин, но не понимает, к чему он клонит.

– Просили острожными быть… Видно, в тайне всё держат… Оно, наверное, так и надо, я про них ничего не знаю… Какие у вас там с ними дела… А только мы туда идём, ну, в ваше тайное место, а сами с собой дрон тащим…

– Точно, забыл про него, – Саблин встаёт и идёт к ящику, где сложены зенитные ракеты. Достаёт одну из них… Совсем небольшой, двадцать пять сантиметров длиной и шесть в поперечнике боеприпас. Но вещица увесистая. У него на дробовике нет подствольного устройства для запуска. Но в ящике есть удобная ракетница. Аким быстро снаряжает оружие.

– Мирон, где он?

– По кругу ходит, сейчас две двести северо-восток от нас. Высота тысяча двести сорок, – откликается радист.

– Принял. – Саблин откидывает прицельную панораму и поднимает ракетницу к плечу. Но цели не находит, её закрывает рогоз. – Денис, стань правым бортом к рогозу и заглуши моторы.

– Есть, – отвечает Калмыков, подводит лодку к стене рогоза поближе и выключает двигатели.

Стало совсем тихо, и Саблин спрашивает:

– Сейчас он где?

– Тысяча восемьсот метров юг. Идёт на запад, – докладывает Мирон, и вдруг говорит: – Слушай, Аким, а может, не нужно его бить?

– Что? – не понимает его прапорщик.

– Армейские обидятся ещё. Нам потом через них возвращаться. А дрон, он вещь дорогая, как бы объясняться не пришлось, – рассуждает Карасёв. – Начнут потом приставать: зачем сбили, что таили? Ещё возместить попросят…

– А чего они за нами следят? – не соглашается с ним Калмыков. – Мы, что, налётчики какие? Они с нами говорили, знают, кто мы! Зачем дроны за нами кидают?

– Так на то тут и заставу разместили, чтобы за обстановкой следить, – поясняет радист. И продолжает: – Не спешите, казаки… Сейчас по радиомаяку до заставы семнадцать километров, она от нас на юго-юго-запад, ещё тринадцать кэмэ пройдём, и дрон сам отвалится.

– А если не отвалится? – интересуется Саблин.

– Тогда это не с заставы запускают, – разумно предполагает Карасёв. – Тогда уже можем его бить с чистым сердцем.

Саблину не очень-то хочется признавать правоту радиста. Но по большому счёту…

– Ладно, – наконец произносит он и разряжает оружие, – Денис, держи на северо-восток.

– Есть держать на северо-восток, – откликается Калмыков, а прапорщик укладывает ракетницу и боеприпас обратно в ящик.

Камень. Саблин уже не помнил специфику болот за Енисеем. Давно тут не был. И вот теперь вспоминал. То и дело лучи носовых прожекторов выхватывали из черноты болота не пучки рогоза или кусты акации, а крупные валуны. Или даже острые куски какой-то горной породы. Определить в темноте, что это за порода, возможности не было, все камни густо зарастали болотной растительностью и покрывались лишайником.

– У нас таких каменюк нету, – замечал Калмыков. – За Обью есть, конечно, но там-то уже горы начинаются.

– А здесь скоро сопки пойдут, – говорил ему Карасёв. – И камня ещё больше будет.

– Главное, чтобы в воде их не было, – резюмировал Саблин.

И с этим были согласны все. Корпус у лодки был отличный, ровный, добротно сваренный, крепкий, но на большой скорости даже и его можно было распороть об острый подводный камень. Так что Денис сам, без приказа, снизил обороты.

И тот десяток с лишним километров, что им нужно было пройти, прежде чем от них отстал дрон, они шли больше часа.

– Всё… Отвалился, – доложил Карасёв. – Обратно полетел. Вокруг никого.

– Значит, с заставы его кидали, – размышляет Калмыков.

– Значит, так, – соглашается радист.

– Правильно, что сбивать его не стали, – продолжает Денис.

«Правильно? А какого хрена им от нас нужно было?».

Аким ничего не стал говорить своим товарищам. Его, если честно, в сон клонило. Спорить или объяснять что-то желания у него не было: отвалился дрон – и хорошо.

– Денис, – говорит он. – Ты как?

– Я в порядке, атаман.

– Тогда держи на восток ровно. Мирон, ты тоже не расслабляйся, следи за округой; я посплю до рассвета, как рассветёт – разбудите. Всё… Повнимательнее будьте, казаки.

***

Восход. Солнце всё красит в красный и розовый. Даже чёрные деревья, которые иной раз как-то умудряются расти прямо на камнях, и те на рассвете меняли свой мрачный окрас на фиолетовый. Мошки сразу поубавилось, её уже не нужно смахивать с камер и с фильтров маски каждые несколько минут.

Саблин сменил курс, теперь он вёл лодку ровно на восток, на поднимающееся солнце. Карасёв спит у рации, привалившись к борту. Калмыков предлагал ему лечь в кубрике, но старый радист опять отказался, сказал, что не нужен ему кубрик, что он привык спать в броне. Денис перевёл камеры на Саблина и качнул шлемом: ага, привык он. Калмыков явно посмеивался над урядником, который поначалу готов был спать в кубрике, пока не узнал, что, или кто, там будет с ним рядом. А вот Денис головы Савченко не боялся, поэтому с удовольствием скинул броню и в одной «кольчуге» завалился в кубрике спать, предварительно покурив и настроив под себя кондиционер.

Болото под солнцем оживало. Проходя на тихом ходу мимо россыпи камней, торчащих из воды, Саблин увидал длинную банку, где воды было едва ли полметра. Вода там была чистая, без растительности… И вот вся та отмель, не широкая, просто кишела улитками. Они собирались там размножаться на открытой воде.

«Рогата жаба! Если тут поставить садок с хорошей приманкой… так его потом в лодку не втащить будет… В станице расскажу – не поверит никто! – он начинает прикидывать. – А если руками брать… центнер тут запросто можно собрать. За пару часов. А центнер… это сколько же он будет стоить? – Саблин считает и удивляется: очень неплохие деньги выходят. – Может, как-нибудь наведаться сюда… Далеко, конечно… Места незнакомые… Вряд ли люди в такую-то даль потащатся. А так есть над чем подумать».

Он на всякий случай отмечает то место на карте в планшете.

А солнце поднимается уже над рогозом. Начинает бить в камеры прямыми лучами, приходится уменьшать восприятие, но даже так, чуть привстав с банки и не выпуская руля, он видит вдали на востоке черные сопки, которые торчат над рогозом.

«Где-то здесь и Талая уже должна показаться».

Он ставит моторы на холостой ход, а сам пробирается к банке, на которой размещены рация и РЭБ; там, стараясь не тормошить Карасёва, прапорщик «осматривается». Но сюда радиомаяк от Тридцатой заставы уже не достаёт. И точное местоположение у него определить уже не получается. Только приблизительное, плюс-минус десять километров. Впрочем, и этого ему пока достаточно. Нужно дождаться, пока встанет солнце, и тогда точку нахождения можно будет вычислить точно. Заодно он выяснил, что вокруг никого нет… в том числе и дронов. В общем, пока всё шло нормально. Он успокаивается и снова садится к рулю.

Глава 6

И всё-таки Аким хотел знать, где сейчас он находится. Нашёл ли он устье Талой? Для этого там, где было поменьше травы, Саблин время от времени глушил моторы и смотрел, есть ли течение. И вот во время одной из таких остановок он услышал у себя за спиной сильный всплеск воды. И сразу перевёл панораму задней камеры на дисплей шлема, сам же рукой нащупал двустволку, что лежала на его «колене».

Саблин увидал в десяти метрах за кормой лодки полуметровый косой чёрный шип, на секунду появившийся над водой, а потом ещё один, немаленький такой, всплеск. Прапорщик развернулся назад, увеличил зум камер и разглядел, как по бурой воде расплывается большое радужное пятно.

Налим. Это его шип мелькнул над водой, здесь он лакомился стеклянной рыбой. Саблин оглядывается и видит, как маслянистая гладь воды то в одном месте, то в другом вдруг нарушается… Это стеклянная рыба фильтрует воду у поверхности, кормится жгучей амёбой. А это значит, что другого корма тут у стекляшки нет, всё на дне она уже сожрала. Все съедобные водоросли поела. Следовательно, что её тут очень много. Вот и кормится тут редкий и очень дорогой налим.

«Денису про налима расскажу – обалдеет. Начнёт просить остановиться на денёк-другой».

Саблин знает, что у его товарища в ящике для брони уложены ещё и снасти на налима. Калёные, сверхпрочные крючки и не растворяемая кислотой леса. Специальные рукавицы и ворот с ключом, чтобы вытягивать с глубины мощную рыбину в два центнера весом. Такой ворот крепится на нос лодки, и лодка для ловли налима должна быть немелкой и крепкой. Как раз такая, на которой они сейчас и плыли.

И куры, и свиньи с удовольствием едят налима. Но самое главное – это его потроха. За них медики платят большие деньги, так как из них вырабатывают редкое, удивительное вещество, способствующее быстрой регенерации. Люди уже научились вещество синтезировать в лабораториях, но получаемый продукт не так хорошо работает, а главное – получается намного дороже природного.

Саблин снова слышит всплеск и снова видит шип над водой, и ему кажется, что это не тот шип, который он увидел минуту назад.

«Тут он не один, – прапорщик усмехается. – Нет. Денису об этом говорить нельзя. Он с ума сойдёт».

Тем не менее он снова лезет в планшет и отмечает на карте и эту точку. Ну, приблизительно, конечно. Прапорщик к этому времени уже понял, что течения в этом месте нет, и снова завёл моторы. И повёл лодку на восток.

К семи часам утра солнце поднялось над рогозом уже достаточно высоко, и он смог определить своё местоположение. И сменил курс, пошёл на юго-восток. А так как травы стало меньше, что говорило о хороших глубинах, то он прибавил оборотов. И к восьми часам при очередной остановке обнаружил течение. Оно было едва заметным. Но несомненно было. И теперь Саблин знал – это Талая.

***

Товарищей он не будил, давал поспать подольше. Думал, что уже сегодня они повернут назад. И Денис в прохладном кубрике проспал почти до двенадцати. Карасёв же проснулся пораньше и сразу стал проверять аппаратуру.

Сопки, на рассвете окутанные дымкой, приблизились и стали чёткими. Их чёрные верхушки теперь можно было видеть над рогозом, даже не вставая с банки.

– Ну, что там, Мирон? – интересовался Саблин.

– Ничего… – откликался радист. – Ни одного приёма, пока я спал, не было. Вокруг нас тишина. Моторов, дронов… никого. Пусто.

И снова Саблин слышит в его голосе укор, вроде как: куда вы меня затащили? Или Акиму кажется это. А тут метрах в десяти от лодки заметный всплеск… А потом и какая-то кутерьма в зарослях кувшинки.

– Зато рыбы тут много, – говорит прапорщик.

– Да… Рыбы тут тьма, – соглашается урядник, оглядывая болото. Но всё равно, хоть и соглашается, но не так чтобы весело.

А скрыть от Дениса, что тут места, где водится налим, не удалось.

К полудню он и сам увидал, как тот охотится. Потом на этот счёт было много разговоров, и радист Карасёв принимал в них участие. Интересовался у Дениса повадками рыбы и способами её ловли.

В общем, атмосфера в ватаге была нормальная, никто не выражал ни тревоги, ни недовольства.

Саблин ещё раз выяснил своё местоположение по солнцу, а потом просил Калмыкова остановить лодку, чтобы посмотреть, есть ли течение. Течение, хоть и слабое, имелось. Они шли правильно. Глубины были приличные, поэтому Саблин держал неплохие обороты. А на участках открытой воды ещё и прибавлял. И по ходу движения замечал, как меняется местность. Как надвигаются сопки. Уже к трём часа дня сопки были и справа, и слева от лодки. Русло Талой как раз лежало между ними. Даже под полуденным солнцем они казались мрачными. Это, наверное, оттого, что растительность на сопках имела тёмные цвета. На возвышенностях преобладали коричневые, чёрно-фиолетовые и багровые тона. Причём заросли на сопках были густые. Растения росли плотно. Деревья мостились на камнях и росли иной раз параллельно воде, держась за камни каким-то волшебством. И эта тёмная гамма резко контрастировала с цветами болота или даже уральских гор. Аким уже забыл про то, что даже в молодости эти места казались ему неприветливыми, а сейчас они попросту были мрачными. А среди этой растительности мелькали шустрые существа. Когда Калмыков сменил его у руля, Саблин присел у правого борта и стал на максимальном зуме разглядывать одну из сопок, до неё было всего две сотни метров. И он удивился ловкости тех существ, которые весьма проворно передвигались по зарослям.

– Что, прапорщик, поохотиться надумал? – интересовался Карасёв.

– А что это там за звери? – в свою очередь спрашивает Аким.

– Да не знаю я, – отвечает радист, – я их тоже первый раз вижу. Я так далеко на этот берег не забирался.

«А я забирался… Только почти ничего не помню. Убей Бог, не помню этих чёрных гор. Или они раньше другими были? Олег потом сюда ходил много раз, но без меня».

Савченко тогда где-то в этих местах нашёл древний посёлок добытчиков-буровиков. И разбогател. Привёз меди целую лодку. Мог бы всю медь в Туруханске продать, но тащил её до самой Болотной. Для показухи. Так он казаков местных смущал, особенно молодёжь. Тогда вся станица говорила целый месяц о том. Многие казаки пошли в ватагу к Савченко. Тоже поначалу богатели… А потом и свои ватаги собирали.

После этого Савченко приходил к Саблину, подарки приносил, с собой звал. Аким о том подумывал, но к тому времени он уже женился, и Настя была беременной. Она-то и отговорила прапорщика от дальних и опасных рейдов. Говорила: «Уж лучше в призыв иди, на войну. Там целее будешь. А то сгинешь, как иные, в этих болотах. Ни следа, ни прощания». И была она права, как выяснилось впоследствии. На войне было поспокойнее. В общем, тогда Саблин отказал старому дружку. А Олег после этого совсем ушёл из общества и стал заниматься только промыслом.

А сопки тем временем все плотнее наваливаются на русло. Сдвигаются, нависают… Сжимают протоку. Здесь течение заметно ускорилось, чистой воды стало побольше, а потом прямо по курсу замаячила твердь. А к пяти часам дня сопки были уже с трёх сторон. И тут Саблин просит Дениса остановиться и, пока хорошо видно солнце, вычисляет их местоположение. И удивляется самому себе. Он привёл лодку почти точно в ту точку, координаты которой диктовал ему Пивоваров. Лишь по долготе было небольшое отклонение.

– А ну-ка… Мирон, проверь, нет ли кого поблизости.

Не проходит и половины минуты, как радист докладывает:

– Никого вокруг.

– Тогда давай по выделенной,– Саблин вспоминает координаты.

– Канал и частота те же, – отвечает ему радист и спрашивает. – Что пишем?

– Пиши: «Я на месте. Жду распоряжений». Позывным подпишись.

– Есть, – рапортует Карасёв. Почти сразу рация мигает индикатором. Передача прошла. А Аким и говорит радисту:

– Попробуй запеленговать, откуда придёт ответ. Может, получится.

– Есть, – послушно отвечает урядник и колдует над рацией.

Саблин собирается ждать десять минут, а потом думает снова пытаться связаться с заказчиками. Но ответ приходит уже через полминуты.

– Пишут: «Двигайтесь вперед».

«Просто двигаться вперёд? Наверное, потом будет какое-то уточнение, ведь там, впереди…».

– Вперед? – тем не менее Аким обрадовался: откликнулись. – А куда вперёд-то? – Километрах в трех выше по Талой было озеро, видно, с хорошими глубинами, так как там было много открытой воды, а за ним начиналась чёрная сопка. Озеро находилось меж сопок, словно в чаше. – Ладно… Денис, поехали. Проедем вперед… там будет видно.

Моторы заурчали, а прапорщик и спрашивает:

– Мирон, а ты не смог запеленговать сигнал? – Саблин прекрасно понимал, что единичный, мгновенный радиоимпульс запеленговать сложно, но тут Карасёв его удивил:

– Поймался, – и поясняет: – Сигнал был мощный, источник близко к нам. Хорошо зафиксировался, – а потом и говорит, указывая рукой налево от лодки: – Вон на той сопке.

– Думаешь, передатчик там? – Саблин пытается разглядеть хоть что-то в черных зарослях, но, понятное дело, ничего там не видит.

– Не… не передатчик, – отвечает ему радист. – Сигнала два было, один размытый, думаю, что отражённый, второй чёткий, выраженный. Вот второй-то я и поймал. Там, скорее всего, ретранслятор с хорошей антенной и усилителем. Поставили на горке, всё слышат километров на сто. Передача опять же километров на сто.

– А до реки-то уже больше, а они с нами разговаривали как-то, – размышляет Саблин.

– Хрен его знает. Значит, ближе к реке есть ещё один ретранслятор, – продолжает Карасёв. – А сами они Бог знает где могут быть. Хоть за сто вёрст отсюда… Поди их по дебрям этим поищи ещё… Хрен тут кого в этой глухомани сыщешь…

– Видно, всерьёз люди таятся… – предполагает Калмыков.

– Точно, – соглашается с ним Карасёв.

«Это точно, – прапорщик оглядывает чёрные сопки, что поднимались из болота и слева от русла, и справа. Да, казаки были правы. Вроде и застава армейская тут недалеко, а чуть вниз по реке населённый пункт, а вернее даже город Туруханск с большой армейской базой. Но вот отошёл от реки на восток всего на сто пятьдесят километров – и в этих сопках, болотах, в переплетении русел, мелких речушек и узких проток, в заросших кувшинками отмелях, через которые два мощных двигателя едва проталкивают лодку, никто и никогда тебя не найдёт. Саблин осматривается и думает: – Уж таятся так таятся».

А ещё он вспоминает, как настойчиво хотела поехать с ним Пивоварова. И тогда Акиму казалось, что это просто дурная бабья прихоть… Решила с казаками по болотам потаскаться. Показать, что ли, себя хотела. Теперь же он думал, что это всё было неспроста.

«Нет… Точно неспроста. Эти Пивоваровы сами люди-то непростые. Необычные. Непонятные. Городские, а живут на болоте. Чего они с такими-то умениями, оба медики, подались в болото жить? Неужели они на севере, в прохладе у морей, с такой-то профессией не смогли пристроиться? – и эти, казалось бы, очевидные мысли тогда, в станице, в голову ему не приходили. – Но с другой-то стороны… Я же тогда и подумать не мог, как тут всё будет. Ладно, поглядим, кто нас здесь встретит… Лишь бы встретили… Лишь бы не тащить Олега обратно».

Он так и смотрел по сторонам, то на сопку справа, то на сопку слева, то вперёд, словно хотел там что-то высмотреть. Но ничего необычного не находил, ну кроме того, что на ближайшей возвышенности он увидал зверей, которые могли легко перелетать с одного растения на другое.

– Слышь, прапорщик, ты тоже это видал? – радостно удивился радист. – Видал, как они сигают? Видал?

– Видал, – отвечал Саблин спокойно.

– Что там? Чего вы там увидали? – Калмыков глядел вперед и ничего не видел.

– Да там какая-то зверюга с куста на куст перелетела, – делится увиденным радист. – И много пролетела, метров, поди, двадцать.

– Э-э… – Денис тому не удивляется. – У меня петух два раза забор перелетал.

– Петух? Ну, то петух, – кажется, Карасёв разочарован тоном рулевого. И больше ничего не говорит.

«Двигайтесь вперёд!».

Тут, между сопок, в ложбине, тихо, ветра нет, речушка образовала длинное озеро с хорошей глубиной, километра в три длиною, и вот казаки не спеша прошли половину той длины. Шли дальше и подходили к сопке, что была прямо перед ними, и Аким уже думал снова запросить заказчика. Как вдруг…

Он отчётливо услышал в наушниках шлема женский голос:

– Так и держите на восток, потом чуть правее, в конце озера вы найдёте удобный причал.

Это, кажется, был первый раз в его жизни, когда в наушниках его шлема, в его «боевом коммуникационном блоке» звучал женский голос. И что было ещё удивительнее, так это то, что в лодке казаки общались через СПВ (связь прямого видения). Саблин увидел, как Карасёв и Калмыков повернули маски шлемов к нему. Он даже представил их удивлённые взгляды: Аким, что за баба разговаривает на нашем внутреннем канале?

«Значит, они тоже слышали… эту женщину».

Казаки ждали его реакции. Но прапорщик ничего им сейчас сказать не мог. Да и откуда он мог знать про эту женщину? И всё, что он смог произнести, было:

– Принято. Иду на восток.

Глава 7

«Они нас видят!».

И в лодке повисает тишина. Никто ничего не говорит. Молчат казаки – ведь если они эту женщину слышат, значит, и она слышит их. Все смотрят вперед, ищут камерами удобный причал. Странное дело. Это уже его привычка, но когда вот так неожиданно складывается ситуация… он будет чувствовать себя лучше, если… Саблин лезет в свой ящик из-под брони и достаёт оттуда разгрузку.

Даже через сервомоторы и плечевые приводы он чувствует, насколько она… весома. Двести патронов. Четыре гранаты и одна противопехотная МНП (мина направленного поражения). Он накидывает разгрузку прямо поверх пыльника.

Мирон и Денис… что ж, казаки не хуже атамана. Сразу готовят своё оружие. А Денис начинает забирать от русла вправо, к подножию сопки, и тогда Саблин идёт на нос лодки и, встав там во весь рост, различает у воды, за большим полем кувшинки, прямую, ровную стену, совсем не похожую на валуны или большие куски скалы. С середины русла её сразу было не разглядеть, не угадать, так как она заросла лишайником и растительностью, так же как и окрестные камни. Он указывает рукой:

– Вон… видишь, Денис?

– Вижу, вижу, – отзывается тот и ведёт лодку к кувшинкам.