Приключения энэлотика Гумпо

На сцене пела какая-то тётка, покрытая вязаной скатертью в такой огромной шапочке, что на поклоне шапка спала и тётка стала не красивой.

Степенно гуляя, шли важные: мама, сынишка и папа, и все очень важно курили.

Какой-то щепетильный человек на каждом шагу вытирал свои туфли платком, однако, всё равно, вставал на землю.

Дама с тряпочкой на голове кривила-строила всякие смешные рожицы, как будь-то, кого-то дразнила. И у её другзадружковых детей были такие же наследственно-весёлые мордашки.

Мимо шли старые люди и новые.

Одна бабулька состояла только из плаща, а старичок её шёл к финишу.

Неожиданно замерло сердце, внезапно прервалось дыхание – очаровательное создание – милое хрупкое непостижимое – в воздушно-невесомом платьице, порхающем на лёгком ветерке, мелькнуло, как неуловимое видение и сладкий сон. Он даже не успел понять – просто с ним случилось что-то чудесное и ему невтерпёж захотелось подхватить это нежное существо и беречь! И не известно от чего, вдруг, стало очень хорошо – так хорошо – необъяснимо! Но девушка исчезла, словно испарилась, оставив лишь тончайший аромат приятной свежести.

И странно, что он не запомнил её!

Волшебное видение прервал горячий человек с орлиным носом, исходящим прямо от его затылка через темя и по козырьку надбровных дуг. Он ревностно оберегал кикимору, которая шарашилась на модных удлинителях-протезах и не могла по этому идти одна. И эта симпадикая красавица "наклала" грим – хоть руки на себя накладывай! Протезы также были на её ногтях и веках. Наверное, она зашла в салон автокосметики, и слесарь насмолил её автомобильной краской, а волосы смотал в бабину, как буксировочный канат. Искусственная грудь торчала из картонных колпаков и норовила выпасть и растечься, и, видимо, её оберегал горячий человек. От них струился утончённый аромат, но романтических иллюзий не было.

Но было много чистых, молодых и светлых глазок! И с наслаждением хотелось в них смотреть. Светлобрысые и разнобрысые головастики с весёлыми свежими личиками так шевелились и шумели, что их проводниковый человек издал ругательское слово, однако, детвора не утихала.

Прошли колонной одинаковые люди.

Враскачку прохиляли девка-парень, парень-девка и некое живое существо, и Лесик, как сквозняк, сквозь щель прошелестел: «Вот это гомосятина!» Гумпо не понял, что и кто, и оказался совершенно прав.

Промчались на колёсах пешеезды и шабуршатели прошабрали на досках…

Особый таинственный интерес возбуждали в Гумпо некоторые женщины с огромными, словно надутыми воздухом, животами.

-– Эта женщина чем-то болеет? – очень мягко спросил он у Шаши.

–– Ты снова запридуривал? – возмутилась та с такой измученной иронией, что Гумпо опять пожалел, что спросил. Решив загладить ситуацию, он очень бодро заявил:

–– Шутка! – и очень бодро засмеялся, как ушибленный болванчик из мешка со смехом.

–– Нашёл, надчем смеяться! – она так посмотрела на него, что он, не досмеявшись, оторвал свой смех от выдоха, – Беременность – и украшение и счастье! – договорила Лимпопо мечтательно-тоскливо.

С такими животами попадалось мало.

Зато попалась такая красивая тётя, что Гумпо едва не упал, провожая её поворотами головы. Она была беременная вся, как только могла – и с головы до ног и спереди и сзади, да так, что все богини плодородия могли сгореть в огне тоски и зависти.

С ней шёл беременный со всех сторон мужчина – раздвиньте щёки, нос не видно! – и говорил:

-– Я нынче голодаю!

Красавица в ответ:

–– Вы выглядите плохо!

На самом деле он был не такой красивый, как она.

Людей было жуткое множество, и всех разглядеть Гумпо просто не мог.

-– Может быть, мы будем ехать? – заканючил, вдруг, Елесик, хотя, и шли они недолго и никуда не торопились. Глухая тень приятно выручала, и сквозняки старались, как могли, но Лесик продолжал:

–– Ну, господа! Ну, организм-то не обманешь! Сосёт мешочек-то, сосёт! А что за автобус – "семёрка"?

–– Седьмой, – ответил Хорузя, – А вон там видишь "шестнадцатый"?

–– Вижу.

–– Это "шестнадцатый".

–– Ну, вот трамвай! Давайте на трамвае!? – занервничал Стеклянный Глаз.

–– Трамвай двойной. В каком вагоне хочешь ехать?

–– А что? Есть разница?

–– Да. В первом мы раньше приедем, а во втором быстрей – второй всегда стремится обогнать. Смотри: красавица идёт и попой трусики жуёт! – свернул Хорузя на родную тему, и снова заржал плотоядно и густо.

У Елесика даже стекло забренчало от гнева.

-– Успокойтесь, Елисей, мы давно уже пришли. Не нужен нам локтемоторный транспорт. Там люди, как кишки всегда натолканы!

–– Чего же мы кружим? – спросил уже гневно и страшно очкарик.

–– Успокойтесь, Елисей! – завыкала, вдруг, Шаша. Наверное, высокой моды насмотрелась, – Мы, конечно, в будущем живём, но во дворах копают трубы, как в далёком прошлом. От этого ямы. Мы только все их обошли и всё.

Двор был большой, тенистый и с деревьями. Липы и крепкие вязы давали покой и уют. Но ветерок-проказник, в людном месте раздевавший женщин, здесь только слабо шевелил листочками макушек.

В это время двор переходила пьяная компания. Она свистела, кричала – вела себя очень разнузданно. В ней было два верзилы и две женщины и некто, кажется, мужского пола старался весело бежать на четвереньках. У одного верзилы нижняя губа почти зашла на нос и он, как бы, выглядывал из-за неё. А у второго верхняя губа скрывала подбородок, и создавалось ощущение, что вот, сейчас она достанет до груди. Они бросались на деревья, гоготали и кривлялись.

-– Да это братья-близнецы, – оповестил Хорузя, – Набубриков Веня, Колабриков Коля. А с ними однояйцевые сёстры-близнецы. Забыл, как звать. А это? О! Да, это твой сосед Салошкин!

Услышав свою фамилию, некто Салошкин, как собака, быстро подбежал к Хорузе, кряхтя, поднялся потный и, оглянувшись, как шпион, забывший, где его тайник, печально заявил:

-– Сильно-сильно Вас благодарю! Замечание очень полезное для здоровья! Чёрт меня дёрнул пьяным прикинуться – ни рюмки же не выпил! Здрасьте! – это он поздоровался со смурными старушками, которые сидели у подъезда, окаменев за восемьдесят лет, как сфинксы.

Разнополые близнецы, как бизоны, внимательно глядя на группу людей, не смогли в ней признать никого из своих, и двинулись дальше, совсем не заметив пропажу в ногах.

-– Близнецы трепыхлявые! Наоборылороты вырождения! – начал свой плач этот некто Салошкин, но тут его прервал печальный стон, и все спохватились, что Лесика нет!

Но тут он вновь тоненько пропищал и, проблеснув печально стёклышком, бессильно выполз из-за будки.

-– Ты чё скулишь-то? – пробасил Хорузя, когда компания остановилась, подбежав к Елесику.

–– Да, током дёрнуло! Я думал – это туалет, а это – трансформаторная будка!

Его под белы рученьки подняли, повели на скошенных страданием ногах к Ивану.

–– Туалетов не хватает в вашем городе! – отрезюмировал Елесик.

–– Туалета, как раз, в нашей жизни хватает! – парировал Хорузя беспристрастно.

–– Спасибо вам, друзья мои, а то лежал бы я, багрянил бы румянцами закаты!

Компания скрылась в подъезде.

Старушки-сплетницы ожили для роптания.

-– Собаки скромнее, чем наши соседи! – заметила одна, которая бойчее отмерла.

–– Сидят, свои сплетни плетут языками! – ворчала Лимпопо, шагая по ступеням.

–– Народный контроль, – объяснил ей Хорузя, – У них сейчас начнётся диспут о приличном воспитании и вскоре перерастёт в чемпионат мира по воспоминаниям. Распустили кошек по двору, а потом удивляются – почему это с детских колясочек стали теряться колёса!

Елесик ничего не говорил. Ведомый Шашей и Хорузей, он шёл по лестнице, переставляя ножки, как "цыплёнок табака".

А Гумпо шёл с котомками, разглядывая в полумраке коридорную стенопись, мелопись, гвоздопись и прочую чемпопалопись.

Кое-как они поднялись на второй этаж, и Хорузя сказал:

-– Мастер тыка, открывай.

Ваня ткнул в дверь рукой, и она оказалась открыта.

ВЕСЕЛУХА

-– Проходите, раздевайтесь, – хлопотал вместо Вани Хорузя, – Очки можно снять – у нас дома тепло.

Было видно – Хорузя и Шаша бывали у Вани.

В квартире было намного прохладней, чем на улице.

Сам Иван вошёл, как гость, робко, удивлённо озираясь. Но смотреть было не на что – жилище было холостяцким. В комнате стоял диван – "кровать-расплодушка", два стула и какая-то тряпочка вроде настенного ковра. На ковре висели шашки – чёрная и белая. Коробка от шашек была на окне, в ней скучал печальный кактус. Балкон был во двор, был закрыт. Хорузя окрестил его "подставкой для пельменей". В углу стоял журнальный столик.

Его придвинули к дивану, и к ассамблее было всё готово.

Хорузя и Елесик сели на диван, а Ваня приставил к столу оба стула.

Пока раскладывали снедь, за стенкой что-то громыхнуло.

-– Должно быть, твой сосед опять играет гирей? – спросил Хорузя Ваню.

–– У нас когда-то за стеной жила глухая бабушка и, вдруг, однажды там заплакал маленький ребёночек! – заговорила Шаша, – Соседи очень удивились, а это оказалась её внучка или правнучка!

–– Давайте ближе к делу! – тряся парализованным стеклом, напомнил всем Елесик.

И Ваня резко сел к столу, а Гумпо удивился быстроте его реакции.

-– Похоже, пить сегодня бум! – окинув взглядом стол, определил Хорузя.

–– Бум! Бум! – послышалось со всех сторон.

–– Ознаменуем?

–– А я теперь не знаменую. Я бутылирую.

–– Тогда по маленькой?

–– Хотите вшей кормить из чайной ложки? Побольше наливай! – недоумённо пуча лупу, высказался Лесик.

–– Что? По системе Айвазовского – о море, море?

–– Давайте по системе Лобачевского. По этой – по параболе! – мигая лупой, уточнил Елесик.

–– Вот, именно! – сказало общество и, хлопнув сразу по стакану "Огнедышащей", зажмурилось от спазмы удовольствия.

Через минуту все почуяли себя античными богами, сошедшими с небес Олимпа, а у Елесика вся электрическая дрожь ушла из ног куда-то в мозжечок, и лупа, не мигая, выкатила глаз, что выглядело очень экзотично.

-– Ударим желудком по пиву? – предложил чернобородый Вакх.

–– Пиво есть – ума не надо! – возразил лупоглазый сатир, – Я, вдруг, с пива начал худощаветь, – заявил он, как ботаник на научном семинаре, – А где тут у вас ящик с грёзами?

–– Ваня, где у тебя телевижор? – помогла Шаша Лесику.

–– О-о-о! – ответил ей Ваня, качаясь.

–– Ты хочешь какой-нибудь десятиллер? "Свистящий кулак", например?

–– Я никак не могу посмотреть, что творится там между рекламой! – ответил Толстый Глаз, похожему на Бахуса, Хорузе, – К стати, Саша, я прошу прощения, а где Ваш зуб? Вы что? Халву с бетонной крошкой перепутали?

–– Это Ваня меня научил! – с удовольствием ответила она, – Он угостил меня конфетками "Морские камушки" и показал, как надо их подкидывать, чтобы поймать потом конфетку ртом. Я стала их подкидывать и уронила на дорогу. А когда нашла её и снова вверх подкинула, одна конфета оказалась настоящим камушком. Но только надо их подкидывать, как можно выше, а то ловить совсем не интересно! Правда, Ваня?

–– Моя третья тёща любила смотреть сериалы, где плачут, – забуркал Хорузя, – Она, как приедет, так всё время орёт и чему-нибудь учит – это, как измена родине, как бандитизм, наркотрафик и высшая мера! Я ей: «Приехала – молчи!» Она, как сядет, якорь пустит, её потом ничем не сковырнёшь, пока все серии не кончится – по два полотенца за вечер мочила! Потом скипятит их и в банки закрутит – вот до чего, бывало, увлечётся и забудется.

Когда ущерб стал ощутим, она набросилась на порнофильмы и смотрела "Вверх тормашками" до той поры, пока не заразилась этим кувырканием и не пошла работать вместе с проститутками…

Тут Ваню мотануло так, что он едва не выпал из застолья.

От выпитого Гумпо стал терять сознание и понял, что потом он ничего уже не сможет больше потерять. К тому же, как он догадался, его тело было хозяином этого дома, и он решился на важный вопрос.

-– Гуманоиды! – несоразмерно громко обратился, Ваня к собутыльникам, – Я прилетел к вам очень издалека, но где-то потерял свой скоролёт! Скажите, на чём же мне можно от вас улететь?

–– Ты чё, простудился? – спросил бородатый, жуя бородой, – Не слышно – ты в нос говоришь!

–– Надо в ухо говорить, – в тон посоветовал Премудрый Глаз, демонстративно оттянув для Вани розовое ушко в сиянии белёсенькой щетинки.

Переместившись ближе, Ваня громко повторил в оттянутое ухо:

-– Помогите найти мой корабль! Или дайте, на чём улететь!

Лесик вжался в бок Хорузи, как младенец, запищал, будто раненный кролик…

-– Корабль в микроволновке! В кухне! На столе! – загудел гигант басами.

Гумпо понял направление.

Пошёл искать.

Заглянул в микроволновку, в холодильник, в шкаф, но ничего там не нашёл.

-– Ваня? – спросила Шаша в смысле "как дела?"

–– Я не Ваня. Я Гумпо! – ответил Гумпо, резонируя пустой кастрюлей.

–– А ты зачем к нам прилетел? – спросил дуэт из комнаты.

–– Я просто гулял и хотел посмотреть… – звеня тарелками, ответил он из кухни.

–– Гулял? По сёстрам, что ли? Наверное, выпить искал? Пойди давай проспись перед полётом! – отдал приказ Хорузя.

Слова "перед полётом" ободрили.

–– А где корабль? Когда его увидеть можно? – вернулся он из кухни с паутиной на щеке.

–– Об этом ты спроси "фээсбэбэ". Нет. Просто в «фээсбэ». Последняя "бэ" не нужна. Там уфолотики и энэлологи – всё скажут!

–– А, разве, этим занимается не армия? – таинственно спросил Елесик.

–– А что такое "армия" и "фээсбэ" без "бэ"? – осторожно спросил Ваня-Гумпо.

–– «Армия» – это «много», а ФСБ надо с "бэ" говорить, а то получится только "федеральная служба" без "безопасности", а нам такой лишний орган бюрократии не нужен! – увлёкшись вопросом, ответил Елесик.

–– Не. Армия этим не занимается, – отрезал Хорузя, – Мы с первой женой на участке в саду ковырялись, вдруг, фиу-лиу – какая-то штука летит! Режет воздух и шлёп – прямо в кучу навоза! Все замерли и все в навозе с ног до головы. Соседи подбежали: "НЛО! Не трогайте! Сейчас учёных позовём!" – Оцепили навозную кучу живой загородкой, стоим и друг на друга смотрим целый день, чтобы кто-нибудь пальцем не ткнул в эту жижу, а то вдруг ещё вылезет кто! Приехали учёные и даже генералы, пинцетами в навозе ковыряются. Достали неопознанный объект – железная пудовая болванка.

–– А может быть метеорит? – спросила Шаша.

–– А генералы говорят: "Вот, видите штамп: "Оружейный завод"? У нас таких метеоритов столько, что хоть из пушки каждый день швыряй, их хватит лет на десять! Сюда, наверное, случайно залетел…" Народ забунтовал: "А если в голову?" – "Хватит орать! – отвечает, – А то обнесём ваши дачи колючкой и будет хрен редьки не слаще!" Не. Армия этим не занимается, – закончил утвердительно Хорузя.

–– А что такое "армия – это много"? Как это понимать? – не унимался Гумпо.

–– Есть! – говорят солдаты – это и есть армия! – сказал Хорузя, – А есть всегда охота… А ну-ка, направо! – скомандовал он, – Ты куда? Ты, какой рукой ешь?

–– Обеими.

–– А ну-ка, ровняйсь! – скомандовал, как генерал, Хорузя.

По этой команде Ваня стал разглаживать свою одежду, расправлять на ней все складки…

–– Куда это годится? – придирчиво разглядывая Ваню, возмутился Лесик, – Вот, мой далёкий родственник, но отставной полковник Шреер смертельно ранен был в одном бою тяжёлой вражеской гранатой – она ему попала в голову, однако не разбилась. И он оглох, ослеп и потерял сознание, но продолжал руководить сражением! Ему передавали информацию посредством указательного пальца, выстукивая шифрограммы Морзе прямо в лоб. Он точно так же отдавал приказы, которые такими вот, как ты, не выполнялись!

–– Не. Энэло у этих быть не может! – твердил своё Хорузя, – Наверное, они у космонавтов. Однажды на орбите обнаружили какой-то неопознанный объект, который никому не отвечал. Когда его доставили на землю, нашли в нём иностранных космонавтов и записку: "Снимите нас отсюда! У нас закончилась еда. Спасибо! Умираем!" и подписи: Лю Си, Сунь Сю, Ци Ань и человек ещё пятнадцать или двадцать пять… А позже оказалось, что бомжи украли кабель от радара спутниковой связи. Так, может быть, они что знали?

Ваня от ужаса даже в лице изменился. Слушал внимательно. И если не трезвел, то приостановился безвозвратно угасать сознанием.

-– А я однажды ночью прихожу домой, – таинственно опять же, сообщил Елесик, – смотрю – загадочный светящийся объект завис перед окном! Я пробовал с ним говорить – не отвечает! Потом дразнил его, как ненормальный, языком, а он висит, молчит и смотрит на меня! Я даже психанул и, как швырнул в него чугунной пепельницей – только склянкало, словно стекло, и погасло. А снизу сразу закричали: «Вот! Не успели нам фонарь повесить, его уже разбили паразиты!»

–– А у меня: один чувак допился до чертей и пошёл искать клады, – откликнулся сразу Хорузя, – По старинному поверью на "счастливого петуха". Ну, то есть, за фантомом петуха, которого, когда он остановится, надо ударить и крикнуть: "Аминь, петух, рассыпься!" И тут под этим петухом и будет клад. Так он ходил два дня по лесу и всё никак не успевал ударить петуха, а когда тот, всё-таки, замешкался, ударил наотмашь и крикнул: "Аминь, петух! Рассыпься!" Только тот не рассыпался, а оказался шефом местного участка милиции. И моего знакомого арестовали за издёвку над животными. На суде оказалось, что он уже болен…

–– А я слышала, как мужчина и женщина жили три года в лесу в глухомани, и каждый день пили спирт из пропавшей цистерны. А на четвёртый год под лавкой обнаружили ребёночка двух лет. Наверное, его подкинули пришельцы?

–– Когда я лечился от белой горячки, – открылся вдруг Лесик, – у нас в палате был один уфолог, так он рассказывал, что он всё время видит инопланетян и с ними говорит. Однажды он видел, как ихняя лошадь сидела высоко на дереве и грызла копыта, а всадник стоял на земле и не мог вспомнить её имя. Уфолог попытался было с ним поговорить, но от расстройства потерял рассудок.

–– Тут есть какая-то загадка – государственная тайна, – поддержал Хорузя, – А для разгадки требуется чудо. И не только чудо, но ещё и юдо.

–– А чем отличается государственная тайна от коммерческой? – спросила для чего-то Лимпопо и затуманила глаза, как будто, размечталась о богатом принце.

–– Коммерческая тайна – это совокупность сведений, за которые могут убить, – ответил ей Хорузя, – а государственная тайна – совокупность сведений, которая известна всем врагам. Зачем тебе знать это, Саша?

–– А я однажды видела мужчину, который нёс в одной руке бутылку, а в другой стакан, и не известно как держался на ногах… Как я могу понять такую тайну?

–– А рожки у него не выставлялись?

–– А у меня такая тайна тоже есть! Я как-то в лифте кнопку с колокольчиком нажал и лифт остановился. Дверь распахнулась, а там стояла горничная с колокольчиком и звонила в этот колокольчик, звонила… И так дребездонила этим своим колокольчиком, что я снова нажал на эту кнопку и снова поехал. Как я могу понять такую тайну?

–– А я однажды так надрался, что надо мной пронеслась настоящая фея – красивая женщина, но без трусов! Я даже голову поднять не смел! – мигая набухшим стеклом, робко выдавил тайну Елесик и тяжко вздохнул, – Давайте перепереименуем День Терпимости в День Энэлотики и будем бутылировать его, как дату? И уфолотики и энэлологи – все будут счастливы!

–– Они издеваются и не хотят говорить! Но надо набраться терпения – выведать! – с трудом думал Гумпо.

Он вышел на балкон и сел там прямо на пол, как бродяга.

А птички стрекотали и чувыркали в деревьях, как чуждая живность на чуждых ветвях. Кошачий зверь дремал в тени листвы, качая хвост.

А голова кружилась, и качалось небо.

Питьё придавало какие-то странные силы: он мог соображать, но как-то бесконтрольно, смутно и бессвязно.

И, вдруг, откуда ни возьмись, повис над ним варёный, тёплый, белый пирожок. Он был один и очень соблазнительно сам предлагал себя для жертвоприношения. И Гумпо поддался соблазну – повлёкся и дошёл за ним, открывши рот, до самого застолья. Но, вдруг, пельмешек оказался в голове Хорузи и потерялся у него в лице – в усах и в бороде. Пельмень на самом деле оказался слишком близко от другого человека, и даже Шаша растерялась от такой внезапной преждевременной утраты.

-– Это что? – удивлённо спросила она у проглота.

–– Картошка Хрю, – ответил ей Хорузя, показывая на картофель фри, – Вы, что, не видите? У нас говение. Отведайте и вы.

–– Прожуйся, а потом и говори! – нацелив лупу, сделал замечание Елесик.

–– А у тебя у самого, что пенится во рту?

–– А ты траву помыл? – спросила Шаша Ваню, – Ведь, я тебя просила вымыть!

–– Я помыл её с мылом, как ты свои руки.

–– Огурцы тоже мыл?

–– Да помыл их и вытер, когда все порезал.

–– Ты додуришь! Сдадим тебя по настоящему в психушку! – сказал Хорузя, глядя, как Елесик испускает пузыри.

Ваня сник, как дитя, а Гумпо вдруг насторожился.

Лимпопо зачем-то мстительно съязвила:

–– Какие, должно быть, свободные эти инопланетяне! Делают, что захотят! Летают, где попало! Как я им, должно быть, завидую!

Гумпо даже передёрнуло – никогда в жизни он не испытывал такого саркастического жара. Пот прошиб его, даже тело всё взмокло, но он смолчал и параллельно про него подумал: «Надо же, как мы сроднились!»

–– Это ужасное слово "свобода"! – затарабарзил косматый гигант, – Делать, что захочешь, невозможно уже только потому, что у всех остальных две ноги, все примагничены к земле – человек абсолютно несвободное создание! И он, как, впрочем, и всё остальное, настолько неотрывно завязан в природе, что дёрнешь за верёвочку на кухне, и это дёрганье тут же отразится в двадцать пятой галактике в восемнадцатом измерении! Или всё наоборот – ты идёшь и дёргаешь уже "потому что"!

–– А как же богатство? Ведь, деньги – это власть, а власть – это свобода! Всё делают тебе другие. Ты только фантазируешь и платишь исполнителям чуть-чуть, а сам свободен! – возразил Елесик.

Они вернулись к теме, о которой говорили давеча на берегу.

–– Деньги, свобода и власть очень сильно магнитят друг друга – из этой пирамиды сложно выбраться! Подумай у кого свободы больше – у большой "шестёрки" в общественной пирамиде или у мелконькой сошки? Имущие счастья не видят, они только пашут и пашут – остановиться и подумать им невероятно страшно – покоя деньги не дают! Эти люди боятся оторваться от своих корост ради большей свободы, которую они не понимают. А для воров, которые нажились на сомнительных сделках, жизнь и без того нелегка, ибо они несчастные уже наказаны тем, что они даже не понимают, что они воры. И рабам – владельцам этим за большую нервотрёпку требуется огромный отдых на далёких островах, только он им не впрок. Им, например, всё время надо думать, где бы ещё надо вырубить лес, чтобы нажить ещё копеечку, ведь, денежек-то бедным им всё время не хватает! Они несчастные несут свой тяжкий крест, как стопроцентную гарантию того, что ждёт их смерть вечного небытия! Потомучто то, что они наделали, уже никак не восстановишь, а стало быть, и прощения им не видать. А всё из-за того, что захотелось быть свободным сей секунд и ни минутой позже! Спроси из них любого – имея лучшую машину и одежду, доволен ли он жизнью? Увидишь, почему душа его дрожит, будь-то свинячий холодец.

Елесик сосредоточил у себя под носом глубокомысленную морщину и контраргументировал:

–– Но, где предел свободы? Ведь, можно стать совсем свободным!

–– Ну, что ж? У каждого свой "Крекс-Фекс-Пекс"! Но лучше быть вне этой пирамиды!

–– Я просто наводку на мысль хотел дать! – заметил Елесик, переисполнив мудростью стекло.

–– Ты лучше бы на пиво дал! – парировал Хорузя.

–– Ты говоришь так, потому что нищий! – вдруг возразила Лимпопо Хорузе.

–– Тут, Саша, смотреть надо, кто и в чём нищий! Вот, у меня, допустим, один заводик, а у тебя их десять. Конечно же ты побогаче. Но был ли нищим Диоген?

–– А это кто?

–– Вот, ты ответила. А я не могу насладиться, надышаться красотой и этой жизнью – мне её мало! Она мне запрещает делать деньги ради денег, теряя волшебные дни, может быть, моей последней жизни на Земле, которая – моё подлинное богатство. А что касается пирамиды, то, если у тебя две руки, две ноги, то уже по определению ты часть неё. Если ты хочешь быть вне её, то выбирай тюрьму, психушку или многие бытовые лишения – вот, почему это слово "свобода" такое ужасное! Я против любой системы, которая вынуждает, насилует и заставляет, но другой системы просто нет, а если и появится, исчезнут сами государства. Но только свободный человек может уповать на справедливость и быть справедливым!