Хозяйка перекрестков миров

Алиса Артемова

Хозяйка перекрестков миров

Глава 1: Проза жизни на перекрестке миров.

Таверна моя зовется «Седьмая Луна». Звучит, как строчка из баллады, сочиненной каким-нибудь влюбленным юнцом с дырой в кармане, не так ли? На самом деле, название – результат чистого, незамутненного прагматизма. Шесть предыдущих лун на моей памяти либо эффектно взорвались, либо были сожраны очередной космической тварью, либо просто свалились кому-то на голову. Эта, седьмая, пока висит. Стабильность – признак мастерства.

Денек выдался до зевоты предсказуемым, а значит, почти идеальным. Утром в дверь ввалился, точнее, вполз, старатель из Пыльных Каньонов. Вид у него был такой, словно местный песчаный червь долго жевал его из чувства долга, но так и не смог проглотить. Он проскрипел до ближайшей лавки, издал стон, полный вселенской скорби, и заказал похлебку, сопроводив заказ стандартным набором жалоб: спина, жена, судьба-злодейка. Классический комплект.

Я молча налила ему миску своего фирменного варева. Его секрет не в старинных рецептах, а в щепотке толченого солнечного камня, который отлично смазывает заржавевшие суставы и изгоняет из души экзистенциальную тоску. Пока он хлебал, постанывая уже от облегчения, я с профессиональным удовлетворением наблюдала, как его позвоночник обретает давно утерянную прямоту. Уходя, он оставил на столе пару медяков и крошечный самородок. Заплатил – и на том спасибо. Мне не нужны слезы благодарности, мне нужно платить за дрова.

Кстати, о дровах. Я как раз подбросила в очаг очередное полено, пахнущее смолой и грозой. Это не просто дерево, а ветка с так называемого Древа Путей. Горит жарко, не коптит, а главное – его дым работает как первоклассный репеллент от тварей из Несшитого Гобелена. Порой в сумерках я вижу за окнами их тощие, многосуставчатые тени, но ближе они не подходят. Не то чтобы я их боялась, просто от них на стеклах остаются отвратительные липкие разводы, которые потом ничем не оттереть. Обычная борьба с вредителями, ничего героического.

Для многих моя таверна – это чудо, последний оплот цивилизации на перекрестке всех дорог. Я же называю это бизнес-проектом с крайне специфической целевой аудиторией и отвратительной логистикой. Случайный путник сюда не заглянет. Местность вокруг замаскирована под «унылая пустошь, смотреть не на что, проходи мимо». Иллюзия высшего класса. Но если ты точно знаешь, куда и зачем тебя несет, то добро пожаловать в мой архитектурный кошмар.

Говорят, эту таверну строили и достраивали все, кому было не лень, на протяжении веков. И это, увы, заметно. Фундамент из оплавленных черных глыб, в которые гвоздь не вобьешь. Первый этаж – эдакая крепость, увитая серебристым плющом, который, я уверена, по ночам ползает и переставляет стулья. Второй этаж сложен из «дерева-настроения», которое постоянно переливается всеми оттенками синего и фиолетового, превращая подбор штор в невыполнимую миссию. Я давно махнула рукой. А крыша… крыша покрыта чешуей какого-то гигантского ящера. Эффектно, но попробуйте найти ей замену в местном строительном.

Окна – это отдельная головная боль. Все разного размера, и каждое транслирует свой собственный пейзаж. В одном вечно висят две луны, в другом – багровый закат над пустыней, которой в этом мире никогда не существовало. Полезно, чтобы развлекать гостей, но абсолютно бесполезно, чтобы понять, брать с собой зонт или нет.

Ну и вишенка на этом торте безумия – вывеска. Семь серебряных полумесяцев над дверью. Светят сами по себе, экономя мне электричество, но при этом совершенно не отбрасывают тени, что делает вечернюю уборку крыльца до смешного неудобной.

Так это видят другие. Для меня же это просто дом, набитый полезным хламом. Светящаяся сфера из ядра погасшей звезды? Отличный стопор для двери, чтобы не хлопала на сквозняке. Череп древнего дракона над камином? Идеальная вешалка для мокрых плащей. А огромная карта звездного неба на всю стену… ну, она очень удачно прикрывает пятно от пролитого вина тысячелетней выдержки. У всего есть практическое применение. Это и есть главный закон мироздания, а не ваши сказочки про добро и зло.

Глава 2: Пыль на старых картах.

Старатель наконец отчалил, оставив после себя лишь тепло на лавке и облачко дорожной пыли, которое тут же осело на всем, до чего дотянулось. В таверне наступила та самая благословенная тишина, когда из звуков – только умиротворяющий треск поленьев в камине и занудное тиканье очередного гномьего механизма. Грумнир уже неделю ковырялся в его шестеренках, и я всерьез подумывала, не начать ли взимать с него почасовую плату за аренду рабочего места.

Мой взгляд машинально уперся в карту на стене. Ну да, в ту самую, что служит декоративной заплаткой для винного пятна годичной давности. Я на нее стараюсь не смотреть. Не потому что это бередит какие-то там душевные раны – чушь. А потому что это непрактично. Какой смысл пялиться на маршруты, которые для тебя давно заросли бурьяном? Это как перечитывать старые, давно оплаченные счета. Никакой прибыли, одно лишь глупое ковыряние в прошлом. И пыль. Много пыли.

Вот только память – штука навязчивая. Как таракан, которого вроде вытравила, а он нет-нет да и пробежит по стене в самый неподходящий момент. И вот уже вместо выцветших чернил в голову лезет непрошеная кинохроника: отблески костров в пустынях, где песок не только красиво поёт, но и забивается абсолютно во все щели, и слепящий блеск льда на пиках, от которого ломит зубы. Видела лицо… впрочем, это уже погрешность в статистике, не заслуживающая внимания.

Да, тогда я была другой. С пониженным содержанием опыта и повышенным – идиотизма. Что, как ни забавно, и составляло формулу счастья. Было время, когда я наивно полагала, что главная функция карты – прокладывать маршрут, а не маскировать последствия неудачного вечера с бутылкой вина.

– Опять на старые дрожжи смотришь, хозяйка? – донесся из угла скрипучий голос. Грумнир, не отрываясь от своего пыхтящего и плюющегося искрами детища, покосился на меня одним глазом, вторым продолжая выцеливать какую-то особо упрямую шестеренку. – Я тебя знаю… лет тридцать, если не больше. Еще помню, как ты тут появилась. В глазах пламени было столько, что мой прадед обзавидовался бы со своей Великой Кузней. Куда всё выгорело, а?

– Огонь переехал в очаг, Грумнир, – безразлично отозвалась я, протирая и без того чистую стойку. – Там от него пользы больше. Согревает. И вредителей отпугивает.

Он хмыкнул и снова уткнулся в свои шестерёнки. Он прав, конечно. Раньше во мне было больше огня. И меньше здравого смысла. Я машинально коснулась пальцами потускневшего амулета на шее, спрятанного под воротом рубахи. Холодный металл. Просто кусок старого железа. Совершенно бесполезный. Но почему-то я его до сих пор не выбросила. Наверное, всё никак руки не дойдут.

– Аглая, – снова подал голос Грумнир, деликатно стукнув по своему механизму молотом. Тот в ответ обиженно чихнул снопом синих искр. – Ты слышала, что на Йед Приор творится? На днях туда набилась куча беженцев. Ходят слухи, что их родную планету стерли с карт за несколько часов. Будто и не было.

Я медленно протерла стойку, сгоняя невидимую пылинку.

– Слышала. Еще я слышала, что в туманности Андромеды вывели говорящих слизней, которые предсказывают курс акций. Только вот брокеры почему-то до сих пор пользуются терминалами, а не аквариумами.

– Это серьезно, – пробурчал гном, подкручивая какой-то вентиль. – Говорят, вспышка была такая, что ее за три системы отсюда зарегистрировали. Целая цивилизация.

– Грумнир, – я вздохнула, откладывая тряпку. – Я тебе процитирую одного покойного умника. Знаешь, очень трудно говорить о квантовой аннигиляции целого мира на языке, который изначально был предназначен для того, чтобы одна обезьяна могла сообщить другой, где висит самый спелый банан1.

Гном отложил инструменты и недоверчиво хмыкнул.

– И в каком месте этого глубокомысленного заявления мне положено смеяться? Или ты просто хочешь, чтобы я отвлекся от работы и заказал еще кружку?

– Смеяться будешь, когда эти «беженцы» начнут расплачиваться у тебя за починку своих корыт рассказами о великой трагедии. Я это к тому, мой бородатый друг, что не стоит верить всему, что говорят. Особенно тому, что говорят на другом краю вселенной люди, которым просто нечем занять себя на базаре, кроме как раздувать панику. Чем дальше новость от источника, тем она красочнее и дальше от правды. Закон сохранения вранья.

Глава 3: Сбой в системе.

День уже собирал свои пожитки, готовясь уступить место сумеркам. Настало то самое золотое затишье: дневная клиентура отчалила, вечерняя еще не приползла. Священное время, когда можно в тишине заняться главным – пересчетом выручки. Я как раз с упоением шуршала счетами, когда воздух прямо в центре зала решил пойти волнами. Сперва легкой дрожью, как над раскаленным полуденным трактом, а потом зажужжал. Мерзко так, на одной высокой ноте. Будто какой-то умник решил пропихнуть в замочную скважину моей двери целый улей. Причем не с обычными пчелами, а с какими-нибудь заводными и крайне недовольными жизнью. Я мысленно добавила в счет будущего гостя пункт «за акустический дискомфорт».

Запахло озоном и жжёным сахаром. Фирменный парфюм аварийного телепорта. Судя по характерному амбре перегоревших контактов – техногенного, причём крайне неудачного. Великолепно. Значит, сейчас мне на голову свалится очередной «потерявшийся в пространстве». Молю всех богов, в которых не верю, лишь бы с него не капало. Воспоминания о том визитёре из болотистого измерения К'Тарр ещё слишком свежи. Мой дубовый пол до сих пор вздрагивает, когда я беру в руки швабру. Я целую неделю оттирала его мерзкие слизистые следы, проклиная все законы межпространственной навигации.

Ну вот, спецэффекты подвезли. Слепящая голубая вспышка, треск, будто лопнула самая дорогая струна у арфы какого-нибудь небесного барда, и прямо посреди зала вывалилась фигура. Человек. Вроде бы. Мужского пола, судя по строению. Высокий, жилистый, весь в каких-то проводах и остатках того, что когда-то было комбинезоном. За спиной болтается громоздкая пушка, явно сложнее в управлении, чем всё моё хозяйство. О нет, только не это. Ребята из «цивилизованных» миров – самые утомительные клиенты. У них на всё есть логика, а когда реальность отказывается в неё вписываться, у них перегревается процессор.

Он качнулся, вцепился в ближайший стол, едва не опрокинув его, и обвёл зал мутным взглядом. Фокус наконец-то поймал меня. Реакция, надо отдать должное, была молниеносной: винтовка тут же оказалась в руках и уставилась мне в переносицу.

– В моем заведении есть два правила: плати вовремя и не тычь в хозяйку оружием. Второе даже важнее.

Бедный Грумнир, сидящий в углу, от такого перформанса поперхнулся элем. В тот же миг в стене рядом с его седой головой с глухим стуком утонул по самую рукоятку нож, брошенный гостем. Отлично. Новая дырка в стене. Я мысленно внесла в его будущий счет «незапланированный ремонт» и «штраф за использование метательного оружия в помещении».

Раздраженно закатив глаза, я тяжело вздохнула.

– Слушай, космонавт. Убери свою игрушку. Ты портишь мне интерьер и нервы. Если не уберешь, следующая дырка будет уже в тебе. И счет за штопку я выставлю твоим наследникам.

И тут, словно в дурной комедии, с его запястья раздался бесстрастный механический голос:

– Внимание. Аномальная хроно-эфирная турбулентность. Энергетический фон не классифицируется. Возможны системные галлюцинации. Рекомендована срочная эвакуация.

– Ага, слушай свою говорящую жестянку, она дело говорит, – хмыкнула я. – Хочешь, помогу с «эвакуацией»? У меня как раз за углом есть отличный мусорный бак, очень способствует смене фона.

Видимо, решив, что гном-алкоголик и скучающая хозяйка таверны не тянут на серьезную угрозу, он всё же опустил свою пушку и направился к стойке. Каждое его движение было выверено и экономно – видимо привычка, выработанная годами выживания в тесных коридорах космических станций и на враждебных планетах. Скукота.

Я издала театрально-трагический вздох и со стуком опустила на стойку пустую кружку.

– Галлюцинации обычно не разливают первосортный эль, мальчик из будущего. Но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Что будешь? Или твоя «хроно-эфирная турбулентность» не позволяет употреблять ничего сложнее питательной пасты из тюбика?

Взгляд у него был… сканирующий. Такой бывает у хищников перед прыжком или у таможенных работников, ищущих контрабанду. Колючий, оценивающий, и совершенно лишенный какого-либо интереса ко мне как к женщине. Что ж, это даже к лучшему.

На вид ему можно было дать лет сорок пять, хотя по паспорту, уверена, числилось лет на десять больше. Лицо, которое, когда-то явно разбило не одно девичье сердце, а потом его самого многократно разбили о суровую реальность. Паутина тонких белесых шрамов на обветренной коже – сувениры явно не от неудачного бритья, а скорее от близкого знакомства с осколками и лазерными лучами. Но самая заметная деталь – его левый глаз. Вместо живого зрачка там тускло мерцает оптический имплант. В самих глазах – такая вселенская усталость, какую не вылечишь восьмичасовым сном и кружкой крепкого кофе. Такая бывает только у тех, кто слишком часто читал сводки о потерях и видел, как взрываются звезды. Не в телескопе, а на тактическом дисплее.

И смотрел он не на хозяйку таверны. О нет. Он смотрел на «неучтенную органическую переменную в аномальной зоне». Почувствовала себя почетным экспонатом в чьей-то личной кунсткамере.

– Кто Вы? – спросил он, и голос у него был под стать взгляду – ровный, без эмоциональный, как у автоответчика. Вся его поза, от напряженных плеч до того, как он держал руку возле бедра, кричала о выучке и готовности в любой момент превратить мою мебель в щепки. – Где я? Мой навигационный модуль вышел из строя после прохождения через нестабильный сектор Z-9. По всем картам здесь не должно быть ничего, кроме вакуума и реликтового излучения.

– Сектор Z-9, говоришь? – я усмехнулась, лениво подпирая щеку рукой. – У нас это место кличут попроще – «Чёртов Проулок». В основном потому, что каждый второй умник с навороченным навигатором считает, что срежет здесь путь, а в итоге попадает прямиком в задницу мироздания. То есть ко мне. Ты в таверне «Седьмая Луна», мил человек. Считай, это что-то вроде межгалактического приемника-распределителя для тех, кто не вписался в поворот. Корабли чиним, души латаем. С переменным успехом, разумеется. Твоя модная консервная банка дала сбой, ты выпал из своего уютного гиперкоридора и застрял. Все просто. Логично. И не требует защиты диссертации.

Он недоверчиво прищурился, словно мои слова были вредоносным программным кодом, который его внутренний антивирус никак не мог переварить.

– Это невозможно. Данная локация, согласно всем протоколам, является пространственной пустотой. Ваше существование здесь противоречит всем законам термодинамики и базовым принципам навигации.

Затем он решительно поднял руку, направляя свой наручный прибор на меня.

– Инициирую сканирование биоформы…

– Ох, даже не пытайся, – я махнула на него рукой. – Эта игрушка сейчас обидится на весь мир и умрет.

Словно в подтверждение моих слов, прибор издал тонкий, душераздирающий писк, какой издает умирающий от тоски робот-пылесос, и его экранчик с готовностью испустил дух.

– Невозможно… – пробормотал он, тщетно тряся безжизненным устройством на запястье. – ЭМИ-поле такой плотности… или пространственная аномалия, искажающая…

– Или у нас просто сантехника старая, – невозмутимо перебила я его, принимаясь натирать до блеска очередную кружку. – Трубы еще гномьей работы. Иногда так фонят, что у призраков в подвале икота начинается. Создает, знаешь ли, помехи в эфире. Нежная военная электроника от такого обычно впадает в кому. Так что у тебя два варианта. Первый: эль, горячая похлебка и койка на ночь. Счет утром. Второй: ты можешь потратить остаток вечера, пытаясь составить научный отчет о флуктуациях плазмы в моем камине, анализируя состав моей похлебки на предмет наличия неклассифицированных ноотропов и выдвигая гипотезу о том, что я – разумная форма кремниевой жизни, маскирующаяся под хозяйку бара. Можешь начинать. У меня как раз выдался свободный часок, и я обожаю слушать сказки. Особенно научные.

Он опустил руку с такой медлительностью, будто отдавал честь собственному разгромленному мировоззрению. Я практически видела, как в его голове с треском горят предохранители и сыплется синий экран фатальной ошибки. С одной стороны – вся его безупречная военная выучка, догматы устава, все законы термодинамики и вера в непогрешимость навигационных систем. С другой – я, моя таверна с призраками и гномья сантехника, только что победившая высокие технологии нокаутом в первом раунде.

Победила не суровая реальность наёмника. Победила банальная человеческая жажда и усталость. Он посмотрел на стойку, потом на меня, и в его взгляде читалось полное и безоговорочное принятие абсурда.

– Эль, – сказал он глухо, как коммандер, докладывающий о полной потере эскадрильи. – Двойной. И комнату. Если у вас есть что-то, что, хотя бы отдалённо напоминает комнату, а не отсек для утилизации органики.

Я позволила себе лёгкую, хищную улыбку торговца, который только что увидел бредущего из пустыни клиента с туго набитым кошелем. Комбинезон на нём хоть и был потрепан, но явно из тех дорогих моделей, что сами себя чинят, отстреливаются от комаров и заваривают по утрам скверный кофе. Платёжеспособен. А судя по выражению лица, с которым он смотрел на треск дров в очаге, – задержится у меня надолго. Таким, как он, нужно время, чтобы смириться с тем, что Вселенная не просто плевать хотела на их карты, а с удовольствием использует их в качестве туалетной бумаги.

Что ж, скучный день окончательно перестал быть томным. В мою коллекцию заблудших душ и сломанных судеб прибыл новый, исключительно интересный экспонат. Солдат, у которого отняли его главную веру – веру в то, что мир логичен. Наблюдать за такими – одно удовольствие.

Я с грохотом поставила перед ним тяжелую керамическую кружку с элем, отчего пена едва не выплеснулась на отполированное до блеска дерево стойки.

– Счет буду выписывать на кого? – осведомилась я самым деловым тоном, намекая, что наше знакомство – это не светская любезность, а сугубо финансовая необходимость. – Аглая. Чтобы ты знал, кому жаловаться, если в супе найдешь лишний глаз.

Он хмыкнул, сделал большой глоток и одним махом осушил половину кружки. Видимо, навигационный сбой вызывает сильную жажду.

– Рик, – бросил он, ставя кружку на место. – Мой скафандр скоро превратится в очень дорогой гроб, его системы жизнеобеспечения работают на аварийном питании. Где я могу раздобыть одежду? И я надеюсь, в комнате есть нечто, что у вас тут называют ванной? Место, где можно смыть с себя пыль чужих галактик.

– Ты прибыл налегке? – я скептически окинула его взглядом с ног до головы. – А что, твой личный транспорт не предполагал наличия багажного отделения? Или весь твой гардероб, включая парадные носки, остался на борту тонущего корабля, капитан? Наша межпространственная таможня обычно не так строга к личным вещам.

Он смерил меня тяжелым взглядом, в котором читалось отчаянное желание найти хоть какой-то логический сбой в моих словах, но находил лишь отражение тусклого света.

– Произошла внеплановая разгерметизация багажного отсека в момент прохождения гравитационной аномалии. Если говорить по-вашему – видимо, вывалились при переходе, – хмыкнул он, явно гордясь тем, что смог перевести катастрофу на мой примитивный язык.

– Оптимистично, – я хмыкнула в ответ. – Радуйся, что почки на месте и голова все еще прикручена к плечам. Некоторые гости прибывают по частям. Был у меня тут один эльф, так его левое ухо прилетело на пять минут позже него самого. Пришлось пришивать. Так что потеря чемодана на этом фоне – считай, сорвал джекпот.

Он надолго замолчал, переваривая эту живописную картину. Судя по всему, в его уставе не было протокола на случай встречи с летающими ушами.

– Я так понимаю, модный бутик в Чёртовом Проулке еще не открыли? – наконец выдавил он. – И мне теперь обреченно ходить в этом герметичном мешке, пока он не начнет перерабатывать меня в питательную пасту?

– Это таверна, приятель, а не универмаг «Последний шанс», – я лениво кивнула в сторону темного угла. – Твоя одежда – это сугубо твои проблемы. Впрочем… есть сундук с трофеями. Вещи, оставленные теми, кому они больше не понадобились. По разным, обычно весьма печальным, причинам. Можешь порыться. Если, конечно, не брезгуешь носить последний писк моды среди утопленников и неудачливых авантюристов. Подберешь что-то по размеру и не слишком в пятнах – договоримся о цене. Не подберешь – что ж, будешь проветривать свой скафандр на свежем воздухе. Тоже вариант. Для закалки.

Он окинул взглядом пыльный сундук, потом снова перевел взгляд на меня, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на высокомерное снисхождение. Словно он, представитель высшей цивилизации, делал мне великое одолжение.

– Отлично. Секонд-хенд для покойников. Значит, запиши стоимость лучшего комплекта на мой счет, – нагло указал он, будто отдавал приказ бортовому компьютеру.

Звук тряпки, полирующей стойку, резко прекратился. Я медленно, разгладила ее, сложила вчетвером и в упор посмотрела на него.

– Записать. На. Твой. Счет, – по слогам произнесла я, будто диктовала инструкцию особенно тупому роботу-уборщику. Видимо, его приемник информации действительно давал серьезные сбои. – Милый мой звездолетчик, давай я тебе на пальцах объясню основы местной коммерции. Это таверна. Не филиал Межгалактического Кредитного Бюро и уж точно не благотворительный фонд для потерпевших крушение в нашей гравитационной аномалии. Я не ростовщик, и у меня нет коллекторов, способных выбивать долги на другом краю галактики. Сегодня ты материализовался здесь, а завтра… фьють… и случайный портал выплюнет тебя в измерение говорящих грибов, а я останусь с неоплаченным счетом за штаны какого-нибудь утонувшего пирата. Я так не работаю.

Он смотрел на меня с таким видом, будто я только что на его глазах нарушила три фундаментальных закона физики и один этический кодекс космического флота.

– Женщина, – с трудом выговорил он, и в его голосе прозвучала неподдельная обида ученого, столкнувшегося с первобытным суеверием. – У тебя вообще есть какие-то понятия, кроме денег? Ты абсолютно все переводишь в эту примитивную систему расчетов?

Я позволила себе самую обаятельную из своих циничных улыбок и оперлась локтями о стойку, подавшись к нему ближе.

– Конечно. А во что еще прикажешь переводить? В твою непоколебимую веру в правое дело? В клятвы одолеть великое зло? Милый мой, все эти громкие слова – валюта для наивных юнцов, размахивающих мечами на вербовочных плакатах. Я же верю только в то, что утром солнце снова сожжет кому-нибудь сетчатку, а к вечеру очередной заблудившийся борец за справедливость вроде тебя захочет эля и горячую похлебку.

Я выпрямилась, с наслаждением наблюдая, как его идеалистическая картина мира трещит по швам.

– Эта ваша вечная война Света и Тьмы, – всего лишь самая успешная маркетинговая кампания во всех мирах. Она создает бесконечный спрос на героев, злодеев, пророчества и артефакты. Отличный бизнес, скажу я тебе. А деньги, Рик, – деньги лишены этой пафосной шелухи. Деньги – это честно. Повелители Хаоса платят проклятым золотом, а Хранители Порядка – освященными кредитами. Курс немного скачет, но я всегда в выигрыше. Эта валюта понятна и тем, кто пишет сценарий этой пьесы, и тем, кто в ней играет главную роль, свято веря, что спасает вселенную. Таким, как ты. Так что доставай свои кредиты, кристаллы или что там у тебя припасено на черный день? Потому что, мой дорогой заблудший воитель Света, он не просто наступил. Он уселся за твой столик и требует оплатить счет.

Глава 4: Незваные гости и их багаж

Надо отдать ему должное, Рик оказался на удивление тихим постояльцем. Для моей практики это было явление настолько редкое, что уже граничило с подозрительным. Обычно существа, которых выплевывает изнанка пространства, ведут себя… эксцентричнее. Помню одного полупрозрачного слизня-аристократа, который три дня кряду требовал подать ему «симфонию скорби в ля-миноре, исполненную на слезах девственницы» и настойчиво пытался расплатиться эмоциями. Бесценными, как он утверждал. Пришлось наглядно продемонстрировать ему всю ценность вполне материального пинка, объяснив, что его студенистый зад сейчас испытает очень даже осязаемую эмоцию, но платить за нее буду я, а не он.

Рик же был другим. Неприлично нормальным.

Он не закатывал скандалов, не требовал в меню экзотики вроде жареных саламандр в собственном соку или деликатесных сушеных мыслей философа-стоика. И, что самое главное, не пытался разобрать на запчасти мой дверной стопор, сделанный из ядра погасшей звезды, хотя я отчетливо видела, как его глаза загорались голодным техническим огнём каждый раз, когда он проходил мимо. Нет, большая часть его времени уходила на какое-то свое священнодействие в дальнем, самом тёмном углу общей залы.