Хроники забвения

– Впечатляет, – выдохнул Каэль.

– Всегда впечатляет, – согласилась Аника. – Даже для тех, кто видит его каждый день.

Вездеход остановился у входа в лес – арки, образованной сплетёнными ветвями двух древних деревьев. Рядом стояло небольшое здание – станция для посетителей, судя по виду.

– Ваше размещение здесь, – Аника указала на здание. – Я покажу вам комнату, а затем, если хотите, мы можем начать экскурсию по Лесу.

– Я бы хотел приступить к работе как можно скорее, – сказал Каэль. – Где находятся записи, которые я должен аутентифицировать?

– В глубине Леса. Древний сектор – место, где растут самые старые деревья. Там хранятся воспоминания, датированные первыми веками колонизации. – Она помолчала. – Но я бы не рекомендовала идти туда сразу. Лучше сначала… адаптироваться.

– Адаптироваться к чему?

Аника не ответила. Она вышла из вездехода и направилась к зданию, жестом приглашая Каэля следовать за ней.

Комната оказалась простой, но удобной: кровать, письменный стол, санитарный блок, окно с видом на опушку леса. Каэль разложил свои немногочисленные вещи и сел у окна, глядя на тёмные силуэты деревьев.

Он чувствовал… что-то. Не мог определить точно, но присутствие леса ощущалось почти физически – давление на краю сознания, как звук на пороге слышимости. Не неприятное, но настойчивое.

– Вы готовы? – Аника появилась в дверях.

Каэль кивнул и поднялся.

Они вошли в Лес через арку из сплетённых ветвей, и мир изменился.

Свет стал другим – приглушённым, рассеянным, словно проходящим через цветное стекло. Воздух – гуще, насыщеннее запахами: влажная земля, что-то цветочное, что-то древнее и неопределимое. Звуки – тоже другие: ни птиц, ни насекомых, только тихий шелест листьев и едва слышный гул, похожий на дыхание чего-то огромного.

И давление на сознание усилилось.

Каэль остановился, пытаясь осознать ощущение. Это не было головной болью, не было головокружением – скорее присутствие. Словно тысячи невидимых глаз смотрели на него из темноты между деревьями. Словно тысячи голосов шептали что-то на пределе слышимости.

– Вы чувствуете? – спросила Аника тихо.

– Да. Что это?

– Деревья. Они… осознают ваше присутствие. Пытаются… установить связь.

– Связь?

– Резонанс. То, о чём я говорила. Деревья хранят воспоминания, но они не пассивны. Они… ищут. Ищут в вашем разуме что-то, что откликнется на их содержимое.

Каэль вспомнил слова Сары Вендт: «Вспоминать то, чего никогда не знали». Теперь он понимал, что она имела в виду.

Они шли по тропинке, петлявшей между гигантскими стволами. Деревья становились всё выше и толще – некоторым, по оценке Каэля, было не меньше века. Их кора покрывалась всё более сложными узорами, которые теперь отчётливо напоминали нейронные сети – ветвящиеся линии, узлы, переплетения.

– Как происходит запись? – спросил Каэль, пытаясь отвлечься от нарастающего давления в голове.

– Человек прикасается к дереву и входит в транс. Его воспоминания передаются через нейроинтерфейс и записываются в ДНК дерева. Это… интимный процесс. Многие описывают его как слияние с чем-то большим.

– А чтение?

– Обратный процесс. Вы прикасаетесь к дереву, входите в транс и… переживаете воспоминания, которые оно хранит. Не как свои, но… близко.

Каэль посмотрел на ближайшее дерево. Его кора казалась почти тёплой на вид, приглашающей прикосновение.

– Могу я попробовать?

Аника помедлила.

– Это не рекомендуется для новичков. Резонанс может быть… интенсивным.

– Я готов рискнуть.

Она изучала его лицо несколько секунд, затем медленно кивнула.

– Хорошо. Но если станет слишком тяжело – немедленно отнимите руку. И постарайтесь не сопротивляться. Чем больше вы сопротивляетесь, тем сильнее давление.

Каэль подошёл к дереву и положил ладонь на его кору.

Мир исчез.

Он стоял на площади незнакомого города. Небо над головой было голубым – не розовым, как на Мнемосе, а настоящим голубым, цвета земного неба. Солнце – жёлтое, яркое – заливало площадь тёплым светом.

Вокруг него были люди. Десятки, сотни людей в одеждах, которых он никогда не видел – ярких, разноцветных, с непонятными символами и узорами. Они смеялись, разговаривали, обнимались. Праздник? Или просто обычный день в этом странном месте?

Каэль попытался двигаться, но его тело не слушалось. Он был зрителем, не участником – видел чужими глазами, слышал чужими ушами, но не мог контролировать ни единого движения.

Чей-то голос произнёс:

– Это последний день, Элара. Завтра всё изменится.

Женский голос ответил:

– Я знаю. Но сегодня… сегодня мы ещё можем притворяться.

Каэль (или тот, чьими глазами он смотрел) повернулся – и он увидел её.

Женщина с белыми волосами и глазами цвета жидкого металла.

Элара.

Она стояла рядом, так близко, что он мог бы коснуться её, если бы его руки подчинялись ему. Её лицо было идеально симметричным – слишком симметричным для человека – но в этот момент на нём читалась эмоция, делавшая его живым: смесь любви, страха и отчаяния.

– Обещай мне, – сказала она, – что не сделаешь ничего глупого.

– Я не могу обещать этого.

– Тогда обещай, что выживешь. Неважно, что произойдёт – обещай, что выживешь.

– Элара…

– Обещай!

Долгая пауза. Каэль чувствовал эмоции того, чьими глазами он смотрел: любовь, боль, решимость.

– Обещаю.

Элара кивнула. Слёзы блеснули в её металлических глазах – настоящие слёзы, скатившиеся по безупречным щекам.

– Я буду ждать тебя. Сколько бы времени ни прошло – я буду ждать.

Она повернулась и ушла, растворившись в толпе. Каэль хотел побежать за ней, окликнуть, остановить – но тело не слушалось.

И затем мир снова изменился.

Он был в другом месте – тёмном, холодном, заполненном гудением машин. Командный центр? Военный бункер? Огромное помещение с рядами консолей, за которыми сидели люди в форме – серой, строгой, с незнакомыми знаками различия.

Каэль (или тот, кем он был) стоял у центральной консоли, глядя на голографический дисплей. На дисплее вращалась модель планеты – Земля? Или другой мир? – с красными точками, обозначавшими что-то. Много красных точек. Слишком много.

Рядом стоял мужчина в такой же форме – высокий, седой, с лицом, отмеченным шрамами и усталостью.

– Генерал, – произнёс мужчина, – решение принято. Совет единогласно одобрил Протокол.

Генерал. Это обращались к нему. К тому, чьими глазами смотрел Каэль.

– Единогласно, – повторил он, и его голос был глухим, бесцветным. – Они хоть понимают, что мы собираемся сделать?

– Они понимают, что у нас нет выбора. После того, что случилось в Сингапуре… после Токио… люди требуют действий.

– Действий. – Каэль (генерал) повернулся к дисплею. Красные точки мерцали, словно язвы на теле планеты. – Мы собираемся стереть память миллиардам людей. Не просто воспоминания – идентичность. То, что делает их теми, кто они есть. И вы называете это «действиями»?

– Я называю это спасением, сэр. Единственным возможным.

Долгое молчание. Каэль чувствовал тяжесть в груди того, кем он был, – груз решения, которое невозможно было принять, но невозможно было не принять.

– Отдайте приказ, – произнёс генерал наконец. – Активируйте Протокол.

– Есть, сэр.

Мужчина отошёл к своей консоли. Его пальцы забегали по клавишам. На дисплее появилась надпись: «ПРОТОКОЛ ЗАБВЕНИЯ – ИНИЦИАЛИЗАЦИЯ».

И Каэль закричал – беззвучно, потому что голос не принадлежал ему, – закричал от ужаса и понимания того, что видел.

Он рухнул на землю, задыхаясь.

Лес Мнемоса. Фиолетовые кроны над головой. Аника склонилась над ним, её лицо выражало тревогу.

– Архивист! Вы меня слышите?

Каэль с трудом сел, опираясь на дрожащие руки. Его трясло так, словно он провёл часы на морозе. Перед глазами всё ещё стояли образы: площадь под голубым небом, женщина с металлическими глазами, командный центр, красные точки на карте.

– Что… что это было? – выдавил он.

– Резонанс, – Аника помогла ему подняться. – Более интенсивный, чем я ожидала. Вы видели что-то?

Что-то. Он видел не «что-то». Он видел начало. Момент, когда Протокол Забвения был активирован впервые. И он видел себя – другого себя – отдающим приказ.

«Генерал».

Его называли генералом.

В прошлой жизни – той, которую он не помнил – он был генералом. Военным, принявшим решение стереть память человечеству.

– Архивист Северин? – голос Аники доносился словно издалека. – Вам плохо?

– Мне… мне нужно сесть, – пробормотал Каэль.

Аника подвела его к поваленному стволу и помогла сесть. Каэль прижал ладони к лицу, пытаясь унять дрожь.

– Такая сильная реакция необычна, – сказала Аника. Её голос изменился – стал внимательнее, острее. – У вас есть… особенности, о которых мне следует знать?

Каэль поднял голову и посмотрел на неё. В её глазах читалось не просто любопытство – там было что-то ещё. Понимание? Ожидание?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – Аника присела рядом с ним, понизив голос, – что нормальные люди не видят таких детальных, связных образов при первом контакте с деревом памяти. Обычно это просто эмоции, ощущения, размытые картинки. То, что вы пережили… это резонанс другого порядка.

– И что это значит?

Аника долго смотрела на него, словно принимая какое-то решение.

– Это значит, – сказала она наконец, – что деревья узнали вас. Что в них есть что-то, связанное с вами. С вашим прошлым.

– Моим прошлым? Но я никогда не был на Мнемосе.

– Не обязательно вы лично. Возможно… предыдущая версия вас. – Она замолчала, давая словам осесть. – Вы ведь знаете о фрагментарном синдроме, архивист?

Каэль замер. Откуда она знала?

– Откуда…

– У вас глаза разного цвета. Это один из маркеров – результат неполного стирания, затронувшего визуальную систему. И то, как вы реагируете на деревья… – она покачала головой. – Я видела это раньше. Редко, но видела.

Каэль молчал, не зная, что сказать. Аника знала о его синдроме – значит, это не было секретом, по крайней мере для жрецов Мнемоса. Но что ещё они знали?

– Вы говорите так, будто это что-то… обычное, – произнёс он наконец.

– Не обычное. Но известное. – Аника встала и отряхнула свою белую мантию. – Идёмте, архивист. Вам нужен отдых. А завтра… завтра, если хотите, я покажу вам кое-что. Место, куда обычных посетителей не водят.

– Почему вы мне помогаете?

Аника обернулась, и в её глазах мелькнуло что-то, похожее на печаль.

– Потому что я узнала вас, – сказала она тихо. – Не лично, но… ваш тип. Вы ищете истину, архивист. Даже когда истина опасна. Даже когда её лучше не знать. Такие, как вы… редкость. И я считаю, что вы заслуживаете помощи.

Она пошла по тропинке обратно к станции, и Каэль последовал за ней, всё ещё дрожа от пережитого.

Он был генералом. В прошлой жизни он отдал приказ, изменивший судьбу человечества.

И женщина с металлическими глазами – Элара – она знала его. Любила его. Просила обещать, что он выживет.

Сколько жизней прошло с тех пор? Сколько стираний? И почему он начинал вспоминать именно сейчас?

Ночь на Мнемосе была долгой – планета вращалась медленнее, чем станции Гегемонии, и тёмное время суток длилось почти шестнадцать часов. Каэль лежал на кровати в своей комнате, глядя в потолок, и не мог уснуть.

Образы из видения не отпускали его. Площадь под голубым небом. Лицо Элары, искажённое болью. Командный центр с мерцающими красными точками. Голос, произносящий: «Активируйте Протокол».

Его голос.

В первом видении – том, что случилось на «Элизиуме» – он был в горящем городе, и Элара стояла вдалеке. Во втором – в совещательном зале, слышал голос о «ампутации памяти». Теперь – площадь и командный центр.

Паттерн. Последовательность. История, раскрывающаяся фрагмент за фрагментом.

Но какая история? И почему именно ему было суждено её вспомнить?

Каэль встал и подошёл к окну. Снаружи темнел Лес – бесконечная стена чёрных силуэтов под лиловым небом, усыпанным незнакомыми звёздами. Даже отсюда он чувствовал его присутствие – тихий шёпот на краю сознания, бесчисленные голоса, зовущие его обратно.

Деревья узнали его. Аника сказала это, и он не мог отрицать очевидного. Что-то в них резонировало с тем, что было скрыто в глубинах его памяти. Что-то, записанное столетия назад, ждало его прихода.

Стук в дверь прервал его размышления.

Каэль замер. Кто мог стучать в его комнату посреди ночи?

– Кто там? – спросил он осторожно.

Ответа не последовало. Но стук повторился – тихий, настойчивый.

Каэль подошёл к двери и открыл её.

В коридоре никого не было.

Он выглянул наружу, осматриваясь. Пустой коридор, тусклое ночное освещение. Ни звука, ни движения.

И тогда он опустил взгляд и увидел это.

На пороге его комнаты лежал небольшой предмет – кристалл размером с ладонь, тёмно-фиолетовый, с мерцающими прожилками внутри. Информационный кристалл – древняя технология хранения данных, использовавшаяся ещё до цифровой революции.

Каэль осторожно поднял его. Кристалл был тёплым на ощупь – не от источника тепла, а словно от внутренней энергии. На его поверхности были выгравированы символы, которых Каэль не узнавал – странные, угловатые, не похожие ни на один известный ему алфавит.

Он снова посмотрел в коридор. Никого.

Кто-то подбросил ему этот кристалл. Кто-то, кто знал, где он остановился, и кто не хотел быть узнанным.

Каэль закрыл дверь и вернулся к столу. Положил кристалл под лампу, рассматривая его со всех сторон. Древняя технология, несомненно – такие кристаллы использовались в до-протокольную эпоху, до того как человечество перешло на квантовое хранение. Где-то он видел подобные – в музейных экспозициях, в архивных каталогах.

Но этот кристалл был не музейным экспонатом. Он был здесь, на Мнемосе, подброшен под его дверь посреди ночи.

Кем? Зачем?

Каэль не знал. Но он знал, что кристалл содержал информацию – информацию, которую кто-то хотел, чтобы он нашёл. Или информацию, которую кто-то хотел использовать против него.

Он спрятал кристалл в карман своей сумки, под слой одежды. Без соответствующего оборудования он не мог прочитать его содержимое – но оборудование можно было найти. На «Элизиуме». В лаборатории Тана. Или в других местах, о которых он пока не знал.

За окном Лес шептал свои бесконечные истории.

Каэль вернулся к кровати, но сон так и не пришёл до самого рассвета.

Утро принесло новый визит Аники – жрица выглядела свежей и отдохнувшей, словно не существовало шестнадцатичасовой ночи, через которую только что прошла планета.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, оценивая его осунувшееся лицо.

– Лучше, – солгал Каэль. – Готов приступить к работе.

– Хорошо. Сначала – завтрак, затем – Древний сектор. Там находятся записи, которые вы должны аутентифицировать.

Они позавтракали в небольшой столовой при станции – простая еда, местные фрукты со странным сладковато-горьким вкусом, и напиток, напоминающий чай, но с металлическим послевкусием.

– Вы сказали вчера, что покажете мне место, куда обычных посетителей не водят, – напомнил Каэль.

Аника кивнула.

– После официальной работы. Древний сектор – это одно. Но есть ещё более древняя часть Леса. Мы называем её Сердцем.

– Сердцем?

– Место, где растут первые деревья. Те, что были посажены ещё до… – она замялась. – До того, как Религия Преемственности взяла Мнемос под своё покровительство.

Каэль уловил недосказанность.

– До первого Протокола?

Аника посмотрела на него долгим, оценивающим взглядом.

– Вы быстро делаете выводы, архивист.

– Это моя работа.

Она улыбнулась – впервые с момента их знакомства.

– Да. Полагаю, что так. – Она встала. – Идёмте. Работа ждёт.

Древний сектор располагался в двух часах ходьбы от станции – или в получасе езды на вездеходе. Они выбрали пеший путь: Аника объяснила, что деревья лучше реагируют на посетителей, которые приближаются медленно, давая им время «привыкнуть».

Тропа вела всё глубже в Лес, и деревья становились всё старше. Их стволы расширялись, кора темнела, узоры на ней усложнялись. Некоторые деревья были настолько огромными, что их кроны терялись в высоте, сливаясь в единый полог, почти не пропускавший свет красного солнца.

– Этим деревьям около ста пятидесяти лет, – говорила Аника, указывая на особенно массивный экземпляр. – Они были посажены первыми колонистами, когда технология ещё только разрабатывалась.

– Что они хранят?

– Воспоминания основателей. Первые годы колонии, трудности терраформирования, надежды и страхи. – Она помолчала. – И кое-что ещё. Записи, которые… не вписываются в официальную историю.

Каэль насторожился.

– Что вы имеете в виду?

– Вы увидите.

Они вышли на поляну – круглое пространство, окружённое кольцом из двенадцати деревьев-великанов. В центре поляны стоял каменный алтарь, покрытый теми же странными символами, что были выгравированы на кристалле, который Каэль нашёл прошлой ночью.

– Это Круг Свидетелей, – произнесла Аника с благоговением в голосе. – Священное место для нашей веры. Здесь хранятся воспоминания тех, кто видел… начало.

– Начало чего?

– Протокола. Первого Забвения. – Она указала на деревья. – Эти двенадцать деревьев были посажены людьми, которые пережили первое стирание. Они записали свои воспоминания до того, как Протокол настиг их.

Каэль почувствовал, как по его спине пробежал холодок. До-протокольные воспоминания. Записи тех, кто помнил мир до Забвения.

– Почему мне это показывают? – спросил он. – Я здесь для аутентификации, не для… этого.

Аника повернулась к нему, и в её глазах горел странный огонь.

– Потому что записи, которые вы должны аутентифицировать, хранятся именно здесь, архивист. В этих двенадцати деревьях. И я хочу, чтобы вы поняли, с чем имеете дело, прежде чем прикоснётесь к ним.

– Официальное задание – аутентифицировать до-протокольные записи?

– Официально – да. Неофициально… – она сделала паузу. – Неофициально кто-то очень влиятельный хочет знать, подлинны ли эти воспоминания. Или они были… модифицированы.

Модифицированы. Слово повисло в воздухе, тяжёлое и многозначительное.

– Кто-то думает, что деревья памяти можно подделать?

– Кто-то думает, что их уже подделали. Давно, возможно, столетия назад. И что «одобренная история», которую хранят деревья Мнемоса, – такая же конструкция, как история в электронных архивах.

Каэль молчал, переваривая информацию. Если это было правдой – если даже биологические архивы были скомпрометированы – то не существовало ни одного надёжного источника о прошлом. Всё, что человечество знало о своей истории, могло быть ложью.

– Почему вы говорите мне это? – спросил он наконец.

– Потому что вы уже начали задавать вопросы, архивист. На «Элизиуме», в архивах, в разговорах с учёными. – Она улыбнулась его удивлённому взгляду. – Да, мы знаем. Религия Преемственности имеет глаза и уши повсюду.

– И вы… на чьей стороне?

– На стороне истины, – ответила Аника просто. – Как и вы, полагаю.

Она подошла к одному из деревьев-свидетелей и положила ладонь на его кору.

– Приступайте к работе, архивист. У вас есть два дня. И будьте осторожны с тем, что увидите. Не все истины… безопасны.

Следующие несколько часов Каэль провёл в работе. Он использовал портативное оборудование, которое привёз с собой, для анализа биологической структуры деревьев – проверял целостность ДНК-хранилищ, искал следы внешнего вмешательства, сравнивал паттерны записи с эталонами.

Работа была технически сложной, но знакомой. Он погрузился в неё с облегчением – после потрясений последних дней рутинные задачи успокаивали, возвращали ощущение контроля.

Результаты были… неоднозначными.

Деревья были подлинными – их возраст и структура соответствовали заявленным характеристикам. Но записи в их ДНК… что-то в них было не так. Слишком чистые, слишком последовательные, слишком… идеальные.

Настоящие воспоминания не были идеальными. Они содержали шум, противоречия, эмоциональные искажения. То, что хранилось в этих деревьях, больше напоминало отредактированную версию – сглаженную, структурированную, лишённую индивидуальности.

Каэль сделал пометки в своём отчёте, стараясь формулировать выводы максимально осторожно. Он не мог доказать фальсификацию – не было прямых улик. Но он мог отметить аномалии, которые требовали дополнительного изучения.

К вечеру он закончил предварительный анализ и вернулся на станцию, уставший, но удовлетворённый. Аника встретила его у входа.

– Как прошло?

– Интересно, – ответил Каэль уклончиво. – Мне нужно время, чтобы обработать данные.

– Разумеется. Ужин будет через час. Если хотите – после ужина я могу показать вам Сердце.

Каэль кивнул. Он устал, но любопытство было сильнее усталости.

– Да. Я хочу это увидеть.

Сердце Леса располагалось в самой глубокой части – там, куда не вели протоптанные тропы, где деревья смыкались так плотно, что между ними едва можно было протиснуться. Аника вела его в молчании, освещая путь небольшим фонарём.

Путешествие заняло около часа. Когда они наконец вышли на небольшую прогалину, Каэль понял, почему это место называлось Сердцем.

В центре прогалины росло дерево. Одно-единственное, но такое огромное, что рядом с ним все виденные ранее великаны казались карликами. Его ствол был шириной с небольшой дом, кора – почти чёрной, покрытой узорами столь сложными, что они казались живыми, пульсирующими в ритме, который Каэль скорее чувствовал, чем видел.

И давление на сознание здесь было оглушительным. Тысячи голосов, миллионы образов, бесконечное море памяти, бьющееся о стены его разума, требующее входа.

– Это Первое Древо, – прошептала Аника. – Оно было посажено до того, как появилась технология деревьев памяти. Никто не знает, как оно хранит воспоминания – его биология… иная. И воспоминания в нём… древнее всего, что существует в Гегемонии.

– Насколько древние?

– Мы не знаем точно. Но некоторые жрецы верят, что оно помнит время до Протоколов. Все Протоколы.

Каэль смотрел на дерево, и дерево, казалось, смотрело на него. Он чувствовал его внимание – огромное, нечеловеческое, но не враждебное. Скорее… любопытное.

– Вы можете прикоснуться к нему, – сказала Аника. – Если хотите.

Каэль сделал шаг вперёд. Потом ещё один. Давление на сознание росло с каждым шагом, но он не сопротивлялся – помнил предупреждение Аники.

Он остановился перед деревом и поднял руку.

Кора была тёплой. Живой. Пульсирующей.

И когда его пальцы коснулись её поверхности, мир снова исчез.

Он стоял на мостике космического корабля. За панорамным окном простирался космос – бесконечная тьма, усыпанная звёздами. Вдалеке виднелась планета – голубая, зелёная, белая – Земля.

Рядом с ним стояли люди в форме – той же серой форме, которую он видел в предыдущем видении. Их лица были напряжёнными, глаза устремлены на экраны, отображавшие потоки данных.

– Протокол активирован, – произнёс кто-то. – Первая волна достигла поверхности.

Каэль (генерал) смотрел на планету. И он видел, как по ней проходит волна – невидимая, но ощутимая через показания приборов. Волна, стирающая память миллиардов людей.

– Сэр, – обратился к нему офицер. – Поступают первые отчёты. Население потеряло сознание, как и предполагалось. Фаза восстановления начнётся через шесть часов.

– А те, кто сопротивлялся? – спросил генерал.

Офицер замялся.

– Сопротивление… преодолено, сэр. Девяносто семь процентов охвата. Оставшиеся три процента… нейтрализованы.

Нейтрализованы. Три процента человечества. Сотни миллионов людей.

Каэль хотел закричать, но его голос не подчинялся ему. Он мог только смотреть – смотреть, как планета медленно вращается под кораблём, смотреть, как человечество забывает себя.

И затем голос – женский, знакомый – произнёс позади него:

– Это была необходимая жертва. Ты знаешь это.

Он обернулся. Элара стояла у входа на мостик, её металлические глаза отражали свет звёзд.

– Необходимая? – его голос был хриплым от эмоций, которые он едва сдерживал. – Мы только что убили миллионы людей и стёрли память миллиардам. Как это может быть необходимым?

– Потому что альтернатива была хуже. Ты видел, что происходило внизу. Войны клонов, инфляция идентичности, распад цивилизации. Ещё несколько месяцев – и человечество уничтожило бы само себя.

– И теперь мы делаем это за него.

Элара подошла ближе, положила руку на его плечо.

– Мы даём ему второй шанс. Чистую страницу. Возможность начать заново, без груза прошлого.