Четыре года до Солнца

Конечно, как и всякий юноша, я горел предвкушением того, как нас начнут обучать обращению с оружием и техникой, как отправят на первые тренировочные марш-броски. Но на деле нам всем предстояло запастись терпением – ведь долгий путь начинается с первых крохотных шажков.

Г. О'Тул «Полвека в строю: воспоминания звёздного маршала»

– Клод – твой брат? – поинтересовался Гилфрид, когда они вернулись в казарму и уже готовились лечь спать.

– Старший, – Арно ловким броском отправил кепи в багажный отсек.

– А как вышло, что он учится в одно время с тобой?

– Потому что он поступил в Академию зимой, в прошлый набор. А до того учился на специалиста по почвам. Хотел быть одним из тех, кто высадит за куполами первые леса.

– Передумал? – Гилфрид искал в меню панели настройку на открытие по отпечатку ладони.

– Шарль погиб, – глухо отозвался француз. – Наш самый старший. Вообще нас четверо, после меня ещё Жан, а после Жана – Лидия и Кристина, – он улыбнулся как-то неуверенно и в то же время тепло, и было неожиданно видеть такую улыбку на лице Арно. – Шарль продолжил династию, только недолго. Он был на семь лет старше меня.

– Он погиб после выпуска? – осторожно спросил О'Тул.

– О, нет. Отслужил свои первые четыре года, потом прошёл переподготовку тут, на Марсе, и снова отправился на «Большую Берту». Попросился сам. Так что с таури у меня личные счёты, – задумчиво закончил Леон, стягивая кеды.

– Мне жаль.

– Спасибо. Если выбираешь армию – такое случается.

– Но твои отец, и дед… – начал было Гилфрид. Арно усмехнулся:

– Отец потерял ноги и правую руку. Получил от армии отличные биопротезы и теперь служит в первом кольце планетарной обороны Марса. Дед – да, дед везунчик, он вышел в отставку целым. Но только потому, что к началу войны был в слишком высоком чине, чтобы лично участвовать в сражениях. Его это временами грызёт, я знаю. Он считает, – француз понизил голос, – что нынешняя система обучения никуда не годится. Устарела. И поэтому мы в каждом выпуске теряем так много кадетов. Как-то раз я краем уха слышал их спор с отцом – дед был против того, чтобы Клод шёл в армию! Достаточно, мол, что Шарль погиб. А когда я сказал, что тоже собираюсь завербоваться, он три дня со мной не разговаривал.

– Я думал, у вас – династия, и уж кто-кто, но он-то должен это понимать! – О'Тул удивлённо посмотрел на Леона.

– Одно другому не мешает. Теперь дед засел за проект реформы Академии. У него осталось много полезных знакомств, и среди отставных, и среди действующего командного состава. Он упрямый. Как знать, может, мы с тобой в свою переподготовку уже будем учиться по предложенной дедом системе, – Арно подмигнул. – Ну а пока что – да здравствует карцерный паёк! – и француз, подтянувшись, ногами вперёд нырнул в свою капсулу. – Доброй ночи, рыжий! – донёсся его приглушенный голос из-за закрывающейся панели.

Гилфрид привык спать с открытым настежь окном, и ограниченное пространство капсулы поначалу показалось ему самым неподходящим местом для сна. Он поворочался: подложка и низ боковых стенок мягко пружинили, подстраиваясь под контуры тела, но не продавливаясь. Ирландец увидел над собой небольшой экран, активировал его и, опробовав наугад несколько иконок, отыскал настройки режимов температуры, влажности, запахов и звуков.

– Неплохо. Прямо-таки курорт, – пробормотал О'Тул, перебирая заложенные в систему варианты. Он выставил температуру чуть теплее той, что обычно была в их домашней системе – спать предстояло без одеяла – и такую же влажность, как дома. Отыскал среди имеющихся ароматов «Ночной сад», и как раз раздумывал над звуками, когда капсула вдруг тихо загудела, и Гилфрид почувствовал, как проваливается в глубокий спокойный сон.

* * *

Пробуждение было не резким, но полным. Собственно, О'Тул не имел привычки переставлять будильник и оттягивать вылезание из постели, однако он по достоинству оценил то, насколько плавно капсула вывела его из состояния сна. Ирландец откинул панель, и в эту секунду в казарме раздался уже знакомый писк. Кадеты торопливо вылезали и одевались, зная, что за шестым сигналом последует марш, а затем появление сержанта.

Действительно, Чесюнас возник на пороге, как и накануне – с последними звуками мелодии.

– Блок! Смирно! – сержант развернулся ко входу. – За мной – бегом!

Зарядка в целом напомнила Гилфриду обычные школьные уроки физкультуры. Они по периметру обежали свой «квартал», потом снова оказались у блока G и наступило время прыжков, приседаний, отжиманий и растяжек. То и дело мимо пробегали другие взводы – и среди них два или три раза мелькнули женские.

Наконец, трель свистка закончила упражнения, и Чесюнас распорядился:

– Пять минут на умывание. Кто не успел – остаётся без завтрака.

В душевой было шестьдесят кабинок с небольшими раковинами и шкафчиками над ними. На потолке и с двух сторон на стенках кабинки виднелись распылители. На шкафчиках уже были приклеены тонкие пластинки с именами новых кадетов.

– Мне кажется, я вонючий, как свинья, – пожаловался Юхан, принюхиваясь к рукаву своей футболки. Арно, занявший соседнюю кабинку и успевший достать из шкафчика электрическую зубную щётку, хмыкнул.

– Может, душ успею принять? – швед задумчиво посмотрел на распылители.

– Без толку, Уппсала, – невнятно отозвался француз: его рот был полон пены. – Они включатся вечером. Тогда и накупаешься.

– Дома я всегда шёл в душ по утрам, – вздохнул Линдхольм.

– Да-да. А потом на столе тебя ждали мамины гренки, – Арно уже плескал в лицо водой и отфыркивался над раковиной.

– Мама умерла, когда мне было пять, – тихо отозвался Юхан. Фырканье в соседней кабинке смолкло, и разом посерьёзневший голос Леона произнёс:

– Мне жаль.

– Да, – толстячок принялся чистить зубы. – Спасибо.

Гилфрид закончил умывание почти одновременно с Арно. Если не считать того, что душевая в казарме была рассчитана на шестьдесят человек, и собственно душ включался только по расписанию, в остальном кабинка была в точности такой же, как в любом доме на Марсе. О'Тул привычно нажал клавишу, вызывая поток тёплого воздуха, который быстро высушил лицо; затем закинул щётку в шкафчик и ещё одной клавишей запустил режим стерилизации. Дверца щёлкнула, зафиксированная герметичным замком, внутри шкафчика тихо загудела система очистки.

Они дождались Юхана и снова оказались перед входом в блок, где с безразличным видом прогуливался сержант Чесюнас. О'Тул с удовольствием отметил про себя, что их троица была далеко не последней: из здания всё выходили и выходили кадеты. Литовец, взглянув на часы, выждал остававшиеся секунды, коротко дунул в свисток и скомандовал:

– Блок! За мной – бегом!

* * *

Столовая напоминала фудкорт в обычном торговом центре, с той лишь разницей, что посетители не выбирали себе блюда, а получали на раздаче стандартный набор. По ту сторону прилавка стояли рядовые, за порядком следил приземистый, плотного сложения сержант с единственным серебряным шнуром на рукаве куртки. Песочный камуфляж персонала странно контрастировал с их белоснежными шапочками, фартуками и нарукавниками.

Гилфрид, как и остальные, взял из стопки у входа поднос. Жёсткая полимерная конструкция на высоких ножках имела несколько выемок – одну, поглубже для супов, другую, поменьше для вторых блюд, и еще пару совсем маленьких, видимо, для салатов или соусов. В углу было углубление-подстаканник.

– Карцерный паёк, – равнодушным тоном произнёс Арно и первый из рядовых на раздаче, внимательно окинув парня взглядом, вытащил из-под стойки стандартную армейскую фляжку. Затем добавил к ней две галеты, а на поднос О'Тула положил по куску белого и чёрного хлеба. Леон тут же вышел из строя и направился к ближайшему столику. Гилфрид проводил его сочувствующим взглядом.

– Не задерживай! – коротко бросил раздающий.

На следующей остановке к хлебу добавились яичница с беконом, на третьей капустный салат, на четвёртой – термостакан с кофе. Гилфрид присоединился к французу, а следом за столик уселся и Юхан.

– Может быть… – начал было швед, но Арно холодно посмотрел на него, и Линдхольм, смутившись, не закончил своего предложения.

– Спасибо, но нет. Думаете, если втихаря меня накормите – никто ничего не заметит? Заметят. И влепят мне настоящий карцер, а вам – по неделе вот такой диеты, – он с беззаботным видом приподнял одну из галет, откусил кусочек и, тщательно пережёвывая, заметил:

– Не всё так плохо.

Гилфрид, отправивший в рот немного яичницы с беконом, прожевав, кивнул:

– И правда, совсем неплохо. Ты говорил, будет хуже.

– Я вас специально пугал, – Леон усмехнулся. – Хотя есть тут свои минусы.

– Например?

– Называется: «ешь, что дают». Я вот терпеть не могу чечевицу. На дух не переношу, аж выворачивает. А тут хотя бы пару раз в неделю бывает чечевичная похлёбка.

– Мне, видимо, повезло, – улыбнулся Юхан. – Я ем всё.

– Повезло, – согласился Арно. – А я буду давиться. Ну или отдам тебе свою порцию.

– Постой, – нахмурился Гилфрид. – То есть поделиться порцией всё-таки можно?

– Порция и паёк – разные вещи, – наставительно заметил француз, поднимая наполовину сгрызенную галету. – Можно, конечно. Можно и просто сказать на раздаче, чтобы тебе не клали что-то, чего ты не хочешь. Твои калории – твоё дело. Послаблений всё равно не будет, на физподготовке семь потов сгонят, и единственное исключение – это нахождение в больничном крыле.

– Наверняка кто-нибудь, не выдержав, пробовал себя туда определить? – поинтересовался О'Тул, прихлёбывая кофе. Кофе был не очень крепким и совершенно без сахара.

– Конечно. Всегда есть какой-нибудь болван, который думает, что надурит систему. Только за самовредительство полагается не больничка, а неделя карцера. На первый раз. На второй – билет на выход.

– Ну а если человек физически не может? Просто не выдерживает? – Юхан с беспокойством смотрел на Арно. – У меня с физкультурой никогда не было особенно гладко.

– Так чего ты сюда подался? – поинтересовался француз.

– Так получилось, – насупился швед.

– Ах, получилось… Ну, тогда и с подготовкой всё получится. Хотя поначалу, наверное, будет тяжело. Но человек ведь ко всему привыкает. А сержанты, в конце концов, не звери. Они оценят, если ты будешь стараться. Не укладываешься в нормативы, но пыхтишь, тянешь лямку.

– А если я так и не уложусь? – Линдхольм с сомнением посмотрел на остатки яичницы и хлеба на своём подносе.

– Думаю, ты сам через месяц удивишься, какие возможности скрыты в твоём организме, – усмехнулся Арно, закидывая в рот остатки галеты.

* * *

– Нойшванштайн, – капитан шевельнул рукой с надетой на неё перчаткой-манипулятором, и картинка на экране изменилась. От одного светлого пятнышка к другому по чёрному полю пробежала пунктирная линия, затем второе пятнышко начало расти, приближаться, и, в конце концов, распалось на три шара – два жёлтых, покрупнее и поменьше, и совсем маленький красный. Большой жёлтый шар ещё увеличился, начал соскальзывать куда-то за край экрана, а перед ним выстроились в ряд несколько шариков помельче. Один из них пунктирная линия обежала по кругу несколько раз, затем картинка снова отдалилась, и три звезды начали свой танец в черноте космоса.

– Ваша будущая цель, господа кадеты, – капитан повернулся к аудитории. На утренней теоретической подготовке присутствовали все пять блоков новобранцев. Слева в амфитеатре сидели парни, всего их было около ста пятидесяти человек; справа места заняли девушки – их, как прикинул Гилфрид, в нынешнем наборе было чуть меньше сотни. Ирландец старательно избегал смотреть в ту сторону, поскольку каждый взгляд на женскую половину аудитории немедленно вызывал воспоминания об Эмили, от которых тут же портилось настроение.

– Для тех, кто не считал нужным вникать в астрономию на школьных уроках, – капитан чуть улыбнулся, оглядывая слушателей, – напомню, что Альфа Центавра – тройная звёздная система. Ближе всех к нам красный карлик, Проксима Центавра, вокруг которого вращается три планеты: Вафтруднир, Мимир и Эгир. В зоне обитаемости расположен только Мимир, там действует наша опорная база. У оранжевого карлика Альфа Центавра B нет своих планет, но четыре планеты вращаются вокруг двойной звезды. Здесь же располагается астероидный пояс Акерана, на котором нами обнаружены самые отдалённые из космических баз противника.

– А девчонки в наборе есть очень даже симпатичные, – едва слышно прошептал Арно, пихая Гилфрида локтем в бок. – Я бы, пожалуй, рискнул ночной вылазкой ради такой.

О'Тул скосил глаза.

– Ну, вон та. В третьем ряду, у окна, с краю, – уточнил француз.

Ирландец посмотрел в указанном направлении. У окна сидела миниатюрная шатенка, сосредоточенно нахмурившаяся и внимательно слушавшая каждое слово лектора. Девушка скрестила на груди руки и от напряжения даже покусывала ноготь большого пальца.

– Старательная какая! – оценил Леон.

– Или голодная.

– Тоже может быть, – усмехнулся француз. – Ну, у меня в рюкзаке ещё много всего осталось! Всего-то месяц потерпеть.

– …жёлтый карлик Альфа Центавра A – звезда того же типа, что наше Солнце, но ярче и крупнее него. Вокруг неё вращается семь планет, из которых три расположены в зоне обитаемости, и все три заселены таури. Именно заселены, – капитан сделал паузу, ещё раз оглядывая кадетов. – Там кислородная атмосфера, пригодная и для нашего дыхания. Херренкимзе – ближайшая к звезде, немногим больше Земли, планета тысячи островов, как называют её сами таури. Здесь нет материков, только большие и малые острова среди преимущественно мелководных морей…

– Я думал, нам будут рассказывать про оружие и технику, – вполголоса заметил Гилфрид. – А не школьный курс астрономии.

– Погоди, ещё расскажут, – утешил его Арно. – Это ты у нас, похоже, всезнайка. Посмотри вокруг – тут некоторые будто в первый раз слышат об Альфе Центавра и таури. Некоторые, кажется, даже не знают, что Земля – планета, а не одно из поселений.

– …Линдерхоф. Невысокие горные системы, озёра и леса. Таури колонизировали эту планету, по всей видимости, последней, и природа её осталась практически нетронутой. Наконец, Нойшванштайн…

– «Большая Берта», – проворчал Леон.

– Почему «Большая Берта»?

– Десантники прозвали. Какой-то немец из экипажа первой межзвёздой экспедиции назвал планету в честь замка в родной Баварии.

– Это я знаю, – нетерпеливо заметил Гилфрид.

– Я читал, что замок Нойшванштайн считается одним из самых красивых строений на Земле, – вмешался Юхан. – Только он вроде как ненастоящий замок – ну, в смысле, он никогда не был крепостью и…

– Короче, – прервал шведа Арно. – У немцев в своё время были огромные пушки, которые они называли Берты. Не помню точно, в какую-то из мировых войн. Ещё до колонизации Марса и Венеры. Говорят, стреляли снарядами в несколько тонн, сносили любое укрепление, как карточный домик. Ну а Нойшванштайн до своего «физического» открытия на месте назывался Альфа Центавра A b. Вот шутники из десанта и перекрестили его в «Большую Берту». Мол, такой же опасный, и к тому же в пять раз больше Земли.

Леон поймал неодобрительный взгляд капитана и тут же смолк, чинно выпрямившись на скамье. Лектор выждал паузу, сверля француза глазами. Затем продолжил:

– Таури происходят от здешних рептилий. По оценкам наших учёных, так могла выглядеть разумная раса на Земле, если бы ей дали начало, скажем, троодоны…

Глава 5. Космическая геополитика

С тех пор, как человечество пережило свою последнюю мировую войну, армия всегда была вне политики и вне отдельного государства. Однако не следует верить тем, кто называет Солнечный Альянс «государством внутри государства» и «серым кардиналом трёх планет».

Забота армии – это благополучие и мирная жизнь всего населения Солнечной системы, а, заглядывая в будущее – и всех человеческих миров. Армия – самый яркий и выдающийся пример бескорыстного служения людям. Пример упорядоченной и чётко работающей системы, в которой общее благо всегда стоит превыше любых личных интересов.

Г. О'Тул «Полвека в строю: воспоминания звёздного маршала»

Гилфрид украдкой оглядел ряды слушателей. Арно был прав: для немалой части новобранцев тема лекции оказалась настоящим открытием, словно они вовсе не посещали школьные уроки. Другие, как сам О'Тул, слушали вполуха, поскольку информация была им знакома. Третьи – таких было меньшинство – внимали каждому слову капитана, будто тот ставил им боевую задачу.

– Таури уже несколько столетий используют межпланетные перелёты и вполне освоили свою звёздную систему. Четыре из семи её планет вне зоны обитаемости, но и на них есть большое количество добывающих и производственных комплексов.

Повинуясь движениям руки с манипулятором, на экране сменяли друг друга кадры фотосъёмки, сделанные спутниками-шпионами. В основном это были безжизненные пейзажи внешних планет, на которых тут и там виднелись скопления едва выступающих над поверхностью куполов.

– Сделав пояс Акерана своей базой, мы теперь можем более эффективно наносить удары по промышленной инфраструктуре таури. В нашем распоряжении оказался ценный источник необходимых ресурсов, и уже сейчас на астероидах идёт строительство опорных пунктов. В будущем там смогут проходить ремонт наши космические корабли, разместятся системы снабжения – причём значительную часть всего необходимого мы начнём производить на месте, а не доставлять с того же Мимира, и тем более из Солнечной системы.

– Кроме людей, – едва слышно проворчал себе под нос Арно.

– Наконец, – продолжал капитан, – до сих пор наши рейды к трём планетам таури носили лишь эпизодический характер, и не давали ощутимого эффекта. Свои обитаемые миры противник окружил мощной защитой, чтобы взломать её, нам потребуется привлечь гораздо большие силы, чем те, что уже задействованы в операциях.

– И да здравствует звёздный десант, – не скрывая ироничной насмешки в голосе, прошептал француз.

– Звёздному десанту отводится в этом вопросе ключевая роль. Нет никакого смысла уничтожать пригодные для жизни планеты и превращать их в отравленные радиацией пустыни. Таким образом, наступление на таури в первую очередь будем вести мы – высаживаясь на поверхность трёх миров – и планетарные силы космического флота. Лёгкие летательные аппараты и преимущественно химическое, либо электрическое, оружие.

– К тому же тысяча флажков, отправленных родне вместе с соболезнованиями, стоят дешевле одной кварковой бомбы, – Леон покусывал нижнюю губу. Заметив обеспокоенный взгляд Гилфрида, француз дёрнул щекой и криво усмехнулся:

– Да я так. Не бери в голову.

– Каждый из вас сможет внести вклад в общее дело. Звёздный десант – это щит и меч Альянса. Те, кто отправятся в систему Альфы Центавра, окажутся на передовой, но и вклад тех, кто встанет на страже мирного труда и жизни в Солнечной системе, не менее значим, – капитан оглядел зал, однако особого энтузиазма его слова у кадетов не вызвали. – Вопросы? – сухо поинтересовался лектор.

Поднялось несколько рук – и в том числе подняла руку приглянувшаяся Леону шатенка. Капитан благосклонно кивнул ей и девушка встала, хотя даже стоя оказалась не очень высокой.

– Сэр, зачем нам Альфа Центавра? – голос у шатенки был звонкий, и Арно, с отсутствующим видом пялившийся на экран, тут же ожил, будто его тоже заинтересовала тема вопроса.

– Кадет?

– Амалия Невельская, сэр.

– Хороший вопрос, кадет, – капитан ещё одним кивком усадил девушку на место. – Мы, люди, не искали этой войны. Не собирались захватывать планеты таури – нам ещё на много столетий хватит просторов Земли, Марса и Венеры. Обитатели Альфы Центавра сами бросили нам вызов. Возможно, они не смогли спокойно вынести тот факт, что более молодая раса – а таури на несколько сот миллионов лет древнее людей – первой шагнула от звезды к звезде. Но война уже началась, и теперь мы будем сражаться до победного конца. Победив, мы завоюем пространство для будущих поколений, но что важнее – сохраним за собой право звёздных первопроходцев. Право исследовать любые миры и идти туда, куда мы захотим. Кадет?

– Василий Баранов, сэр. То есть мы, в конце концов, должны будем уничтожить всех таури?

– Почему же? – капитан с некоторым удивлением посмотрел на стоявшего темноволосого парня. Гилфриду с его места была видна только спина и широкие плечи кадета. – Мы ведь сами прошли через несколько мировых войн, и при этом не уничтожили человечество.

– Возможно, чудом, – шёпотом вставил свою ремарку Арно.

– Нам ни к чему уничтожать таури. Но мы должны раз и навсегда отбить у них охоту воевать с нами. Этого можно достичь, только продемонстрировав силу. Однако разум, – лектор сделал паузу, обвёл взглядом аудиторию, – разум сам по себе слишком ценный ресурс, чтобы растрачивать его попусту. Разные пути эволюции приводят к разным результатам и, взаимодействуя, открывают поистине неограниченные возможности. Архитектура, искусство, философия таури отличаются от наших. То же касается и научных знаний – в Альфе Центавра познание мира шло несколько иначе, чем на Земле. Сотрудничество двух рас было бы гораздо продуктивнее с любой точки зрения. Возможно, потребуется несколько столетий, чтобы прийти к этому. Вы сами – первое поколение, при котором полёт к звёздам перестал быть только мечтой, а стал реальностью.

– И начали мы с того, что ввязались в драку, – хмыкнул Леон.

* * *

– Ты, похоже, не любишь армию? – вполголоса поинтересовался у француза О'Тул. Они стояли в хвосте взвода перед полосой препятствий. Площадки для физической подготовки располагались в центре каждого из четырёх больших кварталов Академии, и представляли собой уменьшенную копию главного плаца. С той лишь разницей, что главный плац предназначался только для парадных построений.

Четыре тренировочных плаца, напротив, были сооружениями сугубо практичными. Каждый из них включал в себя несколько искусственных болот, ручьёв и прудов, стенки разной высоты и конфигурации, тридцатиметровую скалу из искусственного камня. Был здесь ещё обширный канатный городок, целиком состоящий из переплетения тросов и сетей, а также запрятанный под землю лабиринт тесных тоннелей, в которых можно было перемещаться лишь ползком.

По свистку сержанта кадеты по десять человек устремлялись к одному из секторов. Десятки выдвигались с интервалом примерно в две минуты, и у приятелей, оказавшихся в конце очереди, было немного времени на то, чтобы переговорить.

– Не люблю, – согласился Арно. – Я вообще мечтал стать планетологом.

– Тогда зачем ты здесь?

– Я ведь уже говорил – из-за Шарля. Ну и ещё Жана. Надеюсь, родители его просто не отпустят сюда. По крайней мере, дед уж точно будет решительно против, – Леон, разминаясь, делал наклоны.

– А мне казалось, что с такой родословной ты должен быть лояльнее, – улыбнулся Гилфрид. – Как же «прапрапра-»?

– Одно другому не мешает, – француз принялся мелко подпрыгивать на месте. – Я просто не питаю никаких иллюзий относительно того, чем занимается армия.

– Защищает Солнечную систему от внешних угроз.

– Это да. А ты внимательно слушал школьные уроки истории?

– Не очень. Это никогда не был мой любимый предмет. Да и чего там интересного? Высадились, возвели первый купол, начало терраформирования, воздушные фабрики, переработка льда, первые водоёмы…

– Я не про историю Марса. Ты не был на факультативе, истории Земли?

– Никогда, – О'Тул с недоумением посмотрел на приятеля.

– Я был, – отозвался молча слушавший их до этого Юхан.

– Сколько всего было мировых войн, напомни?

– Четыре, – швед посмотрел на ирландца. – Последняя шла, в том числе, в космосе, и в ней участвовали колонисты с Марса и Венеры. После неё как раз и появился Солнечный Альянс.

– Потому что выбор был или единая армия трёх планет – или тотальное уничтожение, – пояснил Арно. – Мой прапра-, тот самый, что участвовал в закладке Каструма Фидеса, был ветераном четвёртой мировой войны. В составе марсианского корпуса, на стороне Средиземноморского Союза.

– У меня с земной географией тоже не очень, – уточнил Гилфрид.

– Да не суть. Главное, что по итогу армия стала вне государств и политики. Официально, по крайней мере. А неофициально армия как раз и рулит политикой. Это государство над государствами. С тех пор, как на Земле наступила эпоха регионалистов, только армия имеет реальную силу и возможность повлиять на ход событий.

– Мне казалось, капитан говорил о силе применительно к таури?

– А чем отличаются люди? – парировал Леон. – Пока всё идет так, как надо, всё гладко и все довольны. Но представь, что гражданские правительства попытаются вмешаться в функционирование Каструмов, или в вопросы планетарной обороны? Да что там оборона! Экипажи межзвёздных экспедиций на три четверти комплектуются офицерами космофлота и звёздного десанта, а половину расходов на их отправку берёт на себя армия!